A wolf in sheep's clothing

      Дверь закрывается прямо перед Чуей, запирая его внутри, и грохот, с которым его тело ударяется о стену, заставляет всех подпрыгнуть. Затем наступает тишина, звенящая почти так же громко, как раздирающий душу крик, который только что вырвался из горла альфы.       Дазай тупо смотрит на дверь, задаваясь вопросом, не вырубил ли сам себя Чуя от того с какой силой он ударился об стену. Затем он оборачивается и смотрит на Куникиду, абсолютно ошеломленный поступком другого альфы.       — Куникида-кун… Я действительно польщен, но боюсь, я принимаю только предложения прекрасных дам о двойном самоубийстве!       Напряженное выражение на лице собеседника сменяется чем-то смущенным, затем раздраженным.       — О чем ты опять, Дазай?       — Ну, очевидно же, Куникида тоже склонен к самоубийству! Я и не знал, что у нас так много общего! — восклицает он, прежде чем разразиться смехом.       Когда люди говорили о нервном смехе, Дазай понимал концепцию. Но никогда не испытывал этого, до сегодняшнего дня.       Он истерично проводит рукой по волосам, снова уставившись на дверь. Сквозь нее слышится полное боли ворчание, и по крайней мере это говорит о том, что Чуя не убил себя, ударив по двери со всей силы. Но вскоре раздается яростный вой, сопровождаемый громкими ударами тела, врезающегося в дверь, от чего бронированная штуковина дрожит.       — Я даже не уверен, что смогу спасти тебя от него, — искренне удивляется Дазай своему коллеге.       Из всех глупых поступков, которые Куникида совершал до сих пор, похищение его на глазах у его дикого альфы, несомненно, было самым глупым. Куникида плотно сжимает губы, наблюдая, как тяжелая дверь сотрясается под натиском зверя, запертого внутри.       — Комната подавляет способности, он не сможет выбраться.       — Когда-нибудь он оттуда выберется. Ты похитил меня!       — Не тупи, я не похищал тебя. Я просто запер его.       — Ты похитил меня! — визжит он, все еще безудержно смеясь.       — Может, ты прекратишь смеяться?       — Я не могу! Куникида-куууун, ты так облажался, это на самом деле забавно.       Дазай вытирает слезы из уголков глаз, когда голос Йосано эхом разносится по коридору.       — Ну хоть кому-то из вас весело! Над чем смеетесь?       — Куникида похитил меня, — заявляет Дазай, указывая на блондина большим пальцем.       — Да боже мой, я тебя не похищал! — возмущенно кричит он.       Дазай драматично выдыхает, прижимая руку к груди.       — А как назвать то, что ты запер альфу в комнате, из которой невозможно выбраться, и насильно забрал его омегу с собой?!       Йосано вопросительно переводит взгляд с препирающейся парочки на трясущуюся дверь. Крики за ней яростные, все остальные уже убрались в конец коридора, стараясь держаться как можно дальше от этой двери, за исключением двух идиотов, спорящих прямо перед ней.       — Я не забирал тебя насильно!       — Ты совершенно точно ничего не спрашивал перед этим!       — Не было времени! Я защищал тебя!       — От моего альфы?! — отчаянно вопит он.       — ДА! — наконец кричит Куникида, на этот раз заткнув Дазая.       — Простите… Твоего кого? — наконец спрашивает Йосано, непонимающе хмурясь.       — Кроме того, вы двое не могли бы не стоять в сантиметрах от этой двери? Это не помогает, — говорит она, указывая на дребезжащую дверь.       — Ну, Куникида, конечно, тоже не помогает, похищая омег у всех на виду!       Альфа раздраженно вскидывает руки, прежде чем схватить Дазая за шиворот, чтобы последовать за Йосано.       — Все в порядке, чиби, Я СКОРО ВЕРНУСЬ! — кричит Дазай в сторону двери, прежде чем более или менее послушно последовать за ним.       Они не уходят слишком далеко, в соседнем коридоре есть, видимо, комната отдыха. Анго уже внутри стоит спиной к стене, а Йосано занимает место рядом с одним из диванов, стоя со скрещенными на груди руками. Она бросает на них выжидающий взгляд, ожидая, что начнет кто-то из них двоих, но и Куникида, и он сам, кажется, потеряли дар речи под пристальным взглядом омеги.       Наконец она испускает долгий вздох, сжимая переносицу пальцами.       — Вы заставили меня бежать всю дорогу из агентства, просто сказав мне, что случилась «ситуация», и честно говоря, я ожидала чего-то подобного, поскольку Портовая Мафия играла не по нашим правилам, — начинает она, и в ее тоне слышится раздражение.       — Но, очевидно, происходит нечто большее, так что же за Годзилла, заперта в комнате страха? Я думала, что Чуя пострадал от этой способности?       — И он пострадал! Он — Годзилла! — скулит Дазай, плюхаясь на один из диванов так, будто из него выкачали всю жизненную силу.       Йосано не задала вопрос, обжигающий ее губы. Ее взгляд падает на шею Дазая. Между многочисленных засосов виден шрам старой брачной метки. Все здание пахнет разъяренным альфой, и если Дазай называет себя «похищенным омегой», то получается, что рычащий дракон, запертый в экстренной комнате является альфой… Альфой Дазая. Который, оказывается, Накахара Чуя.       Еще один яростный вой эхом разносится по зданию, заставляя бинтованного омегу вскочить со своего места.       — Я думаю, это мой сигнал уходить! — резко сказал он, пытаясь выйти из комнаты, но рука Куникиды тут же преградила ему путь.       — Послушай, Куникида-кун, мне действительно нужно вернуться туда. — он стискивает зубы, пытаясь оставаться приветливым, но улыбка на его лице не достигает глаз. Они холодные, расчетливые.       — Ты не обязан ничего делать, Дазай. Я не позволю тебе вернуться.       — О, так теперь, когда я омега, ты думаешь, что можешь мной командовать? — огрызается он, яд сочится из его слов.       — Дело не в этом, и ты это знаешь, — шипит Куникида в ответ.       — Он — моя пара, — наконец, рычит омега, сверкая клыками в сторону альфы.       Йосано бросает удивленный взгляд на Анго, который также наблюдает за Дазаем с некоторым восхищением. Они оба никогда не видели, чтобы он действовал согласно своим инстинктам. Даже когда он пытался и преуспел в том, чтобы выдать себя за альфу, они никогда не слышали рычания, никогда не видели, как он показывает зубы или принимает позу перед другими альфами. Он всегда был собран, никогда не говорил языком тела в гендерной манере. Всегда держит себя в руках, несмотря на то, что постоянно симулирует все остальные виды эмоций.       — Это не значит, что ты должен идти. Узы могут быть разорваны сейчас, при соответствующей процедуре, — тон альфы осторожный, мягкий, несмотря на то, что он твердо стоит на пути.       Это лишает Дазая дара речи. Он смотрит на Куникиду, совершенно ошеломленный       — Послушай, ты больше не в мафии. С нами ты в безопасности. Тебе не нужно делать ничего, чего ты не хочешь.       Он действительно думает, что это он здесь в беде? Разве он не слышал крики Чуи? Он думает, что Чуя - плохой альфа? Чуя? Это просто смешно.       — Вы не понимаете. Это Чуя, — говорит он, как будто это все объясняет. Хотя это не так, ни для Куникиды, ни для остальных.       — Послушай, он мог бы раскрыть правду. Я предал мафию, я ушел, не сказав ни слова, и все эти годы он все еще притворялся омегой, он все еще хранил тайну, чтобы защитить меня!       Вот насколько предан его надоедливый альфа чиби-размера. Но Дазай видит по озадаченным лицам, что они пытаются понять, что именно скрывается за его словами.       Этого все равно недостаточно.       — И это благородно с его стороны. Но это не значит, что ты ему что-то должен за это. Ты теперь детектив, ты — член стаи, мы будем бороться за тебя, мы можем защитить тебя даже от него.       — Защитить. От Чуи, — безучастно повторяет он.       — Да.       — ОН МОЙ ЧЕРТОВ АЛЬФА! И всегда им был! — в конце концов ломается Дазай.       Он выходит из себя. Его сердцебиение учащается, он чувствует, как гнев начинает разрастаться в его внутренностях. С пистолетом все могло бы закончиться гораздо быстрее. Его руки отчаянно нуждаются в оружии прямо сейчас.       Но это заявление только заставляет Куникиду хмурить брови, разглядывая его метку.       — Как давно?       — Чт…       — Как долго вы пара?       — СЕМЬ ЛЕТ! — он вскидывает руки в воздух, довольный возможностью доказать свою точку зрения.       Время, которое они провели порознь, не меняет того факта, что они были парой дольше, чем большинство детективов проработали в агентстве. В то время Куникида еще даже не был профессором математики. Альфе не нужно много времени, чтобы его мозг произвел расчеты.       — Шестнадцать… — бормочет он на одном дыхании.       — ОН УКУСИЛ ТЕБЯ В ШЕСТНАДЦАТЬ!       Рев застает Дазая врасплох, точно так же, как руки Куникиды хватающие его за пальто.       В ответ он хватает другого за запястья и сжимает их с гораздо большей силой, чем ожидал белокурый детектив, издавая леденящее душу рычание. Куникида на самом деле начинает верить Рампо, когда тот говорит, что лень Дазая в рукопашном бою — всего лишь еще одна из его многочисленных масок.       Дазай жестоко прижимает Куникиду к стене, недовольный тем, на что намекает альфа. Он рычит в ответ, в сантиметрах от лица щелкают зубы.       — Я УКУСИЛ ЕГО ПЕРВЫМ.       — ТЫ БЫЛ РЕБЕНКОМ!       — ХВАТИТ! — наконец кричит Йосано, успешно затыкая им рот.       Куникида мгновенно отпускает пальто Дазая, выглядя немного смущенным из-за того что сорвался. Он засовывает руки в карманы, когда Дазай отпускает его запястья, и отводит взгляд, когда омега смотрит на него с огнем в глазах.       Дазай все еще не отступил, Йосано готова поспорить, что если бы он был животным, его шерсть стояла бы дыбом. Он выглядит готовым укусить. Должно быть, это что-то парное.       — Ты и ты, — она указывает на Куникиду и Анго, затем на дверь.       — Вон.       Третий омега даже не обсуждает это, он убегает из комнаты, просто радуясь, что выбрался с поля боя. У него только недавно закончилась течка, и быть окруженным разъяренными людьми — последнее, чего он хочет.       Куникида вздыхает, но без возражений следует за ним, закрывая за собой дверь на случай, если Дазай попытается сделать что-то рискованное, например, уйти, чтобы освободить Накахару.       — А теперь ты усаживаешь свою задницу сюда и говоришь со мной, — приказывает она, присаживаясь на диван прямо перед креслом.       Дазай еще немного стоит, уставившись на закрытую дверь убийственным взглядом, пока не убеждается, что двое других не вернутся. Затем издает сдавленный стон и ворчит себе под нос, разваливаясь в кресле.       Он ненавидит серьезные разговоры с Йосано, потому что не может выкрутиться из них, как он делает с другими.       Поэтому он смотрит на нее мертвым взглядом. Непокорно, и несмотря на отчужденную позу, она знает, что он снова готов огрызнуться.       Для него так необычно вести себя столь враждебно, что она не узнает его, но в то же время… Он выглядит живым. Готовым к бою. Это приятное зрелище.       Она издает тихий смешок и слегка наклоняется к нему с заговорщицким видом.       — Итак. Когда ты планировал сказать мне, что ты — омега?       — Никогда? — выпаливает он. Это прозвучало так естественно, что она не сомневается в ответе. Он держал бы их в неведении об этом так долго, как только мог.       — Почему? — она хмурится.       Он может доверять им всем, она знает, что Дазай тоже это знает. В ВДА нет разницы в обращении между альфами, бетами и омегами. Ему было бы удобнее, если бы у него был больничный на время течек и все такое. Приятно иметь рядом других омег для поддержки.       — Так всегда было проще. Безопаснее, — пожимает он плечами.       — И когда ты планировал сказать мне, что у тебя есть пара?       — Привет, я твой новый коллега, я в паре с самым сильным бойцом вашего врага, — огрызается он, и рычание готово вырваться из его горла.       — Щекотливая тема, да? — она ухмыляется в ответ.       Это заставляет Дазая надуться и еще глубже вжаться в кресло. Хорошо, он становится менее агрессивным.       — Я нужен ему, а я здесь, вынужден болтать о несущественных вещах.       — Послушай, ты не можешь злиться на нас за беспокойство. Я позвонила Ацуши, он сказал мне, что там была настоящая бойня.       — Это было обычное дело для мафиозной работы, — он снова пожимает плечами, говоря пренебрежительным тоном.       — Он обезглавил человека.       — Он не обезглавил его, голова все еще висела!       — Зубами, — указывает она.       Она приподнимает бровь, поскольку возражений не последовало. Она доказала свою точку зрения, и Дазай это понимает.       — Послушай, я знаю, как это выглядит, — ворчит забинтованный омега.       — Да? Потому что вот, что мы знаем. В очень юном возрасте, когда ты был в мафии, ты стал парой с очень сильным альфой. Потом ты сбежал и не связывался с ним годами.       — Я мог бы солгать об этом, — бормочет он.       Она смотрит на него выжидающим взглядом, ожидая подтверждения того, что он встречался с Исполнителем мафии в годы своего «перерыва» или даже когда он присоединился к агентству. Она сомневается в этом, но с Дазаем никогда нельзя быть уверенным. Но она знает, что он очень старается не быть тем человеком, которым был когда-то, даже если он пытается представить это как обратное. Поэтому она ждет, чтобы увидеть, подтвердит ли он, что лгал им, или нет. Когда ответа не последовало, она слегка улыбнулась. Значит, он говорил правду.       Он действительно не видел свою пару все это время.       — Послушай, все, что мы слышали о нем, это то, как сильно ты его презираешь, как ты терпеть не можешь дышать с ним одним воздухом. Ты устраиваешь сцены каждый раз, когда вам приходится работать вместе.       Единственная реакция Дазая — это по-детски надутые губы, что заставляет Йосано закатывать глаза.       — Ты никому не говорил, что у тебя когда-либо была пара, и мы узнаем об этом только когда он взбесился и убивал все на своем пути.       — Он защищал нас. Он — единственная причина, по которой мы выбрались оттуда невредимыми!       — Я не говорю, что он не спас тебя, но это ужасно похоже на то, будто ты ликвидируешь последствия, чтобы уменьшить бойню, — она указывает подбородком на большое пятно на жилете Дазая.       Он слегка морщится, когда смотрит вниз на себя. Пятно высыхает, оставляя большой грязный беловатый след на его коричневом жилете.       — Я просто хочу, чтобы ты знал, что теперь, когда он там, тебе не нужно жертвовать собой, потому что ты единственный, кто может контролировать его способность. У нас все под контролем.       — Я не собираюсь жертвовать собой, — раздраженно выдыхает он.       — Куникида не хочет, чтобы ты шел туда только потому, что чувствуешь себя обязанным что-то сделать с ошибкой, которую совершил в подростковом возрасте.       — Он даже не знал что мы пара, когда вытащил меня из той комнаты, — рычит он, снимая жилет, чтобы бросить его на пол.       Раздражение разливается по венам при простом упоминании имени другого альфы. Он кипит от ярости, это на него не похоже.       — Да ладно, отдай ему должное. Он не тупой. Этой метке не два и не три года. Мы все знаем, что Чуя — твой бывший партнер. Так что вы, очевидно, сошлись во времена вашей работы в мафии.       — Могло быть и восемнадцать, — бормочет он, снова надувая губы.       — Это все еще ужасно рано, чтобы стать парой на всю жизнь.       — Разве это имеет значение? Дело сделано, и я не хочу ничего менять, — он выплевывает слова, как будто сам факт того, что они вертятся у него на языке, оскорбителен.       — Нет?       — НЕТ! С ЧЕГО БЫ?!       Это заставляет Йосано снова выгнуть бровь, откидываясь на спинку дивана. Она только что привела целую кучу причин почему, и она не собирается повторяться. Дазай выглядит беспокойным, она видит, что он вспотел, но до ее носа не доносится никакого запаха. Он еще раз раздраженно вздыхает и поднимает глаза к потолку, пытаясь подобрать нужные слова. Он не хочет ссориться с детективным агентством. Они хорошие люди, они с самого начала пытались заставить его почувствовать себя частью стаи. Это он их отталкивает, но до сегодняшнего дня он никогда не проявлял враждебности. Куникида ведет себя как заноза в заднице, так что все честно.       Все еще ожидая ответа, Йосано пробует снова.       — Итак… Шестнадцать. Как это случилось?       — Напомни, почему ты суешь свой нос в мою личную жизнь?       Его тон пустой, холодный. Он пытается оттолкнуть ее, но она не позволит ему этого сделать. Не тогда, когда это важно.       — Потому что нам не все равно, ты, говнюк. Теперь отвечай.       Да, он действительно ненавидит разговоры с Йосано.       — Послушай, мы оба проявились, я был омегой, и тогда для меня это было плохо. Я тот, кто играет роль приманки! Я тот, кто в конечном итоге ждет Чую, отданный на милость врага, чтобы собрать информацию. Я бы не смог этого сделать, будучи омегой, они бы воспользовались этим.       