Кабуки: насекомый романс

— А ты не теряешь хватки, Даниэль… — произнес тучный мужчина в пиджаке, отодвигая от себя стопку покерных фишек. Капельки пота, выступившие на его широком лбу, мерцали под неоновыми лампами. Он смахнул их одним нервным движением и взглянул на соперника: Даниэль, сидевший за противоположным краем стола, зловеще улыбался. — Опыт и холодный расчёт, mi querido amigo. В покере нужно всё тоже самое, что и в бизнесе. — Он глубоко затянулся, не сводя с соперника ехидных глаз, — может быть поэтому твой так быстро обанкротился? — Да что ты себе позволяешь, ты, миграционная крыса?! — как спичка, вспыхнул толстяк, с рёвом переваливаясь через стол. Фишки, с клацаньем попадавшие от его неумелых движений, разлетелись по доске. Уши Даниэля чуть заметно побагровели; вовремя подоспевшая охрана утащила пожилого бунтаря, продолжавшего выкрикивать отдельные расистские фразы. После того, как зал опустел, а «банк» был возвращён на место, в воздухе повисла напряжённая тишина. — Префлоп, господа, — произнес Даниэль, разводя руками, в то время как баттон взялся за колоду. Им был высокий худощавый индиец с острыми чертами лица и аккуратной бородкой. Размеренными движениями смуглых рук он поочередно раздал себе и сопернику по две карты и также невесомо вернулся на свое место. Партия началась, и мужчины одновременно взглянули на выпавшую комбинацию. Раздался монотонный звук — это Даниэль задумчиво постукивал своим перстнем о дубовый стол. Тихо переговаривались за бокалом виски двое мужчин в углу комнаты, уже проигравшие партию и наблюдавшие за игрой издалека. Приезжие англичане, чей британский акцент напоминал воркование голубей, изредка поглядывали на Даниэля с нескрываемой опаской. Мрачная обстановка клуба усугубилась с наступлением ночи — гротескная эстетика являла собой сочетание красных штор и тяжёлой лакированной мебели, заслоняющей свет настенных ламп. В одной из таких теней стояла неразличимая мужская фигура. Индиец, давно изучивший полученную «руку», с таинственной улыбкой Мона Лизы наблюдал за своим соперником. Сигарный дым окутал просторный зал, не давая присутствующим прочесть его эмоций. Но Даниэлю и без того было известно, что лицо индийца сейчас не выражало ничего. Персио, хозяин покерного клуба, владевший своим телом как искусным механизмом, был его старым и добрым приятелем. — Рэйз, — произнес испанец с хищной улыбкой, тягуче протягивая фишки по доске. Рукав его костюма задрался, обнажая дорогие наручные часы. Те блеснули огнём, отразив свет, и торопливо спрятались обратно, будто устыдившись. Для всех присутствующих было ясно: Даниэль провоцирует соперника, неоправданно поднимая ставку. Тень широкоплечего мужчины, таящаяся в глубине комнаты, видя это раздосадовано покачала головой. Двое переговаривающихся англичан отставили роксы — настолько захватывающим обещало быть карточное сражение. — Напускать смуту — грязный ход, — произнес Персио, складывая руки в замок, — …меня радует, что ты им не пренебрегаешь. Колл. Игра, чьи страсти накалялись с каждой минутой, длилась ещё некоторое время. Даниэль, подолгу продумывающий каждый свой шаг, в итоге пускался в совершенно неоправданные с виду риски. То отдавая, то вновь перехватывая инициативу, он умудрялся оставаться в хорошем расположении духа и часто разбавлял вялотекущую беседу дружескими подколами. Персио, подолгу молчащий, отступал, будто давая тому фору для своего финального рывка. Индиец зачастую «отвечал» молниеносно, будто всегда заранее зная, что предпримет его соперник, так что ход закономерно задерживался на испанце. Несмотря на это видимое преимущество чужое моложавое лицо не выдавало никаких эмоций; лишь