Сердечные струны

— Не получается, Гук, — сказал Тэхён, и крошки печенья посыпались ему на колени. Верхом на коне, Гук наклонился и подал Тэ еще один крекер. — Попробуй еще раз. Ким остановил повозку, взял печенье и откусил, но губы почему-то не складывались в трубочку. Этот крекерный опыт стал очередным, в котором, по мнению Гука, он нуждался. В последнюю неделю путешествия он учил его ловить мелких рыбешек руками, оставлять хлебные крошки у птичьих гнезд для птичек-мам, набивать рот лесными орехами, чтобы посчитать, сколько влезет за один раз. Тэ даже принял участие в первой за всю жизнь битве подушками, которую Гук выиграл, но только потому, что наперники его подушки были из более толстой ткани, чем у него. И теперь учил свистеть, когда губы облеплены крекерными крошками. — Можно вначале глоток воды? — Нет. — Чтобы доказать, что такое вполне возможно, Гук съел четыре крекера и с прилипшими к губам сухими крошками свистнул громко и протяжно. — Видишь, можно есть крекеры и свистеть. Тэ попытался облизать губы, но не смог. — Гуки, ужасно хочу пить. И солнце уже садится. Нельзя ли остановиться на ночь где-нибудь возле воды? Иоанн Креститель просунул клюв между решетками клетки и выхватил печенье из рук Тэхёна. — У меня был ужасный случай кори в семь лет, — пронзительно крикнул он. — Солнце уже садится. — Впереди речка, — смягчился Чон, пришпоривая Секрета в сторону лесистой местности, лежащей неподалеку. — Но если ты считаешь, будто я забыл о том, что не научил тебя крекерному свисту, то ошибаешься. Улыбнувшись, Тэхён последовал за ним и направил повозку к красивой поляне, по которой протекал искрящийся ручей. Но его улыбка сникла, когда разглядел на земле множество лошадиных следов. — Банда, — прошептал он. Чон уловил на его лице страх и понял, что тому вспомнилась банда Бланке. — Нет, Тэхёни, это не лошади белых людей. — Он спешился и отошел от ручья, изучая дорожку следов. — Мустанги. Страх мгновенно улетучился. — Как ты узнал? А не индейские кони? Чон знал, что Ким не спрашивает его, а хочет научиться, и указал на несколько аккуратных куч конского навоза. — Лошади, которые были здесь, остановились. Индейский военный отряд не дает лошадям задерживаться, поэтому помет всегда разбросан. Они передвигаются со своими семьями и скарбом, перевозя вигвамы, оставляющие отпечатки на земле. Здесь же не видно. Мустанги часто пробегают под низкими ветвями, от которых всаднику бы несдобровать. Видишь следы под теми низкими ветками вон там? Действительно, разглядел следы, на которые он показывал, подивился, как быстро он установил, что их оставили безвредные мустанги. Тэ спрыгнул с повозки, напился чистой, вкусной воды из ручья и сел среди густой травы и полевых цветов, наблюдая, как Гук ведет лошадей к воде, и предался воспоминаниям. Представил длинные проходы библиотеки, наполненные старыми книгами, утомительные часы, которые проводил, бегая по ним в поисках какой-нибудь информации, припомнил старых профессоров с бородами, в очках и с длинными костлявыми пальцами; даже припомнил, как пахло от профессоров — пылью, быть может, от бесконечного хождения по тем же душным библиотечным проходам. Сейчас он тоже изучал проходы — бесконечные ленты пыльных дорог, окруженные свежей растительностью, счастливыми птицами, чистыми успокаивающими бризами. Его нынешний профессор не носил ни бороды, ни очков, имел пальцы, хотя и длинные, но мускулистые и смуглые, которые, переплетаясь с его пальцами, согревали и возбуждали. От него не пахло пылью, а пахло солнцем , кожей , полынью и он обладал знаниями, которых нельзя было отыскать на пожелтевших книжных страницах. Часто улыбался, делясь с Кимом своей мудростью, он отвечал тем же, упиваясь его уроками, словно каждая капля таких знаний была ценнее предыдущей. Он носил имя Чон Чонгук, и мир, который открывал Тэхёну, оказался таким прекрасным, что Тэ не знал, как сможет оставить его. Эта мысль настолько поглотила Тэ, что Гук обратил внимание. — Почему так затих? Омега провел ладонью по густой массе травы и цветов. — Думаю. Его ответ встревожил Чона: он делал все возможное, чтобы отвлечь Тэ от будущих планов, и кое-что удалось, но понимал, что это вопрос времени, — снова задумается над своими планами. Ты думаешь о ребенке, о Бразилии, о докторе Мин Юнги и его исследованиях? — Он сел рядом с Тэ, рассеянно срывая цветы, растущие вокруг него. Он смотрел, как Чон ногтем проделывал отверстие в стебле каждого цветка, через которое просовывал другие стебли до тех пор, пока не получилась длинная цепочка из цветов. — Когда-нибудь делал так, Тэхёни? — Связал два конца — получилось маленькое ожерелье. — Нет, Гук, никогда. Надел ему ожерелье через голову и, когда расправлял на плечах, яркая бабочка запорхала у его лица. — Я иногда делал такие цепочки, а моя кобыла Ангель носила их вокруг шеи и, в конце концов, съедала. Тэхён тоже сделал ожерелье, поменьше, и венчал им голову Гука. — Вот. Теперь ты — Его Величество Король Чон. Чон наклонился и поцеловал мягкую щеку Тэхёна. — Когда мы только познакомились, ты не относился ко мне, как к королю. — Тогда я не знал, как к тебе относиться, — ответил