***
В ранней юности в школе у Алистера никогда не было проблем. И на начальном, и в среднем образовании, где у детей с даром и без занятия проходили общие и на одном уровне, он, вопреки достаточно мягкому характеру, вписался идеально. Активный, обаятельный, умеющий найти выход из любой ситуации, куда его заводила какая-нибудь не очень тщательно спланированная шалость, Алистер подбирал подход как к соученикам, так и к преподавателям. И его любили. Конечно, не все разом, невозможно нравится всем, но девочки — а потом уже и девушки отдали ему не одну валентинку на день Святого, а также и в младшей школе, и в старшей он имел достаточно большой круг… знакомых. Друзьями этих людей назвать было сложно — времени на то, чтобы проводить его вместе, у Алистера было мало, но близких знакомых он заводил играючи, и многие из них могли бы стать его друзьями на всю оставшуюся жизнь. Но выбор он делал другой. Они могли бы и сейчас общаться — он щедро давал свой номер на всякий случай, но едва ли проверял почту и сети. Если бы он не лез из кожи вон на спецкурсах Цитадели, а после — не тратил все свое время на сбор портфолио для поступления в академию искусств, они могли бы общаться, но Алистер, несмотря на вечное «Ты никогда не будешь таким, как твой брат», имел свое мнение — он никогда не будет таким, но он сделает все, что нужно, чтобы дальше в его жизни все было хорошо. И вроде бы жизнь налаживалась. Но здесь, в Цитадели, знакомые заводились… с трудом. А силы покорялись очень неохотно, и на самом деле, до отметки «все хорошо» было очень далеко, и это все больше пугало Алистера. А ту ли дорогу он выбрал? В одиночестве просиживающий свободное время в библиотеке, — бескрайнем помещении с шкафами до потолка, утопающем в полумраке несмотря на окна в полстены, — он проводил так большую часть дня, и этот день не должен был стать исключением. Он пытался найти материалы о истоках богов, но максимум, который находил — старые мифы и детские сказки. Возможно, дело было в том, что доступ его был, как и у других младших офицеров, ограничен, а возможно, по Древним попросту было мало информации, но так или иначе, Алистер пришел сюда с первыми лучами солнца и все еще не нашел никакой полезной информации. Он не знал, что будет ждать их этим вечером, и оттого неясная тревога положила ладонь на его сердце и не отпускала. Однако это ощущение немного отступило от Алистера, когда он услышал знакомый голос куратора. Госпожа Протеро спешила к нему от входа, прекрасно знающая, где искать её нерадивого подопечного. — Офицер Киршнер, — тихо окликает она, еще не рассмотревшая его среди других сотрудников, сидящих за широкими столами. В библиотеке принято соблюдать тишину, но такие правила мало распространялись на старших офицеров: те редко повышали голос не по делу, и в принципе были персонами выше по пищевой цепи, чем кто бы то ни было из состава Цитадели, за исключением, разве что, членов Совета и консультантов. — Офицер Киршнер? Алистер? Услышав свое имя, Алистер поднимает голову, и очки со лба спадают ему на нос вместе с несколькими непослушными прядями. — Анна? — отзывается он, выглядящий так, точно задремал над книгой — но это впечатление было обманчивым, потому что он тут же с тревогой встал и закончил сессию чтения пасом руки — тяжелые тома один за другим исчезли со стола. — Слава Богам, я тебя нашла, — подлетает к нему женщина, легкая как птичка, светлая как заря. Она не обращает внимание на поспешность, с которой он скрывает книги, и это напрягает его еще больше — потому что в следующее мгновение он, едва вставший, оказывается чуть ли не снесен ею, а она, оперевшись на его плечо, заставив к себе наклониться, тихо шепчет ему на ухо. Ее дыхание обжигает. — Тебя просил найти Глава Совета. Сегодня ты, я и Евжен сопровождаем его в поездке. Бегом, переодеваться