(scgfka — Это всё…)
Flashback
Ноги и руки устали. Глаза болят от слёз, рюкзачок постоянно сползает с плеч и тянет мальчишку назад, но он продолжает идти, спотыкаясь и постоянно шмыгая красным носом. Машины очень редко проезжают мимо, некоторые останавливаются, чтобы спросить, куда идёт малыш, но он уверенно качает головой и отвечает, что не разговаривает с незнакомцами. А потом убегает и прячется в кустах. Через некоторое время люди уезжают, и он возвращается на свою дорожку. Нельзя сбиваться с пути и отвлекаться. От такой сосредоточенности накатывает сонливость, но он упорно с ней борется. Только спустя несколько часов ходьбы от станции мальчик наконец-то доходит до поселка. Он видит старые деревенские домики, избегает там бродящих собак и, словно маленький ниндзя из мультика, тайком пробирается к домику своей бабушки. Тот дряхлый, но ухоженный. За небольшой калиточкой слышны странные звуки, и мальчик не придумывает ничего лучше, кроме как начать прыгать у забора с высоко поднятой ручкой. — Бабушка! Бабушка, бабушка! — кричит он. — Ох, Господи! — слышен старческий голос. Калитка открывается. — Мальчик мой, Чимин-и, что ты тут делаешь? — охает женщина и снимает чудокаватую кепку с головы ребенка. — Ты сам сюда доехал? — спрашивает она ласково. В её глазах видна неуверенность и смятение, что перед ней не мираж. Чимин активно кивает и снова шмыгает носом. — У нас было много-много криков. Людей тоже о-о-очень много. Мама собрала мне вещи, и мы побежали к вокзалу. Мама не смогла поехать со мной, — он становится грустным и тревожным, большие глаза наполняются слезами, но малыш их сдерживает и вытирает ручкой. Он сжимает губы в ровную полосу, хмурит короткие брови и пыхтит, чтобы не показаться слабым. — Ох, Чимин-и… Пойдём в дом, идём-идём, — говорит женщина и берёт мальчика за руку, заводя на свой участок. — Мама… У мамы просто много работы, понимаешь, малыш? Ей нужно разобраться со всеми этими людьми, которых ты видел. Мальчик задумчиво смотрит вниз, перебирая ноги по тропинке. — А дедушка дома?.. — аккуратно спрашивает он и застывает у входной двери. — Он спит, малыш, заходи. Чимин не был в этом доме целый год, с прошлого лета, но в нём ничего не изменилось. Та же большая прихожая с небольшим закрытым помещением с засолами, банками и посудой, где всегда холодно, ведь работает только одна заглохшая батарея. Если зайти в основной дом, то сначала в глаза бросится ванная комната с котлом, справа коридор, ведущий к кабинету-гостевой и спальне, а слева кухня, из которой всегда пахнет котлетами и свежим хлебом. Бабушка сразу же идёт к плите, на которой стоит горячий обед. Она что-то бурчит себе под нос, а ребёнок садится за стол. Он кушает и по небольшому шуршащему от помех телевизору смотрит незамысловатый мультик. В это время в спальной комнате старушка расхаживает из стороны в сторону, ахая и хватаясь за голову. — Ох, Ханыль… Ханыль, — вздыхает женщина и оседает на кровати, закрывая лицо руками. Она тихо всхлипывает и разглаживает морщинистое лицо, пытаясь прийти в себя. — Ханыль… доченька, — качает головой она. Её супруг тихо сидит рядом, плотно сжимая губы и хмуро смотря вниз. — Погубил её Пусан, — говорит мужчина. — А я говорил! Уезжают из малой Родины, и Бог их наказывает! Залетела и сбежала, дура. Как ты вообще её воспитывала? — Да замолчи ты, ересть несёшь всякую, — всхлипывает женщина. — Мне же тяжело, но Чимин-и… единственный внук, — она резко поднимается, снова охает от головокружения и плетётся на кухню. — И не смей на него ворчать! — говорит она напоследок и возвращается к мальчишке. Чимин болтает весело ногами, смотря на милых зверей на экране и запивая горячим травяным чаем пянсе с мясом. Он забывает о криках, о давке, о странных людях. Обычный ребёнок. Мальчик переводит удивлённый взгляд на бабушку, которая стоит в проходе и мягко ему улыбается. — Поживешь пока с бабушкой, хорошо, Чимин-и? У него нет другого варианта, кроме как согласиться и рассеяно кивнуть. — А надолго? — Пока мама не разберётся с делами.***
