Юки и Алая заря

      Кристофер нагнал их не сразу.       Столкнувшись с Тимом на лестнице, он легко нашел ту комнату, из которой слышались крики.       Ярко-желтый, слепящий свет лампы. Кровать со скинутым на грязный пол одеялом. Девочка, корчащаяся от боли; Азалия чуть ли не сидела на ней, удерживая руки и ноги как магией, так и своим весом.       Фенрис стоял у окна с закрытыми глазами. Сосредоточился. Поглощает весь шум и даже свет, чтобы случайный человек, проходящий мимо дома Гауссов, не увидел и не услышал ничего странного.       Тим вбежал и чуть не столкнулся с Кристофером второй раз. В его руках был стакан воды, на четверть пролитый по дороге.       На улице уже стемнело.       — Юки, пей. Пей! — Азалия взяла стакан и поднесла ко рту плачущей девочки.       Тим сейчас смотрел на все это. На то, как руки и ноги неестественно выгибаются.       Юки, сквозь боль, кряхтя и пару раз подавившись, смогла сделать только пару глотков.       Как на лице, на шее, двигаются кости. Как под кожей лопаются капилляры.       — Тим! Тим, уйди отсюда!       Казалось, все крики слились в один оглушительный гул. Тим не мог сдвинуться с места. Он не мог не смотреть на то, как Юки ломается изнутри.       Его схватили за руку и оттащили в коридор.       — Вспомни тренировки, Юки! — гул становился все слабее. — Дыхание! Вдох и медленный выдох! Юки, смотри на меня!       Кристофер наконец закрыл дверь, и все стоны плавно прекратились. Даже свет, огибающий дверной проем, будто заглушился.       Теперь в коридоре рядом с Кристофером было так тихо, что Тим слышал только свой пульс.       — Тим, ты как? Может… еще раз за водой сходишь? Только на этот раз для себя. — Кристофер говорил спокойно, будто за его спиной, за дверью ничего не происходило.       — Н-нет, спасибо. — Тим, не справившись с тишиной, начал ходить по коридору взад-вперед. — В… вас же Кристофер зовут? — его пальцы тряслись, а руки не находили себе места, заносились то за спину, то скрещивались на груди. — Скажите, м-может, я могу еще чем-нибудь помочь?       Маг покачал головой.       — Поверь, мы сейчас будем только мешаться.       Мальчик будто ничего не услышал и продолжил ходить по коридору с бледным лицом.       Спустя какое-то время Тим решился сесть на скамейку, которая все это время была рядом с ним, в двух метрах от комнаты.       Он сел почти прямо напротив стоящего Кристофера. Поерзал на ней, ища удобную позу. Не нашел, но тем не менее попытался расслабиться.       Сделав несколько неглубоких вдохов и выдохов, половина из которых сбивалась, Тим спросил:       — Какова… Какова вероятность того, что Юки, ну… не справи… — Кристофер опустил руку на его плечо и спокойно присел напротив мальчика.       — Доверься Азалии. Она знает, что делает. В нашем родном городе такое, — он указал на дверь, — происходит постоянно. Уже несколько поколений, без перерыва. Еще с тех дней, когда люди обнаружили Цитадель. Не волнуйся.       Тим еще раз сделал медленный вдох и выдох, получилось немного лучше.       — Я где-то читал, — улыбнулся он, — что если веришь в плохое, то больше радуешься, когда наступает что-то хорошее.       Кристофер хотел было что-то сказать, но услышал странные хлопки снаружи здания.       — Что это? — спросил Кристофер. Тим на мгновение вслушался в хлопки, а затем рассмеялся.       — Это фейерверки.              Десятки ракеток взмывали в воздух, сгорая в полете. Разрывались на кусочки, формируя узор в виде маленьких ярких звездочек.       Алые, лиловые, голубые и зеленые огоньки взлетали в бездну со всех сторон, в пяти разных точках города, образуя кольцо из созданных вручную цветовых сфер, освещающих лица горожан на площади. Те в ответ кричали, восхищались, кто-то даже плакал. Взлет, взрыв, световая волна и настоящий огненный дождь, медленно летящий обратно, вниз, к городу. Но он не вернется домой, нет, его судьба — сгореть в атмосфере, оставив после себя лишь темные пепельные следы, тающие в воздухе.       