Граф Кусакула

Пиная мелкие камушки, то и дело попадающиеся ему под ноги, Чонгук неторопливо выходит из своего замка. Пять часов утра. Солнце только начинает всходить, и в воздухе еще пахнет свежей прохладой ночи. Чонгук прикрывает глаза и представляет, как, будь он человеком, он бы сделал глубокий вдох, чтобы впитать в себя ощущение этого момента, прочувствовать его до самых кончиков пальцев, а после вспоминать как нечто удивительно значимое именно в своей мимолетности. Но вместо этого он продолжает лишь бесцельно продвигаться вперед. Ему просто нужно немного проветриться. Теперь уже все решено, и совсем скоро ему придется столкнуться с последствиями того, что он натворил. Но пока у него есть немного времени, он хочет провести его в тишине, чтобы хотя бы попытаться упорядочить беспокойные мысли и подумать, что он будет делать дальше. Чонгук выходит за внешние ворота и медленно бредет вдоль ограды, проводя кончиками пальцев по металлическим прутьям. И когда он оказывается в нескольких шагах от места, где они с Юнги спешно и, возможно, опрометчиво небрежно привязали лошадей, Чонгук, слишком погрузившийся в свои мысли, слегка испуганно вскидывает голову от неожиданности, слыша, как Нэрсэ громко фыркает, а затем беспокойно бьет копытом о землю. Чонгук замирает на месте и сжимает руки в кулаки, заставляя себя сохранять спокойствие, когда утихший Нэрсэ начинает приближаться к нему. В конце концов он заслужил, чтобы его сейчас как следует лягнули. И все же он непроизвольно жмурится, чувствуя на лице теплое дыхание животного. А затем удивленно распахивает глаза, когда Нэрсэ вдруг осторожно тычется мордой куда-то ему в шею. Так, словно все понимает и сочувствует ему. — Прости, — устало шепчет Чонгук, обнимая Нэрсэ за шею и потираясь щекой об его всклоченную после изнурительного пути, но все еще мягкую гриву. — Пожалуйста, прости меня. Я подвел твоего хозяина… Чонгук прикрывает глаза, собираясь позволить скопившимся в нем слезах наконец оросить его лицо, но отстраняется от Нэрсэ и бьет себя по щекам, когда слышит приближающиеся к выходу из замка шаги. Похоже, Юнги наконец проснулся. — Я думал, ты с Тэ, — сходу говорит Юнги, когда наконец оказывается рядом с Чонгуком. — Заглянул к нему, но он все еще спит, так что… Наверное, сидеть рядом с ним теперь уже бессмысленно? Чонгук в ответ на это только кивает. Хотя несколько часов назад, когда они только добрались до его замка, Юнги изъявлял ярое желание остаться рядом с Тэхеном и сидеть с ним до тех пор, пока он не очнется. Но в конечном итоге Юнги — который и теперь, после пробуждения выглядел невероятно измотанным — перегруженный новой информацией и измученный неравной схваткой с вампиром и долгой дорогой домой, почти мгновенно так и уснул, сидя на стуле, так что Чонгуку пришлось переносить его на диван. — Долго еще ждать? — снова спрашивает Юнги, пока Чонгук все еще увлеченно гладит впервые такого покорного рядом с ним Нэрсэ. — Должен скоро проснуться, — сглотнув, все же отвечает Чонгук, жалея, что не додумался припасти в карманах пиджака несколько кубиков сахара: он так много раз видел, как Тэхен подкармливал Нэрсэ сладким лакомством, и в основном все это время только непроизвольно шипел от мысли, что Тэхен хотел кормить с рук кого-то еще, кроме него — даже с учетом всех особенностей его питания — но теперь… Теперь Чонгук все бы отдал, чтобы вернуться в те времена, когда главной его проблемой являлась ревность к своенравному, но в общем не такому уж и несносному коню. — Откуда ты знаешь? — Я давно не слышу его сердце, — Чонгук с горечью заставляет себя произнести эти слова вслух. — С тех пор прошло часов одиннадцать. Обычно, если все в порядке, примерно