Пятьдесят оттенков серого

***

Первое, что я замечаю, — это запах. Пахнет кожей и полиролью со слабым цитрусовым ароматом. Свет мягкий, приглушенный. Источника не видно, рассеянное сияние исходит откуда-то из-под потолочного карниза. Выкрашенные в темно-бордовый цвет стены и потолок зрительно уменьшают достаточно просторную комнату, пол сделан из старого дерева, покрытого лаком. Прямо напротив двери к стене крест-накрест прибиты две широкие планки из полированного красного дерева с ремнями для фиксации. Под потолком подвешена большая железная решетка, площадью не меньше восьми квадратных футов, с нее свисают веревки, цепи и блестящие наручники. Рядом с дверью из стены торчат два длинных резных шеста, похожие на балясины лестницы, только длиннее. На них болтается удивительное множество всяких лопаток, кнутов, стеков и каких-то странных орудий из перьев. С другой стороны стоит огромный комод красного дерева: ящики узкие, как в старых музейных шкафах. Интересно, что в них может быть? Но действительно ли я хочу это знать? В дальнем углу — скамья, обтянутая темно-красной кожей, и рядом с ней прибитая к стене деревянная стойка, похожая на подставку для бильярдных киев; если присмотреться, на ней стоят трости различной длины и толщины. В противоположном углу — стол из полированного дерева с резными ножками и две такие же табуретки. Однако, большую часть комнаты занимает кровать. Она крупнее обычной двуспальной, с четырьмя резными колоннами в стиле рококо по углам и плоской крышей балдахина. Похоже на девятнадцатый век. Под пологом видны еще какие-то блестящие цепи и наручники. На кровати нет постельных принадлежностей — только матрас, обтянутый красной кожей, и красные шелковые подушки, сваленные грудой на одном конце. У изножья кровати, на расстоянии нескольких футов, большой темно-бордовый диван, просто поставленный посередине комнаты, лицом к кровати. Как странно… Ставить диван лицом к кровати. И тут мне приходит в голову, что на самом деле диван — самая заурядная вещь из всей мебели в комнате, и я улыбаюсь этой мысли. Подняв голову, я вижу, что к потолку в случайном порядке прикреплены карабины. Остается только гадать, зачем они нужны. Как ни странно, все это резное дерево, темные стены, приглушенный свет и темно-бордовая кожа придают комнате спокойный и романтичный вид… Наверное, это и есть романтика по версии Чон Чонгука. Как я и ожидал, он внимательно следит за мной, но по его виду ничего нельзя понять. Я обхожу комнату, и он идет следом за мной. Меня заинтересовал эта штука с перьями, и я нерешительно прикасаюсь к ней рукой. Она сделана из мягкой кожи и похожа на плетку-девятихвостку, только толще. На конце каждого хвоста прикреплена маленькая пластмассовая бусинка. — Это называется флоггер, — тихо звучит голос Чонгука. Флоггер… гм-м. По-моему, я в шоке. Мое подсознание в ужасе сбежало, или валяется в нокауте, или перевернулось кверху килем и затонуло. Я оцепенел. Я могу видеть и воспринимать, но не в силах высказать, что чувствую. Да и что можно сказать в ситуации, когда обнаруживаешь, что потенциальный любовник — абсолютно чокнутый садист или мазохист? Страшно… да. Это самое сильное чувство. Однако, как ни странно, я боюсь не его, думаю, он меня и пальцем не тронет без моего согласия. В голове крутится множество вопросов. Почему? Как? Когда? Как часто? Проходя мимо кровати, я провожу пальцем по искусной деревянной резьбе одной из колонн. Это просто произведение искусства. — Скажи что-нибудь, — приказывает Чонгук обманчиво спокойно. — Ты делаешь это с людьми или они делают это с тобой? Его рот кривится, то ли от смеха, то ли от облегчения. — С людьми? — Он медлит пару секунд, обдумывая ответ. — Я делаю это с мужчинами, которые сами того хотят. Как-то непонятно. — Если у тебя есть добровольцы, зачем ты привел сюда меня? — Я очень хочу делать это с тобой. — Ой. — Я ловлю ртом воздух. Почему? Я бреду в дальний конец комнаты и задумчиво провожу рукой по высокой, достающей мне до талии кожаной скамье. Ему нравится мучить других мужчин. От этой мысли мне становится тошно. — Ты садист? — Я — Доминант. — Его взгляд прожигает меня насквозь. — Что это значит? — спрашиваю я тихо. — Это значит, что ты добровольно признаешь