Горожане не запомнят ни одного огонька. Только смутные воспоминания об общей картине, цвета и общие формы. Может, кто-то даже сможет различить этот фейерверк от прошлогоднего наличием ярко светящихся голубых искорок, которые как-то по-особенному отражали слабый свет Минуса, восходящей под городом луны.       — Это так называемые фейерверки? — спросила у девочки Азалия. — Выглядит очень красиво.       Юки, лежавшая неподвижно на кровати, попыталась направить взгляд к окну.       — Фестиваль закончился? — она говорила очень медленно. — Бли-ин, я все пропустила.       Улыбка Азалии немного подрагивала, но девушка продолжала держать девочку за руку.       — Становится лучше? — спросила она.       Юки ответила тихо, еще тише, чем в прошлый раз:       — Не знаю. В глазах темнеет. А вы почему-то говорите все тише и тише…       Азалия и Фенрис встретились взглядами, передавая друг другу только им понятную информацию. Для Юки они все продолжали темнеть. Азалия что-то сказала. Юки не расслышала, и даже переспросить уже не могла.       Постепенно силуэты размывались, чернели, комната исчезала за бесконечной тьмой, исчезали звуки, пропадало тепло от кровати, от теплой руки Азалии, все пропадало; даже чувство, что Юки лежит, пропадало, как пропадало и время.              Вскоре все пропало.       Осталась одна Юки.       Кругом темно… Хотя нет, не так. Тьма есть там, где нет света. А это значит, что где-то свет все же есть. Где-то есть свет, отбрасывающий тень. Но тут не было света.       Тут было тихо, хотя опять же, если где-то тихо, значит где-то есть и “громко”. Но звука тут не существовало.       “Тут”? “Тут” — это где? “Тут”, “там”, “здесь” — эти слова теперь бессмысленны.       Ну... По крайней мере, я все еще могу думать.       Ничего больше нет. Только я.       Нет ни голода, ни боли, как нет и тела. Нет жаркой луны или холодных капель дождя. Нет людей, нет магов или деревенских детей, считающих меня странной. Нет соседских тёток, говорящих, что правильно, а что не правильно. Никто больше не сможет причинить мне боль, ведь боли больше нет.       Если это всего лишь сон, то это очень хороший сон.       Алой зари тоже больше нет, но это, наверное, хорошо? Не нужно ничего искать, куда-то лететь, к чему-то стремиться. “Мечты” теперь тоже бессмысленны.       Если это всего лишь сон, то я не хочу просыпаться.       Если времени тоже нет, то и смерти больше нет? Что может быть лучше бессмертия? Хотя, бессмертным, наверное, скучно. Интересно, а слово “скука” не бессмысленно теперь?       Я решила вспомнить, как скучала в детстве. В моей голове появился… ах да, головы-то больше нет… Ну, в общем, мне причудилась моя комната. Точная копия моей комнаты десять лет, шесть месяцев и пять дней тому назад. Стол был еще не исцарапан всем чем только можно, как это было три недели назад, на полу и стенах было не так много моих следов, да и комната была чище. Мама убиралась.       Я тогда читала книжку с птичками, ну как читала, я просто смотрела на картинки. Сейчас все птицы выглядят размытыми, а текст нечитаем, но в реальности книжка очень качественная.       Наверное, мне тогда не особо было скучно. Ничего толкового не делала, прям как сейчас, но зато изучала мир. Облака, птички и Алая заря мне тогда казались самыми красивыми вещами на свете.       Если углубиться дальше в память, то можно увидеть и отца. Точнее, темное пятно его силуэта, стебли его щетины и, почему-то, запах лаванды. Наверное, несколько воспоминаний смешались друг с другом.       