Кабуки: насекомый романс

Барная стойка располагалась таким образом, чтобы из неё можно было охватить взглядом весь клуб. Даниэль и Коичи сели рядом с двумя громко спорящими мужчинами. Те, отвернувшись, были настолько глубоко погружены в дискуссию, что, кажется, забыли, в какого рода заведение пришли, и зачем. — Я не удивлюсь, если окажется, что их пересадили сюда намеренно, — посмеиваясь, сказал Даниэль, видя негодование приятеля. — 野蛮人, (варвары) — с язвительной ноткой в голосе произнес Коичи, на родном языке говоривший куда увереннее обычного. — Ради нашей дальнейшей дружбы я бы предпочел не знать, что ты имел в виду… — оборачиваясь, бросил Даниэль, — два экстра-виски со льдом. Это для разогрева. — Добавил он, глядя на друга в пол оборота, пока красный свет позади него обрамлял его профиль, создавая впечатление пожилого гусара. Только вот куда подевалась его сабля? Коичи утвердительно кивнул, отдавая инициативу в заказах Даниэлю, в спиртных напитках мыслящему куда шире него, консервативного японца, и устроился поудобнее. Удивительно, — подумал он, пока Даниэль обеспокоенно высматривал кого-то вдалеке, — как опьяняюще действует атмосфера этого клуба. Все мысли как-будто остаются за его пределами, и даже верный приятель теперь не кажется таким уж раздражительным. Только выпив шот, вовремя подставленный молчаливым барменом, Коичи позволил себе расслабленно вздохнуть и отдаться в руки обстоятельствам. Впервые за вечер он осознанно взглянул на кипящую клубную жизнь: юные, изящные мальчики пестрели перед глазами мужчины смешением раскованности и внутреннего контроля. Зрелище это захватывало, как если бы ты смотрел на горячо распалившийся первобытный огонь: профессиональные движения, полные азарта глаза шныряющих из стороны в сторону кузнечиков, и так и эдак елозящих на коленях посетителей, мешанина тканей, запахов, вкусов, и, что странно, чувств. Беря под узду рассеянное внимание, Коичи в который раз попытался всмотреться в мелькающих за лентами парней: вот проходит мимо юная стрекоза. На его неискушенный взгляд в ней идеально всё: грациозная походка завораживает своей естественностью; один лишь поворот её головы являет собой пример нечеловеческой плавности; полы дорогого костюма в индийском стиле едва касаются черного мраморного пола. Ему даже показался, лишь на мгновение, призрачный запах жасмина, следующей за ней, и исчезнувший тогда же, как она скрылась за жёлтыми лентами, как если бы это был песок её родной пустыни. Не замечая ни того, как Даниэль взволнованно бьёт костяшками пальцев о барную стойку, ни того, как начинает накаляться атмосфера между двумя посетителями рядом с ними, Коичи продолжил отчаянно вглядываться в жёлтую дымку напротив, предвкушая, какое прелестное создание выскочит оттуда следующим. С удивлением он словил себя на том, что испытывает сейчас то же самое, что испытывал ещё в детстве, на охоте с отцом: затаённое дыхание и почти неслышный стук сердца уступили место благоговеющему ожиданию. Он снова — спустя столько лет! — чувствовал себя как в те дни, когда выглядывал в небе очередного ястреба и указывал на него смутному в воспоминаниях отцу. Давно позабытый образ вонзился в обмякшее от алкоголя сознание, не встречая сопротивления: сказочная рощица, освещённая, сквозь толстые ветви, солнцем в зените; пение птиц, никогда доселе мальчиком не виданных; и неясная фигура отца, возвышающаяся над ним. А на загорелой спине у того целая сеточка из красивых разноцветных рисунков — татуировок. Терпкое чувство ностальгии, скептично отброшенное им много лет назад, вернулось, и тепло разлилось по телу. Вот оно, то ощущение, которого ему так не хватало, чтобы вновь почувствовать себя живым. Значит ли это, — спросил он себя, — что клуб — это место, возвращающее его к жизни? И эти парни, как ястребы, тоже есть его источник, который он теперь ни в коем случае не должен был потерять… И его добыча не заставила себя долго ждать: в следующую секунду ленты расступились, и из золотой дымки показалась сперва рука, пальцы