Сердечные струны

Его предложение так ошарашило, что Гук не решался ответить сразу, боясь торопливости, — вдруг это сон, который закончится и больше не повторится? Воцарившееся молчание смутило Тэхёна — как мог забыть? — Извини, Гук, — прозвучал чей-то чужой голос. — Золото. Забыл, что у меня нет больше денег, чтобы заплатить. Но осталась рубиновая брошь… — Не нужны ни золото, ни брошь, Тэхёни. Взглянув на него, он понял правду этих слов в лазурных глубинах его глаз. — Согласен? — прошептали его губы. Не видя ничего, кроме его ослепляющей красоты, не слыша ничего, кроме прекрасного голоса, Чон кивнул: — Да. Когда-то давным-давно Киму вздумалось совершить коитус с любым незнакомцем в темной комнате гостиницы — теперь решено заняться любовью с Чон Чонгуком под пологом деревьев. Радость поднялась в нем, словно чудесный рассвет — Тэхён протянул к нему руки. Гук прижал Тэ к себе, к груди и держал так, словно кто-то вот-вот мог прийти и увести его куда-то далеко. Улыбаясь, они улеглись на землю, продолжая держать друг друга в объятиях. Ночь застала их все в том же приподнятом настроении, уютно устроившихся друг около друга — на мягком ложе из травы и цветов. — Уже темно, — прошептал Чон. Ким молчал: время пришло, еще немного — и он расстанется с девственностью. Эта мысль вызвала у него трепет беспокойства. — Ты будешь мягок, Гук. Тэ произнес слова утвердительно, но он услышал в них вопрос. — Да. Поднявшись с земли, Тэ достал одну из своих сумок с повозки и исчез в зарослях кустарника. ==== Неровно дыша и волнуясь, Гук развел костер в укрытии ближайшей дубовой прогалины, решив приготовить рагу из вяленого мяса и картофеля, хотя еда его мало беспокоила, но Тэхён не ел с полудня. Когда кушанье забулькало над огнем, Тэхён, одетый в свою фланелевую ночную рубашку, сидел, прислонившись к большому дереву — свет костра плясал на его длинных золотых волосах. — Ужин готов. Омега не чувствовал запаха рагу, но видел только Гука, снявшего рубашку, сапоги и чулки, оставшегося в одних узких черных бриджах — сбросит их и будет любить его. Сегодня. Эта мысль вертелась в его голове, словно любимый деликатес. — Хочешь есть, Тэхёни? Онемев от ожидания, он лишь покачал головой. Чон почувствовал его возбуждение, но напоминал себе, что трепет нетерпения обостряет желание. Небрежно взяв ложку, начал мешать рагу. — Нервничаешь? — Нет, — немного торопливо ответил Тэ. Он улыбнулся. Заметив его усмешку, понял — знает, что солгал. — Да, Гук, волнуюсь. Но только потому, что сегодня впервые буду… буду… — Совершать коитус? — Продолжая улыбаться, помешивал рагу, желая сделать все возможное, чтобы мог расслабиться. — Считай, что это не больше чем научная процедура. Разве не ты говорил об этом — соединение альфьих и омежьих гениталий, которые двигаются в ритме… — Это физическое слияние альфьих и омежьих гениталий, сопровождающееся ритмичными движениями, обычно приводящее к извержению семени из пениса в омежий воспроизводящий тракт. Но, Гук, я… — Да, да, знаю. Постельные, правила, не забыл. Сделаю нашу постель в темном лесу, подальше от огня. Не буду тебя целовать, не стану прикасаться, а лишь дождусь, когда ты обнажишь свою нижнюю половину. Ты закроешь глаза и станешь думать об отвлеченных вещах, а я управлюсь за пару минут, может, меньше. Даже могу не снимать бриджи, если хочешь, просто расстегну ширинку. — Пару минут? — повторил он удрученно. Его расстройство ужасно позабавило Чона. — Тэхёни, разве забыл, что однажды говорил сам? — Сняв рагу с огня, поднялся, достал одеяла из повозки и направился к нему. Один лишь его вид обещал волны удовольствия, можно было только догадываться, каким блаженством станет возможность почувствовать его внутри себя. Эта мысль возбудила его настолько, что он сжал в руках листья, разбросанные вокруг него. — Гук, нужно поторопиться. Если не сделаем это, боюсь, ожидание доведет меня до безумия. Остановился перед Тэхёном. — Думал, что ты нервничаешь. — Сейчас испытываю множество чувств: нервозность — одно из них. — Понятно. — Подавив смех, приступил к приготовлению постели. Омега понимал, что должен бы помочь