Горячее июльское солнце слепит в глаза. Речушка громко журчит, из неё выходит небольшой быстрый ручей, стремящийся куда-то в поле. Чимин подбирает свою панамку, натягивая её на голову посильнее, и запускает в воду небольшой кораблик, который сделала его бабушка. Он бежит за ним, весело хихикая и таща за собой синюю джинсовую сумочку на плечо. Лучи солнца весело играют на воде, ветер перебирает колосья, а мальчик только охает, наблюдая за удивительной природой. В городе такого не было! Там были очень интересные площадки, было море и большие-большие камни, на которых мама запрещала сидеть. Здесь же он может гулять один, бегать там, где хочет. По дороге встречаются только старики, да взрослые, работающие на рисовом поле до заката. Детей почти нет здесь, только из ближайшей сельской школы, но там они намного старше Чимина и играть с ним не хотят. Кораблик выплывает на протоптанную дорогу, и мальчик его хватает, вытаскивая. Солнце уже совсем высоко, а значит надо уже идти обедать. Утром Чимин встаёт рано и идёт помогать готовить завтрак, после они с бабушкой занимаются садом и грядками, к двенадцати катаются с дедушкой на велосипеде или мальчик гуляет один, обедают, читают, занимаются домом и ложатся раньше, чем в городе. — Бабушка! — Чимин закрывает за собой калитку и забегает в дом. — Бабушка? — говорит он взволнованно и заходит в спальную комнату. Там, среди старой деревянной мебели, множества фотографий и икон, стоит большая кровать, на которой лежит дедушка. — Ох, сынок… — Ты плачешь? — испуганный ребёнок подбегает к бабушке и берет её за руку. Атмосфера в комнате душная, склизкая. Она цепляется, навязчиво оседает на коже и липнет так мерзко, что хочется ужом извернуться, но уйти от этих касаний. — Дедушка теперь на небесах, Чимин-и, — говорит она, и, закрываясь в молитвенном жесте, горестно рыдает. — Бабушка… Ребёнок обнимает её за плечи и посматривает на дедушку. Разве он не спит? Бледный, с мешками под глазами. Это и есть… смерть? Прощание в последний раз, завешивание всех стёкол в доме. Бабушка накрывает тело одеялом. Выглядывая из-за угла, Чимин не может понять, чем мёртвый отличается от спящего. Подобравшись чуть ближе, он вглядывается в спокойное лицо и кончиками пальцев касается щек. Резко отдёргивает руку, отшатывается и тихо пищит. Холодный и жёсткий. Мерзко, страшно. Больно. На следующий день у их небольшого дома паркуется чёрная большая-большая машина, которая ярко блестит и привлекает внимание. В человеке за рулём он узнает брата мамы, которого видел один или два раза за всю жизнь. — Я займусь похоронами, не волнуйся, — говорит он строго, закуривая у входа в дом. Чимин любопытно выглядывает из окна, наблюдая за мужчиной. Тот младше его мамы, но не сильно, так определить на вид сложно. Все взрослые одинаково взрослые. — Спасибо, сынок, — говорит бабушка и тяжело вздыхает. — Он меньше ворчал за последние два месяца. Много времени проводил с Чимином… Они так подолгу гуляли вместе, даже доехали как-то до