Сердечные струны

Проходили дни, недели, и Тэхён однажды удивился, что не может вспомнить число: попытался считать, но время ускользало от него и вскоре совсем перестало иметь какое-либо значение. Все заслонил собой Гук: в чудесном мире, который Чон ему представлял, Тэ играл с ним — под деревьями и открытым небом, танцевал, и он кружил его по бальным комнатам лесов и цветочных лугов; пел с ним бесконечно прекрасную симфонию природы, которая сопровождала их повсюду. Тэхён любил его: под покровом высокой изумрудной травы, на мягком ложе из листьев или в искрящихся ручьях; отдавался на рассвете, в знойную жару полудня и под мерцающими звездами прохладных ночей. Никогда не оставался без него — днями находился рядом с ним, а ночами заполнял все сны. И его счастье не знало границ. — Жаль, что у тебя такое плохое настроение, Тэ, — однажды вечером заметил Гук. Прислонившись спиной к дереву, он чистил нож мягкой тряпочкой и слушал, как смех Тэхёна разносится вокруг — играл с малышом опоссумом, которого ему удалось поймать. Теперь он смеется все время, подумал он. Любая глупость смешила его. Сидя у костра на куче сложенных одеял, Тэхён рассмеялся еще громче, когда маленький зверек обкрутил свой длинный хвост вокруг голой спины и начал дергать его за волосы маленькими цепкими лапками. — Не могу поверить, что было время, когда отказывался спать без ночной рубашки, — заключил Тэ, погладив спинку опоссума и улыбнувшись, когда тот зашипел от удовольствия. — Теперь хожу по лесам и полям нагой, как… — Как мне нравится, — закончил за него Гук. Его тело было обнаженным, как и Кима, ибо они не утруждали себя одеванием после купания в ближайшем озере. — Но согласись, как приятно не носить одежду постоянно. — Да, — согласился Тэ с улыбкой. — В самом деле, мне кажется, что в следующий раз, когда придется долго носить одежду, она будет мне в тягость. Гук закончил с ножом и сунул его снова в кожаный чехол. — И не носи ее подолгу. А это идея. Как насчет того, чтобы остаться здесь на некоторое время и пожить нагишом? — Как Адам и Ева, и это будет наш Эдем. — Не хочешь немного почитать, Ева? — усмехнувшись, как обычно, достал две книги из его сумки. — Селезенки или секс-руководство? — спросил он, подняв оба тома. — Селезенки, пожалуйста. Он оглядел обложки. — Сегодня нет настроения для селезенок. — Хорошо. Тогда секс-руководство. Он бросил медицинский учебник обратно в сумку, подошел к костру и сел рядом с Тэхёном. — Твой друг еще слишком мал, чтобы быть рядом, пока мы будем читать это, Ева. Омега погладил мягкий мех опоссума, посадил его на землю и понаблюдал, как зверек убежал в лес. — Ты прекрасен, знаешь это? — спросил Гук, глядя, как свет костра мерцает на бледном теле и длинных золотых волосах. Его комплимент побудил в Тэ волну чувств. Он наклонился к Чону, влекомый больше чем желанием, больше чем страстью. — Испытываю незнакомые чувства, — прошептал Тэхён. Тэхён ничего больше не объяснил, да и не нужно было. Гук испытывал то же странное, властное чувство, но если у Тэхёна нет для него названия, то и он не станет пытаться определить его. — Книга, — напомнил Тэ, приблизив к его губам свои. — Мы собрались читать книгу. — Да, книга. — Вернувшись из властных чар нахлынувшего на него чувства, он сунул пальцы между страницами и наугад открыл книгу. Взглянув на открытую страницу, уставились на детальную картинку, изображавшую альфу, который, используя язык, руки, стопы и член, занимался любовью с не менее чем шестью омегами одновременно. — Пора отправляться на Тибет, — насмешливо заметил Гук, переворачивая страницу, на которой была другая иллюстрация: альфа, обвязанный веревками вокруг запястий и лодыжек, висел, подвешенный к перекладине потолка в состоянии полной эрекции, а четверо других альф, держащих веревки, опускали его на распростертого на полу омегу. — Нет, все-таки лучше Техас, — решил Гук вслух. Хихикнув, Тэхён полистал книгу дальше, затем задержался на одной странице. — Попробуем вот так. Чон нахмурился. Картинка изображала пару, занимающуюся любовью