мою власть над собой. Во всем. Я стараюсь осмыслить услышанное. — Почему я должен это делать? — Чтобы доставить мне удовольствие, — шепчет он, наклоняя голову набок, и я вижу тень улыбки. Доставить ему удовольствие! Ишь чего захотел! У меня отваливается челюсть. Доставить удовольствие Чон Чонгуку. И вдруг я понимаю, что именно этого и хочу. Я хочу, чтобы он, черт возьми, был от меня в восторге. Какое открытие! — Иными словами, я хочу, чтобы ты хотел доставить мне удовольствие, — говорит он мягко. Его голос действует на меня гипнотически. — Каким образом? — Во рту пересохло. Хорошо, про «удовольствие» я понимаю, но какое это имеет отношение к пыточной комнате времен королевы Елизаветы? И надо ли мне знать ответ? — У меня есть правила, и я хочу, чтобы ты их выполнял — для твоей пользы и для моего удовольствия. Если я буду тобой доволен, ты получишь награду. А если нет — накажу тебя, и ты запомнишь, — шепчет он. Я оглядываюсь на подставку для тростей. — А это что? — Я обвожу рукой вокруг себя. — Стимулирующие средства. Награда и наказание. — Значит, тебе приятно навязывать мне свою волю? — Ты должен доверять мне и подчиняться добровольно. Чем ты послушнее, тем больше удовольствия я получаю — все очень просто. — Хорошо, а что с этого буду иметь я? Он пожимает плечами с почти виноватым видом. — Меня. О господи. Чонгук проводит рукой по волосам. — По твоей реакции ничего не поймешь, Тэхен, — произносит он сердито. — Давай пойдем вниз, чтобы я собрался с мыслями. Здесь я не могу смотреть на тебя спокойно. Он протягивает мне руку, но теперь я не решаюсь ее взять. Чимин сказал, что он опасен, и был совершенно прав. Как он догадался? Он опасен для моей жизни, потому что я собираюсь сказать «да». Но часть меня этого не хочет. Часть меня хочет с криком бежать от этой комнаты и того, что она представляет. Я в полном растерянности. — Я не причиню тебе вреда, Тэхен. — Его серые глаза умоляют, и я понимаю, что Чонгук говорит правду. Я протягиваю руку, и он ведет меня из комнаты. — Давай я покажу тебе кое-что еще. — Вместо того чтобы вернуться вниз, Чонгук, выйдя из игровой комнаты, как он ее называет, поворачивает направо и идет по коридору. Мы проходим несколько дверей и наконец достигаем последней. За ней оказывается спальня с большой двуспальной кроватью посередине, где нет ни одного цветового пятна. Все: стены, мебель, постель — абсолютно белое. Обстановка холодная и стерильная, но за стеклянной стеной открывается потрясающая панорама Сеула. — Твоя комната. Ты можешь украсить ее по своему вкусу. — Моя комната? Ты хочешь, чтобы я сюда переселился? — Я не могу скрыть ужаса. — Не на все время. Скажем, с вечера пятницы до воскресенья. Мы можем это обсудить. Если ты захочешь, конечно, — добавляет он неуверенно. — Я буду спать здесь? — Да. — Один? — Да. Я же говорил тебе, что всегда сплю один. Ну, если не считать того случая, когда ты напился до бесчувствия. — Похоже, он мне выговаривает. Я поджимаю губы. Просто не укладывается в голове: добрый, заботливый Чонгук, который спас меня, совершенно беспомощную, и мягко поддерживал, когда меня рвало в азалии, оказался чудовищем, любителем цепей и хлыстов. — А ты где спишь? — Моя комната внизу. Пойдем, ты, наверное, проголодался. — Что-то у меня аппетит пропал, — отвечаю я раздраженно. — Ты должен поесть, Тэхен, — втолковывает он мне и, взяв за руку, ведет прочь. Снова оказавшись в огромной зале, я изнываю от тревоги и тоски, словно стою на краю обрыва, и мне надо решить: прыгнуть вниз или нет. — Я понимаю, что подталкиваю тебя на темный путь, Тэхен. Хорошенько подумай. Может, ты хочешь что-то спросить? — говорит он и, отпустив мою руку, уходит на кухню. — Хочу. Но с чего начать? — Ты подписал договор о неразглашении, поэтому спрашивай все что угодно, я отвечу. Я стою у бара и смотрю, как Чонгук достает из холодильника тарелки с разными сырами и две крупных грозди зеленого и красного винограда. Он ставит тарелки на стол и принимается резать французский багет. — Сядь. Он указывает на одну из барных табуреток, и я подчиняюсь его команде. Если я соглашусь, придется к этому привыкать. И вдруг я понимаю, что Чонгук вел себя так с первой минуты нашего знакомства. — Ты говорил о каких-то