порта, представляешь? — Это отпрыск Ханыль-нуны? — фыркает мужчина. — Ты её видел? — спрашивает с надеждой женщина. — Да умерла она. Тела не осталось, но пока числится пропавшей. Чимин столбенеет. В глазах сразу появляются крокодильи большие слёзы. Мама… Нет, это ложь! Бабушка вскоре заходит в дом. — Сынок… — Не верю! Мама не могла! — он дышит глубоко и нервно, сжимает губы и готовится впасть в истерику, но женщина подходит к нему, садится на корточки и становится такой серьёзной, какой Чимин её никогда не видел. — Избегай первого класса. Они опасны, — говорит она и обнимает ребёнка. — Прости, малыш…END Flashback
(Lana Del Rey — Pretty When You Cry)
(2:35)
— Чимин-и, хватит плакать, — по-доброму говорит Хосок хриплым голосом и гладит парня по голове. Тот лежит на его койке и всхлипывает, стараясь сдержать очередной потоп из глаз. — Со мной всё хорошо будет, — мягко успокаивает, хотя это Чимин должен его успокаивать. — Всего лишь стена неудачно упала. Спасибо Юнги-хену, который заметил полупрозрачного меня и вытащил. Они находятся в городской больнице, куда сразу же привезли Хосока и остальных пострадавших. Шпион лежит в одной небольшой палате, не отличающейся удобством и комфортом, как, впрочем, любая другая в таких учреждениях. Четыре койки, три из которых, на удивление, пустуют, четыре тумбы, один шкаф, окна без жалюзи, пошарпанные стены. Чимину хочется забрать Хосока отсюда. Он заслуживает того, чтобы быть в люксе, но тут его попросту нет, как и одиночных палат. Приходится терпеть высокомерие младшего медицинского персонала, за которым не уследишь. Зато на врачей, следящих за состоянием шпиона, Чимин смог повлиять по-своему. — Всё будет хорошо, хен, — говорит аналитик на грани срыва. — Мы… мы что-нибудь придумаем, и ты сможешь путешествовать, договорились? — он кладёт руки на его щёки и всхлипывает, выдавливая из себя улыбку. Смесь разочарования, злости, обиды и неописуемого сожаления захлестывает Чимина. Это просто несправедливо! Почему именно он? Такого, конечно, никому нельзя пожелать, но одно дело — это убийца-насильник, скрывшийся от полиции, например, а другое — Хосок. Человек, который пережил очень многое, который изо всех сил старается быть душой компании, который светится каждый раз, как его о чём-то просят, который приносил ему и Тэхёну еду в медицинский корпус, который благодарил их в Новый год за то, что они скрасили его одиночество. Почему именно с ним такое произошло? Разве он не заслуживает счастливой и спокойной жизни? — Конечно, Чими, — его улыбка продолжает освещать лицо плачущего, но в его голосе нет ни капли надежды, только смирение. Чимин пододвигает парню поднос с едой, поднимается и, вытирая рукавом лицо, выходит из палаты, пожелав хену выздоравливать. Тот весело машет рукой на прощание. Фальшиво, как обычно. Но зачем концентрировать на этом внимание, если всё и так плохо? У выхода из больницы Чимин надевает маску и кепку. У ворот стоит дорогая машина, которая должна отвезти его обратно в поместье. Аналитик спокойно садится назад и откидывается на спину, прикрывая глаза. Сложно. Очень сложно. Но когда было легко, верно? Всё ещё впереди. На заднем сидении сидит Миён, которая что-то быстро записывает в планшете и почти не обращает внимание на парня. Она изредка поднимает глаза и руку вверх, прося подождать. Чимин ничего не говорит. — Я сделала небольшой план, — говорит она и откладывает планшет.Сейчас будет самая лёгкая его часть.
Вы числитесь погибшими, поэтому вам нужно изменить внешность.