столько времени и нужно для обращения. — Если все в порядке? — опешив, переспрашивает Юнги, вскидывая бровь. — Вообще обращение у всех проходит индивидуально, — принимается объяснять Чонгук, похлопывая Нэрсэ по холке. Он был совсем не против повариться еще какое-то время в котле из собственных уничтожающих мыслей, но, возможно, ради Тэхена он как раз наоборот должен был постараться и взять себя в руки? В компании Юнги это казалось как будто чуть более выполнимой задачей. — Бывали случаи, когда люди вообще не обращались. Видимо, организм не мог справиться с процессом. Ну или вроде того. — А ты уверен, что он не?.. — Юнги так и не договаривает, но Чонгук и без этого прекрасно понимает, что он имеет в виду. — Уверен. Все его раны зажили, значит, кровь подействовала. Если бы что-то было не так, мы бы уже заметили, — Чонгук говорит твердо, но на самом деле… До тех пор, пока он не увидит, как Тэхен открывает глаза, он ни за что не сможет до конца успокоиться. — Лучше так, чем если бы он умер, — после короткой паузы Юнги вырывает Чонгука из очередного замкнутого круга бесконечного самобичевания. — Все так думают, пока не обратятся, — хмыкает Чонгук и качает головой. — Но это… — он наконец отходит от Нэрсэ и, сам не зная зачем, шагает вперед вдоль ограды. Потому что говорить о том, что теперь Тэхену предстоит стать вампиром, пережить то, от чего он, Чонгук, так сильно пытался его уберечь… Он не может оставаться спокойным, рассуждая об этом. — Он должен был прожить полноценную человеческую жизнь. В окружении семьи и друзей. А теперь ему останется только изгнание, — он слышит, как Юнги медленно бредет за ним, но слишком увлечен выводами, которые так и норовят соскочить с языка, чтобы подождать его. — И наблюдение за тем, как все, кто ему дорог или кого он просто знал, умирают. Не говоря уже о необходимости привыкать пить кровь. Это… Это я во всем виноват… — сокрушенно признает вслух Чонгук и, опустив взгляд в землю, качает головой. — Если бы он хотел обычной жизни, он бы не связался с тобой, — меланхолично замечает Юнги. — Да и… Не так уж много у Тэ тех, по кому он станет горевать. Я, несколько наших с ним общих друзей, может, какие-то слуги в его доме, в окружении которых он вырос. И все. Но я уверен, что он бы согласился променять всех нас на возможность быть с тобой. И теперь он ее получил. — Что, если он возненавидит меня за то, что я сделал с ним? — Чонгук резко тормозит и оборачивается, чтобы посмотреть Юнги прямо в глаза и увидеть в них… — Этого не будет. …полное отсутствие осуждения или еще каких-либо негативных эмоций. Только бесконечное сожаление. И понимание. — Ты не можешь знать этого наверняка, — все же возражает Чонгук и продолжает свой путь вокруг замка, так и не дождавшись от Юнги какого-либо замечания. Да и что тут можно сказать? Кто бы в здравом уме не возненавидел своего убийцу? Может быть тот, кто любил этого самого убийцу до своего самого последнего вздоха? Но… Разве он может быть уверен в этом, когда на самом деле Тэхен так и не признался ему в своих чувствах? — Объяснишь мне пару вещей, пока мы все равно ждем? — Юнги вновь нагоняет его и теперь наконец идет с ним вровень. — Да, конечно. Только… — Чонгук слабо улыбается, сам удивленный своей такой реакцией на собственные мысли. Но на самом деле его былой страх, что его секрет откроется слишком большому числу людей, теперь кажется ему таким глупым и бессмысленным. Если Тэхен больше не будет смотреть на него, как прежде… Все на свете станет для него бессмысленным. — Ты же понимаешь, что об этом никому нельзя рассказывать? — все же договаривает Чонгук, но скорее ради соблюдения формальностей, чем из-за реального