А вот это было совсем недавно. Три года и один месяц назад. Был какой-то праздник, и Ной решил подарить мне цветок. Ну, я ему сказала, что у нас в саду и так полно цветов и мне не нужен еще один. Мальчик обиделся. На самом деле мне нравятся цветы, просто этот дурак его сорвал и ходил с ним пару часов пока искал меня. Цветочек бы только один день прожил, а потом бы завял. Ну разве это достойный подарок?       То же самое я сказала и маме в тот день. Но она меня не послушала и все равно наказала. Еще и накричала на меня. Так что я разозлилась и на маму, и на мальчишку.       Вся моя жизнь как на ладони. Только ладоней больше нет. Вот я училась ходить, вот училась читать, прыгать на другую сторону острова. Болела, падала на землю, подскользнувшись, плакала. Вот ругалась с кем-то, вот тут уже мирилась, получила первое письмо от Тима, и так далее.       Хороший сон.       И правда, зачем просыпаться?       Все слова, которые мне не нравились — их больше нет. Сомнений, одиночества, грусти, обиды и страха. Нет больше дурацких традиций, сплетен и запретов. Нет преград и нет забот. Нет ни размытого будущего, ни смутного настоящего. Этих слов больше нет, они ничего не значат.       Я бы даже назвала этот сон идеальным, но тут нет одного очень важного слова.       Тут нет ветра.       Нет того ощущения, когда мои волосы колышутся на весеннем ветру. Нет попутного ветра, подталкивающего меня вперед. Нет бури, нарушающей все планы и оставляющую после себя хаос, разруху и прохладную воздушную свежесть.       Нет воздуха, нет движения, нет и ветра. А у меня нет ни рук, ни лица, даже не знаю, чем мне чувствовать ветер.       Может… я могу это создать? Только что у меня было очень много маны.       Я попробовала представить шарик света или каплю воды, и… мне кажется, у меня получилось! Не знаю как, видеть-то я не могу, но, не знаю, может, интуиция?       А еще мне показалось, что магия появилась мгновенно. Ну да, времени-то нет.       Тогда создать саму себя будет не так уж и сложно.       Однако…       Странно, но я будто всегда знала, из чего состою. Из того же, из чего состоит все вокруг. Из маленьких частичек воздуха, воды, даже из металла. Их было сотни, тысячи, и они соединялись друг с другом, образуя длинные последовательные спирали. Какие-то спирали были у меня от мамы, какие-то от папы.       Такие элементы были в центре еще более чудесных структур, живых комочков, умеющих дышать, питаться и даже делиться.       Я не помню, чтобы я когда-то помнила такое. Но из всего этого я и могу собрать себя.       Даже не нужно ничего изобретать. Я могу обратиться к своей собственной памяти, чтобы вспомнить, кто я такая.       Три недели назад мне исполнилось шестнадцать. Тогда я посмотрела на себя в зеркало. Волосы, лицо, цвет глаз. Рост. Легкость, с которой я прыгала с одной стороны острова на другую. Руки, которыми я подкидывала монетку. Ноги, которые я опускала в холодное озеро. Спина, которой я ударилась о палатку в Терновнике. Живот, который бинтовала там же.       Когда я восстановила свое тело, я поняла, что чего-то не хватает. Нет, я ни про что не забыла, создала именно такую себя, какая я есть.       И все же… маны еще много. Можно создать что-нибудь еще.       Я понемногу менялась за последнее время, у меня чуть-чуть подросли волосы, я даже выросла на целый миллиметр. Странно, но мне кажется, теперь мне нравятся облака и птицы еще больше. Людей я стала проще воспринимать, улыбаться стала чаще. Особенно, когда рядом есть Тим.       И все же… мне хочется в себе еще что-то изменить.       Добавить что-то новое, необычное, красивое. Что-то со множеством деталей, связанных воедино из маленьких частичек, и образующих нечто живое и сложное.       Что-то легкое, но при этом устойчивое на ветру.       И тогда…       Я начала вязать себе крылья.