он, проведя ладонью по его руке. — С тех пор я сделал кое-что, чего никогда не позволял раньше. «И есть еще так много, что я хотел бы показать тебе, Тэхён». Он уложил его на землю и лег рядом. — Закрой глаза и посмотри на солнце. Через некоторое время ты начнешь видеть пучок кружащихся цветков. Он так и сделал, и увидел цветы, о которых Чон говорил. Было так незатейливо — наблюдать, как они вертятся. Это принесло ему такой покой. — Гук, — позвал он, не открывая глаз. Он тоже лежал с закрытыми. — Что? — Я не думал о ребенке, Бразилии, докторе Мин Юнги или исследовании. Размышлял, как мне хорошо с тобой. — Помолчал, пытаясь определить, откуда нахлынула внезапная печаль. — Буду скучать без тебя, Чон Чонгук. Это признание усилило его подозрение — все еще собирается осуществить свои планы, а затем вернуться в тот мир, в котором для него не было места. Он поднялся и некоторое время наблюдал, как лошади пьют из ручья. Настанет день, и только одна лошадь будет пить из ручья — Секрет останется его единственным компаньоном. — У меня для тебя кое-что припасено, Тэхёни. Он открыл глаза и тоже сел. — Купил в Энчантид Хилл, — продолжил Гук, беря его за руку и гладя тонкие пальцы, — но… ну, тогда разозлился и не отдал. Он встал, сходил к ручью, где стоял Секрет, и вытащил из седельной сумки желтую коробку. Солнце осветило ярко-красную ленту, и он порадовался, что попросил завернуть подарок. — Что это? — спросил Тэхён, когда получил коробку. Сунув руки в карманы, он ухмыльнулся. — Можем сидеть здесь неделями, но ты так и не угадаешь. Не проще ли поступить разумнее — открыть ее. В ответ он показал язык. Чону никогда не приходилось видеть, чтобы Тэ так делал прежде. — Ну? Тэ медленно начал раскрывать подарок — целых пять минут ушло на развязывание красной ленточки. Чон едва удержался, чтобы не взять у него коробку и самому не разорвать бумагу. — Ради Бога, Тэ, ты хочешь получить этот подарок или нет? Нетерпение рассмешило его. — Наслаждаюсь предвкушением этого момента, Гуки. Чтобы еще сильнее раздразнить его, он перестал открывать подарок, лишь поглаживал пальцами желтую обертку, и только уловив искру раздражения в его глазах, открыл коробку — внутри лежала кукла с пухленьким личиком из орехового дерева; золотистая солома заменяла волосы, а оранжево-голубое ситцевое платье было надето на туловище из мешковины, набитой перьями. — Это не антиквариат, понятно? — заявил Чон. — Ее не нужно класть под стекло и глазеть, можно играть и не бояться испортить. Худшее, что иногда случается, — отрывается голова, но не страшно, всегда можно приклеить на место. — Ошибаешься, Гук. Он нахмурился. — В чем? Тэхён погладил жесткие соломенные волосы куклы. — Эта самая ценная, потому что ты подарил ее мне. — Вспомнив, что Тэ однажды рассказывал о коллекции из трехсот кукол, с которыми не играл, понял значение подарка. — Ты расстроишься, если я заплачу? — Ты уже вроде плачешь, — ответил он, видя, как несколько слезинок упали на коричневое кукольное личико. Прижав куклу к груди, Тэхён поднял глаза на мужчину, подарившего ему радость; длинные волосы цвета воронова крыла блестели в вечернем солнце, глаза казались голубее небес, на подбородке глубокая впадинка, добрая улыбка. Рост и сложение всегда изумляли его — такая великолепная внешность удивительно гармонировала с его мастерством и знаниями, хотя у него почти не было образования, и все же… И все же Чон Чонгук — один из умнейших людей, которых он знал. Некоторые, размышлял он, используют свой ум и знания в стенах лабораторий, и немного оставалось такого, чего они бы не знали или не понимали в пределах своего научного диапазона. Лабораторией Чона был весь мир, вокруг него не замыкались стены, и почти не было таких явлений, которых бы он не знал или не понимал в пределах своего природного простора. Тэ задумался: мудрость не определяется количеством страниц прочитанных книг, не всегда является следствием учебы, а гений необязательно тот, кто удостоился академических наград, необязательно… Гений. Он мало задумывался над этим словом раньше. Гений — личность, наделенная необыкновенными умственными способностями, незаурядной силой мозга: гений в математике, естествознании и других академических областях… Или обладать врожденной гениальностью в отношении лошадей, мастерства выживания, людей… Тогда, его осенило, Чон Чонгук — гений в полном смысле этого слова. Тэхён уронил куклу. — Тэхён? — позвал Гук, заметив изумление на его лице, опустился рядом с ним на колени и погладил щеку омеги ладонью. — Что случилось? Широко раскрытые глаза встретились с его взглядом: неделями ездил из города в город, приглашал незнакомых альф, пытаясь найти такого же умного, как Джун. А все это время он находился рядом с ним, направляя его своей особенной гениальностью, умный и добрый. Именно такими и были Намджун и Чон Чонгук. О Боже, почему он не уловил сходства раньше? Неужели его поиски академической учености закрыли его глаза на все остальное? Его сердцебиение участилось, словно приглашая к другой жизни. — Чонгук, — прошептал Тэхён, — я… — остановился и положил руку ему на грудь. — Гуки… не возражаешь стать отцом ребенка?