***
Когда Астерия уходит, это ощущается настолько некомфортно, что Алистер до самого конца всматривается в точку его силуэта на горизонте, пока он не пропадает из виду, а после, приподняв очки, трет глаза пальцами. И зачем он вообще согласился. Они вышли из границ Карагода, как ни странно, без проблем, но Алистер все равно опасливо осматривал штанины на предмет наличия черных капель. Даже не промокли — что, скорее, делало Карагод на ощущение как туман или густой дым. Потрогать было интересно донельзя — но Алистер держался, решивший осмотреться. А смотреть было на что. Черный недвижимый океан с легкой рябью, конца и края которому не было видно. И разверзнувшееся над ним небо, чье зарево, казалось бы, поглощалось цветом черноты. Алистер прошел километра два, наверное, пока не заболели ноги, вдоль линии того, что можно было бы назвать прибоем, будь оно хоть немножко активнее, а после сел — прямо в мелкое крошево серой пыли, которое здесь, наверное, было основой всего. Океан черноты не был похож ни на божество, ни на живое создание, и Алистер, как бы долго ни пытался всматриваться в него, так и не увидел ничего, что дало бы ему думать об обратном. Когда в глазах начинают мелькать яркие точки, он откидывается на земле, лежа лицом к небу, и прикрывает глаза. Странный гул не стихает тут ни на миг, и Алистеру кажется, будто сама земля под ним рокочет, но если сначала это тревожило его, то теперь… Теперь этот рокот звучит скорее убаюкивающе. Теперь, когда все растревоженные инстинкты успокаивались, он жалел, что Астерия не взял его с собой. Где еще у него будет возможность посмотреть на Древних? Несмотря на то, что Астерия назвал океан перед ними Карагодом, Алистер не видел ни единого признака того, что это не природный водоем. — Ты не очень-то похож на бога, — не открывая глаз, вздохнул он и положил руки под голову. — Может, когда-то ты богом и был, но сейчас... Я знаю Божество, которому ты в подметки не годишься. Сон наваливается ему на плечи, и Алистер, последний раз из-под ресниц взглянув в сияющее небо, выдыхает, разрешая себе подремать часок — кто знает, как скоро вернется Астерия, путь там явно намечался долгий. «…Которому никто в подметки не годится.» Когда Алистер открывает глаза, он несколько мгновений смотрит во всепоглощающую темноту. Мозг не сразу соображает, где он, и Алистер все ожидает, когда прояснится зрение, и он увидит комнату общежития восточного крыла, но этого не происходит — и тогда память наваливается разом, а он садится. Темнота вокруг всепоглощающая, и, несмотря на то, что под рукой все еще ощущается земля, он не может рассмотреть ничего. Разом погасло небо. И Алистер, сонный, чувствующий сворачивающийся под сердцем страх, поднимает руку — и заклинание даже не произносит, просто зажигает на ладони сияющий шар одним велением мысли. — Астерия? — кричит он, озираясь. В ярком свете заклинания не расступается темнота, но хотя бы снова становится видно серое крошево камня под ногами. Алистер озирается по сторонам, вытянув руку, но кругом только земля, и даже странный гул, что был здесь, затих. А хуже всего то, что он совершенно не помнит, с какой стороны он пришел сюда. — Астерия! — кричит он громче, и голос его глохнет, точно он находится в достаточно небольшой комнате. Сколько времени он здесь? Неужели он проспал? Астерия ушел без него? Или… где же он? Алистер идет в одно и то же направление достаточно долго, и яснее ситуация не становится. Он идет так долго, что сапоги, безупречные, пошитые на заказ форменные сапоги Цитадели начинают стирать ему ноги до крови, а сам он, как не самый спортивный молодой человек, быстро выдыхается и устало останавливается. Не мог же брат его бросить? Где же он проснулся? И как ему уйти отсюда?***
По внутренним ощущениям, он идет по темноте еще пару часов без перерыва. Лучше не становилось — заклинание, тоже изрядно изматывающее его, выхватывало из темноты только землю и редкие трещины, пересекающие ее. Алистер пробовал отклониться от курса — в разные стороны, надеясь натолкнуться хотя бы на темный океан, но его не было, и чем дольше он блуждал здесь, в полной тьме, тем яснее становилось то, что нужно было начинать что-то делать. Астерия ничего не сказал ему, как выбираться с Границы, не отдал мешок с подношениями, где среди прочего было несколько бутылок заговоренной воды, и враз Алистер осознал, что на самом деле очень пустоголово и опрометчиво доверился брату. Не спросил ни о том, откуда Астерия вообще узнал о Древних, ни о том, какая информация брату известна о Границе. Да ни о чем, по сути, не спросил, пустоголовый идиот, привыкший доверять так слепо, что, кажется, пришло время за это расплачиваться. Астерия… вполне мог бросить его. И Алистер вдруг понял это, оглядываясь в целом на задумку всего происходящего, и на их отношения с братом за жизнь. Когда Астерию вообще волновало, случится ли что-то с Алистером или нет? Когда хоть кого-то в этой жизни это волновало? Однако