в парадную форму, мы встречаемся в холле через полчаса. Алистер ошарашенно смотрит на нее, и вся тревога отпускает — ее заменяет хтонический ужас. — Глава Совета просил меня найти? — севшим деревянным тоном уточняет он. — Я-то чем помочь смогу? Его разве не старший офицерский состав сопровождает обычно? Его ужас резонирует с абсолютным озадаченным удивлением Анны. Она качает головой и выключает лампу над его столиком щелчком пальцев. — В этот раз он попросил меня лично. Ты же… знаком с ним, верно? Я слышала, твое личное дело прошло отбор именно под его рукой, — говорит она, внимательно на него глянув. — Я думала, дело в прошлом Главе Совета, господине Астаршэ. Алистер, который прекрасно понимает, что все, наверное, в этом здании знают, что отбор он едва ли прошел бы, даже будучи сыном прошлого Главы, если бы не личное вмешательство Кхаротта, вздыхает и честно признается. — Я не… Он был другом моего отца, и, наверное, считает себя ему обязанным. Думаю, дело в этом. Но я надеялся, что вся его благотворительность на принятии в офицеры остановится. Ан нет, видимо, — его беззаботный тон кроет за собой ощутимую глухую тоску, и, судя по взгляду куратора, это видно. Этакая трещина, щель туда, куда он сам едва ли заглядывал. То, что там заперто, никогда не должно увидеть свет. — Я думаю, ты не прав, — с твердой убежденностью говорит куратор, и Алистер грустно, но благодарно улыбается ей. — Ты в последнее время делаешь успехи, это все заметили. Думаю, даже если он и наблюдает за тобой пристальнее, чем за другими, это приглашение в сопровождение вызвано не жалостью, а желанием посмотреть, каков ты в деле. Давай постараемся его не подвести. Алистер серьезно кивает, а она в следующее мгновение ударяет его по плечу и уже более жестким тоном велит. — Быстро принял вид при исполнении, и встречаемся в коридоре. Пятнадцать минут тебе, Киршнер. Склонив на секунду голову, он, по-уставному стукнув каблуком сапог, разворачивается и быстрым шагом покидает библиотеку.***
Словно завороженный, Алистер идет по высокой траве. Бескрайнее поле с густыми желтыми тучами над головой пахнет близящейся бурей, но он никогда еще не чувствовал себя настолько в безопасности. Загнанное дыхание в высокой траве где-то совсем рядом, и он внимательно осматривается. Но… Начинать, наверное, все-таки нужно с того, как они оказались на этом поле. Облаченные в одинаковые темные комбинезоны, они следуют за высокой и статной фигурой Главы Совета вниз по широкой лестнице Цитадели. И по пути Кхаротт, удостоивший его разве что быстрым, но необычайно спокойным взглядом, объясняет им цель их вылазки. Они с Евженом, светлым мальчишкой младше Алистера всего на год, идут позади, в то время как куратор внимательно слушает инструкции Кхаротта. — Мы отправляемся на восток Чехии, на одном из полей был замечен высокий всплеск магической энергии, и местные офицеры предполагают, что речь идет о неудачном перерождении младших богов. В ходе попытки задержания одного из офицеров загрыз озверевший, но чрезвычайно способный к магии пес. Как верховный представитель расы, я должен буду разобраться с этим и, если в деле действительно замешаны младшие или одичавшие боги, я изгоню их домой, в небесный предел, где ими займется местный Совет, — говорит он сухо, по-военному четко, но не скупится на объяснения. У Кхаротта сухие белые губы и военная стальная выправка. Алистер слушает его серьезно и завороженно, как и куратор Анна, и только его соотрядовец Евген ловит ворон и занят своим делом — осматривает площадку перед Цитаделью для создания портала. — Цель ясна, какие у нас задачи? — спрашивает Анна, снимая с пояса небольшой флакон с, казалось бы, обычной водой, и обхватывая его обеими руками. Кхаротт, глянув на нее, кивает. — Вашими задачами является оцепить периметр, помочь мне в поиске источника