которой изящно перебирали золотые нити, а вслед за ней оголённая коленка, дерзко выставленная напоказ откровенным нарядом. Светловолосый юноша уверенно двинулся по направлению к ним. При каждом шаге его округлых бедер касалась тонкая лента его костюма, выходящая из линии белья и предусмотрительно скрывающая ту область, на которую в первую очередь упал бы взгляд любого посетителя. Ещё одна такая же лента ниспадала позади него, закрывая, к огромной досаде всех присутствующих, прелестные круглые ягодицы. Верхняя часть костюма была богата на детали: белый топ с длинными рукавами, присборенными у манжетов, подчеркивал изящность юношеских рук и открывал вид на очаровательный животик, ещё покрытый юношеским пушком. Глубокого выреза, часто встречающегося в здешних костюмах, топ не имел: вместо этого лёгкий гофрированный воротник и подобие треугольных застёжек с веревочными затяжками, чередой идущими вниз. Завершала образ белая тканевая тиара, всем своим видом напоминающая головные уборы сестер милосердия и ставящая точку в около-церковном костюме. Лицо юноши мягко озаряло ниспадающее свечение, придавая ему, при всём его религиозном виде, ещё большую тематичность. Пухлые вишнёвые губки были капризно надуты на девичий манер, дополняя маленький приплюснутый носик-кнопку. Большие, томно прикрытые жёлтые глаза были обрамлены рядом длинных черных ресниц. Нестандартная прическа кузнечика удивила консервативного японца смелым сочетанием скошенной и заправленной за ухо челки, обе секции которой оказались разделены боковым пробором. Обворожительная родинка под левым глазом добавляла внешности юноши аристократии, так ему подходящей. Несмотря на установленные клубом правила, парень продолжал уверенно двигаться по направлению к ним. Только сейчас Коичи понял, что причиной этому стал Даниэль, жестом подзывающий юношу к барной стойке. Не в силах произнести ни слова против, он предпочел с интересом наблюдать за развитием событий. — chico, — тут же обратился к подошедшему кузнечику Даниэль, все это время нервно покручивающий свои усы. Коичи взглянул на приятеля, пораженный, не в силах объяснить для себя причины такого волнения. Неужели глаза не обманывают его, и такой обычно неприступный Даниэль сейчас отчаянно пытается собраться перед этим смазливым юношей? Последний же терпеливо стоял рядом, пользуясь недолгой паузой, чтобы оценить двух мужчин взглядом полуприкрытых янтарных глаз. Его миниатюрная грудка, скрытая за тканью топа, маняще вздымалась и опускалась с каждым вдохом. Сидящий чуть впереди кузнечика Коичи краем глаза заметил, как правой рукой тот лениво накручивает на палец прядь блестящих пшеничных волос. Этот юноша выглядит как искусный совратитель — подумал Коичи, удивлённо вздымая брови, — и в то же время притягателен в своей простоте. — chico… — внезапно продолжил собравшийся с мыслями Даниэль, наконец вернувший себе прежнее самообладание, — знакомо ли тебе имя Герман? Коичи непонимающе взглянул на приятеля, до этого ни разу не упоминавшего это имя в его присутствии. Кузнечик же, спустя небольшую паузу, медленно кивнул в ответ, не сводя с Даниэля пронзительных змеиных глаз. — Ты знаком с ним? — с неподдельным интересом спросил Даниэль, слегка наклонившись вперёд, чтобы его можно было расслышать через клубную музыку. Кузнечик снова кивнул, теперь уже куда более заинтересованно, и на лице у него промелькнуло странное выражение. — В таком случае будь хорошим мальчиком и попроси Германа выйти к нам от лица его хорошего приятеля Даниэля. Юноша тут же склонился к мужчине, едва не задев сидящего рядом Коичи, так что тому пришлось резко отпрянуть назад. Как бы ни унизительно было ощущать свою незначительность в глазах этого парня, японец ненароком отметил про себя преимущества такого положения: в нескольких сантиметрах от его руки красовался притягательный юношеский зад. Ткань костюма, обычно закрывающая пах последнего, сползла в сторону, открыв вид на манящий бугорок между ног. Коичи едва сдержал себя от того, чтобы бестактно