ему, но не мог даже шевельнуться. Он готовит постель. На мягких одеялах Тэ отдаст ему свою девственность, станет настоящим омегой в руках альфы Чона. Раздался его тихий стон и на лице появилось выражение напряженного ожидания. Боже, неужели фантазии Тэ настолько реальны, что могут довести до экстаза? — Эй, подожди меня, — дразнил Чон. — Мы собирались сделать это вместе, помнишь? Тэхён встал и медленно развязал ленточки на рубашке. Гук мгновенно посерьезнел. Рубашка каскадом струилась вдоль его роскошного тела, соскользнув на землю. Он видел Кима обнаженным и раньше, но сегодня — что-то другое. Сегодня суждено познать каждый дюйм этого бледного и совершенного тела, но, вопреки требованию Тэ , познавать медленно. Подняв его рубашку, Чон снова надел ему ее через голову. — Гук, что… — Правила, — напомнил он. — Ложись. Омега подчинился, поглядывая на него. — Накройся одеялами. Снова повиновался. — Подними рубашку до талии, закрой глаза и думай о чем угодно, кроме того, что будет происходить. Омега выполнял все так, как Чон говорил, но остановился на полпути. — Гук, прекратим эту игру. Он сощурил глаза. — Делай то, что говорю, Тэхён. Он не шутил — поразительно сексуальный звук его голоса убеждал в этом. Пришлось подтянуть рубашку к талии и закрыть глаза. — Тебе хотелось полной темноты, ты ее получил, — пояснил Чон. — Что бы ни происходило, не открывай глаза. — Он опустился рядом. — Хочешь, чтобы я остался в бриджах или без? Можно делать и так и эдак. Его вопрос усилил томление Тэ. — Без. Чон вытащил его руки из-под одеяла, лаская большими пальцами тыльные стороны ладоней, располагая их на застежках своих бриджей. — Обжог руки, готовя рагу, и не могу справиться с пуговицами. Придется помочь. Омега удивленно открыл глаза, но в следующую секунду почувствовал, как рука Гука прикрыла их. — Просил же не открывать глаз, Тэ. Немного повозившись, он сумел расстегнуть пуговицы — огонь желания просто пожирал его. Он готов был поклясться, что языки пламени обжигали пальцы, а они вырывались из твердого тела Чона. — Тэхён, — поторопил Гук.. Расстегнув все пуговицы, стянул бриджи и нижнее белье, услышал, как он пошевелился, понял, что с этим закончено, — Чон обнажен. Потянулся, чтобы коснуться его, Гук перехватил руку. — Никаких прикосновений, и не вздумай открывать глаза. Такое расстройство охватило Тэ, что он застонал. — Ты обнажен, а я нет. — Знаю. — Но… --Перед тем как проникнуть , мне надо подготовить тебя. Ты чувствуешь как намокаешь там? Чон нежно водил по краям ануса , постепенно вводя палец за пальцем. Тэхён выгибался стрелой.. Милый , ты так узок и горяч там...Их ароматы усиливались..: горная лаванда и полынь... — Готовлюсь проникнуть в тебя, Техёни, — прошептал он ему на ухо, — собираюсь выплеснуть свое семя. И дать тебе узел. А ты, мой маленький милый гений, будешь думать о совершенно отвлеченных вещах. Он попытался открыть глаза, но Чон снова положил на них руку. — Гуки… — Проникнуть в тебя, — пробормотал он еще раз. — Вот так. Омега почувствовал, как головка его члена скользнула в него и вскрикнул от наслаждения. — Думай об отвлеченных вещах, Тэхёни, — проворковал Гук, водя ладонью по члену Кима. — Если бы думал, то не чувствовал бы удовольствия. Подумай о… мм, селезенках. Хотелось побранить его, но наслаждение, которое разливалось по Тэхёну с каждым удивительно нежным толчком, делало разговор невозможным, он беспокойно заерзал под Гуком. — О Боже, Чон… — Думай об обонятельных нервах, Тэ, — мягко предложил он, прижимаясь к нему в ритме, который доводил его тело до лихорадочного уровня. — Думай о Шекспире. Затвердевшие бусины сосков прижимались к груди Чона, тихие постанывания проникали в его мозг, и пламя опаляло все тело. Целуя и покусывая шею Кима, он расположился так, что его горячая плоть полностью заполнила его. --Я полностью в тебе, — предупредил он хрипло. — А пока думай о величине звезд. Инстинктивно среагировав, обнял Гука руками за ягодицы и попытался подтолкнуть его вперед. Он воспротивился усилиям. — Думай о законе индукции. Он вошел в него, предоставив достаточно времени, чтобы Тэ почувствовал