нестабильной энергии и дать мне спокойно провести ритуал, если в деле действительно замешаны боги, — спокойно поясняет он и оглядывается — Алистер, украдкой рассматривающий его, сразу же опускает взгляд. Черный совсем не идет Главе Совета. Имеющий чрезвычайно бледное лицо, расчерченное еще более бледным шрамом, расколовшим черты диагонально, коротко остригающий ослепляюще-белые волосы, Кхаротт был бы безупречен в светлой палитре одеяний, и Алистер помнит — он в таком раньше и ходил. Но траур обезобразил его, сделал еще более болезненно выглядящим, очеловечил личину слишком правдоподобно. И пусть от него все еще веяло сокрушительной силой, а голос звучал так, как звучит только у богов, Кхаротт больше не внушал чистое и незамутненное благоговение. Алистер чувствовал только сожаление, смешанное с восхищением, оставшимся с детства. — Задача ясна, отряд к выполнению готов, — рапортует куратор и в следующее мгновение отпускает склянку. Та падает между ними на широкие мраморные плиты площадки и разбивается вдребезги. И как только вода растекается по плитам, их на площадке уже нет. Перемещения всегда завораживали Алистера донельзя — магия, требующая колоссальных затрат энергии, была подвластна в основном только старшим офицерам. Даже Астерии пока что не хватало мастерства и сил, чтобы освоить порталы в безупречности, но, кажется, сегодня вечером у него будет возможность попрактиковаться в создании портала невиданной даже для старших офицеров силы. Когда Алистер оказывается за секунду стоящим на неровной земле где-то в центре бескрайнего поля, он озирается и не видит рядом никого более — такое иногда случалось, когда портал пролегал через большое расстояние, и создавший портал чародей использовал не свою энергию, а заимствованную — как куратор Анна сейчас использовала заговоренную воду. — Офицер Анна! — громко кричит он, осматриваясь — и не видит в обозримом пространстве поля никого. На секунду он чувствует легкий страх, но тут же, точно из воздуха, появляются один за другим, на разном расстоянии от него, силуэты — вот куратор в стойке готовности озирается, вот безупречно прямо стоит Кхаротт осматривает поле неторопливым, но цепким взглядом. А вон выпадает соотрядовец Евжен — и на ногах не удерживается, явно его первое перемещение на большие расстояния. В такие моменты Алистер был искренне рад, что его отец был верховным чародеем и прошлым Главой. Астаршэ никогда не скупился на заклинания портала и не очень любил машины, самолеты и поезда, что подарило Алистеру бесценный опыт по перемещениям. — Все на месте? — спрашивает подходящий к нему Кхаротт, и куратор идет следом, а там и Евжен выбирается из зарослей и, неловко отряхнувшись, останавливается рядом. — Так точно, — говорит куратор и вздыхает. — Пока не особо что-то видно, — с сомнением тянет соотрядовец, и Алистер, вздохнув, смотрит на него. — Их и не будет видно, если что-то пошло не так, — отвечает Кхаротт, озвучивая то, о чем подумал читающий все на свете Алистер. — Скорее всего, они сейчас едва ли могут пошевелиться. Внимательно осматривайтесь под ногами. Если найдете что-то — сразу отправляйте световой сигнал в воздух и стойте ждите. Это приказ. Кхаротт смотрит на них троих, но у Алистера складывается впечатление, что белые глаза без радужки и зрачка смотрят именно на него, и кивает на всякий случай. — Задание слышали? Расходимся. Ищем зацепки и только потом будем ставить барьер, — приказывает куратор и первая выходит из круга. Евжен (или же Евген, как он крайне настаивал называться наедине), вздохнув и выругавшись на сложном ломком языке, которого Алистер не знал, выходит следом. Алистер отходит от Главы последним и чувствует на себе нечитаемый взгляд белых глаз. Они расходятся в полярно разные стороны, но все равно выстраиваются в линию, и Алистеру это напоминает