Сердечные струны

Лето уже уступало свои права осени, но Тэхён все еще ничего не говорил о свой любви Чону, хотя он казался безмерно счастливым, однако ни разу не заговорил о своих чувствах, и Тэ предпочитал скрывать их. Когда открылся и второй секрет, стало ясно, что таиться дальше не имеет смысла — об этом свидетельствовала более чем месячная задержка. Он зачал ребенка Гука. Только бы Гук отвечал взаимностью. Эта единственная мысль возникала каждый раз, когда Тэхён оказывался в его объятиях. Если бы вышел замуж на него, отвез на свое ранчо и дал еще с дюжину детей, он бы и думать забыл о докторе Мине и выбросил бы из головы бразильские исследования. Забыл бы обо всем, кроме Джина и Нама. Его клятва подарить им ребенка, которого они так хотели, преследовала его постоянно. Разве родить ребенка для них не было всегда его планом? Он погружался в себя на долгие часы, стараясь обдумать свое решение в наиболее правильном варианте. И когда ответ, наконец, появился, ему не удалось скрыть печали: Гук не любил его, не собирался звать замуж и увозить на свое ранчо, а о дюжине детишек не могло быть и речи — ему не нужны ни муж, ни семья — никто. Все, что ему осталось — сосредоточиться на благополучии ребенка, которого носил; решившись на это, представлял Джина, державшего младенца, и Нама, гладящего его черную головку. Этот образ возникал в его сознании таким ярким и реальным, что, казалось, даже чувствовался запах лимонной вербены, виделась сияющая улыбка брата. Он должен жить в доме с любящими родителями, которые не только всем сердцем желали его… но и страстно любили друг друга, — все это могли дать только Джин и Джун. Гук отправился в Уиллоу Пэтч, маленький городок, чтобы купить запас продуктов. Спешившись и привязав Секрета к столбу у гостиницы, попытался отвлечься от тревожного чувства, что с Тэхёном что-то происходит. Однако каждый раз, вглядываясь в него, испытывал дурные предчувствия — что-то все-таки было не так, и это «что-то» тревожило Тэ в течение последних двух дней. Не стоит ждать третьего дня, чтобы понять причины печали, ибо видеть его расстроенным было выше его сил. Куда исчезли недавние улыбка и смех? И Гук решил: надо провести ночь здесь, в гостинице Уиллоу Пэтч, поговорить с ним откровенно, как только устроятся в комнате. Однако ждать было невмоготу, поэтому сразу же, оказавшись в гостиничном номере, приступил к выяснению всего наболевшего. — Давай выкладывай, — потребовал Чон. — Мне понятно, что с тобой что-то не так, но хочу знать, что именно. Немедленно. Взгляд Тэ блуждал по комнате, будто изучая блестящее бюро красного дерева, красно-голубой плетеный коврик и красные портьеры, висящие на двух окнах. Открыв рот, чтобы что-то сказать, бессознательно защитил живот рукой. Чон наблюдал за ним. Мягко, словно боясь, что вот-вот рассыплется на миллионы кусков, он и вторую руку положил туда же. Прозрение осенило его. Пораженный, Чон уставился на его живот. Там, под его руками, глубоко внутри, зародилась крошечная жизнь. Его ребенок. Чон был в этом так уверен, словно уже держал его на руках; взъерошив пальцами волосы, отчаянно пытался разобраться во взрыве мыслей и чувств, которые овладели им в эту минуту: подумал о жизнях, которые отнял, не создав ни одной; о своей собственной — что хорошего в ней? Работал и копил деньги, но его мечтам все еще предстояло сбыться, а нужны доказательства успеха. Ребенок же — не идея, не мечта и цель, а реальное, живое чудо, в создании которого он принял участие. Подумал о родственниках: у него их не было — ни одной родной души во всем свете, теперь появилась одна. Ребенок — его собственная плоть и кровь. Мысли завертелись вокруг тысячи вещей, связанных с маленькой жизнью, зарождающейся внутри Тэхёна, — бесценной жизнью, которую они создали вместе. — Гук, — заговорил Тэхён, опустив голову, — то, что я собирался сделать, сбылось, я забеременел. Он попытался ответить, но был слишком ошеломлен, чтобы говорить. — Благодарю тебя за все, что ты для меня сделал, — продолжал он, все еще не отрывая взгляда от пола. Мучительная боль отдавалась в сердце, но он, как мог, сдерживал слезы. — Желаю тебе счастья и успеха во всех твоих стремлениях. Значение этих слов мгновенно дошло до него — Тэхён покидает его, а он не может понять, не может постичь почему? Как же их ребенок, — в отчаянии спрашивал он себя. Их ребенок. Нет. О Боже, как можно было забыть: всецело поглощенный самим Тэхёном, забыл, чего ему хотелось от него. Ребенка. Он носит его, чтобы потом отдать брату