провести по нему рукой, но изо рта все же вырвалось изумлённое «Ооо!», оставшееся неуслышанным. — Хорошо, сэр, — произнес кузнечик приятным бархатистым голосом, все также оставаясь в нескольких дюймах от лица ничуть не смущенного Даниэля. Значит, — пришел к выводу Коичи, — дело было совсем не в этом юноше, а в таинственном Германе, встречи с которым мерзавец искал всё это время? Не в состоянии противостоять соблазну, японец снова перевел взгляд на маячащий в поле зрения зад, не замечая, какую долгую паузу выдерживает его новый знакомый. Наконец, Даниэль продолжил: — Не за бесплатно, mi amor. Ты получишь столько, сколько заслужишь, и ещё немного сверху за невероятно красивую задницу, которой все это время наслаждается мой молчаливый японский друг. — Он ехидно усмехнулся в ответ на встрепенувшегося приятеля. Кузнечик, оставшийся довольным договором, неспеша поднялся, и ушел, не посчитав нужным даже наградить Коичи мимолётным взглядом медовых глаз. Не успел японец обрушить и толику праведного гнева на своего тихо посмеивающегося в рокс друга, как позади них раздался грохот падающих на землю тел и неразборчивые звуки борьбы. Обернувшись, они увидели двух пьяных мужчин, ещё недавно сидящих рядом с ними. Даниэль положил руку на плечо рефлекторно напрягшегося приятеля, и, чуть наклонившись, уверенно произнес: — Сейчас ты поймёшь, что я имел в виду, когда говорил о безопасности, amigo. В ту же секунду как будто из неоткуда появились трое рослых мужчин в форме клуба. Не поднимая никакого шума, те искусно вырубили обоих нарушителей порядка и вынесли их через черный ход. — А теперь взгляни на зал, — взмахнул смуглой рукой Даниэль, — не замечаешь ничего странного? Коичи обернулся: посетители вели себя так, будто ничего не произошло. — Это… Впечатляет. — Ещё бы, — усмехнулся Даниэль, делая глоток, — эти офисные крысы настолько уверены в своих деньгах и их влиянии на окружающих, что едва-ли пошевелят задницами, начни потолок падать на их головы. Вместо этого они заплатят кому-нибудь другому, чтобы те позаботились об их ничтожных жизнях. Он напряжённо сжал рокс, с презрением глядя на толпу. — Тебя это не бесит? Коичи безразлично глянул на друга. — Нет. Мне всё равно. Даниэль горько усмехнулся, ставя пустой рокс на стойку и подзывая бармена. — Конечно… Ведь в этой цепочке ты ближе к их спасителям? — не оборачиваясь, бросил он. Коичи насупил брови. — К чему ты ведёшь? — вызывающе спросил тот, не сводя с Даниэля пронзительных серых глаз. Коичи уже не раз приходилось слышать от друга историю о пересечении тем мексиканской границы через «койот», о последующем задержании, и всех тех издевательствах времён двухнедельного удержания в бордере. И часто именно он становился свидетелем того, как вид живущих полной жизнью американцев выводит Даниэля из себя, заставляя того совершать опрометчивые поступки. Но ещё ни разу Даниэль не позволял себе уличать Коичи в его не менее болезненном прошлом. Напряжённое молчание, повисшее между мужчинами, поглощало даже клубную музыку. Правда, только для них двоих: громкие возгласы одобрения доносились то из одной, то из другой части зала. Мальчики шныряли между столами, сотрясая золотое марево, а вместе с ним — красноватый свет прожекторов, «зайчиками» играющий на широкой спине поникшего испанца. — Каково быть якудзой, Коичи? — спросил он, медленно оборачиваясь. — Я уже не якудза, Даниэль, — тут же отрезал Коичи, всем своим видом демонстрируя нежелание продолжать эту тему. — Да-да, bandido, — примирительно поднял руку тот, останавливая японца на полуслове, — я знал, что ты ответишь именно так. Но не юли, мне важно услышать ответ. Каково это, amigo? Что ты чувствовал? Ответственность?.. Страх? — он сделал паузу, заглядывая другу в глаза, — или тобой руководила жадность? Коичи замолчал, ощущая, как внутри борются гнев и сомнения. Воспоминания из далёкого прошлого — дня, когда все для него изменилось, — были слишком болезненны, чтобы это не отразилось на его побледневшем лице. Не чувствуя никаких сил