Уже через полчаса Чимин стоит прямо перед зеркалом и, шипя, делает переход от корней волос белой массой, чтобы осветлить их, а рядом на кресле сидит Тэхён. Он в своём новом чёрно-белом халате, а позади него стоит Чонгук, который молча улыбается и аккуратно красит волосы старшего в тёмно-каштановый цвет, время от времени делает ему массаж и что-то мурчит на ухо. Чимин не вслушивается, но уверен, что тот говорит милые комплименты. Голову безумно жжёт, и аналитик то и дело рыкает, поэтому ему не до этих голубков. — Почему я должен мучиться? — говорит он отстранённым, поникшим голосом. — Ты будешь таким милашкой, Чимин-и, — говорит он успокаивающе. — Такой пушистый цыпленочек, маленькая пшеничка. Поэтому не жалуйся. Чимин кривится и дурашливо смеётся, всё-таки закрашивая корни. Лучше без омбре, корни всегда успеют отрасти. Он мельком посматривает на Чонгука. Теперь он понял, о каком взгляде говорил как-то Тэ. «Влюблённый и жадный». Целитель смотрит на него так, будто весь мир сузился до одного конкретного человека, для которого он готов сделать всё. Мягкий взгляд, лёгкая улыбка, нежные касания — он относится к нему, как к золоту, как к самой настоящей драгоценности. — Что же насчёт Чонгука? Он тебя больше не раздражает? — хмыкает Чимин, припоминая давний разговор. Чон удивлённо поднимает глаза, а Тэхён вспыхивает красным румянцем, который видно даже через тканевую маску с алое. — Да я… да ты… — шипит он и пытается скрыть волнительный взгляд, а после фыркает и сдается. — Конечно нет! — Теперь ты понял, какой он милашка, да, Тэ? — хихикает Чимин и зачёсывает прокрашенные волосы. Тэхён кокетливо поправляет халат. — Я просто попросил себя покрасить, — говорит он важно. — Я слежу за вами, ребята, — подмигивая, Пак выходит из ванной, чтобы пройти к себе в комнату и взять оттуда телефон, который оставил.Чими:
Хён, в какой цвет ты хочешь покраситься? А стиль?
Хоуп-хен: Я не хочу менять стиль, Чими: ( Нервно закусив губу, аналитик считает, что для больного хена можно сделать исключение. Чимин сошёлся на расслабленном стиле светлой академии. Его отличительной чертой были полосатые футболки и кофты болотных приглушённых цветов, но сейчас от прошлых привычек придётся отказаться. Деловой стиль ему пойдёт. Он на это надеется.Чими:
А цвет?
Хоуп-хен: Рыжий Чимин хмыкает грустно и улыбается, смотря в телефон. Такой яркий… в цвет души. Такая милая деталь, от которой становится и тепло, и больно. Хочется громко-громко кричать. — Кому пишешь? — сзади неожиданным образом появляется Юнги, и младший вздрагивает, чуть ли не подскакивая. — Не пугай меня, — шипит он и поворачивается, оказываясь нос к носу с охотником, который смотрит на него сверху вниз. Юнги молчит. Он смотрит долго и проницательно, а Чимин слышит, как внутри него плещется то ли стыд, то ли неловкость, то ли… чувства. Когда он так смотрит. Когда стоит так близко. О какой злости может идти речь? В этих глазах сейчас нет той бескрайней жестокости, которая его так напугала тогда. Охотник изменился? — Чимин, — говорит он своим пониженным хрипловатым голосом. — Прости, — шепчет аналитик на выдохе и собирает побольше сил, чтобы продолжить, — твоё прошлое — это часть тебя. Раз ты мне его показал, значит так было нужно, и я… Я испугался, потому что… — Завтра в девять жду тебя в зале. И дружку своему скажи, — обрывает его охотник и разворачивается. — Тогда и поговорим. Следя взглядом за уходящим Юнги, аналитик наконец оседает на кровати. Он немного… устал. Запутался. Рядом с охотником ему сложно здраво мыслить, он становится слишком эмоциональным, жадным и обидчивым. Он часто принимает всё в штыки, когда дело касается близких, но раньше это был лишь Тэхён, а сейчас? Если Хосока он может понять: он его друг, товарищ, с которым ему комфортно, то