бумагах? — Да. — Что за бумаги? — Кроме договора о неразглашении, существует контракт, в котором говорится, что мы будем делать, а что нет. Я должен знать твои пределы допустимого, а ты — мои. Все будет по взаимному согласию. — А если я не соглашусь? — Ну, что поделать, — говорит он осторожно. — Но у нас не будет отношений? — спрашиваю я. — Нет. — Почему? — Потому что это единственные отношения, которые меня интересуют. — Почему? Он пожимает плечами. — Так я устроен. — А почему ты стал таким? — Почему люди такие, а не иные? На это трудно ответить. Почему кто-то любит сыр, а кто-то нет? Ты любишь сыр? Миссис Джонс, моя домработница, оставила на ужин… Чонгук достает из буфета большие белые тарелки и ставит одну передо мной. Мы говорим о сыре… Бред. — И какие правила я должен выполнять? — Они у меня записаны. Обсудим, когда поедим. Еда. Я не смогу проглотить ни кусочка. — Я в самом деле не голодный. — Все равно поешь, — говорит Чонгук. Теперь понятно, откуда у него эта диктаторская манера. — Налить тебе еще вина? — Да, пожалуйста. Он наполняет мой бокал и садится рядом со мной. Я торопливо отпиваю глоток. — А закуску? Я беру маленькую кисточку винограда. — И давно это у тебя? — Да. — А легко ли найти мужчин, которые согласны?.. Чонгук кривит бровь. — Ты не поверишь, — отвечает он сухо. — Тогда почему я? Я правда не понимаю. — Тэхен, я повторяю, в тебе что-то есть. Я не могу просто оставить тебя в покое. — Он иронически улыбается. — Я лечу к тебе, как мотылек на пламя. — Его голос мрачнеет. — Я очень хочу тебя, особенно сейчас, когда ты снова кусаешь губу. — Чонгук глубоко вздыхает и сглатывает. У меня внутри что-то переворачивается — он хочет меня… несколько странно, правда, но все равно: этот красивый, необыкновенный, безнравственный мужчина хочет меня. — По-моему, все наоборот, — ворчу я. Это я мотылек, а он — пламя. И это я обожгусь. — Ешь! — Нет. Я еще пока ничего не подписывал и буду делать что хочу, если ты не возражаешь. Его глаза смягчаются, на губах появляется улыбка. — Как угодно, мистер Ким. — И сколько было этих мужчин у тебя? — Я ляпнул, не подумав, но мне очень интересно. — Пятнадцать. О… не так много, как я ожидал. — И долго это тянулось? — С некоторыми — долго. — Кто-нибудь серьезно пострадал? — Да. Ох, ну ни фига себе! — Сильно? — Нет. — Ты будешь делать мне больно? — Что ты имеешь в виду? — Физически. Ты будешь меня бить? — Я буду наказывать тебя, когда потребуется, и это болезненно. Я чувствую, что вот-вот упаду в обморок. Делаю еще глоток вина в надежде, что алкоголь прибавит мне храбрости. — А тебя когда-нибудь били? — Да. Ого… Прежде чем я успеваю расспросить его поподробнее, он прерывает ход моих мыслей. — Пойдем в кабинет. Я тебе кое-что покажу. Я-то думал, что меня ждет ночь неземной страсти, а вместо этого мы обсуждаем какие-то соглашения. Я иду за ним в кабинет — просторную комнату с еще одним окном от пола до потолка. Чонгук садится за стол, указывает мне на кожаное кресло перед собой и протягивает листок бумаги. — Это правила. Их можно менять. Они входят в контракт, который мы заключим. Прочти их, и давай обсудим. ПРАВИЛА ПОВИНОВЕНИЕ: Сабмиссив незамедлительно и безоговорочно подчиняется всем приказам Доминанта. Сабмиссив соглашается на любые действия сексуального характера, приемлемые Доминантом и доставляющие ему удовольствие, кроме тех, что обозначены как недопустимые (Приложение 2), и с воодушевлением в них участвует. Сон: Сабмиссив должен спать минимум восемь часов в сутки, когда не проводит время с Доминантом. Еда: В целях сохранения здоровья и хорошего самочувствия Сабмиссив должен питаться регулярно и согласно перечню рекомендованных продуктов (Приложение 4). Запрещается перекусывать между приемами пищи чем-либо, кроме фруктов. Одежда: Во время срока действия настоящего Контракта Сабмиссив обязуется носить только ту одежду, что одобрена Доминантом. Доминант предоставляет Сабмиссиву определенную сумму денег, которую он обязуется потратить на одежду. Доминант вправе присутствовать при покупке одежды. В период действия Контракта Сабмиссив соглашается носить украшения и аксессуары, выбранные Доминантом, в любое указанное им время. Физические упражнения: Четыре раза в неделю Доминант