A wolf in sheep's clothing

      Это Чуя.       Чуя вернулся.       И вот так, потерявшись в кайфе от осознания того, что он снова обрел свою пару, его тело наконец сдается и расслабляется. Внезапно, это больше не так больно. Он чувствует, как тело его альфы выгибается за его спиной, зубы впиваются в его шею, прижимаются к коже, затем челюсти рыжего сжимаются и он кусает.       Тело Дазая обмякает под альфой, оно полностью перестает сопротивляться, как будто кто-то только что перерезал ниточки у марионетки. Он должен испугаться, должен запаниковать, он, вероятно, запаниковал бы, если бы это случилось пару лет назад. Но он не будет. Он знает, что Чуя здесь, с ним. Он знает, что Чуя не причинит ему вреда.       Итак, он позволил альфе использовать свое тело, он позволил альфе завязать его и наполнить еще раз, он клянется что чувствует, как головка члена извергает семя прямо в шейку матки, и какая-то неизвестная часть него в восторге от этого, зная, что его альфа успешно наполнил его матку своим семенем, что он забеременеет, что внутри него вырастут его щенки. И это чувство только усиливается по мере того, как альфа отпускает его шею, чтобы рокотать ему прямо в ухо, в то время как одна из рук обхватывает его раздутый живот.       В этот момент Дазай даже не осознает, что стоны вырываются из его приоткрытого рта. Они звучат настолько непристойно, что он не совсем уверен, что они на самом деле исходят из его тела. Он едва чувствует, как он сжимается вокруг узла альфы и просто кончает всухую, ощущая, как слезы катятся по его щекам.       Рокот альфы не ослабевает по прошествии нескольких минут, Чуе удается перевернуть их на бок, рука все еще крепко лежит на животе Дазая, нос все еще касается уха омеги.       Дазай знает, что он не в себе. Его тело больше не реагирует, но он чувствует себя слишком уставшим, ему слишком жарко и комфортно, чтобы беспокоиться. Он не вздрагивает, когда Чуя медленно прижимает ладонь к его животу, нежно лаская маленькую выпуклость, которую он создал здесь.       Они почти не двигаются, пока узел альфы полностью не опадает, и отдаленно Дазай слышит что Чуя говорит, он произносит его имя, но на самом деле он не хочет возвращаться из того странного состояния, в котором находится. Это умиротворяет, его разум в кои-то веки затих и даже если после этого его тело будет чувствовать себя разбитым, но пока? У него ничего не болит, он вообще ничего не чувствует.       Чуя, в свою очередь, чувствует себя так, словно только что очнулся от одного из своих худших похмелий. Он не помнит как сюда попал, его разум затуманен, а тело болит, ему слишком жарко, сердце колотится о грудную клетку, дыхание настолько прерывистое, что он думает, что у него может быть паническая атака. Он не может упорядочить свои мысли.       Что последнее, что он помнит? Задание. У них было задание. С Дазаем. Он не хотел, чтобы Дазай шел туда. Их поймали. Ублюдок. Он сказал, что хочет навредить его омеге. Он помнит ярость. Смутный привкус крови на его языке. Они все еще в плену? Они сбежали? Почему они в чертовой кровати?       Это не кровать, это гнездо. Блядь, что произошло.       Он голый, они оба голые. Запах секса, смазки, пота и спермы настолько силен, что ему кажется будто воздух стал густым, когда он вдыхает его. Он все еще внутри Дазая. Он не помнит.       — Д’зай, — невнятно произносит он отяжелевшим языком, когда медленно выходит из тела своей пары.       Сперма выливается из ануса омеги, как только его член выходит наружу, и этого вида достаточно, чтобы послать обжигающую волну в глубь его внутренностей. Желание снова ввести свой член внутрь слишком сильно, чтобы сопротивляться ему, но слабое ворчание его пары заставляет вместо этого поднять глаза на лицо Дазая.       Он не может видеть выражения его лица, оно наполовину зарыто в подушку, наполовину скрыто копной каштановых волос, но от того, что он видит, у него кровь стынет в жилах.       