беспокойства. — Ты уж извини, я обычно не позволяю себе такую нескромность, но, если честно, думаю, из нас троих, я понимаю многое намного лучше тебя или Тэ, — фырчит Юнги, и Чонгук вынужден согласно хмыкнуть. — Отлично. Потому что само знание этого секрета подвергает тебя опасности, — Чонгук слегка хмурится, когда вдруг задумывается о том, что на самом деле теперь, когда его клан вновь замаячил на горизонте, Юнги и вправду мог оказаться втянутым еще больше в разборки, к которым не должен был иметь никакого отношения. — Как только Тэ обратится, я должен буду убраться из замка, а потом подумать о том, куда вообще уехать. Вампиров, которые меня пытали, было трое. А прикончил я только двоих. И это значит, что третий, видимо, побежал стучать клану, так что они могут объявиться здесь в любой момент. — Насчет этого, кстати… — Юнги слегка мнется, а затем Чонгук непроизвольно смотрит на него, слыша в его вопросе такое неподдельное волнение, что ему даже становится слегка неловко. В конце концов разве человек, лучший друг которого сейчас обращался в вампира по его, Чонгука, вине, мог продолжать относиться к нему с такой симпатией? Разве он заслужил, чтобы к нему продолжали относиться так, будто он не натворил ничего ужасного? — Ты как вообще? В порядке? — Пока не особо, — качает головой все еще крайне обескураженный Чонгук. — Я опустошил весь свой запас. Оставил только немного для Тэ, чтобы дать ему для завершения обращения. Но… Когда тебя иссушают, жажда становится буквально постоянной. Я могу пить просто бесконечно, и мне все равно будет мало. Так что потребуется время на то, чтобы вернуться к тому, что было раньше. — Тэ не дает тебе сорваться? Немного помолчав, Чонгук кивает. Ну, разумеется, он держится благодаря Тэхену. Потому что мысли о Тэхене перевешивают в нем любые его эгоистичные потребности и желания. Он ведь… Он так сильно хотел стать достойным такого невероятного Тэхена, который одним своим существованием помогал ему не совершить ошибок и продолжать, как бы сложно ни было, бороться за все человеческое, что в нем по какой-то невероятной причине было. Но вместо этого он только все испортил. — Мне кажется, после того, что случилось, я куда лучше понял, почему вампирам так легко поддаться зову крови, — облизнув губы, поясняет Чонгук. — Мне так безумно хочется этого. Это что-то на уровне инстинкта. Оно просто сидит внутри меня и говорит, что прямо сейчас я должен впиться тебе в шею, потому что я такой ужасно голодный. И как только я сделаю это, на очень долгое время кровь станет для меня единственной важной вещью в жизни. Иначе мне придется задуматься о всех своих жертвах и испытать слишком уничтожающее раскаяние. А жажда крови не позволит мне так опрометчиво с собой поступить. Но Тэ… Я и сам не верю, что способен испытывать что-то настолько светлое и возвышенное, чтобы продолжать держаться только потому, что я не хочу разочароваться в себе и разочаровать в себе Тэ еще сильнее, чем он будет разочарован, когда все узнает. — Знаешь... Я говорил это Тэ. Но, похоже, тебе тоже нужно это услышать. Ты такой глупый, Чонгук-и! Что?! — Юнги вскидывает руки, когда Чонгук стреляет в него обиженным взглядом. — Это правда. Ты ужасно глупый, если думаешь, что Тэ, который был готов бежать ради тебя хоть на край света, хоть в чем-то тебя упрекнет, когда изначально это ты был тем, кто пострадал больше всех. — Я даже не узнал его, — Чонгуку приходится проморгаться, чтобы подавить очередной поток слез. — Я ни на секунду не задумался, чью жизнь отбираю, и не узнал его. Как я мог? — он тормозит и дергает Юнги за руку, заставляя и его остановиться. — Как я мог не почувствовать его сразу? Я должен был защитить его. А