эта мысль не принесла такой обжигающей боли ножевого ранения, как первая. Вдруг вспомнилось, как сегодня коснулась его руки чужая рука того, кто, на самом деле, мог бы даже не оглядываться на человеческую жизнь, и мог бы позволить ему прямо там отдать все силы на небольшое заклинание барьера, все равно только под ногами путается да проблемы доставляет. И вспомнилось, как его куратор обхватывала его лицо, благодарила и просила прощения за то, за что могла бы его отругать. Да, он просто офицер, и это нормальная забота о коллеге от них от всех, но она была, а значит, что… Не время поддаваться унынию. Он оказался здесь не только по своей вине. И, наверное, в первый раз за всю жизнь, Алистер чувствовал, что на Астерию он зол. Не особо осознавая, зачем, он прошел еще несколько десятков шагов по непроглядной темноте, а потом остановился. Надо уходить. Надо уходить, потому что бросил ли его брат или нет, что-то явно пошло в несравненном плане Астерии не так, и Алистеру следовало сначала позаботиться о себе. Он прикрыл глаза, вспоминая символ, что чертил брат на полу тренировочного зала, и, вздохнув, принялся расчерчивать его ногой, выцарапывая каблуком сапога на земле сложную геометрию. Возможно, если он все еще был на Границе Миров, это поможет ему переместиться в изначальную точку сбора. Если ему хватит сил. Если ему не хватит сил — он будет пытаться сделать это, пока не получится, потому что Астерия прав — перемещение без жертвы из смертного мира на Границу и обратно соответственно — это просто самоубийство. Фигура на земле получается куда кривее, чем у Астерии, расчертившего ее мелом в начале их путешествия, но зато безупречно совпадающая с тем, что Алистер видел в своей памяти, по знакам и надписям. У него нет заговоренной воды. Он знает, что делать, но все равно пару мгновений в нерешительности мнется. А потом закатывает рукав форменной кофты до локтя — делать это приходится наощупь, потому что заклинание света он гасит. Сейчас ему понадобится каждая крупица силы. Алистер тщательно ощупывает свое предплечье, трогает мышцы под кожей, растирает их. Сейчас будет больно, но он читал, что в древние времена многие чародеи так поступали в экстренных ситуациях, когда заговоренной воды не было, а значит, не так уж все и страшно. Алистер поднимает предплечье к лицу внутренней стороной, примеривается зубами и вгрызается в свою кожу — больно так, что он сдавленно кричит, но зубов не разжимает. И чувствует, как первая кровь начинает появляться там, где зубы все-таки повредили кожу. — Ну же, ну же, давай, — облизывая мокрые губы, шепчет он и вытягивает руку, трет ее, точно выдавить хочет больше, и чувствует, как редкие капли из укуса все-таки текут по руке, собираясь в крупную, и падают куда-то под ноги. Он готовится к тому самому ощущению портала, когда все внутри вздрагивает точно перед падением с большой высоты. Но вместо портала под ногами только раздается шипение, будто бы бенгальские огни жгут, даром, что без огненных цветков, и вдруг тянет запахом — и Алистер осознает, что до этого даже запахов не чувствовал. Пахнет паленым волосом. Выбросив руку вперед, он рявкает заклинание света, и отступает на пару шагов, перепугано озирающийся — под ногами больше нет земли. Под ногами нескончаемое черное марево не то тумана, не то воды, и если в прошлый раз оно было недвижимым, лишь изредка идущее рябью, то сейчас Карагод волнами лижет сапоги, как озеро тревожится у самого берега. Даром что берега здесь Алистер не видит. Завороженный, Алистер тянет руку вниз и прикасается к черной глади. Теплая и плотная вода обхватывает его ладонь, густая как нефть, теплая как нагретое на солнце море. А в следующее мгновение… В следующее мгновение он кричит так громко, что черный купол рассыпается над ним, и видны снова многоцветные небеса.***
То, что это паршивая идея, Астерия заподозрил еще на подходе к горному хребту. По ощущениям, его дорога заняла больше пяти часов, но он знал, как обманчиво это может быть, и тем более знал, что некоторые Древние искривляют время по своей собственной шкале исчисления, так что нельзя было точно сказать, сколько занял его путь. Едва ли его волновала судьба Алистера — не маленький, уж пережить денек под открытым небом тот точно был в состоянии и без использования магии, а Астерия итак чувствовал, как кружилась голова от потери энергии. Такое затратное путешествие нельзя было оборвать на середине просто потому что он не рассчитал время, и тем более оборвать из-за дурака-Алистера. Ничего. Протянет более чем. Однако… все немного вышло из-под контроля. О паршивости идеи Астерия после сделки начал не просто догадываться, Астерия ею проникся. И когда брел обратно, хромающий, едва дышащий, останавливающийся каждые пару метров, чтобы унять тошноту, Астерия чувствовал перетекающие под кожей силы. Их было куда больше, чем до перемещения сюда, в пропорции одного к тысяче, если не больше. Равняющие Астерию если не с Божествами, то с