Окровавленные следы от зубов прямо на шее омеги, на его плече, и после быстрого осмотра ясно, что это не единственный укус, который он видит на его теле, не единственная отметина. Он может видеть целые отпечатки своих ладоней на бедрах мужчины.       Блядь.       Блядь, что он натворил.       Слюна начинает скапливаться у него во рту, но вкус странный, странный, но знакомый… О, его сейчас стошнит.       Он заставляет себя проглотить это и дрожащей рукой тянется к плечу Дазая, чтобы медленно потянуть омегу, переворачивая его на спину.       Тело Дазая все еще безвольно, оно не сопротивляется, и когда их глаза встречаются, карие смотрят прямо перед собой, расфокусировано. Он совершенно не в себе, и Чуя не может удержаться, чтобы еще раз не оценить ущерб. Он видит темные синяки на теле, отметины в форме ладоней на бедрах своего партнера, засосы и укусы, украшающие его шею, засохшую кровь на бинтах предплечья, где под ними скрывается глубокий укус.       Что он, блядь, сделал со своим омегой?       — Дазай, ты меня слышишь? — спрашивает он напряженным голосом.       Но упомянутый омега только моргает глядя на него, и секунды начинают казаться часами. Пока улыбка медленно не растягивается на губах детектива и… легкое мурлыканье не доносится до Чуи.       Это заставляет грудь альфы сжаться так сильно, что он беспокоится, что у него и правда может быть инфаркт.       Он недостоин мурлыканья своей пары, не сейчас, не сегодня, никогда больше. Но Дазай кажется слишком заебанным, чтобы беспокоиться. Чуя должен рокотать для него в ответ, чтобы дать ему понять что все хорошо, он в безопасности, но он не может. Он может только чувствовать кислоту в желудке, желчь, обжигающую горло, и отвращение к себе, раздирающее его внутренности.       Он изнасиловал своего омегу, не так ли? Вот, как они оказались здесь. Вот, как Дазай оказался таким изувеченным.       — Чиби выглядит ужасно, — хихикает Дазай, пугая своего альфу.       Его голос слабый, хриплый, но все еще дразнящий, и каким-то образом это помогает. Это возвращает немного тепла в тело Чуи. Он не сломал его. Не полностью.       — Это потому что ты не видел себя, чертов Дазай, — пытается возразить он, но это выходит слабее чем предполагалось, не хватает остроты, огня. Но, по крайней мере, Дазай присутствует, пусть и вяло.       Чуя позволяет себе быстро осмотреть комнату, она похожа на квартиру, а не на тюремную камеру. Они в безопасности? Их все еще держат в плену?       — Расслабься, чибико, это ЭКТГ. Никто за нами не придет, — говорит омега, наконец-то начиная двигаться, чтобы лениво растянуться на простынях.       Двигаться сложно, но приятно иметь возможность делать это свободно. Он, конечно, не в восторге от перспективы боли в мышцах через несколько дней, но он постарается быть достаточно вредным, чтобы альфа его избаловал.       Чуе требуется некоторое время, чтобы переварить информацию. Они в ЭКТГ. Осознание этого заставляет вздох облегчения вырваться из его легких. По крайней мере, они в безопасности. Медленно поднимаясь на колени, он смотрит на своего партнера, распростертого под ним.       Он не может оторвать взгляд от спермы, которая начинает скапливаться между бедер омеги, капая на плюшевое покрывало, и именно тогда альфа замечает маленький бугорок на животе Дазая.       Его грудь вздымается при виде этого зрелища, он не в состоянии сдержать тихий рокот, который заставляет его горло вибрировать, а его омегу злорадствовать. Он так же не может удержаться, чтобы не провести пальцами по раздутому животу легким прикосновением, заставляя своего омегу застонать и бросить на него самый грязный взгляд, на который он только способен.       — Чуя наполнил меня так сильно, что я думал, что взорвусь, — жалуется он, хлопая ресницами и капризно надув губы.       