что с Юнги? Почему он к нему так тянется? Завеса тайны никак не спадает с глаз, что-то находящееся в слепой зоне не даёт ему покоя, и он собирается разобраться с этим в ближайшее время. Зайдя в ванную, Чимин сразу же оттуда вылетает. Картина того, как Чонгук сидит на коленях перед Тэхёном, положив голову ему на бёдра, а тот его мягко гладит — это слишком интимно, чтобы прерывать своим неожиданным появлением. — Мне больно… — слышится голос нападающего из-за двери, и Чимин прикрывает рот рукой. — Хосок поправится? — Конечно, сокровище, — говорит Чонгук успокаивающе и начинает тихо петь. На губах аналитика появляется мягкая улыбка. Тэхён… Он и не заметил, как тот перестал быть одиноким агрессивным мальчишкой. Возвращаясь в комнату, он разбирает вещи. Документы, компьютер, пряжа… Книга. Глаза Чимина расширяются, когда в его руках оказывается та самая книга о магах плоти, которую он брал месяц назад, чтобы написать о Юнги. Он так и не дочитал её. Аналитик садится на кровать и лениво листает страницы, бегло двигаясь глазами по тексту. Спустя столько времени он может объединить все известные данные и собрать почти полную картину об известном всем охотнике. Маги плоти — агенты, способные вторгаться в организм живых существ. Во-первых, нельзя считать разрушение всего его силой, поскольку это всплеск энергии, а не его конкретная сила. Во-вторых, запечатывание оружия — это что-то сродни магии из старых книжек. Со скольки лет нужно практиковаться в формировании энергии, чтобы научиться пропитывать вещи ей? Да, поскольку каждая игрушка охотника — это часть его силы: синтезируемые системы организма, — но там всё ещё есть напыление металла, которое хранится в энергетических каналах. Если бы Чимин начал таким заниматься, то смог бы лет так через тридцать или сорок. Ко второму относится и то, что он может формировать работающие органы. Он был бы хорошим донором или хирургом, если бы в мире была обстановка поспокойнее. В-третьих, то, что Чимин видел по одному разу — это «связка» и «взрыв». Если от второго руки сразу же становятся холодными, а внутри всё скручивает в узел от воспоминаний, то вот первое выглядит удивительно — связать несколько организмов в один, чтобы вывести из строя — это умело. — Что это? — парень проводит пальцами по оборванным страницам. В первый раз он этого не видел. Брови сходятся к переносице, и Чимин поджимает губы, что-то бурча. Есть ли это издание в сети? Надо будет обязательно поискать. Подходит время смывать состав, и аналитик идёт в ванную. Он тихо заглядывает туда, но друзья уже сидят по разным углам и о чём-то говорят. Чимин хмыкает и заходит. — Смываться будешь? — спрашивает он и тормошит свои слипшиеся волосы. Резко становится так легко, что аналитик издаёт блаженный стон. Он ни разу не покрасится в блонд больше, это лишь временная практика — он на это надеется. — Хочу более глубокий цвет, — говорит Тэ. — Так что после тебя, — говорит он и рукой указывает на ванну. Чимин наклоняется, включает душ и шипит, когда чувствует, какие волосы жёсткие. Фу. После смывки он наносит какое-то тонирующее средство и сидит ещё полчаса. Тэхён сушит свои волосы и с грустью смотрит в отражение. Аналитик даже оборачивается, проверяя, тут ли Чонгук, потому что для Тэ показывать истинные эмоции — это очень большой шаг. — Не нравится? — аккуратно спрашивает целитель. — Нет, наглецу всё к лицу, — отвечает он, поправляя сухие тёмные локоны. — Придётся менять гардероб. Белый уже не будет на мне так хорошо смотреться, но вот в сочетании с чёрным, конечно, идеально, — в его голосе всё равно, будто полупрозрачным слоем, чувствуется грусть. — Тебе очень нравился твой чистый блонд, — хмыкает тихо Чимин и убирает аккуратно прядку с глаз друга. — Но теперь ты выглядишь строже и