в сидячем положении с ногами, поднятыми и сомкнутыми за головой. — Ты рехнулся? Не могу так задрать ноги за шею. — Попробуй. — Нет. — Почему? Чон уставился на Тэхёна. Неужели этот безрассудный бесенок и есть тот самый чопорный омега, который собрался совершить короткий, бесчувственный коитус в темной комнате? — Послушай, Тэ, даже если мне и удастся скрестить вот так ноги за головой, то никогда больше не смогу опустить их, и придется ходить по земле, передвигаясь на голой… — И очень хорошо. — Тэхён перевернул страницу. — Как насчет этого? На картинке, которую он открыл, альфа в стоячем положении занимался любовью с омегой, держа того на весу, расположившись лицом к лицу; тело омеги напоминало положение складного ножа: ноги — на груди альфы, стопы — на плечах, а руки — на его затылке; для подстраховки руки альфы поддерживали омегу снизу за ягодицы. Гук вспомнил, как Тэхён вытянул ноги над его головой во время их ночного занятия в Ред Вулф и предположил, что эта необычная любовная поза не окажется для него сложной. — У такого положения есть определенные прелести. Когда он поднялся с земли, Тэхён заметил, что Чон полностью возбужден и готов к эксперименту. Это зрелище подстегнуло и его желание, и он с готовностью взял протянутую ей руку. Гук помог ему подняться, затем сжал его талию. — На счет три запрыгивай. Раз… два… три. Тэ запрыгнул на него, обхватив ногами спину. — Неправильно, — определил Гук, глядя в его мерцающие глаза. — Ноги положи на грудь, а стопы — на плечи. — Не могу поднять ноги кверху, пока ты меня так держишь — твои руки мешают. — А там, случайно, нет каких-нибудь инструкций насчет того, как правильно делать это? Тэ покачал головой и поцеловал в кончик носа. — Видно, придется определить детали самим. Чон на мгновение задумался. — Есть идея. — Поставив Тэ на землю, лег на спину. — Садись на живот и вытяни ноги на груди. Он осторожно села на чонов живот и вытянул ноги перед собой так, чтобы стопы свисали с плеч. Его поза показалась Гуку весьма соблазнительной. — Почему бы нам не остаться в таком положении ненадолго? — предложил Чон, гладя руками его бедра, кончиками пальцев слегка прижимаясь к нежному сокровищу между ногами. Теэхён наклонился и сомкнул руки у него на затылке. — Вставай, мой великолепный тибетский возлюбленный. Придерживая его за поясницу, Гук медленно сел, ноги Тэхёна поднялись вместе с ним. — Ты уверен, что так не будет больно? Тэ вздохнул. — Чувствую сильное, приятное растяжение в задней части бедер и сладкую боль желания внутри моей… ну, ты знаешь. В самом деле, знал, эта мысль едва не лишила Чона рассудка от томления по Тэхёну. — Ну, хорошо, теперь начнем вставать. Держись. Это оказалось делом куда более трудным, чем можно было представить. Большая часть веса Тэхёна давила на его торс, и поскольку он сидел между его грудью и согнутыми коленями, Чон не мог, сохраняя равновесие, перенести вес на ноги, чтобы встать, не наклонившись назад. — Буду раскачиваться на ногах, — сообщил он. — Сиди спокойно. Он раскачивался взад и вперед, звуки хрустящих листьев и его тяжелого дыхания наполнили тишину ночи, но вскоре ему удалось перенести вес двух тел вперед и встать. — Удивительно, как эти тибетцы вообще еще способны заниматься любовью после того, как поднимутся со своими омегами, висящими у них на шее. Тэ улыбнулся. — Пока ты раскачивался, я думал о средствах, которые они, возможно, используют для достижения этого положения. Омега, вероятно, ложится спиной на высокую кровать или стол и поднимает ноги к плечам. Альфа наклоняется над ним и обхватывает его за спину в то время, как омега сцепляет руки у него на затылке. Таким образом, альфа выпрямляется. — И ты говоришь это теперь. Мы могли бы воспользоваться повозкой, чтобы сделать так. Какая польза от твоей гениальности, если ты не подсказываешь вовремя? — Повернув голову сначала в одну, потом в другую сторону, он поцеловал обе его лодыжки. Почувствовав, как его разбухшая плоть зашевелилась внизу спины, Тэ шепнул: — Люби меня, Гуки. Его просьба и необычная