Втягивая воздух, маленький альфа не может удержаться, чтобы не придвинуться ближе, руки трясутся, сердце колотится о ребра. Он разводит колени, чтобы подсунуть их под согнутые ноги омеги, и увлеченно наблюдает, как молочно-белая жидкость медленно стекает из опухшего ануса его омеги.       Даже не задумываясь об этом, его пальцы в конечном итоге скользят по мягким яичкам омеги, медленно опускаясь вниз, чтобы дотянуться до белой спермы между его ягодиц, но в тот момент, когда он приближается к измученному отверстию, Дазай приподнимается на локтях, чтобы нашипеть на него.       — Не надо.       Его голос холоден, это не просьба, это приказ.       Мгновенно взгляд Чуи возвращается к лицу его партнера, обеспокоенные голубые глаза встречаются с вызывающими карими.       Дазаю всегда нравилось играть с самоконтролем Чуи. Безжалостно дразня и отказывая ему, просто потому что он может, просто потому что он учил Чую сопротивляться своим гормональным порывам в подростковом возрасте. Сопротивляться, когда Дазай говорит «да» своим телом и «нет» своим голосом. Многие альфы сошли бы с ума, назвали бы Дазая садистом, а Чую — мазохистом. Но он всегда был благодарен за то, что не был рабом своих инстинктов, за возможность сопротивляться им.       Это проверка. Дазай, наблюдающий за ним оленьими глазами, жалующийся на то, какой он полный, лежащий с широко раздвинутыми ногами, надутыми губами. Его проверяют. Его омега хочет посмотреть, может ли он все еще подчиняться, может ли Дазай все еще доверять ему, чтобы он не воспользовался преимуществом. Они пара, его омега не мог бы сопротивляться его командам, поэтому Дазай хочет убедиться, что Чуя всегда сможет справиться со своими импульсами, даже во время гона.       И Чуя всегда проходил тест.       Но прямо сейчас? Он хочет сказать «да пошло оно все».       Он хочет вдавить своего омегу в матрас, хочет заставить его умолять о своем узле, хотя тот сказал не делать этого.       Что с ним не так?       Он хочет наполнить его снова, несмотря на отказ, несмотря на плохое состояние его омеги. Это отвратительно, все его тело предает его.       — Я… я… — он заикается, пытаясь объясниться, он чувствует, как его внутренности горят, будто он умрет, если прямо сейчас не окажется снова внутри своей пары.       — Ты был поражен способностью. Она все еще влияет на тебя, — просто констатирует Дазай, видя обезумевшее выражение лица Чуи.       И, ладно, в этом есть смысл. Его сердце колотится, ему жарко и странно, и он хочет трахаться. Он вспоминает женщину, туман. Карлос. В груди мгновенно зарождается рычание, но Дазай быстро возвращает его к реальности.       — Оставайся со мной, слизняк, я не могу допустить, чтобы ты снова превратился в безмозглую дворнягу, — он хмурится, одаривая своего альфу тяжелым взглядом.       Ему нужно сосредоточиться. Дазаю больно, он изранен, он грязный. Он должен заботиться о нем. Простые вещи, с этим он справится.       Дазай наблюдает, как шестеренки снова начинают крутиться в голове Чуи, приподнимаясь еще немного на локтях, чтобы посмотреть на беспорядок, который они устроили, но как только он наклоняется, он чувствует, как сперма альфы выливается из его тела.       Застонав скорее от смущения, чем от боли, он позволил себе плюхнуться обратно на кровать, пытаясь не обращать внимания на жар, разливающийся по его лицу.       Ноздри Чуи раздуваются, глаза опускаются вниз, чтобы посмотреть на беспорядок, который только что устроил Дазай. В его голове проносится миллион мыслей, большинство из них пошлые, его тело уже реагирует, член вздрагивает от этого зрелища, на кончике блестят бисеринки смазки.       Но он не может. Ему нужно быть хорошим, заботиться о своей паре.       Так, маленький альфа спрыгивает с кровати, как будто простыни только что загорелись, выпаливая неловкое «Я наберу тебе ванну!», прежде чем скрыться с глаз Дазая в ванной комнате.       Наблюдая, как голый рыжик выбегает из комнаты, теплое чувство наполняет грудь омеги.       