вместо этого… — Все мы ошибаемся, Чонгук-и, и делаем что-то такое, что потом ведет далеко не к самым приятным последствиям. И никто от этого не застрахован, — Юнги утешительно похлопывает его по плечу, но Чонгук тут же дергается в сторону, уходя от слишком ярко пропитанных поддержкой прикосновений. — Вот только моя ошибка стоила ему жизни, — Чонгук сжимает руки в кулаки и возвращается к своему мирному шествию. — Как ты это сделал? — Юнги переводит тему, но уперто продолжает отвлекать его своими вопросами. — В смысле… Раз ты все еще голоден, то, вероятно, не восстановил свои силы? Тогда как ты справился с двумя вампирами так, будто тебе это ничего не стоило? — Я чистокровный вампир. Мои родители — вампиры. А те, что меня поймали, — полукровки, то есть обращенные люди. Полукровки всегда в разы слабее чистокровных. — Как вообще у вампиров могут быть дети? — удивляется Юнги, и Чонгук вдруг так отчетливо слышит в его голосе интонации, с которыми уже так давно Тэхен задавал ему тот же вопрос. — Вы же типа… Мертвые… — Это нечастое явление, — пожимает плечами Чонгук и пихает ногой неудачно подвернувшийся ему камень. — В каком-то смысле мы ошибка природы. Потому что да, в основном вампиры не могут иметь детей. Но порой случается чудо, и рождаются чистокровные вампиры. — И как они вообще смогли тебя поймать, если ты такой сильный? — звучит закономерный следующий вопрос. — Потому что они застали меня врасплох, — Чонгук кривится от слишком очевидного напоминания о том, о чем он сам себя спрашивал, наверное, уже миллиард раз. — К тому же я придерживаюсь животной диеты и из-за этого слабее, чем могу быть, если буду пить человеческую кровь. — А почему ты не пьешь ее? — Потому что не хочу убивать людей, — Чонгук снова усмехается. Какая же ирония. — Мне нравится то, что создают люди. Я люблю книги. И музыку. Живописью я пока не особенно проникся, — морща нос, честно признается Чонгук, слегка уязвленный тем, что до сих пор, несмотря на свой солидный возраст, он оказался неспособным понять все тайные смыслы данного вида искусства. — Но, может, однажды пойму и ее. Так что… Зачем мне убивать людей, если сосуществовать с ними, то есть с вами, в мире намного интереснее? — Логично, — хмыкая, соглашается Юнги. — Тот придурок, Минхо, да? Он сказал, что ты просил их тебя убить. Это правда? — Я хотел защитить Тэ, — Чонгук прикусывает щеку, чтобы скрыть, как сильно срывается его голос. — Можешь считать меня монстром, но я… Я бы все сделал, только чтобы Тэ мог жить. Даже если бы это значило, что я сам должен был умереть. Ему всего двадцать лет, а я… Я уже прожил три человеческие жизни. Так что выбор был очевиден. К тому же… В моей жизни не было ничего, пока в ней не появился он. И теперь не будет, если он исчезнет из нее. Так что он точно стоил того, чтобы умереть ради него. — А как бы он жил без тебя? — Юнги уверенно дергает Чонгука за локоть, заставляя его остановиться. Опять. — Я понимаю твое чувство вины и все такое, но… Он ведь любит тебя. По-настоящему. — Он мне этого не говорил, — Чонгук с горечью пожимает плечами, наконец озвучивая свой самый главный страх. — Пока. Он пока не сказал. Но это вовсе не значит, что он не собирался. Так что… Думаю, в конце концов он бы и сам попросил тебя обратить его. — Он уже просил, — Чонгук цокает языком и раздраженно закатывает глаза. — А потом сказал, что не готов к этому. И это… — он смотрит на Юнги в упор, — правильно. У всего должно быть начало и конец, иначе оно теряет смысл. — Если ты и правда любишь его, то в твоей жизни всегда будет смысл. Разве это плохо?.. Чонгук так и замирает с приоткрытым ртом и ответом в глотке, когда словно интуитивно улавливает какие-то изменения