прочесывание леса при поиске пропавших. Он как-то раз участвовал — тогда девочка из школы сбежала на концерт в другой город, а ее родители искали ее с полицией и собаками в тот же вечер, и он неведомыми путями оказался в числе добровольцев. Небо, низкое и темное, но источающее будто бы какой-то желтый свет, низко грохочет. В воздухе пахнет озоном и зноем, и ветер тревожный, но теплый. Алистер знает, что будь здесь все в порядке, буря бы не собиралась — но что-то изменило энергию над этим полем, и они должны найти причину. Он идет долго — так долго, что из виду пропадает и Евген, идущий дальше всех, на север, и Анна, направившаяся на запад. Сам Алистер двигается к югу, и трава становится все выше, а полю все никак не видно края. Только редкие островки кустарников впереди. Он понимает вдруг — Кхаротт не просто так сказал использовать световые знаки и остался на месте. На таком расстоянии и при таком ветре никакого крика не услышишь, а еще ему надо будет отследить их всех троих. В отличии от куратора и сослуживца, Алистер опасается использовать ищущие и сканирующие заклинания, и ищет по наитию. Ладно, на самом деле, отнюдь не по наитию — его отец был охотником, и, несмотря на то, что его основным приемником был именно Астерия, Алистер тоже был на каждой охоте. И, как бы его родичам не казалось, прекрасно запомнил, как именно нужно выслеживать зверя. К сожалению или счастью, он действительно находит звериную тропку. Вероятность того, что она приведет его именно к источнику аномалии, кажется ему мизерной — найти божественную энергию без заклинаний звучит как найти иголку в стоге сена, но Алистер, замедлив шаг, ступая куда тише, начинает идти по следу — то тут надломлена веточка, то тут трава примята. Он идет пару метров, а потом обнаруживает несколько кровавых следов, растертых по травам. Зверей было несколько, они долго шли на юг, и среди них явно был раненный. Алистер хмурится — и на мгновение думает было послать заклинание, но почему-то представляет, как сбегутся к нему куратор, сослуживец и, о боги милостивые, сам Глава Совета. Посмотрят как на дурака и скажут: — Да это просто зверье, а ты нас от дела отвлекаешь. Вот там-то он и умрет. Нет, Алистер совершенно не хочет такого развития событий, и поэтому идет по следу дальше — и чем дальше он идет, тем более странные вещи попадаются ему, затерянные в высокой траве. Клубы серой и грязной шерсти, застрявшие в ветвях, потеки крови на листьях и стеблях, взрыхленная земля и… Заметив что-то в переплетении примятых травинок, Алистер наклоняется и поднимает это — и тут же выпускает из рук, стоит поднести ближе и рассмотреть смутивший его предмет. Предметом оказывается коричневый и гнилой, перебитый трещиной клык. Может, какой-то подстреленный охотниками волк со стаей прошел к лесу здесь, умирающий, а может просто звери волокли добычу в ближайшие кустарники. Алистер сам себя уговаривает, но идет дальше, напряженный и внимательный. Он же много всего читал? Много всего. Сначала нужно убедиться, что это то, что они ищут, а потом уже бить тревогу. Его мыслям вторит громовой раскат, а после него наступает такая тишина, что даже ветер затихает. И именно тогда он слышит его. Глухое, с хрипами, разнящееся дыхание. Частое, но неглубокое. Оно исходит откуда-то совсем рядом, и Алистер идет дальше по следу. А в следующее мгновение видит кровь, и шерсть, и лысые розовые тела, покрытые лишайными пятнами язв. Три собаки, прижавшись друг к другу спинами и вытянувшие лапы, лысые и покрытые язвами, корками и кровью, тяжело дышат и лежат, закрыв глаза. Алистер чувствует такую глухую жалость, такое ошеломление чужой болью, что присаживается рядом на колено и без единой нотки брезгливость прикладывает руку к одному из лишенных шерсти боков. Под его ладонью бьется быстро-быстро-быстро чужое сердце, и вяло