Это вызывает странную ностальгию, и требуется всего секунда, чтобы вспомнить, что семь лет назад, в ту ночь, когда он проявился, Чуя сделал точно такую же глупую вещь.       Черт, он любит своего альфу.       Он поднимает глаза к потолку, еще раз вздыхая, чтобы успокоить нервы. Чуя вернулся, они смогут справиться с этим. И он примет теплую ванну. Он скучал по этому, по купанию с Чуей.       Он всегда был щедрым альфой, делающим все возможное, чтобы избаловать его, но огрызался каждый раз, когда Дазай решал прокомментировать это, слишком гордый, чтобы признать, что заботливый, даже если он безжалостный мафиози.       Как только он скрылся в ванной комнате, Чуя попытался восстановить свое дрожащее дыхание, опустив голову, крепко держась руками за фарфоровую раковину. Ему хочется разгромить комнату, бить кулаками по стенам и кричать. Его обнаженное тело трясется от простой мысли… Он причинил боль своей паре, и все о чем он может думать, это трахнуть его снова?! Это отстой. Он отстойный альфа, он подвел свою пару.       Ему требуется некоторое время, чтобы успокоиться, глубокий вдох за глубоким вдохом, но в конце концов ему удается перестать дрожать и медленно выпрямиться.       Но как только он видит свое отражение в зеркале над раковиной, что-то уродливое вскипает внутри него и заставляет его рассвирепеть. Внутри него бурлит столько ярости и отвращения, что прямо сейчас он не может смотреть на свое лицо, поэтому рефлекторно бросается на зеркало.       Звук разбитого стекла заставляет Дазая нахмуриться, повернув голову в сторону ванной, но по-прежнему не двигаясь ни на дюйм.       — Может, чиби постарается не разносить всю комнату? — говорит он, стараясь, чтобы его голос звучал скорее раздраженно, чем обеспокоенно.       — Заткнись! — это единственный ответ, который он получает, но этого ему достаточно, чтобы понять, что у Чуи пока нет нервного срыва.       В ванной альфа смотрит на свои окровавленные костяшки пальцев с противоречивым выражением лица. В рану попало несколько осколков, это не так уж страшно, но понадобятся бинты, чтобы не испачкать все вокруг.       Почему он не защитил себя Смутной Печалью, прежде чем разбить это чертово зеркало?       Он в полном раздрае.       Но он должен отложить бурю, которая медленно формируется внутри него, он может пока закопать это, у него есть более важные дела, о которых нужно позаботиться. Он научился хорошо закапывать вещи. Друзья, враги, чувства, любовь. Он может легко подавить эмоции и разобраться с ними позже, в одиночестве.       Прямо сейчас ему нужно позаботиться о своем омеге. А еще вытащить осколки из руки и обмотать костяшки пальцев чистым бинтом.       А затем он начинает наполнять ванну для Дазая. Пены для ванн естественно нет, поэтому он просто добавляет в воду немного обычного геля для душа, чтобы он вспенился. Дазай любит ванны с пеной, пузырьки защищают его тело от того, чтобы его видели без бинтов.       Они не были близки с тех пор, как он ушел из мафии, так что, возможно, ему будет проще, если между ними будет слой пены.       Голос Дазая внезапно раздается снаружи, заставляя его повернуть голову в его сторону.       — В ванной есть камера. Левый угол, рядом с дверным косяком, — говорит он скучающим тоном, непринужденно.       Для Чуи посыл ясен. Избавься от нее. И он это делает. Зажав осколок стекла между пальцами, он с силой швыряет его в маленькую точку, которую замечает на стене, наслаждаясь звуком разбивающегося устройства. На самом деле ему все равно, что он ходит голый под объективом камеры, но все они умрут раньше, чем увидят его омегу обнаженным.       Рядом с Дазаем на секунду зажужжала рация, заставив его нахмуриться и повернуть голову в ее сторону, затем в устройстве зазвучал голос Йосано.       — Ты там жив? Мы случайно услышали, что твой альфа в ванной, Куникиду хватит удар, если он не узнает, что ты все еще цел и невредим.       Издав усталый рык, Дазай тянется к громкоговорителю.       — К сожалению, жив! Ты можешь сказать Куникиде, чтобы он пошел выпил ромашкового чая, чтобы успокоить свои нервы, я скоро выйду на работу и буду до смерти надоедать ему.       — Его лицо говорит мне, что он очарован. Он просто рядом со мной, но мы договорились, что будет лучше, если Чуя не услышит его голоса. Вам что-нибудь нужно?       — Как умно с вашей стороны. Пока ничего, но я позвоню вам, если понадобится! Пока… — напевает он, позволяя своей руке снова упасть на кровать.       В ванной Чуя позаботился о том, чтобы убрать кровавый беспорядок, который он ранее устроил. Его мокрая одежда все еще была на полу в душе, поэтому он бросил ее в угол комнаты и смыл кровь теплой водой. Он оттягивал время как мог, но больше медлить нельзя. Он должен выходить.       Когда он это делает, наступает неловкий момент, когда он подходит к кровати, инстинктивно протягивая руку, чтобы поднять своего партнера, и в то же время Дазай пытается встать сам, игнорируя предложение Чуи.       Они оба смотрят друг на друга, застыв, но альфа не отступает, он стоит вытянув руку, пока Дазай драматично не вздыхает и не принимает предложение, обхватывая шею своей пары руками. Он предпочитает не комментировать окровавленный бинт вокруг костяшек пальцев рыжего.       Плечи Чуи кричат, пока он несет свою пару в ванную. Боль необычная, бок тоже сводит его с ума, и одна из ног почти подкашивается, но в конце концов ему удается принести Дазая в душ, не уронив его.       Позволяя ногам Дазая медленно опуститься на пол, он обхватывает его рукой за талию, прежде чем включить душ. Альфа на самом деле не помнит, как был ранен, но беглого взгляда на его ногу и бок, полные фиолетовых гематом, достаточно, чтобы понять, что им удалось нанести ему несколько хороших ударов.       Горячая вода — благословение для их тел, Дазай мгновенно тает на груди Чуи, и тот оставляет его в покое, отступая на шаг, чтобы сесть на маленькую скамеечку в душе. Он берет с собой своего омегу, чтобы посадить его к себе на колени, поворачивая насадку душа так, чтобы она согревала их.       А потом они сидят в тишине целую минуту, это время, когда Чуя может взять себя в руки и не думать о своем все еще твердом члене, прижатом к спине Дазая. Он потянулся за гелем для душа, достаточно хорошим средством отвлечься от его текущей проблемы, но когда он начинает нежно втирать его в грудь партнера руками, он понимает что даже мытье тела его пары будет борьбой за самоконтроль. Просто прошло так много времени с тех пор, как он прикасался руками к коже Дазая.       Дазай не может видеть его лица в их положении, омега прислонился головой к стенке душа, прикрыв глаза, чтобы насладиться ощущением теплой воды на своих измученных мышцах. Чуя спрятан за высокой фигурой омеги, и, честно говоря, это хорошо, что Дазай не может видеть противоречивые эмоции, искажающие лицо его пары.       В конце концов, он поднимает подбородок, чтобы положить его на плечо Дазая, позволяя себе некоторую форму утешения, когда его рука останавливается на нижней части живота омеги. Он мягкий, все еще немного раздутый, относительно его обычной плоскости. И тот простой факт, что он знает, что все еще находится внутри него, заставляет первобытную часть его тела реветь.       Он внутренне умирает от того, что собирается сделать, но в конце концов, он здесь, чтобы очистить тело Дазая, поэтому он медленно прижимает ладонь к коже и тихо рокочет «расслабься» прямо на ухо Дазаю, когда начинает надавливать на живот омеги.       Сначала Дазай скулит, ему не очень комфортно чувствовать, как кремовая жидкость вытекает из его тела, но приятно наконец-то иметь возможность расслабиться, слышать, как Чуя рокочет слова в его мозгу.       Он позволяет вычистить себя, медленно, Чуя продолжает давить, раздраженно наблюдая, как его сперма стекает по полу в канализацию, разбавленная водой. Это противоречит всему, о чем кричит его тело прямо сейчас, но он может сдержаться.       