светло-карие глаза периодично тускнели, создавая впечатление глубоко эмпатичного и мудрого человека. Карты мелькали в блеклом свете, сходящемся в крупный ореол, зияющий посередине борда. К моменту тёрна на столе уже находилась крайне редкая комбинация: три карты последовательных номиналов — от девяти до семи; все, как одна, с чёрными глазка́ми пиковой масти. Числовое трио, так манящее заядлых игроков, уже было отмечено Даниэлем, задумчиво взявшемся за бокал. Нетронутое за всю партию виски индийца активно заменялось сотрудницами — милыми девушками студенческого возраста, — стоило только льду исчезнуть внутри него. — Дамы?.. — не без намека спросил Даниэль, стоило тем в очередной раз суетливо заскочить в комнату с подносом. — Мы работаем в первую очередь на целевую аудиторию, — с добродушной улыбкой ответил Персио, за всё это время не удостоивший ни одну из них видимым вниманием. Левой рукой он достал из колоды последнюю, четвертую карту, и положил её на стол. — Ривер. — Мягко констатировал индиец, не сводя с приятеля проницательного взгляда. Его собственные карты, нетронутые с момента флопа, лежали, красуясь матовыми рубашками. Рокс, стоящий около них, подбадривающе мерцал гранями, как бы демонстрируя, что его постигла та же участь. Тянулась вплоть до потолка тонкая струйка сигарного дыма из общей пепельницы, постоянно пополняющаяся Даниэлем. Англичане нетерпеливо кашлянули каждый в свой бокал, ожидая долгожданной развязки. Даниэль, хмурясь, склонился над полем, как бы не веря своим глазам. Уже в следующую в следующую секунду в его голосе послышалась предательская дрожь; изменилось выражение посеревших от алкоголя и недосыпа глаз. Старчески вздохнув и откинувшись в кресле он с ложным спокойствием дотронулся до своих звонко завившихся эспаньолок. — Интересная ситуация, amigo… Чертовски интересная… — Охрипшим голосом произнес Даниэль, исподлобья глядя на соперника. Персио, впервые за всю партию взявший карты в руку, озабоченно вздохнул. — Каков же твой ход? — спросил индиец спокойно, в своей недвижимости становясь одним целым с предметами, окружавшими его. — Хм… — игриво протянул Даниэль, проводя по усам, — Siento la mano de Miss Fortune en mi hombro, amigo! (Я чувствую руку фортуны на своем плече, друг!) Я пойду в алл-ин! — зазывающим победительным жестом испанец поднял ввысь руку с незажженной сигаретой. Из тьмы как по команде выступила фигура широкоплечего коротко стриженного японца. Отточенным до совершенства движением он вытянул из кармана костюма толстую квадратную зажигалку и уважительно преподнес её Даниэлю, поддерживаемую двумя руками в черных перчатках. Громко чиркнув, мужчина зажёг чужую сигарету, не глядя сунул зажигалку обратно в карман и встал позади спинки размашистого кресла. Несмотря на отчаянные попытки японца скрыть недовольство, по напряжённому лицу и поджатым губам можно было с лёгкостью прочесть его отношение к азартным играм. Без особого энтузиазма глядя на карты, он стоял недвижимо, видимо ожидая новых приказаний. Англичане, в моменте чуть слышно ахнувшие, одновременно встали с дивана и поспешно приблизились к столу. Глубоко затянувшись, Даниэль придвинул к середине борда массу накопленных фишек и вызывающе глянул на соперника. — Дверь с авто доводчиком мягко закрылась вслед за Коичи. Коридор за пределами главного зала создавал впечатление совершенно другого измерения: ведущее к лифту помещение было выполнено в теплых и неброских тонах. Множество светильников, парами разбросанных по стенам, слепили глаза после клубного полумрака. Казалось, что вместо отельного отдела мужчины случайно попали в соседнее офисное здание и сейчас из-за угла появится