нелюдьми уж точно. Но думал он только о том, что это была настолько паршивая идея, что он бы себя ударил. Астерия проходит горную гряду и длинные трещины-ущелья, минует пустошь, направляясь к черному океану внизу этой своеобразной долины, и ни разу за часы своего пути не останавливается. Не чувствует ни усталости, ни голода: ничего, кроме тошноты, боли где-то изнутри (по ощущениям, что везде) и ненависти к себе. Алистера нет на том месте, где они расстались. — Ты хотя бы раз в жизни можешь не доставлять никому проблем, — рычит себе под нос Астерия и озирается. Неудивительно, но так раздражающе, что Астерия сжимает зубы, чувствуя прилив злости. Внеземной, поразительный пейзаж уже не шокирует, гул древних божеств под корой земли не пугает ни капли, да и вообще Астерия ощущает только отвращение. Ко всему, и к себе в том числе. Силы звенят под его кожей, и Астерия знает, что сейчас легко наколдует портал до Цитадели и без заговоренной воды, и без жертв, и без произношения заклинания, но для начала надо найти этого пустоголового идиота. И все будет в порядке. Превозмогая боль тела и желание разнести все вокруг, Астерия, бросив презрительный взгляд на черную поверхность Карагода, вскидывает ладонь и активирует поисковое заклинание. Кровь Алистера не нужна — у них в жилах она одна. Астерия сердито морщится, дожидаясь, пока заклинание выстроит яркий сияющий луч по направлению от его руки к искомому, однако… Однако в следующее мгновение и без того паршивое ощущение в груди леденеет огромным айсбергом. Сияющий луч от ладони указывает аккурат прямо. В центр Карагода.***
Сколько времени он провел здесь, в бескрайних черных водах, вцепившийся в свою же руку, точно грузная мраморная статуя, Алистер не знает. Весь его мир замкнулся в цикл боли, и он бы отрезал себе конечность по самый локоть, если бы у него было, чем. Но даже его магия неподвластна ему — настолько больно. Как ни странно, со временем боль не утихает, и даже не становится привычной. Алистер чувствует ее каждой клеткой, каждым нервом. Кончики пальцев его правой руки почернели. Длинными линиями чернота, точно лоза или причудливая татуировка, перетекая друг в друга, поднималась по руке. Медленно, едва заметно распозаясь, но принося такую боль, что первое время он практически терял сознание, изо всех сил старающийся при этом не завалиться в черное марево океана. Упадет сейчас — умрет прямо здесь, захлебнувшийся. А даже если не захлебнется, сил встать у него явно не будет. Больно, больно, больно, так больно, что он готов умолять о помощи кого угодно, и по началу даже пытается, вспомнив то, что говорил Астерия. Если этот океан — бог, то… То, может, мольбы или сделка остановят его? Но Карагод безмолвствует, а чернота пробирается по венам, коже и мясу, захватывает его плоть. И Алистер, не плакавший даже в день похорон родителей, плачет навзрыд. Очки его давно слетели, но нет сил найти их на дне водоема, да и страшно касаться другой рукой черных волн. Он едва ли различает, кто он и что с ним происходит, когда слышит мерные всплески поодаль. А потом — быстрые, быстрые, куда быстрее. Ресницы слиплись от слез, глаза опухли, а нос заложило, и оставалось только ртом дышать. Алистер не поднимает взгляда, когда рядом с ним кто-то останавливается, но чувствует присутствие. — Астерия, — не то скулит, не то хрипит он пересохшими губами. Язык во рту еле ворочается. — О боже мой, — выдыхает над ним голос брата. Тот падает рядом с ним на колени, тянет было руку к себе, и Алистер воет от боли, когда отталкивает его. Ощущения, будто содрали кожу, оставив только нервное волокно. — Что же ты натворил. Что ты натворил, Алистер! Иди сюда. Давай. Давай, нам пора домой. Слова брата тонут в белом мареве боли, но Алистер находит в себе силы кивнуть, и только и может, что скулить его имя. Слез не осталось уже достаточно давно, как и сил говорить, но он дождался. Он дождался, и это вялой радостью жжет в груди, и Алистер плачет снова, содрогаясь в руках Астерии, пока тот ворожит портал. — Потерпи. Потерпи, я все исправлю, — повторяя постоянно одно и то же, отвечает ему Астерия, и в воздухе рокочет чужая сила, и Алистер чувствует такую глухую жажду, что перед глазами точно кровавая пелена. — Все будет хорошо, Алистер. Я все исправлю. Обещаю. Портал, созданный Астерией, оставляет в черном мареве Карагода выжженную полянку. Впрочем, вскоре черные волны, сползаясь и сужая круг, медленно затягивают ее. Как не было.***
Первое, что видит Астерия Шатто, поднимающий взгляд, сидя на полу в тренировочном зале Цитадели, это отнюдь не десятки старших офицеров, заполонивших его. Хотя и их тоже. Первое, что он видит — высокая фигура Главы Совета, смотрящая пятью пустыми глазами, ощущающаяся так опасно, точно Древний в лицо смотрит. Астерии теперь есть, с чем сравнить. Он точно знает, но совсем не боится. Судя по выражению лица Кхаротта, их с Алистером возвращения явно уже не ждали, и ничего хорошего это им не принесет.