в воздухе. Он сосредоточенно хмурится и прислушивается, а затем вскидывает на Юнги жалобный взгляд: — Он очнулся. Ты… — Идти к нему должен ты, а не я, — скривившись, Юнги отвечает на так и не прозвучавший до конца вопрос. — Тебе стоит больше доверять ему, Чонгук-и. Поверь мне. Ты, видимо, и представить себе не можешь, насколько важен для него. — Я… Что, если он больше не захочет меня видеть, когда все узнает? — Ну, в любом случае я не смогу рассказать ему, как быть вампиром, — пожимает плечами Юнги. — Так что… Иди уже давай. Он только что восстал из мертвых и наверняка в шоке. Не заставляй его ждать. Чонгук на это только печально роняет голову себе на грудь, признавая, что и вправду не может бросить Тэхена, даже если тот действительно возненавидит его, потому что на нем теперь лежит ответственность за то, чтобы помочь Тэхену приспособиться к жизни вампира. А затем он направляется ко входу в замок, и, кажется, сам не замечает, что на самом деле вовсе не идет туда, а почти бежит. Потому что, как бы сильно он ни боялся встречи с Тэхеном, в то же самое время он безумного жаждет этого. — Тэ… — голос Чонгука моментально срывается, едва он оказывается в дверях своей спальни, и он не может вымолвить ни слова, все только неотрывно смотря на сидящего на его постели в ворохе одеял с ужасно растерянным видом Тэхена. — Куки! — Тэхен почти подпрыгивает с кровати, но так и остается на месте, запутавшись в одеялах, которыми его Чонгук так заботливо и тщательно укутал его. — Ты в порядке? Ведь так, да? Я знал, что все получится! Я знал! Что ты со всем разберешься, а потом вылечишь меня. Куки… — почти светящийся от счастья Тэхен наконец затихает, когда замечает, как стремительно бледнеет все еще стоящий в дверном проеме Чонгук. — Тэ, я не… — Чонгук качает головой и прикусывает губу, когда все его лицо искажается в судорожной гримасе и крупные слезы, которые он сдерживал так долго, беспрерывным потоком, одна за другой катятся по его щекам. — Куки, почему ты плачешь? — выглядящий невероятно потрясенным такой реакцией Тэхен шепчет и крепко прижимает Чонгука к себе, когда тот, в два шага преодолев расстояние между ними, почти валится на него. — Что случилось? — Это все из-за меня. Это я виноват. Я… — Чонгук судорожно бормочет, цепляясь пальцами за рубашку на спине Тэхена. И тяжелее всего ему от осознания того, какой он на самом деле эгоист. Потому что он не может твердо ответить, из-за чего плачет: из-за непомерного чувства вины или из-за того, как сильно счастлив, что Тэхен очнулся. Он ни за что на свете не мог его потерять. — Куки, в чем дело? — Тэхен все же слегка отстраняется от Чонгука и приступает к бесполезным попыткам стереть большими пальцами все не заканчивающиеся слезы с его лица. — Я не… Тэ, я не вылечил тебя, — наконец признается Чонгук и тут же жмурится, только бы не видеть разочарование в глазах Тэхена. Только не в тот момент, когда он вновь чувствует своей кожей его мягкие, пока еще по-человечески теплые прикосновения. — Как это? Почему тогда я все еще живой? — Тэхен звучит озадаченно, но не обвиняюще, так что Чонгук рискует открыть глаза. Если это последние мгновения их не пропитанных ненавистью и отвращением взаимодействий с Тэхеном, он должен запомнить все в самых мельчайших деталях. — Я помню. Ты же выпил много моей крови. Разве я не должен был тогда, ну… умереть?.. — Тэ… Ты помнишь, как люди обращаются в вампиров? — шмыгая носом, спрашивает Чонгук. — Ага. Если умирают с кровью вампира в организме. Но я ведь не… — Тэхен хмурится и отводит сосредоточенный взгляд в сторону, очевидно, старательно припоминая все произошедшее. — Вообще-то… Я укусил Минхо, когда он зажал мне рот и нос, чтобы