его полностью, прежде чем отстраниться и затем повторить ту же мучительную процедуру еще раз. — Тэхён, открой глаза. Он открыл их и увидел самую сущность страсти: Чон продвигался вперед медленно… медленно, и это происходило с такой сладостной неторопливостью, что Тэ не испытал страха от своего первого соединения с альфой. Чон был плотным, но его тело растягивалось, чтобы приспособиться к его размеру; был длинным, но Тэ хотел его всего; он попыталась поднять ягодицы, но его вес прижимал его к земле. — Думай обо мне, Тэхёни, — прошептал Гук, твердо удерживая его млеющий взгляд. — Думай обо мне. В следующую секунду вспышка молнии пронеслась сквозь него, когда он вошел полностью, но чудесное ощущение быть заполненным им быстро преодолело боль. — Тэхёни, — простонал Гук, — о Боже, Тэ. — Он затих, наслаждаясь столь долгим ожиданием удовольствия погрузиться в его шелковистую влажность. Но Тэхён не собирался оставаться безучастным — изогнувшись под ним, нетерпеливо стремился получить тот восторг, который он так умело дарил ему в прошлом. Быстрым движением Гук стащил его рубашку через голову и отбросил в тень; взяв в рот твердый сосок, начал показывать ему истинное значение любви. — Сегодня ты пройдешь полный круг, Тэхёни, и я с тобой. Двигайся со мной, милый. Хотя Тэ никогда прежде не знал альфы, тело Чона подсказывало, что делать: каждый раз, когда, казалось, он выскользнет из него, он, сжимал ягодицы , поднимал их, чтобы слиться снова. Забывший обо всем, кроме него, Тэхён слышал, как Чон бормотал слова ласки и поощрения, его глубокий низкий голос ласкал, и Тэ отдавался с полной несдержанностью. У Гука появился новый прилив желания довести его до высочайшей точки экстаза: продолжая двигаться глубоко и равномерно, целовал его, погружаясь языком между мягкими губами, ласкал рукой твердые соски . Его внимание к столь многим местам одновременно давало Тэхёну глубочайшее наслаждение, которое ему еще предстояло испытать — экстаз нарастал, он почувствовал, как его плотный проход сжался, словно обнимая Чона крошечными ритмичными объятиями; его присутствие внутри него приближало завершенность, чувства обострялись, а тело извивалось; взлетая на гребень блаженства, он выкрикнул его имя. Чувственные сокращения воспламенили Гука, его твердое гладкое тело напряглось в попытке удержаться, но Тэхён пульсировал так плотно, так сладостно, что наступившее блаженство унесло его в тот же огонь, который сжигал и омегу. Пламя экстаза пронзило все тело — дрожа от необыкновенных чувств, которые испытал в объятиях Кима, он поцеловал его более страстно, чем когда-либо прежде… и выплеснул семя. Узел рос в нем. *** Тэхён нежился в изгибе руки Гука, его тело блестело от любовной игры и лунного сияния. Каскад иссиня-черных волос ниспадал ему на грудь — теплый, густой и мягкий, как атлас. Омега медленно открыл глаза. — Было ли для тебя это так же прекрасно, как и для меня? — прошептал он. Его вопрос прозвучал легко, словно перышко на ветру. — Да. — Никогда не забуду эту ночь, Чон. Он провел рукой по изгибу его спины, к ягодицам, и, наконец, положил его на гладкое бедро. — Если забудешь, напомню утром. Удовлетворенный тем, что он собирается любить его снова, когда проснутся, Тэ признался: — Не знал, что такое занятия любовью. Думал об этом, как об обычной научной процедуре. Чон рассыпал нежные поцелуи по его щеке и векам. — Потому что верил всему, о чем читал, а следовало бы задуматься, правда ли то, что пишется. — Он притянул его ближе, в теплое убежище своего тепла и накрыл одеялом, чтобы вечерний ветерок не остудил разгоряченное тело Тэхёна. Тэхён снова утонул в глубинах голубых глаз, а его мысли понеслись туда, куда им хотелось, — к Гуку. Он не только друг, размышлял он, и не только любовник — что-то гораздо большее. Он просунул пальцы в шелковистую темень его волос, поймав себя на мысли, что раньше даже не сомневалась, будто Бразилия и исследования удовлетворят все его желания. Теперь он в этом уже не был так уверен. Хруст листвы прервал сон Чона — кольт оказался в руке еще до того, как открыл глаза. — Тихо, — приказал он, когда