холоднее. — Неужели надо взрослеть? — спрашивает он пусто. Повисает тишина. — Мне всё это не нужно, Чимин, — говорит он мрачно, твёрдо и смотрит на друга. Чонгук тихо оседает в углу, наблюдая. — Сейчас, когда Господин пропал… Я свободен. Чимин не хочет держать его рядом с собой. Он открывает рот, но снова его закрывает. — Хен… — шепчет целитель. — Я знаю, что просить тебя об этом очень некрасиво, но помоги нам. Ты нужен мне и Чимину. Только начнётся лето, и ты сможешь идти, куда хочешь. Я тебя поддержу. — Я тоже, — твердо говорит Пак. — Сейчас, когда я знаю, что мама жива, я найду её, а после… Не знаю. Тэхён долго гипнотизирует его взглядом, холодным и отчужденным, словно видит его насквозь, переводит его на Чонгука, а после отворачивается. — Хорошо, — говорит спокойно он, убирая все последствия их покраски. — Я подожду ещё. Ждал год. Ждал два. Ждал все девять лет, поэтому подождать ещё четыре месяца — это несложно. Они всегда идут друг за другом. Несмотря ни на что.***
(Doftones — Mascara)
С личным водителем Чимин едет в городскую больницу, где приходится разыграть сцену, чтобы увезти Хосока на коляске в ванную. Заранее забежав в магазин, он спрятал краску в сумке, а теперь осветляет пациента, как себя пару часов назад. Комната выглядит потрепанной, здесь стены давят ещё больше, чем в палате. Тут только раковина, ванная, небольшой деревянный стул, окно, жалюзи и узор на плитке — простой, невзрачный, но от чего-то жуткий и отталкивающий, если задержаться на нём взглядом. Миен выглядит как девушка с обострённым чувством справедливости. Сокджин, как типичный спасатель, хоть и «в отставке». Юнги и Кихён — помешаны на своей идее. Тэхёна держат он и Чонгук. Но что с тем парнем — неофициальным нападающим? А Чонгук? У каждого должна быть своя цель. Чимин не собирается просить помощи — напросился уже, теперь нужно делать всё самому, но он, даже при том, что узнал, обещал помочь Юнги. Он бы не простил того, что бросил его. Альтруизма в нём никогда не было, но человечность же никто не отменял. Можно было бы остаться в стороне. И смотреть, как близкий человек не справляется? Чимин кусает губу и закрывает глаза. Черт… Он запутался. Юнги — не последний человек, но близкий? Такой же близкий, как Тэхён? Или на уровне Хосока? Или же… он выше? — Ко мне Кихён заходил, — говорит шпион. Его голос отвлекает младшего от своих бурных рассуждений, и он поднимает взгляд на друга. Чон смотрит на своё отражение и в своих глазах видит вселенскую грусть, в которых, словно звезды, разбросаны кусочки надежды. Аналитик тоже это видит, неосознанно опускает взгляд на культю, замотанную в бинт. Становится даже как-то тошно от самого себя, и он сразу же отводит взгляд. — И что сказал? — спрашивает Чимин и аккуратно наклоняет голову шпиона, чтобы прокрасить затылок. — Теперь тебе сидеть минут сорок, — говорит он, закончив со своим делом. — Сказал, что если вступлю к ним, они найдут мне протез, и я смогу работать как прежде на благо этого мира, — Хосок смотрит на аналитика в отражении, но тот хмурится. — Юнги-хен даже сможет позже восстановить мне ногу полностью, когда я поправлюсь. — Хочешь спасти этот мир? — Чимин поправляет его волосы, расправляя прядки, чтобы кожа головы не сильно нагревалась, и садится рядом на бортик ванной. — Если у меня есть возможность сделать его чуточку лучше, то какое право я имею отказаться? — шпион хмурится и смотрит на свою ногу. Чимин не отвечает. Он не думал, что такие люди ещё остались. Большинство смирилось, что ничего не изменится. Катастрофа началась до их рождения, они жили при ней и умрут при ней, а их дети будут жить в ней же. Такова психика людей — мы быстро привыкаем ко всему, чтобы не сойти с ума. Есть те, которые активно сопротивляются, но как они себя чувствуют? Они