поднимается под неглубокими вдохами грудная клетка. — Этой рукой разожгу я свет, — говорит он заклинание, и вскидывает ладонь другой руки — искра, сорвавшаяся с нее, улетает высоко в небо, и тучи встречают ее очередным раскатом грома. Проследивший за ней взглядом, Алистер краем глаза, там, куда не заходят стекла очков, улавливает движение. И тут же, повернувший голову, видит, как одна из собак пытается встать. Глаза у нее закрыты, склеены гноем, и Алистер, встав с колена, медленно шагает к ней. — Тише, тише. Что такое, лежи, лежи! Сейчас! Сейчас тебе помогут, — ласково, невообразимо мягко и негромко говорит он, и ветер снова поднимается над травой. Собака издает такой высокий скулеж, что уши закладывает, и он еле сдерживается от того, чтобы закрыть голову руками . — Ложись, ложись, не нужно, — просит Алистер, но собака, склонившись к земле, хрипит, и на траве остаются черные сгустки. Почему-то он думал, что как только он сотворит заклинание, Глава Совета, куратор и сослуживец переместятся к нему, но он ждет минуту, другую, третью, а ничего не происходит. Они же не забыли о нем? Не заметили сигнала? Алистер пробует снова — произносит заклинание, и на ладони даже зарождается сияющая искра, но собака — та самая, которая встала, вдруг запрокидывает голову и воет. И от её воя сияние гаснет, и, как он ни пытается, снова не разжигается. На секунду паника захватывает его, но он, сжав зубы, берет себя в руки. Алистер шел сюда больше получаса, следственно, расстояние здесь от трех до пяти километров, и ему просто нужно дождаться, пока за ним придут по поисковому заклинанию. А пока что… Он офицер, и он докажет, что не просто так носит это звание. Куратор сказала, что как только они найдут богов, нужно будет создать барьер, верно? Который не даст деструктивной магии вырываться, и в то же время стабилизирует фон внутри себя. О таком заклинании Алистер читал, но изучать его начинали только в старшем офицерском составе на правах тех, кто курировал миссии. На текст память у Алистера была хорошая, поэтому вспомнить его вышло без проблем, однако он совсем не был уверен, что ему хватит сил. Он видел сияющие полупрозрачные барьеры, что создавали старшие офицеры на тренировках, огромные, порой поглощающие весь зал. И знал, что даже старшим офицерам порой требуется заимствовать магию для такого размера заклинания, но сейчас у него не было на это ни времени, ни возможности. Он бросил взгляд на голые тела, лежащие в траве, на стоящую, уродливую, умирающую собаку, и подумал о том, что перед ним боги. Такие боги, как Кхаротт или некоторые члены Совета. Эта мысль осталась на языке горечью, и он покачал головой. О нет, отнюдь не такие. Божества вроде Кхаротта и членов Совета, и даже некоторых, кто был причислен к старшим офицерам, носили собственное тело. А перед ним боги были настолько слабые, что вынуждены были прибегнуть к поиску носителей. Может быть, даже не разумные в привычном понимании этого слова. — Так. Так… — тихо выдыхает он и пытается собраться. — Я попробую создать барьер. И пожалуйста, не нужно на меня нападать. Он говорит это на всякий случай, но либо они не слышат его, либо не понимают, но так и остаются, недвижимыми, даже дыхание, частое и лихорадочное, не сбивается с ритма. Алистер поднимается на ноги и отходит на несколько шагов. Ему и не нужен большой барьер. Достаточно будет такого, что вместить этих троих. И он помнит заклинание, и сил у него хватает уже даже на боевые заклятия, так что… Так что он, разведя ладони, держа их особым образом друг к другу, отходит еще на несколько шагов, и нараспев, громко, перекрикивая ветер, произносит, стараясь вложить столько силы, чтобы даже умирающие боги рядом не выпили ее. — Стена без врат! Циркуляция, — и резко откидывает правую ладонь. Сияющая золотом полуокружная стенка выстраивается по