я не мог дышать. Прокусил его руку до крови. А потом… — А потом я выпил всю твою кровь, потому что из-за голода даже не узнал, что это был ты. И когда я вернулся к тебе, я думал, что слышал стук твоего сердца, но на самом деле… Думаю, я просто очень хотел в это верить, — Чонгук выдает это почти автоматной очередью, но он не видит смысла тянуть с признанием очевидных фактов. В конце концов, даже если бы он и умел юлить или уходить от ответов, он бы никогда не смог сделать этого с Тэхеном, потому что все его существо требовало от него быть максимально искренним и честным с его — во всяком случае пока еще — парнем. — Значит, я теперь вампир? — после небольшой паузы как-то слишком тихо, по мнению Чонгука, уточняет Тэхен. А как же крики? Или обвинения? Или слезы с отрицанием возможности такого исхода? — Не до конца. Нужно выпить кровь, чтобы завершить обращение. — А если нет?.. — Тогда ты умрешь через двенадцать часов, — Чонгук отзывается нехотя; до сих пор он так сильно изводил себя мыслями о том, как сильно Тэхен будет ненавидеть его за обращение, что как-то забыл предположить, что Тэхен все еще мог предпочесть просто умереть. В ответ ему звучит сухое: — Ясно. — Прости… Тэ… Мне так жаль! — Чонгук почти утыкается подбородком себе в грудь, роняя еще несколько слезинок на одеяло. — Так не должно было быть! Не нужно было спасать меня. Тогда… — Эй! — Тэхен обхватывает его лицо обеими руками, заставляя поднять голову. — Ты с ума сошел? Как я мог не прийти за тобой?! Не говори ерунду, Куки! — Это вовсе не ерунда! Ты же… Ты ведь теперь… А я… — Чонгук теряется в том, что хочет сказать, и только чувствует, как стремительно округляются его глаза, когда Тэхен, рваным движением притянув его к себе, вдруг целует его. Как-то смазано и не слишком аккуратно, постоянно сталкиваясь с ним носами оттого, что слишком часто меняет положение головы. Но для одеревеневшего на месте Чонгука это все равно один из самых лучших моментов за всю его долгую жизнь. — Послушай меня, пожалуйста, очень внимательно, Куки, — Тэхен почти хрипит, обнимая мелко дрожащего Чонгука и касаясь губами его уха. — Если честно, я в шоке. Но… Пожалуйста, не думай, будто я злюсь или ненавижу тебя. Меня сейчас, наверное, затрясет, потому что до меня все еще доходит то, что ты сказал, но… Я бы никогда не бросил тебя! Даже если бы заранее знал, что умру там, все равно. Какой смысл в моих чувствах к тебе, если в решающий момент я бы просто струсил? — Зато ты был бы жив, — Чонгук сомневается, что Тэхен, успокаивающе гладящий его по спине, разобрал то, что он сказал, но… Он убил своего парня и обрек его на вечное существование, полное постоянной борьбы с собственной природой. А теперь этот самый парень, который наверняка в эту самую секунду должен сходить с ума и кричать от ужаса, что с ним такое приключилось, волновался в первую очередь за него, Чонгука, и прикладывал все силы, чтобы утешить его. Чем он вообще заслужил такое?.. — Ну и что. Это ничего бы для меня не значило, если бы тебя не было рядом. Куки… — Тэхен зарывается пальцами в волосы Чонгука и укладывает его голову себе на плечо. — Для меня смысл наших отношений в том, что мы с тобой вместе. Всегда. И всегда означает не только радостные моменты, но и смертельную опасность тоже. Ты говорил, что конечность человеческой жизни подталкивает человека к тому, чтобы наполнить ее смыслом. И вот, что я выбрал для себя. Тебя! Я выбрал тебя. А раз так, то, значит, я должен был бороться за свой выбор, чего бы мне это ни стоило. Иначе я не заслужил, чтобы у моей жизни вообще был какой-то смысл. — Все должно было быть не так, — упрямо бурчит Чонгук, все же начиная постепенно признавать справедливость