и зятю, собирается родить младенца и передать людям, которые ему совершенно не знакомы, а потом отправиться в Бразилию и провести остаток жизни на какой-то кишащей жуками реке. Ничего удивительного: этот план всегда входил в его намерения и не покидал его ни на минуту. Но ведь зачали новую жизнь они вместе… как можно забыть обо всем? Не зря, оказывается, сомневался — их близость ничего не значила для Тэ. А вдруг что-то да осталось? Однако, если бы это было так, не вздумал бы возвращаться к другой жизни. Он, Чон Чонгук, оказался недостаточно хорош для него, внезапно осенила мысль, не очень умен, всего лишь крепкий альфа, избранный кандидатом, удовлетворившим его желания и потребности. Так в свое время Флора использовала его, а потом продала все, что по законному праву принадлежало ему, не оставила ничего, кроме мечты. Теперь Тэхён намерен лишить его ребенка, который принадлежит и ему тоже. Неосуществленная мечта — чем не вторая Флора? Все плохое, ужасное, потрясшее много лет назад его, тогда еще ребенка, повторилось снова, уже с мужчиной — ярость прожгла его сердце, обострив разум. Единственная правда осветила его душу настолько ярким и сильным светом, что Чон вздрогнул. — Нет, черт побери, — вскипел он вслух. — Нет, Тэ! Он угрожающе надвигался на него. — Это и мой ребенок тоже, понятно? Его крик прорвался сквозь пелену отчаяния. Смятение охватило все его существо. — Гук… — Ты не отдашь ребенка брату! — Что? — Его мысли завертелись, и он отступил назад. Не отдашь ребенка брату! Его слова звучали в нем бесконечно, и сердце застучало так часто, что — он был уверен — вот-вот выскочит из груди. Неужели он хотел его и ребенка? Скажет ли, что любит его, позовет замуж, возьмет к себе на ранчо и подарит еще дюжину детей? Сердце сжималось в ожидании ответа. — Судя по твоему поведению, — продолжал Гук, — ты ничего не понял. Позволь выразиться прямо: хочу своего ребенка, Тэхён! Он уставился на Чона так напряженно, что все остальное в комнате перестало существовать: говорит, что хочет ребенка, но ни слова, что и его тоже. Тэхён никогда не представлял, что бывает такая сердечная боль. Больше уже не мог сдерживать слез — они побежали по его щекам. — Слезы не остановят меня, — огрызнулся Чон. — Если считаешь, что обязан отдать ребенка твоему бесценному брату, пожалуйста, можешь родить целую дюжину для Джина, но тот, которого ты сейчас носишь, — мой! Он повернулся на каблуках и подошел к двери. — Мы останемся здесь, в Уиллоу Пэтч, до тех пор, пока не родится ребенок, — неистово продолжил он. — После родов можешь отправляться в Бразилию и изучать слюни жуков всю оставшуюся жизнь, мне наплевать, но моего ребенка ты оставишь мне! Дернув дверь, продолжал гневно смотреть на него. — Пойду искать место, где мы сможем жить следующие восемь или девять месяцев или сколько еще там осталось до рождения ребенка. А также разыщу городского доктора и узнаю, не сможет ли он осмотреть тебя — ничего не должно случиться с моим ребенком, понятно? Буду присматривать за тобой каждую секунду до тех пор, пока не стану держать своего ребенка на руках. После этого можешь делать все, что заблагорассудится. Вышел в коридор, затем снова вернулся. — Убежишь — догоню, — прозвучало как предупреждение. — Куда бы ты ни отправился — найду. Хлопнув дверью, выскочил. Колени Тэхёна подкосились, он повалился на кровать, застыв, начал непроизвольно дрожать, словно кто-то колол ему кожу острыми иглами. Руки казались такими холодными, когда коснулся ими лица. Даже горячие слезы не согревали их. Ну почему ты не любишь меня, Гук? Не понимая, что с ним, знал что делать — остаться с Гуком в доме, который он найдет для них в Уиллоу Пэтч. В течение последующих месяцев, думал он, его любовь к нему углубится и наполнит его величайшей радостью. Нет, уехать из Уиллоу Пэтч сейчас же, пока его нет, пока любовь к нему не углубилась и не наполнила его глубочайшей грустью. Чон не хочет его. Куда отправиться? Куда угодно. Когда окажется в другом месте, решит, что дальше. Что же делать? На дрожащих ногах встал и подошел к окну и увидел, как Гук выводил Секрета из конюшни. Даже с такого расстояния было заметно, как он рассержен. Вскочив в седло, пришпорил жеребца и поскакал из города — пыль, скорость и ярость сопровождали его. Он вернется. — Люблю тебя, — прошептал Тэ. От горячего дыхания остался большой затуманенный круг на стекле. Кончиком пальца он написал: «Чон». Солнце, пробившись сквозь занавески, высушило его — прямо перед глазами Тэхёна имя любимого исчезло.