парочка яппи* и от неожиданности встречи с ними выронит свои совершенно секретные документы. (Яппи* — в этом контексте со значением карьеристов, пиджачков) С трудом преодолев желание крепко зажмуриться, Коичи взглянул на Томаша: белые узкие танкетки кузнечика семенили далеко впереди, удаляясь с быстротой и изящностью ласточек. Вид неловкой мальчишеской талии и трогательной линии поясницы вызвали у японца волну эстетического наслаждения, заставив того вздохнуть в изумлении. Гибкий стан юноши напомнил ему изгибы ястребово тулова. Всё, от пронзительного взгляда жёлтых глаз до горделивой походки наталкивало Коичи на этот образ, тем самым ещё больше распаляя его желание овладеть этой диковинной птицей. Картины «Ястребов на привязи», некогда восхищавшие его, нашли своё воплощение в этом юном обманчиво невинном образе. Коичи понимал, что сломить волю такой птицы будет непросто и не питал ложных надежд. Вместо этого ему хотелось изучить её, подобравшись как можно ближе; стать собирательной линзой света, исходящего от её оперения; ощутить на себе взгляд ценою в нескольких стрекоз и созидать в тени белого, как сам свет, крыла. Пшеничные волосы кузнечика двигались в такт размеренному движению, треугольник шапочки, как краеугольный камень восседал во главе фигуры, обрамлённый рассеянным свечением. Бедра покачивались с естественностью кокетки кабаре — пусть и не состоявшейся звезды бальзаковского типа, но талантливой девчушки, туманящей разум возрастных мужчин. Идущий около эскортника Даниэль до некоторой степени абсурдности контрастировал с феминной фигуркой. В один шаг мужчины вмещалось два с лишним шага кузнечика. Размахом плеч, высотой и общим телосложением он также грубо выделялся на его фоне. Прикинув примерные пропорции Даниэля Коичи в который раз поразился миниатюрности мальчика: ведь испанец не был утрированным атлетом и рост его едва ли превышал метр восемьдесят. — Хм… 美少年*… (Слишком красив…) — озадаченно прошептал японец, осознав, что при должном желании он и сам смог бы закрыть Томаша своей спиной. До этого ему не доводилось видеть парней, настолько дерзко стирающих грань гендерных признаков. Томаш почти открыл для него новую грань мира, в очередной раз продемонстрировав разницу их менталитетов. (美少年* — Бисёнэн — в этом контексте в значении хрупкий, женственный юноша) Всё в виде кузнечика напоминало Коичи неприкрытый эротизм юдзё, виденных им в японских борделях его города. Публичных домах, куда его затаскивал хороший приятель — преданный и добродушный человек, обладавший яркой индивидуальностью. Сейчас он, должно быть, уже стал во главе одной из семей — так думал Коичи, мысленно перечисляя чужие заслуги. Разве что только их вкусы в делах любовных не совсем совпадали — но не мог же он сказать об этом в открытую? Из соображений о сохранении чистой репутации, Коичи, в дни своей молодости, вынужден был наблюдать развязных, ярко разукрашенных дам. Японец хорошо помнил те смешанные чувства, которые вызвала у него первая встреча с юдзё: он и сейчас мог детально восстановить в сознании картину того, как куртизанки бегали по улицам, вешаясь на плечи мужчинам всех возрастов и игриво выхватывали их кошельки. Когда-то и он сам, не вовремя потерявший бдительность, был схвачен одной из дам удовольствия; но их встречи суждено было закончиться на сдержанном разговоре за чашечкой согревающего сакэ. Его же приятель, истинный завсегдатай подобных мест, в то время был слишком занят одержимостью по одной из юдзё чтобы уделять его целомудрию какое бы то ни было внимание. Лишь один весомый фактор отличал Томаша от разукрашенных «подруг» его молодости: в глазах японца кузнечик блистал