нервные, прыткие, раздражительные. Не легче ли смириться? Чимин думает, что когда есть, за что бороться — нет, не легче. — Я знал, — говорит Хосок, когда Чимин размешивает рыжую краску в небольшой ёмкости. — О чём? — спокойно спрашивает аналитик. Перед глазами сразу мелькает множество моментов, о которых может говорить старший, но ни один не сходится в голове. — О людях в горах, — всхлипывая, говорит Чон, вытирая руками глаза. Он сглатывает, дышит чаще, а его руки начинают дрожать. — И о том, что надо уходить, я знал, я… Я думал, что смогу помочь, не хотел портить праздник, но всё произошло раньше и так быстро, что я уже ничего не мог сделать, — он закрывает лицо руками. Его плечи дрожат, а Чимин впервые видит, как чья-то душа не просто меняет оттенок, а меняет цвет. Из полупрозрачного оранжевого он превращается в серо-синий, тусклый и не осязаемый, будто его личность так же, как и душа, стала теряться. — О чём ты говоришь… — Чимин отшатывается и качает головой. — Откуда? Ты… ты знал, что Госпожа нападёт? А Господин тоже знал? — руки ослабевают, и емкость с краской падает на пол. — Все знали, — плача, шепчет Хосок. — Все в верхушке знали, что на севере укрывают людей. Господин сказал Намджуну уходить, но не сказал почему, а он передал мне, и я… — Зачем? — Чимин сжимает челюсть, сдерживает слёзы и мотает головой.Нет.
Такого не могло быть.
Это неправда.
— Мы с Намджун-хеном ходили на задание в горы в ноябре… — В ноябре? Намджун-хен? Если вы думаете, что уже достаточно пережили, что не может быть хуже… Может. И будет. — Прости меня, Чимин-и, — шепчет Хосок рвано и качает головой. — Я всё исправлю… Честно, я сделаю всё, что в моих силах и даже больше. — Сначала ты мне всё расскажешь, — голос срывается, но Пак поднимает упавшую краску и подходит к шпиону. — У меня есть двадцать минут, пока я тебя крашу.***
(Steve Garbry — Empty Hallways)
Чимин заходит в общую гостиную. Он держит разум холодным, но кулаки сами по себе сжаты до белых костяшек. Идиоты. По плечам бежит дрожь. Нужно сдержать эмоции, иначе всё тут взлетит на воздух. Как же раздражает, что приходится брать всё в свои руки. Вся обитель как раз оказывается на своих местах. Возможно, они обсуждали их сегодняшнее положение, но это уже не важно. Сейчас каждый взгляд направлен на блондина — немного растрёпанного, тяжело дышашего и напряжённого. Кихен медленно поднимается и раздражённо смотрит на парня. — Ты имеешь наглость так врываться и… — рычит он. — Сядь, — говорит аналитик строго. Кихен против воли садится на своё место. — Миен-нуна, принеси мне, пожалуйста, все ваши планы, документы и прочую муть, которую вы тут наворотили, — продолжает он без лишней тени вежливости и улыбчивости. — Чимин, что происходит? — со второго этажа спускается Тэхён, зарывается в тёплый коричневый халат и подходит к другу. — Не лезь, пожалуйста, я сейчас всё объясню, — холодно говорит аналитик, но руки его дрожат, а веко предательски дёргается. Миен не спешит выполнять приказ, хмурится, но всё же кивает и поднимается. Она возвращается через пять минут с огромной стопкой, которая с грохотом распадается на столе. Аналитик двигает диван и, попросив у девушки резинку, собирает волосы в хвост, чтобы пряди не мешали и не падали на глаза. Представители смотрят друг на друга в тишине, пока Чимин быстрым взглядом проходится по всем документам, пролистывая их и бегая глазами по тексту. Тэхён сидит рядом с ним, внимательно наблюдая. Спустя долгие десятки минут, аналитик отодвигает бумаги и как-то разочарованно выдыхает. — То есть восемь лет… целых восемь лет существует Обитель. Чего вы добились? Господин не потерял ни капли власти, но вы мните себя очень мощной организацией, я правильно понимаю? Пять лет назад вы смогли спасти только сорок пять и три процента