Тэ зашевелился. — Не стреляй, — послышался мужской голос из рощи. — Не собираюсь причинять вреда. Хотел напроситься на завтрак, если у вас есть чем поделиться. Твердо держа револьвер, Чон смотрел, как мужчина с копной седых волос усталой походкой вышел из леса, рядом мул, нагруженный мешками, и маленькая седая собачонка. — Здрасьте, — поздоровался мужчина, останавливаясь рядом с кострищем. — Я Обл Смотт. Увидел вашу повозку сквозь деревья. Тэ в испуге сел, прижимая одеяло к груди. — Прошу прощения, мистер, — сказал Обл, приподнимая шляпу. — Увидел вашу повозку через лес, но, конечно, не знал, что вы раздевши. Отвернусь, пока вы накинете одежду. Чувствуя, что Обл Смотт не кто иной, как очередной бродяга, Гук подал Тэхёну его фланелевую рубашку, затем встал и натянул бриджи. — Это Упри, — сообщил Обл, почесав длинные уши мула. — Упри значит «упрямый». А это мой пес Чапарито. По-мексикански звучит как «маленький приятель». Я взял старину Чапарито, когда был в Мексике лет десять назад. С тех пор, правда, не был там ни разу. Милостивый Боже, ну и ветра там. Меня чуть не сдуло с седла, когда выезжал из Мехико. Вы уже оделись? Чон взглянул на Тэ и увидел, что он завязывает последнюю ленточку рубашки. — Одеты. Обл повернулся и начал разводить огонь. — Вы, похоже, счастливая парочка. Кто вы? Чтобы не смущать Тэхёна, Гук объявил. — Мистер и мистер Чон. Меня зовут Чонгук, а мужа Тэхён. — Помнится, знавал одного Тэхёна, — вспоминал Обл. — У него были самые большие и самые хорошенькие глаза, которые доводилось видеть. А когда он моргала своими длинными ресницами, я просто терял голову. Правда, кто-то украл его. Может, съел. Я всегда знал, что из него получилась бы хорошая пища, но у меня не хватало духа съесть его. Лучший бык на свете, старина Тэхён. Тэ, улыбнувшись, громко расхохотался. Счастливые, они разом рассмеялись. Продолжая улыбаться, он пошел к повозке за продуктами к завтраку, Тэ вскоре уже поджаривал над огнем небольшой пирог с мясом. — Премного благодарен, — сказал Обл, когда они с Чапарито поглотили большую часть пирога. Похлопав себя по сытому животу, прислонился спиной к ногам Упри, затем удивленно вскрикнул, когда холодная вода брызнула ему в лицо. Иоанн Креститель выплеснул из клетки вторую порцию воды. Премного благодарен, — сказал он. — Его среднее имя было Эгберт, а сокращенно звали Эгги. Я, конечно, не видел, что вы раздевши. Обл покатывался от смеха. — Помилуйте, да это же одна из тех говорящих птичек! Никогда их не видел, но слышал про них. Как поживаешь, птичка? Попугай поклевывал семечко подсолнуха. --Если хочешь червяка, Тэхёни, найди его сам. Подними рубашку до талии. Гук быстро потянулся к клетке. — Собираюсь выплеснуть в тебя свое семя, — весело объявил Иоанн Креститель. Заметив смущение на лицах пары, Обл засмеялся. — Не надо краснеть, ребята. Если бы не задирались рубашки и не выплескивалось семя, то на земле не было бы людей. Будет вам смущаться, лучше расскажите, куда вы направляетесь. Гук поставил клетку с Иоанном Крестителем позади Тэхёна и зло взглянул на попугая. — Никуда, — ответил он. — Лучшее место на свете, — заявил Обл. — Сам бывал там не раз. Большинство людей, с которыми мне доводилось встречаться, спешат куда-то: что-то торопились сделать, что-то увидеть, не могут потерять ни секунды, стремясь попасть туда-то и увидеть то-то. Им бы остановиться и перестать беспокоиться о завтрашнем дне, когда сегодня смотрит им прямо в лицо. Он вытащил репей из короткого хвоста Чапарито. — А я? Не сделал ничего такого уж важного в своей жизни, но скажу правду. Радуюсь каждой минуте своей незатейливой жизни, особенно дням, проведенным с моей любимой Джевелин, — вместе двадцать два года. У нас не было детей, но мы были счастливы, и до сих пор скучаю без нее, а бывает, проснусь среди ночи и тянусь к ней. Конечно, никого не нахожу, и мне становится так грустно. Моя старушка Джевелин, помнится, носила цветы в волосах, сама выращивала их, а однажды даже получила приз на церковном празднике за фиалки. Он замолчал, вспоминая дни, праздники. Он встал, отряхнул штаны и поднял Чапарито на спину