Он вздыхает, как будто просто произнесение этого вслух причиняет ему физическую боль. Он действительно ненавидит это. То, что он сказал, имеет смысл, конечно. Но Йосано останавливается на следующем: …       — Вы двое стали парой… Когда вы проявились?       О, это снова выглядит не очень хорошо, видит Дазай.       — Не в первый вечер! Это было… На следующее утро или, может быть, днем. Это не было импульсивным решением, мы обдумывали все в течение всей ночи, понятно?       Технически, это было всего через несколько часов после того, как они оба проявились, но кто считает. На самом деле это не имеет значения.       — Своими шестнадцатилетними мозгами, полными гормонов? — заявляет она.       — Это было самое логичное и практичное решение!       — Боже мой. Дазай, быть парой — это не про практичность и логику!       — ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ УСЛЫШАТЬ? ЧТО Я ЗАХОТЕЛ, ЧТОБЫ ОН БЫЛ МОИМ, В ТУ ЖЕ СЕКУНДУ, КАК ОН СБИЛ МЕНЯ С НОГ?       — ДА! Все дело в чувствах, Дазай! Чувства, вот здесь! — заявляет она, ударяя его пальцем в область сердца, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.       Он снова рычит и тут же раздраженно отмахивается рукой. Переводя дыхание, приходя в себя после своего крика, он задается вопросом, почему так чертовски трудно выпустить это наружу. Он чувствует себя опустошенным. Кто-нибудь еще чувствует то же самое после того, как отпустил все из груди, или это только он? Это изматывает. Он хочет выйти из этой комнаты, он не хочет вести этот разговор. Но он знает, что Йосано ужасно упряма и «вопросы коммуникации важны».       Поэтому он сглатывает, в горле совсем сухо, и делает глубокий вдох.       — Послушай, я хочу вернуться туда, потому что я нужен ему. Ему страшно и больно, я не хочу оставлять его страдать в одиночестве. Не так. Он моя пара, неважно, как долго мы были порознь, это ничего не меняет.       — Но ты бросил его, почему? — должно быть, тогда у него была причина оставить своего альфу. И по опыту Йосано, возвращаться к бывшим — это ошибка. Всегда есть веская причина, по которой ты когда-то ушел.       — Я бросил мафию, но не Чую.       — И он был не против этого? — скептически спрашивает она.       — Он вроде как не получил уведомление о том, что я ухожу.       Она хмыкает, на мгновение собираясь с мыслями. Четыре года — вот на сколько Дазай исчез с радаров, по крайней мере, так он говорит. Это ужасно долгий срок для разлуки пары. Она даже не знает, как они оставались в здравом уме, проводя течки и гоны друг без друга и не разрывая связь.       — И как давно вы снова вместе?       Ответ звучит не сразу, поэтому она внимательно изучает лицо Дазая. Она видит, как что-то меняется в его чертах, но на самом деле не понимает, что именно, пока…       — Недели?       В его голосе даже нет уверенности.       — Ты только что солгал, глядя мне в лицо?       — Честно говоря, я делаю это постоянно, — выпаливает он, даже не задумываясь.       Ей требуются все силы, чтобы не придушить его в данный момент. Почему все эти детективы невыносимы? Она снова сжимает переносицу, считая до десяти, чтобы не огрызнуться в ответ.       — Послушай, если ты хочешь вернуться туда, мне нужно знать, что ты будешь в безопасности, и что ты действительно хочешь, по-настоящему хочешь зайти в ту комнату. Так что я попрошу тебя проявить немного доверия, и хотя я знаю, что тебе это не понравится, мы постараемся наладить здоровые отношения между пациентом и врачом.       Громкий протестующий возглас младшего был бы комичным, если бы ее терпение все еще не было на пределе. Несмотря на все истории о могущественном Демоническом Вундеркинде, которые она слышала, Дазай на самом деле иногда просто большой ребенок.       — Итак, ничто из того, что ты собираешься сказать, не выйдет за пределы этой комнаты. Выбор останется за тобой, я просто постараюсь помочь тебе, чем смогу. Звучит заманчиво?       — Звучит подозрительно, — бормочет он.       — Не у всех есть тайная жизнь, Дазай. Я просто хочу помочь.       