грацией и естественностью; куда большей вымученной игривости девушек, сломленных Японией времён военных перемен. Так ли сердечен был Томаш он не знал, да и не мог знать, но и в обратное верить не хотел. Пусть и не совсем осознанно, но Коичи создал в голове образ идола, моментально нашедший место в его потерянной душе. Отошли на задний план и те опасения, что он питал по отношению к чужим мотивам. Да что уж там, при должном очаровании он и сам с радостью стал бы пешкой в этих изысканных руках… Вырвавшееся в изумлении слово не осталось незамеченным: Рамеш, все это время идущий позади японца, с интересом глянул на Коичи, в его присутствии впервые заговорившего на родном языке. Между тем, многонациональная компания уже преодолела один поворот и теперь стояла напротив лифта, ведущего на второй этаж. «Второй — гостиничный комплекс» — подумал Коичи и оказался прав: спустя минуту перед ним открылся длинный коридор. Стоило японцу шагнуть вперёд, как ковролин звучно шаркнул под его каблуком, в который раз продемонстрировав добротность убранства. Разнообразие дорогих материалов, используемых в отделке этого этажа поразило его воображение. Сознание мужчины, выдержанное в азиатской культуре качества восторгалось грамотно выстроенному окружению: узкие балки из красного дерева разделяли двойные настенные светильники; добавляли объем, но не нагружали помещение. Ряд дверей из того же материала бликовал под рассеянным светом последних. На каждой, за исключением трёх свободных, висел красный значок «не беспокоить». Томаш и Рамеш уверенно направились каждый к своей двери, ожидая, что мужчины последуют за ними. Не теряя времени, Коичи схватил хмыкнувшего от неожиданности Даниэля и рывком отвёл того в сторону с желанием реализовать свой недавний замысел. — Ты будешь с Томашом? — спросил он, игнорируя вопросительную гримасу, состроенную испанцем. — Sí! — как нечто само собой разумеющееся воскликнул Даниэль, вырываясь из чужой хватки, — amigo, я понимаю, что этот клуб для тебя — нечто новое, но не боишься же ты в одиночку трахнуть мальчика? — возмущенным тоном спросил он, замечая волнение в глазах японца. — Дело не в этом, — огрызнулся Коичи, так и не подыскав подходящего ругательства, — давай поменяемся. Я хочу Томаша. — ¿Qué? — бархатисто засмеявшись спросил испанец, — прости, estimado amigo, но я не стану делиться своими мальчиками на вечер даже с тобой. — добавил он, ободряюще похлопывая друга по плечу. — Это и не потребуется, — произнес возникший как из ниоткуда Томаш, внезапно встревая в разговор. — Мы можем провести совместный сеанс на четвертых. Дорогой господин никак не будет пересекаться с вами, — добавил он, указывая на ошалевшего испанца, — но вы сможете наблюдать и при желании участвовать в процессе. Сказав это кузнечик обольстительно улыбнулся, так, будто не предлагал двум взрослым мужчинам разделить с ним одно ложе. Обманчиво выгодное предложение скрывало за собой нечто большее, чем попытку угодить полюбившимся клиентам — догадался мужчина по хитрому блеску в чужих глазах. — Да! — коротко ответил японец, тут же направившись к двери. — Dame liberación… — устало выдохнул Даниэль, вознося глаза к потолку, — но я ещё спрошу с тебя по поводу этих сомнительных желаний! — бросил он напоследок, смиренно последовав за другом. Оборачиваясь, Коичи с удивлением подметил, что Рамеш, обессиленно наблюдавший за разговором со стороны, теперь с какой-то особой ненавистью смотрит на кузнечика. Мужчина и этому не придал должного значения: мало ли, какие стратегические сети плёл за их спинами юный хитрец — в его нынешнем настроении, в столь свежем для него ощущении все эти вещи отошли на задний план…