левую сторону, и границы ее дрожат. Она невысокая, и смыкается к верху, как расколотый купол, но Алистер отводит и вторую ладонь, и полукруг сворачивается кругом. Ноги подкашиваются — такой расход энергии похож на нехватку кислорода, но он упрямо растягивает купол до нужного размера над тремя богами. Они, потревоженные магией рядом, все трое пытаются подняться на лапы. Раздается хруст суставов, у одной из собак отпадает на ниточках кожи челюсть, и Алистеру страшно так, как не было страшно, на самом деле, никогда кроме Того самого дня, когда не стало отца, так что… — Молодец, — вдруг раздается над ухом голос громче раската грома, а следом он слышит, как с обеих сторон от него проминается трава. Рука Кхаротта ложится на одну из его ладоней, и он настолько близко, что Алистер бы задохнулся — если бы уже не задыхался от нехватки сил. Однако барьер смыкается и крепчает, в золото его энергии вплавляются белые искры геометрии чужой силы. Алистер резко вдыхает полной грудью, точно удушающая хватка с горла пропала — заклинание барьера установлено. Пошатнувшись, Алистер пытается было присесть на одно колено, но его придерживают за пояс формы. — Анна! — не самым довольным тоном зовет Глава Совета, и сбоку тут же появляется тревожное лицо куратора. — Забери мальчика. И легкая как птичка, ниже его на голову, она с легкостью перекидывает его руку через плечо и мягко отводит в сторону, усадив в траву. Перед глазами все плывет. — Эй, эй, Алистер, — зовет она, обхватив его лицо ладонями, задрав очки на лоб. — Ты молодец. Прости, что опоздали. Мы не могли пробиться к тебе, а твое местоположение менялось на картах. Кажется, они не хотели, чтобы их кто-то нашел, поэтому поисковые заклинания и не сработали. Алистеру все еще чудится теплый бок дышащего Божества под рукой, и шершавая кожа, и влажные лишайные ранки. — Я… так и понял, — хрипло отзывается он, и только когда голова перестает кружится, понимает — она наложила на него стабилизирующее заклинание, не произнеся ни единого слова. Он больше не задыхается от недостатка энергии, а она снова циркулирует у него по венам вместе с кровью. — Спасибо, офицер Протеро. Я… немного не рассчитал силы. Она улыбается, и даже возрастные морщины ее не портят. — Ты молодец, ты все сделал правильно. Не создай ты вокруг них барьер, нам пришлось бы искать тебя пешком, и кто знает, что бы мы увидели к тому моменту, когда они бы стали бросаться на любой источник энергии. Алистер передергивает плечами и пытается встать. Она, упорхнув с земли, протягивает ему руку сверху. — Пойдем-ка поможем господину Кхаротту. Барьер сияет в тусклом желтом свете, и Евген подкармливает его своей силой. Тревожные боги стоят, смотрят на них, и одна из собак все-таки разомкнула больные глаза. Склера у нее черная, а радужка сияет золотом. Глава Совета, остановившийся напротив низкого и небольшого барьера, что едва доходит ему до шеи, смотрит на собак — и все трое стоят напротив него как причудливые, но невообразимо уродливые статуэтки. — Почему… почему они так выглядят? — тихо спрашивает Алистер у куратора, что идет рядом с ним, готовая в любой момент подать руку. Однако отвечает ему не Анна, а сам Кхаротт, даже не оглянувшийся на него, скрестивший руки за спиной и выглядящий крайне сосредоточенным. — Заселившиеся в тела обычных собак, эти боги ввиду отсутствия нормального разума не смогли понять, что настолько смертные носители не выдерживают их сути. Их собственная магия выжигает их изнутри как очаг болезни. Бессмертные по своей сути, они оказались в ловушке, подарив свое бессмертие телам, которые их энергию выдержать не в состоянии. Думаю, ты понимает, что это… не самые приятные для них ощущения. Их силы сейчас сосредоточены на том, чтобы поддерживать в телах жизнь и залечивать ужасающие повреждения, которые сама же эта магия им