Она одаривает его легкой улыбкой, не обычной садистской ухмылкой, а чем-то мягким, сострадательным. Это заставляет Дазая закинуть ноги на кресло, обнять колени, все еще просто так бормоча протесты. Но Йосано знает, что она выиграла этот бой.       — Когда у тебя в последний раз был секс?       Новый протестующий стон, который он издает, на самом деле заставляет ее немного рассмеяться. Звучит так, будто она его пытает, хотя на этот раз она не делает ничего подобного.       — Послушай, мне на самом деле все равно, но если в данный момент ты не занимаешься сексом регулярно, мне нужно, чтобы ты правильно подготовился, прежде чем войти в эту комнату, потому что он, вероятно, не будет тратить время на это.       Дазай опускает голову на колени, не желая смотреть на врача, которая пытается давать ему советы про секс. Как он здесь оказался?       — Ты принимаешь сильные подавители и блокаторы запаха, так что ты, вероятно, не будешь выделять смазку так сильно, как следовало бы перед альфой в гоне, ты это понимаешь, верно?       — Да, — ворчит он, звук приглушен его коленями.       — Ну же, не будь ребенком сейчас. Мы оба взрослые люди, мы знаем, что тебя разложат в ту же секунду, как ты переступишь порог этой комнаты. Нам нужно поговорить о том, что произойдет, и я хочу, чтобы ты сказал мне, что тебе нужно.       — Я хочу вернуть свой запах, — устало вздыхает он       Прямо сейчас это единственное, чего он хочет. Чуя смотрел на Анго, как на лакомство, в то время как тот стоял там, совсем рядом с ним. Он никогда раньше не чувствовал себя настолько дерьмово, говоря физически. Он чувствует себя непривлекательным. Он знает, что он не самый привлекательный омега, да, у него симпатичное лицо, но на этом все. Он слишком высокий, слишком худой, угловатый и с ужасным характером. Он не подчиняется и, вероятно, недостаточно здоров, чтобы выносить щенков, не то чтобы он хотел щенков, но… Тем не менее.       Впрочем, это никогда не имело значения, потому что Чуя никогда не смотрел на других омег. Не так как сегодня, как будто его здесь даже не было.       Его эго было разбито в одно мгновение.       Ему никогда не нужно было пытаться соблазнить Чую, альфа был его собакой с самого начала, все его внимание было сосредоточено на нем. Ему даже не нужно было выглядеть желанным, Чуя всегда был готов ко всему, чего желал Дазай, в свое время. Конечно, все уже не так, поскольку они не на одной стороне. Чуя упрям и отказывается от любой формы близости между ними, но Дазай видит голод в его глазах каждый раз, когда они встречаются.       Это всего лишь вопрос времени, когда его партнер сломается, он это знает.       Он терпелив и не хочет быть тем, кто в отчаянии ползет обратно, поэтому, даже если это продлится долго, он решил, что подождет пока Чуя перестанет быть злым и глупым (даже если у него есть все основания злиться и быть глупым). Пока что упрямство чиби достойно восхищения. Прошел год, а они только начали снова общаться. Вечера кино, полные споров, ночные прогулки по Йокогаме. Конечно, это происходит только потому что Дазай сам напросился в квартиру Чуи или потому, что они «случайно» встретились на улице, но это прогресс. Его чиби-альфу просто нужно немного подтолкнуть, вот и все.       — Хорошо, — говорит Йосано, вставая, — Я проверю их аптечку на наличие ароматического мыла. Оно удалит большую часть блокатора запаха, находящегося на поверхности кожи. Оно должно быть, раз уж у них есть ЭКТГ.       Ей также понадобятся гормональные инъекции, чтобы организм Дазая синхронизировался с организмом его пары, потому что ему будет тяжело из-за подавителей, но она пока не упоминает эту часть. Дазай не особый поклонник медицинских процедур.       За ней быстро следует другой омега, который с опаской смотрит на дверь.       — Куникида-кун не обрадуется этому.       — Он просто волнуется. В любом случае, он не может принимать решения за нас, — пожимает она плечами, подходя к двери, чтобы открыть ее.       Но дверь распахивается прежде, чем она успевает коснуться ручки.       Она сталкивается с разъяренными глазами и пылающими волосами цвета заката. Светлые и острые клыки обнажаются в сантиметрах от ее носа, сопровождаемые восхитительно опасным рычанием, которое отзывается в ее груди.