Поэтому он продолжает, как можно деликатнее, пока Дазай не начинает извиваться под ним. Он ничего не говорит, не использует свою обычную браваду, чтобы отвлечь внимание Чуи от щекотливой ситуации, в которой они оказались.       Он, вероятно, вычистил большую часть, так что в итоге они выходят из душа, чтобы залезть в ванну. Чуя занимает свое место позади Дазая и омега, наконец, прижимается к нему с томным мурлыканьем. Он действительно не осознавал, как сильно скучал по этому все эти годы.       Но Чуя не рокочет в ответ, детектив чувствует, как он напряжен, и через несколько минут его мурлыканье стихает. Тишина — единственное, что наполняет комнату, и обычно Дазаю нравится проводить время в тишине с рыжиком, в конце концов, это редкость. Но это не очень приятная тишина, и ему становится не по себе, так что в конце концов он сам ее нарушает.       — Слизняк чиби помнит, что произошло?       Чуя подскакивает от его голоса, погруженный в свои мысли, он смотрел на глубокий укус на шее своей пары, задаваясь вопросом, когда все пошло не так. Он выдыхает простое «нет» и закрывает глаза, ожидая, когда Дазай заговорит. Он знает, что тот введет его в курс дела.       — Чуя разозлился на Карлоса и убил его и еще одного парня. Затем мы выбрались и отправились сюда, чтобы безопасно разобраться с твоим гоном.       — А как насчет остальных? Женщина, — ворчит он, пытаясь не дать гневу разлиться по его венам.       — Они сбежали из комнаты прежде, чем ты смог освободиться от оков. Мы оставили Акутагаву, Гин, Кёку и подкрепление разбираться с остальными, они справятся.       Ответив простым хмыкающим звуком, Чуя снова замолкает, его раненая рука свисает с края ванны, в то время как другая лежит на боку. Он не рисует пальцами фигуры на коже Дазая, как раньше, во времена их мафиозной жизни. С тех пор это их первая совместная ванна, и Дазай не может не думать, что есть что-то более глубокое, чем злость Чуи на то, что он потерял контроль.       — Чуя злится? — пробует он не оглядываясь, давая своему альфе все обдумать не чувствуя пристального внимания, даже если Дазай в данный момент считывает его пульс и ритм дыхания, чтобы понять что с ним.       Но рыжий не отвечает, он держит дыхание ровным, и даже если его пульс учащен, это ничего не значит, пока в его теле еще есть последствия способности. Дазаю это не нравится. Невозможность читать Чую. Это противоестественно.       Он не уверен, как решить проблему. Они никогда не были хороши в общении. Они с самого начала были способны понимать друг друга без слов, поэтому обсуждение чего-либо никогда не было их сильной стороной.       В конце концов, Чуя первым вылезает из ванны и вытирается, прежде чем уйти, чтобы избавиться от самых грязных частей гнезда. Он хватает новые одеяла и кладет их в гнездо, предварительно оставив на них запах, кладет на прикроватную тумбочку немного еды и бутылку с водой, а когда все готово, он ждет рядом с ванной с полотенцем наготове, пока Дазай вылезает из ванны, чтобы вытереть волосы и тело.       Детектив молча позволил позаботиться о себе, слишком уставший и счастливый, что его балуют, чтобы утруждать себя самостоятельными действиями. Он даже позволил Чуе отнести его обратно в кровать, потому что Чуя никогда не позволял Дазаю идти сразу после гона, очень хорошо зная, что его омега ноет, когда ему больно, и как только они оба возвращаются в кровать, под пушистые одеяла, Дазай внезапно понимает, что им нужно это обсудить.       Потому что, даже если он с ним в постели, Чуя свернулся калачиком, повернувшись спиной к своему омеге, и впервые Дазай не знает, как вести себя со своим альфой. Он не реагирует на его мурлыканье, не отвечает, когда он говорит, и напрягается когда они контактируют.       Он не знает, как начать разговор, поэтому он делает то, что у него получается лучше всего, когда он не знает, как общаться…       Вынуждает Чую заговорить первым, раздражая его.