северного населения от Госпожи. Юнги-хен и Сокджин-хен согнали на Север из-за доноса? И вы считаете, что это сделал Намджун-хен, который потом поехал за вами, чтобы помучить? Хорошо. Так как Кихен-хен у нас… — Чимин сглатывает, хватая бумажку, — владелец компании Yoo Enterteinment, которая владеет артиллерийскими заводами, имеет связи с национальной армией и… управляет брендами одежды? — он трёт виски и вчитывается в досье Кихена. — Хорошо, значит через Кихен-хена у вас есть связи с вышкой и множество информации, но как тогда вы прошляпили то, что о людях в горах Хосок-хен и Намджун-хен узнали ещё в ноябре? Представители цепенеют от шока. Миен приоткрывает рот, хмурит брови и смотрит на остальных. Да быть такого не может. Ничего не говорило о том, что об их поселении знают. Ни один документ, ни одно пятнышко, ни слежки — ничего, что выдало бы их местонахождение. Сокджин нервно сжимает пальцами подлокотник. — Как это в ноябре? Никого, кроме наших, не было замечено там. Я всё чистила, — Миен складывает руки на груди. — Если знал Намджун, то знал и Господин, и верхушка… Неужели он не смог скрыть этого от Госпожи? Что такого было в штабе, что он решил его уничтожить? Или как вообще он собирается перевернуть это в свою пользу? — Кихен хмурится и опирает подбородок на руку, размышляя. — Намджун… — рычит Юнги и смотрит на Сокджина. — А я говорил тебе, что надо воспользоваться всеми способами, чтобы перетянуть его к нам. — Не надо всё сваливать на меня! Я что, должен его соблазнить и переспать с ним?! Ты тоже был его другом, но такого не практикуешь! — истерично начинает целитель. — Он был влюблён в тебя! — Юнги подскакивает. — Стоило тебе хоть слезинку уронить, что тебе тяжело, как он сразу брал все обязанности на себя, ночами не спал, чтобы тебе было легче, но ты этого не видел. — То есть я виноват, что он донёс на тебя?! Если бы не твои эксперименты с инквизиторами, ничего бы не было! — Я делал это не специально! Чимин застывает и перебрасывает свой взгляд от одного к другому, ничего не понимая. — Так… К этому мы вернёмся, — шепчет он и прокашливается. — К маю вы собирались обратить на свою сторону национальную армию, завербовать максимальное количество агентов, какое можете, создали план по внезапному оперативному нападению, но… — аналитик просматривает карту, — вы не учли главного: где находится Госпожа и как выловить Господина. Он, словно растопленное масло, просто выскользнул бы из ваших рук. Он слишком умён. Он уже всё знает, а вы только лицом щелкаете. Чимин сжимает челюсть и собирает все документы в руки, но они рассыпаются, и к нему неожиданно подходят Чонгук и Тэхён, помогая. — Мне нужно две недели. Минимум, — говорит аналитик холодным голосом. — И свой кабинет. И своя комната, — он бросает взгляд на Юнги. — Миен-нуна, я могу быть груб, извини, — он кланяется. — Мне нужна будет твоя помощь с расчётами. Вы хорошо постарались со сбором информации. Осталось её структурировать и обыграть. Надо быть умнее, хитрее и проворнее. Расставить ловушки. И я это сделаю лучше. — Это наше общее дело, я помогу, — она мягко улыбается и встаёт, отряхивая юбку. — Спасибо, Чимин. — Не важно, — отмахивает аналитик. — Я лишь выполню свою часть договора с благодарностью за то, что вы спасли Тэхёна и меня. К вам присоединяться я не собираюсь. Только помогу. Мне самому надо кое-что спросить у Господина. И сейчас вы — это единственный шанс хоть как-то превзойти его, — заканчивает он. Чимин быстро удаляется в коридор. Сегодня он ложится в своей собственной спальне, но не может уснуть несколько часов. Этот ублюдок игрался с ним столько лет… Что сейчас с мамой? Как она? Почему не нашла его? Неужели Господин что-то с ней сделал? Эти мысли так утомляют, что он не замечает, как проваливается в сон.