препираться, он тихо, но уверенно произнес: — Я последовал за своим отцом. Даниэль прищурил темно-карие глаза, ощутив непривычный для себя укол совести, и понимающе придвинул к другу рокс коньяка. — Сначала было страшно, а потом уже нет. — продолжал Коичи, так и не притронувшись к алкоголю. — Или всё ещё было, но я уже перестал отдавать себе отчёт. В довершении своих слов японец взглянул на правую руку и сжал её в кулак: там, где должен был быть мизинец, кожа черных брендовых перчаток неестественно сложилась пополам. Очередное напоминание об уже втором событии, кардинально изменившем курс его жизни, было надёжно спрятано от посторонних глаз. Знал о нем исключительно Даниэль, в эту секунду решивший резко сменить тему. — Этот Герман, которого я упоминал при тебе — нечто вроде здешней звезды. Выходит в зал только время от времени и пользуется заметной популярностью среди посетителей. — И ты, судя по всему, его постоянный гость? — с добродушной улыбкой спросил Коичи, благодарный тому, как искусно его друг сменил тему. — В этом и загвоздка, amigo, — с нарастающим волнением продолжил Даниэль, — парень или по мазохистам, кончающим от отказов, или уже принадлежит кому-то более влиятельному. — И ты в этой цепи…? — ехидно протянул японец, выглядывая из-за бокала. — А я впервые оказался вне этой цепи, dios mío! — воскликнул тот, игнорируя дружеский подкол. — Остальные, кажется, смирились, и даже не пытаются с ним заговорить: делают вид, будто его не существует. Новеньких, положивший на него глаз, Герман искусно игнорирует. Стрекоза, и просто проходит мимо! — А ты не думал, — рассудительно начал Коичи, — что за ним и впрямь стоит кто-то больший? — Именно это я и пытаюсь разузнать, mi amigo inteligente… — после недолгой паузы ответил испанец, отодвигая от себя пустой рокс. Повисло обоюдное молчание: каждый думал о своём. Граненый бокал, ждущий бармена, мигал в свете ламп-прожекторов, создавая вокруг себя неясный фигурный ореол. Даниэль очень серьезным взглядом смотрел куда-то за барную стойку, постукивая пальцем по столешнице. Коичи, чьи болезненные воспоминания были воскрешены в памяти, теперь без особого энтузиазма всматривался в глубину зала. — И как долго ты за ним гоняешься? — Наконец спросил он, когда поток тошнотворных мыслей стал для него совершенно невыносим. — Уже больше двух месяцев, — глухо ответил Даниэль, покручивая в пальцах стакан. Пораженный, Коичи вновь уставился на приятеля: меньше всего он стал бы ожидать от него именно этого. — И чем обусловлена такая преданность? — не раз запнувшись на трудном иностранном слове, спросил он. — Ты же не из тех, кто станет добиваться какого-то эскортника. Даниэля чуть заметно передёрнуло, но противопоставить этому слову ему было нечего. Он и сам не мог понять, что заставляет его из раза в раз возвращаться сюда с одной и той же целью: просить несбыточной встречи с фаворитом, когда все остальные согласны по первому слову стелиться у его ног. Он не был готов поверить в то, что так абсурдно влюбился в стрекозу, став одним из тех, на кого сам привык смотреть с жалостью и презрением. В конце концов единственное, что продолжало руководить им, это желание увидеть хотя бы искру интереса в чужих глазах. Поняв, что ответа не последует, Коичи задал другой вопрос: — Ты сказал, что Герман появляется здесь время от времени, но не отвечает ни на чьи предложения. Что же он тогда делает? — Пьёт, — задумчиво сказал Даниэль. — Сначала проходит через весь зал как-будто не от мира сего, пока эскортники всех положений привычно расступаются перед ним. А потом просто садится за эту стойку, и пьёт. — Пьёт? — переспросил японец, удивлённо вздымая брови, — разве это не запрещено? — Пожалуй, что так, — потирая подбородок, произнес Даниэль. — Что ещё раз доказывает, что Герман здесь на особых правах. Вполне может быть, что работает на самого босса, — мрачно подвёл итог Даниэль, а потом, вздыхая, добавил, — Ох, dame la liberacion… В эту же секунду из золотых лент выплыла знакомая обоим мужчинам фигура кузнечика.