Упри. — Ну, пожалуй, пойдем. Держитесь друг друга покрепче, слышите? Милуйтесь, смейтесь побольше и проживете по-настоящему хорошую жизнь вместе. Когда Обл исчез в лесу, Тэхён уставился ему вслед. «Держитесь друг друга покрепче, слышите? Милуйтесь, побольше смейтесь, и проживете по-настоящему хорошую жизнь вместе». Хороша жизнь, подумал он: один в Техасе, другой в Бразилии. Там, в Бразилии, не будет никого, с кем можно будет потренироваться в деревенской болтовне: доктор Мин не поймет его, да у него и не будет на это времени. — Тэ, ты слышал, что я сказал? — Что? Нет, извини, Гуки, не слышал. — Спрашивал, не забыл ли ты о прошедшей ночи. Судя по этому отсутствующему взгляду, забыл, а я обещал напомнить утром. Пора выполнять обещанное. — До сих пор тянется к своей жене по ночам, — прошептал омега. Он гадал, будет ли он тянуться к Гуку, просыпаясь среди бразильских джунглей. И, просыпаясь в своей спальне на ранчо, будет ли Гук тянуться к нему? Нахлынувшая пустота давила изнутри, он прижал руку к груди, словно пытаясь смягчить боль. — Тэхёни? Что с тобой? — спросил Чон, заметив взгляд глубокого отчаяния, отразившийся на его лице. — Что? Да. Да, конечно. Ничего особенного, Гук. Размышлял о мистере Смотте. — Поспешил придумать что-нибудь, совершенно не связанное с его истинными мыслями. Он подхватил его на руки и понес к спальному тюфяку, уложил и растянулся рядом. Тэхён, я собираюсь медленно, медленно любить тебя. О, что это было за сексуальное зрелище! Взгляд Чона пылал голубым огнем, и его желание стало его собственным; Тэ не помнил, когда и как он снял с него рубашку, а с себя бриджи; его воспоминания прояснились с того момента, когда его губы устремились к мягкому чувствительному углублению у шеи. А пока он так целовал , его мужская твердость тоже скользила по его члену. Губы… руки… каскад длинных черных волос… горячее возбуждение… Его каждая часть касалась каждой части Тэ, он извивался под его умелыми ласками, тело трепетало от ожидания твердой альфьей плоти внутри. Хотя Гук и чувствовал его страсть, ему хотелось довести Тэ до кипения. Подняв его на колени, сам лег головой на гору подушек, руками показывая, что ему сделать. Поняв намерение своего смуглого и неотразимого любовника, Тэхён ахнул от удивления, но в нетерпеливом предвкушении наслаждения, добавляющего силы его трепещущему телу, подчинился побуждению его рук и встал на колени над его лицом. === Одной рукой гладя соски , а другой лаская ягодицы ,Гук захватил губами его яички, затем начал дразнить кончиком языка его уже влажную головку члена , зная, где коснуться и как воспламенить его еще более глубокую страсть. Постепенно перейдя языком на такое уже любимое тугое кольцо из мышц. Чувственные ласки разносились по всему его телу, он изгибал спину; а льняные волосы рассыпались по гладкой смуглой груди Чона — вращая бедрами, отдался во власть восхитительного наслаждения. Гук продолжал ласкать до тех пор, пока не почувствовал, что Тэ почти достиг вершины экстаза. И тогда одним сильным, быстрым движением притянул его вниз. Прежде, чем омега осознал, что он делает, почувствовал, как он вошел в него, всего заполнив собой. Такими ровными были его движения, что его кульминация не прервалась, но поднялась на такую немыслимую высоту, что когда последняя вспышка восторга ослепила, Ким выкрикнула имя Чона со всей лихорадочной страстью, которую пробудило в нем его волшебство. — Еще, — горячо прошептал Чон ему на ухо. — Еще. Тэхён едва услышал его, с трудом понимал до тех пор, пока он не начал неистово двигаться, глубоко погружаясь в него, только почувствовал, что закружился, понесся навстречу еще одному сладостному блаженству. Его кульминация плотно обхватила Чона, соблазняя и маня к пламенному освобождению, горячие спазмы прокатились по его телу, словно раскаты грома по небу. Узел и сцепка. Обессиленный, но полностью пресыщенный, Тэхён затих на его груди, прижавшись щекой к влажному плечу Чона, не мог и не хотел двигаться. Гук тоже. Утренний свет разливался по ним, когда они тихо лежали, все еще слившиеся телами воедино, с сердцами, бьющимися в унисон.