предоставляет Сабмиссиву персонального тренера для часовых тренировок, время которых тренер и Сабмиссив определяют по взаимному согласию. Тренер отчитывается перед Доминантом об успехах Сабмиссива. Личная гигиена /Красота: Сабмиссив обязуется всегда содержать тело в чистоте и регулярно проводить эпиляцию бритвой и/или воском. Сабмиссив посещает салон красоты по выбору Доминанта в назначенное им время и проходит процедуры, которые он сочтет необходимыми. Все расходы несет Доминант. Личная безопасность: Сабмиссив обязуется не злоупотреблять спиртными напитками, не курить, не принимать наркотики и не подвергать себя неоправданному риску. Личные качества: Сабмиссив обязуется не вступать в сексуальные отношения ни с кем, кроме Доминанта. Сабмиссив ведет себя скромно и уважительно, сознавая, что его поведение оказывает непосредственное влияние на Доминанта. Сабмиссив несет ответственность за свои проступки, злоупотребления и нарушения дисциплины, совершенные в отсутствие Доминанта. За нарушением любого из этих правил следует наказание, характер которого определяется Доминантом. Ну ни фига себе. — «Недопустимые действия»? — спрашиваю я. — Да. Что ты не будешь делать, что я не буду делать, нам надо заранее договориться. — Брать деньги за одежду… как-то неправильно. — Я не могу избавиться от слова «секс-раб», которое вертится у меня в голове. — Я хочу тратить на тебя деньги, давай я буду покупать тебе кое-какие вещи. Мне может потребоваться, чтобы ты сопровождал меня на кое-какие мероприятия, и надо, чтобы ты был хорошо одет. Твоя зарплата, когда ты найдешь работу, не позволит тебе покупать ту одежду, в которой я хочу тебя видеть. — Но я должен буду носить ее, только когда я с тобой? — Да, только со мной. — Хорошо. Буду считать, что это форма. — Зачем заниматься спортом четыре раза в неделю? — Тэхен, я хочу, чтобы ты был гибким, сильным и выносливым. Поверь, тебе надо тренироваться. — Но не четыре же раза в неделю? Может, хотя бы три? — Четыре. — Я думал, мы договариваемся. Он поджимает губы. — Ладно, мистер Ким. Еще одно справедливое замечание. Три раза в неделю по часу и один раз — полчаса? — Три дня, три часа. Очевидно, когда я буду у тебя, физическая нагрузка мне обеспечена. Он злорадно улыбается, и, по-моему, в его глазах я читаю облегчение. — Да, правда. Ладно, договорились. Ты точно не хочешь пойти на практику в мою компанию? Ты хороший переговорщик. — Нет. Мне кажется, это плохая мысль. — Я просматриваю правила. Эпиляция воском? Где? Всего тела? Бр-р! — Теперь — какие действия недопустимы. Это для меня. — Он протягивает мне еще один листок. Недопустимые действия: Действия, включающие игру с огнем. Действия, включающие мочеиспускание или дефекацию. Действия с использованием иголок, ножей, включающие порезы, проколы, а также кровь. Действия с использованием гинекологических медицинских инструментов. Действия с участием детей или животных. Действия, которые могут оставить на коже неизгладимые следы. Игры с дыханием. Действия, подразумевающие контакт тела с электрическим током (как прямым, так и переменным) или огнем. Фу! Он не решился произнести такое вслух. Конечно, это разумно и, честно говоря, необходимо… Ведь в здравом уме никто на такое не пойдет. Но меня начинает подташнивать. — Ты хочешь что-нибудь добавить? — спрашивает Чонгук мягко. Черт! Даже не знаю. Я совершенно растерян. — Есть что-то, чего бы ты делать не хотел? — Не знаю. — Что значит «не знаю»? — Чон изогнул правую бровь. Я ерзаю от смущения и кусаю губу. — Я никогда ничего такого не делал. — Ну, когда ты занимался сексом, было ли что-то такое, что тебе не нравилось? Впервые за долгое время я краснею. — Говори прямо, Тэхен. Мы должны быть честными друг с другом, иначе ничего не получится. Я молча смотрю на свои сплетенные пальцы. — Скажи мне! — командует он. — Ну… Я никогда не занимался сексом, поэтому я не знаю. — Мой голос звучит тихо-тихо. Чонгук в ужасе смотрит на меня, раскрыв рот. — Никогда? — шепчет он. Я качаю головой. — Ты… девственник? — с трудом произносит он. Я киваю и снова краснею. Чонгук закрывает глаза и, как мне кажется, считает до десяти. Когда он снова их открывает, его взгляд мечет громы и молнии. — Какого черта ты не сказал мне раньше?!