поза придали Чону силы. Подняв его выше, Чон попытался расположить его так, чтобы опустить прямо на затвердевшую мужественность. Но не видя, что делает, почувствовал, что его «копье страсти» скользнуло по ногам Тэхёна и оказалось на животе. Тэ глянул вниз и улыбнулся. — Промахнулся. — Проклятие, не вижу! А так как держу тебя обеими руками, то не могу чувствовать, что делаю: все равно, что пытаться попасть в бычий глаз с завязанными глазами и связанными за спиной руками. — Помогу тебе, о несчастный, — пропел Тэхён. Он убрал правую руку с его шеи и твердо ухватил его член. — Подними еще раз. Когда Чон сделал так, как он просил, Тэ справился со своей задачей. — О! — вскрикнул он. Спрятав лицо в густой массе чернильных волос, струящихся по его плечу, Тэ сосредоточился на чудесном ощущении, заполнившем его целиком. — О, Гук. Он не мог ответить. Стиснув зубы, пытался сдержать удовольствие: он принял Чона всего и так глубоко, что чувствовалась его матка — самое потрясающее ощущение, которое когда-либо испытывал. Осторожно, боясь причинить боль, начал двигаться, одновременно поднимая и опуская Тэхёна. Осторожность, которую он сохранял всегда, казалась излишней. — Гук, пожалуйста. — Подняв голову с его плеча, прижался к его губам и проникл языком глубоко в его рот. Страсть Тэхёна освободила его от всяческого беспокойствами он погрузился в него, давая выход яростному желанию. И вдруг затих, услышав хрустящий звук. О Боже, неужели он или Тэхён сломали что-нибудь жизненно важное? — Что-то сломалось. Твое или мое? Несмотря на томление — чувственная вершина наслаждения приближалась — Тэ не удержался от смеха. Гук крепко держал его, вздрагивающего в его руках — и эти конвульсивные встряски не только мешали держать равновесие, но и вызывали беспокойство о безопасности и благополучии крайне уязвимых мужских органов. Он поднял Тэхёна выше и почувствовал, что выскользнул из его глубин, и новая волна смеха сотрясла Тэ. — Ради всего святого, Тэхёни, прекрати… Конец фразы остался непроизнесенным, он споткнулся о выступающий корень дерева и полетел на землю, успев развернуться, и приземлился на спину, уберегая Тэхёна от повреждений. Испугавшись, Тэ перестал смеяться. — Ты ушибся? — спросил он, сидя у него на животе. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы восстановить дыхание. — Шутишь? — выдавил он. — Падение на спину через корень дерева, да вместе с тобой — такое приятное ощущение, что можно повторить. Его шутка убедила, что с ним ничего не случилось. Он лег на него всем телом. — Гуки, — начал он, не сдерживая улыбки. — Хрустящий звук, который ты услышал, издала сухая ветка, на которую ты наступил. Теперь жалею, что засмеялся, но когда ты спросил, не сломал ли кто-то из нас что-нибудь, не мог удержаться — это было настолько… ты был так серьезен, что я… Он увидел, как смех снова заискрился в его глазах, и на этот раз рассмеялся вместе с ним. Нежно прижимая к себе, смеялся, и не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь так веселился. — Гук, — прошептала Тэхён, когда наплыв веселья, наконец, утих. — Закончим то, что начали. Он вскинул бровь. — А нельзя ли это сделать по-американски? Омега улыбнулся. — Да, Гук, конечно. Он погрузил пальцы в его волосы и вглядывался, словно сегодня наступил последний день, когда он видел Тэ. Охваченный нежнейшими чувствами, перекатил на живот и накрыл своим телом. Тэхён упивался любовью. Чон доставлял наслаждение так нежно, неторопливо и сладостно, что его счастье казалось настолько всепоглощающим, что на глазах выступили слезы. А когда они насытились друг другом и Чон ласково прижимал его к своему теплому и сильному телу, Тэхён глядел на пламя костра, предаваясь воспоминаниям, каждое из них сохраняло единственную правду, нашедшую место в глубине его сердца, пока он, наконец, не распознал то незнакомое чувство, которое прежде ускользало от него. Тэхён убедился, что это чувство родилось давно, в тот день, когда впервые почувствовал на себе этот мерцающий сапфировый взгляд. Он полюбил Чон Чонгука.