~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
На часах 9:20. Толя поглядывал на пустое место его лучшей подруги. Эта пустота рядом жгла, кричала, умоляла. В груди Новосельцева зародился страх. Такой отравляющий, гадкий, липкий страх. Ощущение чего-то ускользающего в жизни Оли преследовало его. И сейчас её нет… 9:32! Мужчина поднялся в курилку, быстро раздымился и стал набирать телефон. — Алло, слушай, Олечка на работе? Я просто опаздываю, думал её предупредить, чтобы она предупреди… В общем, она работает сегодня? — Толь…….. — послышалось на другом конце провода. — Все в порядке? Она утром уехала на работу. — Вот и славно! — тут же перебил его Новосельцев. — Я тогда позвоню Алене, ладно, бывай! Толик кинул трубку дрожащей рукой и полетел вниз, забыв о сигарете в зубах. «Искать её по Москве — смертельно долго», — думалось ему. — «Нужно мыслить, где она может быть». Анатолий стоял около входа в учреждение. На перекрестке бурлили машины, отражая судорожный хаос мыслей у мужчины в голове. Затяжка за затяжкой он мысленно прочесывал все места, где они когда-то гуляли в студенчестве. Картинка за картинкой… «У нее плохое настроение… Где можно погрустить? Куда бы она ушла грустить?» Толя наметил место и отправился в путь. Он не знал, как долго ему придется блуждать, прежде чем ситуация сдвинется с мертвой точки. Толя бился в истерике по всем их студенческим уголкам, а время шло… Время пожирало и терзало. От места к месту. Оно отрезало куски от циферблата и эта резня была больнее всех на свете. Как он скажет мужу лучшей подруги, что… она не была на работе… что её нигде нет. Нет, он не смог бы… А день как ни странно близился к завершению. Толя заглянул на свое рабочее место в надежде, что за стеллажом будет сидеть опоздавшая Оля, но тщетно. Мужчина забрал свои вещи, выслушал крики от коллег за свой прогул, но успел расспросить про Олю и пошел на автобус… Часы били семь вечера. Миссия определенно провалена…~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Оля шла по Москве, ноги гудели от усталости, но домой она не собиралась. В половину восьмого она набрела на оживленную дорогу. Где она находится — понятие не имела. Вереница машин стояла на светофоре, она продолжала свой путь по обочине жизни. В окно автобуса её заметил Новосельцев. Он не верил своим глазам. Нет, вот она! Идет себе, знаете ли, по тротуару! Мужчина ринулся расталкивать людей и кричать на весь салон, чтобы открыли двери. — Не положено! Тут нельзя! — кричал водитель. Толя дотянулся до его кнопок у руля и ткнул в одну из. Двери распахнулись. — Оля! — крикнул он ей вслед. Женщина продолжала путь, хотя прекрасно его слышала. Он это понимал. Бег, скорость. Мужчина настиг её. — Оля, поговори со мной, прошу, — предельно серьезно говорил мужчина. Он чувствовал, что с Рыжовой что-то не так последние месяцы, им определенно нужно было поговорить. — Ты меня слышишь?! — злился он, но женщина продолжала движение. — Иди на работу, тебя уволят, — равнодушно говорила она. — Меня не уволят! — Откуда ты знаешь? — равнодушно продолжала. — Я уверен. Хотя бы потому, что рабочий день уже кончился. — Как хорошо быть уверенным… А в чем ты еще уверен? — Во всем, Оля. Прежде всего в тебе. Её кольнуло и даже на мгновение показалось, что с ним можно поговорить, вдруг спасет? Ей же не хочется тонуть в этом, не хочется! В глубине души! И ведь действительно «где-то очень глубоко!» — Так, я помню, ты хотела съездить на ВДНХ. Давай сейчас? — Нет, извини. — Что бы тебе сейчас хотелось? — не унимался он и с деликатностью спросил. — Исчезнуть. Из истории. Чтобы стерли со всех фотографий, записных книжек, документов… Отовсюду. — Письмо деду морозу? — Жаль, он не помог… — Оля, да остановись ты, — схватил он её за руку, она машинально развернулась и равнодушно посмотрела сквозь его глаза. Он немного замешкался, судорожно подбирал слова. — Пойдем в кафе и просто поговорим. А потом ты пойдешь, я тебя не буду останавливать. Уеду домой, как ты и хотела. Годится? — Мне не хочется… Ничего не хочется… — Рыжова медленно опустила глаза. — Ладно, только недолго. Новосельцев понимает, что нельзя терять ни секунды, она может передумать. Он взял её под руку, а сам стал высматривать ближайшее заведение.~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Они сидели за столом безумно долго, Толя много и безостановочно рассказывал смешные истории с мальчишками, показывал, пародировал, где-то приукрашивал, но Оля продолжала смотреть в пустоту, водя глазами от окна к его лбу и обратно. —… и я, как идиот, бегаю, кричу: Вова! Вова! — Прости, я отойду на минуту… — перебила она его. — Руки помыть… Толя тут же замолк и посмотрел на нее. Рыжова медленно встала и поплелась в уборную. Сердца стучали. Бешено. Толя сидел за пустым столом и не хотел осознавать, что у него не получается. Он не знал, что делать дальше. Биение сердца стало быстрым, мужчина будто ощущал, что она сейчас вернется, считанные секунды, а у него ни одной мысли~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Оля крепко сжимала в руках сверток. Она ничего не слышала, кроме своего дыхания и пульсации крови в шее. Это было неприятно ощущать… Её будто толкали ногами, а она этому не сопротивлялась. Бедная раковина была побита жизнью, в нее текла вода из крана. Рыжова медленно повернула вентиль и стихия разрослась. Сверток уже лежал на бортике. Она аккуратно раскрыла его…~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Ощущение шагов Рыжовой уже давно вошло в пик. Толя постоянно оглядывался. «Почему так долго?» Руки дрогнули. «А вдруг ей плохо?» Мужчина вскочил в места…~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Лицо Рыжовой было покрыто слезами, они струились по щекам, огибая рот. Ладонь насчитывала около восьми круглых белых таблеток. Оля смотрела на них, а душа визжала… Дверь распахнулась. Оля не успела повернуть голову, как по руке сильно ударили. Таблетки горохом рассыпались по кафелю. Толя навсегда запомнит этот ужас в глазах его дорогой подруги — Ольги Петровны Рыжовой.