и наносит. Этакий цикл постоянной смерти, — тихо говорит он, а потом кладет ладонь на край барьера. Алистер и куратор встают рядом. — Что мы должны делать, милорд? — спрашивает, приблизившись, Алистер, и чувствует взгляд куратора на своем лице, но не поворачивается к ней. Кхаротт переводит взгляд с собак на него. И на миг ему кажется, что уголок губ Главы Совета дергается в ободряющей улыбке. — Постарайтесь отойти и не мешать. Офицер Дьятлов, — зовет он Евгена, и тот поднимает сосредоточенный взгляд от барьера. — Опускайте барьер. Время отправить наших гостей домой. Когда барьер падает, собаки вскидываются и рычат, и пена из слюней и крови стекает у них изо рта. Кхаротт на миг прикрывает глаза, и его лицо меняется — сквозь кожу и шрамы прорезаются глаза на лбу и скулах, и он распахивает их — божественная личина заставляет отошедшего Алистера смотреть неотрывно. Он никогда еще не видел существа столь внушительного. И столь красивого. Кхаротт делает шаг вперед, и собаки вскидывают голову. Вой, раздающийся из их изуродованных пастей, пробирает до костей, и Кхаротт прикасается по очереди к каждой из них. Собаки воют, воют так, что кожа слезает с их морд, зубы вываливаются изо рта, лопаются мышцы и связки. Алистер уже не может смотреть на Главу Совета — взгляд его прикован к ужасающим метаморфозам. А потом, как подкошенные, изуродованные тела вдруг умолкают. И падают в траву замертво. Тишина, повисающая над полем, оглушительна. И только когда через пару минут его обхватывают за плечи и мягко разворачивают к себе, он понимает, что все это время бездумно смотрел на трех существ, уже едва ли на собак похожих, лежащих в высокой перепачканной кровью траве. Кхаротт смотрит на него так спокойно и мягко, что это ошеломляет не меньше зрелища, от которого он Алистера отвернул. — Не смотри. Не смотри, успеешь еще насмотреться, — говорит он, и Алистер медленно кивает, все еще чувствуя его руки на плечах. — Я… прости, — тихо говорит он, чувствуя смену тона. — Пойдем. Тебе еще переживать выговор за то, что не позвал нас сразу, как только обнаружил их следы, — спокойно говорит Глава Совета, но Алистер чувствует в его тоне веселье. Сейчас с ним говорит не верховное божество, сейчас с ним говорит друг их семьи, его друг. А потом, уже громче, произносит, обращаясь ко всем, замершим над телами. — Я доставлю вас до Цитадели сам. Хватит с вас приключений. Еще забросит кого-нибудь в межпространство, и соскребай потом по миру по частям. Алистер выдыхает и неуверенно улыбается. — И не смотри на меня так. Выговора тебе все равно не избежать, — говорит Кхаротт уже персонально ему. Алистер верит, но это не омрачает его улыбку ни на секунду.***
Когда Астерия поздно вечером стучит в его дверь, Алистер чувствует такое глухое и глубокое желание отказаться от затеи, что первый его порыв — накрыться одеялом с головой. Но, вздохнув, он открывает дверь. У Астерии такое мрачное выражение лица, что Алистер забывает о всех тревогах. Видеть лицо брата таким ему не нравится от слова совсем, как бы там Астерия сам к нему не относился. — Что случилось? — спрашивает он, пропуская брата в комнату. Астерия широкими шагами проходит к окну и дожидается, пока Алистер запрет дверь. — Нам нужно начинать ритуал немедленно, — говорит он, хмурый донельзя. — Мои приготовления заметил офицер Корнуэлл. Вопрос времени, когда он найдет тренировочный зал, куда я стащил все принадлежности. Пойдем. Алистер переминается с ноги на ногу. Собственная неуверенность в затее сердцем бьется в глотке. Астерия бросает на него взгляд и крайне серьезно, но очень недовольно спрашивает. — Только не говори, что ты передумал. И Алистер качает головой, накидывая на плечи плащ. Еще не зная, насколько возненавидит себя за это, отвечает: — Конечно нет. Я помогу. Все в порядке. Идем, раз нам нужно спешить.