A wolf in sheep's clothing

      Медленно на губах Дазая появляется широкая улыбка, и когда он опускает голову, чтобы встретиться взглядом с Карлосом, это Демонический Вундеркинд смотрит на него глазами, полными веселья, обещающими медленную и мучительную смерть.       — Я бы хотел посмотреть, как ты попытаешься.       — Дазай! — яростно рявкает Куникида.       Лицо Карлоса становится сердитым, его запах становится злым, и он скалит зубы на Дазая, готовый прорычать в ответ. Но затем раздается лязг цепей. Металлический звук громко разносится по комнате, и все замирают.       Ледяная дрожь внезапно пробегает по спине каждого, словно змея, скользящая по позвоночнику, холодная, обвивающая шею своей жертвы.       Все до единого окаменели, потому что грохочущий звук эхом разносится по комнате, заполняя пространство, лишая кислорода. Он звучит как раскат грома, как рушащееся здание или пение самой смерти.       Звук, кажется, резонирует в груди каждого, как будто они стоят прямо перед сабвуфером во время рок-концерта. На их коже появляются мурашки, а волосы встают дыбом.       От этого звука у всех закладывает уши, как будто они нырнули слишком глубоко под воду, как будто давление в комнате в одно мгновение резко изменилось.       Это рычание.       Это рычание зверя.       Такой звук может издавать только настоящий хищник. Тот, что заставляет каждую жертву замереть в ужасе.       И все замерли.       Звук исходит изо рта Чуи, и этот рот в данный момент находится на горле Карлоса. Большие зубы глубоко в его плоти… Прямо на сонной артерии. Исполнитель все еще тяжело дышит, но его челюсти крепко сжаты.       Оба его плеча вывихнуты, но цепь, удерживающая его, стала гораздо длиннее, чем была раньше. Он сломал механизм грубой физической силой. Что-то первобытное в Дазае не может не отреагировать увидев это. Он тоже застыл, его тело вибрирует, но не от страха.       Он чувствует возбуждение, адреналин, пульсирующий в венах… Только Чуя заставляет его чувствовать себя таким. Пораженным. Восторженным.       Живым.       Это его альфа во всей своей красе.       Карлос, с широко открытыми глазами, все еще в шоке, парализованный рычанием, которое по-прежнему является единственным звуком, наполняющим комнату. Но вскоре во рту мужчины начинает скапливаться кровь, и именно тогда инстинкт самосохранения берет верх над ужасом. Он начинает сопротивляться. Он издает сдавленный крик, пытается освободиться, и вот тогда все выходят из шока.       Тогда начинается хаос.       Карлос пытается высвободиться, хватает руками голову Чуи, его шею, сначала пробует давить, тянет за волосы, а потом начинает царапаться, потому что дергать за голову человека, чьи зубы глубоко в твоей шее быстро оказывается очень глупой и болезненной идеей.       Женщина рядом с Карлосом тоже кричит, она бьет по вывихнутым плечам Чуи, пытаясь заставить его открыть рот от боли. Но от этого рычание становится только более злобным, челюсти, сомкнутые на шее мужчины, на секунду ослабевают и смыкаются еще крепче, погружаясь глубже в плоть.       И из раны начинает хлестать кровь. Она брызжет на лицо Чуи, пока из горла Карлоса вырывается булькающий звук, когда он поднимает руку к Армале, прося о помощи.       Громоподобное рычание не прекращается, и насыщенный феромонам воздух в комнате начинает казаться тяжелым. Феромонами Чуи.       Альфа-феромонами.       Когда вся цепочка выстраивается у каждого в голове, Армала понимает, что они проебались.       Потому что ее способность действует не только на омег. Она действует и на альф тоже. Альфы в гоне опасны сами по себе, а под воздействием ее способности…? Им придется убить его, если они хотят спасти Карлоса, эта челюсть не разожмется, пока альфа еще жив.       Как только инстинкты возвращаются, Акутагава пытается отползти как можно дальше от своего руководителя, его тело все еще дрожит от шока, в то время как разум работает с пугающей скоростью. Чуя - альфа. И всегда им был.       А тем временем Дазай смеется.       Это искренний звук, и, возможно, это страшнее всего. В нем нет ни истерики, ни садизма, он просто… Смеется, как будто нет ничего смешнее сцены, разворачивающейся у него на глазах.       — Знаешь, это забавно, потому что я никогда, ни разу в жизни, не говорил, что я - альфа, — он не сводит глаз с Карлоса, наслаждаясь каждой каплей его агонии.       — ТАКАРА, СДЕЛАЙ МНЕ ПИСТОЛЕТ! — кричит Армала.       — Люди просто предположили, разве это не уморительно? Нам никогда не приходилось открыто лгать об этом! — продолжает Дазай, все еще смеясь.       Он отрывает взгляд от Карлоса лишь на секунду, понимая, что седовласый мужчина, Такара, все еще сидит, тяжело дышит и сжимает руками подлокотники кресла.       Ой.       У него проблемы с тем, чтобы удержать Чую. Его способность создала металлические кандалы. Шин, или как там его зовут, бросается из угла комнаты к Чуе с толстым металлическим прутом, который он выдернул из стены, и бьет один, два, три раза по рычащему альфе, нанося удары по его вытянутым рукам, все еще удерживаемым наручниками.       — Отпусти! — удар в бок, — Его! — и в ногу, — Ну же! Ты, ублюдок!       Но рычание становится только громче, и подчеркивая свою позицию, Чуя, или первобытный инстинкт, который, кажется, управляет его телом в данный момент, начинает трясти головой, как бешеная собака, намереваясь разорвать плоть.       Крики снова эхом разносятся по комнате, повсюду разбрызгивается кровь, но мужчина все еще жив. Какими бы смертоносными они ни были, зубы, все еще находящиеся в артерии, похоже, препятствуют свободному току крови. Смерть была бы более быстрой и милосердной, если бы Чуя отпустил его сейчас. Однако, похоже, он не хочет отпускать свою добычу.       — ТАКАРА, ПИСТОЛЕТ! — завывает женщина.       Ее тело дрожит, она отошла на несколько шагов от Чуи, но замерла, когда голубые глаза посмотрели на нее. И снова застыла.       В конце концов младший альфа, Шин, бросает металлический прут и обвивает руками шею рыжеволосого, обхватывая его горло локтем, чтобы сдавить как можно сильнее, пытаясь задушить мафиози до смерти.       И все же, Чуя не сдается, сдавленный звук, вырвавшийся из его горла, такой же страшный, как и у Карлоса, захлебывающегося в собственной крови, (вот уж точно зрелище, которое стоит увидеть хоть раз в жизни, если спросите Дазая). А потом Чуя начинает светиться красным, потом гаснет, потом снова красным, совсем как новогодняя елка.       Это было бы забавно, если бы не тот факт, что Дазай знает, что очень скоро наступит кошмар.       Что ж… В любом случае, все станет еще кошмарнее.       Ацуши, вероятно, еще долгие годы будут сниться кошмары об этой сцене…       — Я больше не могу его удерживать! — наконец кричит Такара, и только произнеся это, он спрыгивает со стула и выбегает из комнаты.       Им нужно уходить.       — Он уже мертв, Шинзуро! Пошли! — кричит Армала, наконец-то сумев сделать несколько шагов назад.       — Гребаная сука! — шипит молодой человек, когда Чуя начинает светиться дольше, ярче, все еще не разжимая челюстей.       — Ацуши, Кека, закройте глаза! — кричит Дазай, не сводя взгляда со своего альфы.       Но их глаза широко открыты, не отрываясь смотрят на сцену перед ними и не реагируют на его предупреждение.       — КУНИКИДА! — рявкает он, поворачивая голову к светловолосому альфе.       В глазах Дазая видна настойчивость, и Куникида понимает, что пытается сделать его коллега. Он хочет защитить их от того, что вот-вот произойдет. Они все еще молоды, и потому, что они уже видели ужасы в своей жизни, им не нужно видеть больше. Он поворачивает голову к младшим членам их стаи и кричит так громко, насколько это возможно, чтобы его команда разнеслась по комнате.       — Закройте глаза!       И, к счастью, они это делают.       Потому что всего через несколько секунд за спиной Чуи раздается звук, похожий на взрыв.       Хруст костей, расплющенные органы, падающие с громкими шлепками и крик чистого ужаса, исходящий от женщины. Армала падает на пол, крича, ее лицо теряет все краски, когда она отползает от Чуи, который все еще держит шею Карлоса во рту, как собака, не желающая отпускать свою кость.       Куникида смотрит прямо перед собой, не желая видеть, что осталось от молодого альфы позади Чуи. Гин делает то же самое, только Акутагава заглядывает ему за спину, и когда он это делает, то сразу же морщится, увидев, что осталось от мужчины. Вонючее, горячее мясное желе с хрустящими кусочками костей - вот все, что от него осталось. Как будто тело размазало по стене поездом на полной скорости.       Женщина блюет на пол, пытаясь подняться на трясущихся ногах. В конце концов ей это удается, и она тоже сбегает из комнаты, в то время как Чуя медленно встает, тяжело дыша через нос, поднимая с собой мертвый вес мужчины, зажатого в его зубах.       Наручники ломаются и с громким звоном падают на землю.       Булькающие звуки, вырывающиеся из горла Карлоса, медленно затихают, его тело перестало трепыхаться еще полминуты назад. Возможно, он уже умер, а это все рефлексы тела, но все равно, это не удовлетворяет альфу внутри Чуи.       Поэтому он ставит ногу на бедра мужчины, чтобы тот не двигался, и тянет, тянет головой, пока не чувствует, как плоть на шее альфы разрывается, пока тело не падает на землю. Только тогда, глядя на труп отсутствующим взглядом, он разжимает челюсть, позволяя куску мяса, застрявшему у него во рту, упасть на землю рядом со своим владельцем.       Висит тяжелая, напряженная тишина, пока Исполнитель стоит, безвольно опустив руки по бокам, его плечи все еще вывихнуты, а лицо, волосы и торс покрыты кровью.       Его дыхание все еще прерывистое, ноздри раздуваются, когда он переводит взгляд с Дазая на дверь. Он хочет догнать остальных. Его омега не будет в безопасности, пока все они не станут трупами. Но…       Он переводит взгляд на Куникиду, Гин, Кёку, Ацуши, а затем снова на Куникиду.       Альфы.       Все они.