~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Бег. Сила. Злость. Ярость. Толя тащил её за руку и бежал. На этот раз никаких уговоров и поблажек. Ей было больно. Но она впервые за долгое время почувствовала что-то… пусть даже боль. — Бутылку водки. — Три шестьдесят две. — Кружка есть? — Вы что совсем охамели? Пошли вон! — Дура! Они выбежали из магазина. — Это безболезненно и приятнее, — судорожно открывал он бутылку. — Пей быстро, на. Оля взяла бутылку. И понюхала горлышко, которое невыносимо несло спиртом. — Глотай уже! — крикнул он. Такой напор был ей к состоянию, женщина вытерла горлышко, чтобы не жгло губы, вдохнула и… — И сейчас же рассказала, что происходит. Он смотрел, как глоток за глотком с перерывами на выдох, Оля поглощает содержимое. — Хватит… — смягчился мужчина. — Ну? Оля опустила бутылку и стала дышать, сведя брови и искривив лицо. — Я не понимаю…. как все пропустила… Толя сел с ней рядом на теплый асфальт. — Я же все делала…. как нужно…. А счастье, Толя? Оно…. Оно не живет там, где нужно… Я проверила… — долго вдыхала она через нос. — Там его нет. — Понимаю, но ты сейчас говоришь в общем. Давай попробуем отмотать и опредЕлить? Какая сфера жизни больше всех влияет на остальные? Из какой все исходит что ли? — Толя, я вышла за самого прекрасного, доброго, порядочного мужчину. Он мне нравится за эти качества. НРА-ВИ-ТСЯ…. Понимаешь? Я не влюблена была… никогда…. — Совсем никогда ни в кого?! Она махнула рукой. — Сейчас мне почти сорок….. — начинает она плакать. — Сын… есть. Дом есть… Работа… А счастье когда будет?.. Оно будет, Толя? — Так, проблема определена, теперь займемся решением… — Каким?.. За плечами половина жизни. — Разведись… — Голова кружится от водк..и, — вдыхала она воздух. — Зачем? — Попробуй. Попробуй изъять испортившуюся часть и посмотреть на рисунок без нее. Если нужно, заполнить чем-то потом… А может, тебе не нужно будет заполнять. — Я боюсь… — с непониманием и страхом смотрела она ему в глаза, шатаясь. — Чего? Рыжова погрузилась в молчание. — Сын-родители… друзья… А сегодняшнее не произошедшее они бы поняли? Им было бы легче, считаешь?~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Ночь. Набережная предвещала прекрасную рябь воды, блестевшую под фонарными бликами. — Ты сам счастлив? — спросила Оля, ежившись у бортика. — Да, очень. — Очень? Ты ведь один с двумя детьми — Я не один с двумя детьми. Я влюблен сильно, — улыбался он в темноте. — Ты знаешь, это счастье неожиданно было рядом. И при том всегда. Я бы мог быть счастлив с самого начала, представь себе? — А у меня вокруг пустота. — Так это хорошо, ты отбросила все ненавистное, образовалось чистое пространство. Чистое от дурных людей, лишних людей. Пусть оно пустое. Но на место пустоты легче прийти новому и светлому, чем на забитое фальшивками клочок отравленной души. Мы всегда перед выбором: одиночество, но сохранение себя или окружение людей, с которыми ты забываешь дорогу к своей душе. Ты выбрала первое. И я тебя полностью поддерживаю. Это трудный путь, но честный перед собой. Ты дорожишь собой. И ты это чувствуешь, знаешь. Если бы не дорожила, то давно бы надела «маску» и полетела с головой в общество недостойных тебя. — Нагрузил ты, конечно — рассмеялась она. — Рад, что ты уже смеешься. — Не могу поверить, что я хотела уничтожить сегодняшний вечер в моей жизни… Не могу поверить… Мне бы его не хватало… — Она вдруг повернулась спиной к воде. — Я благодарна тебе, Толик. Ты самый верный и близкий человек. Спасательный круг. — Ты если снова почувствуешь… звони в любое время суток. — Да. — Обещаешь? — Честное пионерское! — Умничка. Давай, я серьезно, с таким не шутят. Если я не смог помочь, найду того, кто сможет. Тут уже я обещаю… Да, твой дневной поток слез был страшнее ситуации у раковины! Они рассмеялись. Рыжова после их посиделок на асфальте бесконечно ревела… Ощущение, будто она копила эти слезы специально и долго. И сегодня они достигли отметки максимум… И мужчина рад, что теперь резерв пуст. — Давай домой, Оленька… — улыбнулся он. — Я скажу ему с порога обо всем… Толя поцеловал её в лоб, зажал руками голову и кивнул. — Звони…~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
И снова бег… Москва ночью была совсем пустая и даже начинала привлекать чем-то темным и пустым. Толя пробегал мимо клумб с цветами, разумеется он не мог игнорировать их слезный призыв взять из и подарить Калугиной. Они умоляли, вопили. Что же, Толя изверг? Надрал букет… Ночь была прекрасной. Мужчина бежит домой со всех ног, аж в глазах потемнело и его верные ноги немели от желания сократить разлуку…