слов Тэхена. Потому что все еще не слышит в его голосе ни капли осуждения или хотя бы упрека. И это заставляет его по-настоящему вспомнить, как всецело он доверял Тэхену прежде. И почему ему было не сделать то же самое сейчас? — К тому же все закончилось не так уж плохо, да? Мы оба здесь. И раз ты до сих пор не обвинил себя в смерти Юнги-хена, значит, с ним тоже все в порядке. Ведь так? — Чонгук мелко кивает и растекается в руках Тэхена сильнее, когда слышит его совсем тихий, но счастливый смех. — Куки… Мы ведь уже обсуждали это. И… В конце концов мы бы все равно к этому пришли. Я уверен в этом. Потому что как иначе мы с тобой могли бы быть вместе? — Мы могли бы быть вместе до твоего последнего дня, — сдавленно говорит Чонгук и отползает немного назад, чтобы смотреть Тэхену в глаза. Ему совсем не хочется сознательно лишать себя умиротворяющей теплоты его объятий, но если он не сделает этого, то точно не сможет выдать больше ничего связного. — Я бы никогда не оставил тебя. Даже несмотря на то, о чем мы тогда говорили с тобой. О том, как бы мы выглядели вместе и как бы нас воспринимали другие. Тэ… — Чонгук крепко сжимает ладони Тэхена в своих. — Я бы все равно эгоистично не смог тебя бросить. Даже если бы ты решил расстаться со мной и все-таки завел семью, я бы все равно пугающе следовал за тобой повсюду, чтобы только знать, что ты в порядке. — Я знаю. Я это знаю, Куки, — Тэхен снова смеется и нежно проводит кончиками пальцев по влажной щеке Чонгука. — Но это было бы так ничтожно мало для меня. А я так не хочу. Я хочу, чтобы ты был моим всегда, понимаешь? Даже если мне придется научиться пить кровь для этого. — Всегда — это в смысле в масштабах вечности? — едва слышно шепчет Чонгук, во все глаза глядя на Тэхена. Неужели лучший парень на свете и правда достался такому совершенно непутевому существу, как он?.. Бестолковому, неуклюжему, беспечному… — Тэ, это ведь… — Я люблю тебя, — Тэхен перебивает его, все еще широко улыбаясь. И Чонгук совсем теряется, когда видит, как спустя мгновение Тэхен вдруг тоже начинает плакать. Так по-детски открыто и искренне. Словно он счастлив настолько, что без слез не может справиться с собственными слишком яркими и поглощающими с головой эмоциями. — Слышишь? Куки, я тебя люблю, — из-за шума в ушах Чонгук не уверен, что слышит, но он точно чувствует, как долгожданные слова попадают ему в самое сердце. — Я чуть не умер, пока искал тебя и думал, что больше тебя не увижу. Так что да, я хочу быть с тобой всегда в масштабах вечности. Потому что… Все вокруг перестало иметь смысл, когда я понял, что тебя нет. И даже если бы я знал с самого начала, чем все закончится, я бы все равно сделал все точно так же. Ну… — Тэхен прерывается и, слегка хмурясь, чешет кончик носа. — Может, только сказал бы Юнги-хену обо всем пораньше. Но в остальном… Я понимаю, что ты любишь меня и поэтому хотел уберечь меня от всего. Но, пожалуйста, и ты пойми, Куки. Я тоже тебя люблю. И я бы ни за что не смог просто смириться с тем, что ты взял и исчез. Ты нужен мне. Потому что моя жизнь без тебя больше не значит абсолютно ничего. И если мне нужно было стать вампиром, чтобы спасти тебя и получить возможность быть с тобой, то я совсем не против. — Тэ… — Я так сильно счастлив видеть, что ты снова стал собой, Куки. И я ужасно рад, что это я смог спасти тебя. Потому что я люблю тебя, как сумасшедший! — Тэхен поднимает взгляд к потолку и заливисто смеется. — Юнги-хен чуть сам не убил меня за это. Но это правда! И я буду говорить тебе это теперь каждые пять минут… — Что будем делать в остальные четыре? — губы Чонгука расплываются в робкой улыбке, когда он постепенно успокаивается и когда на смену вине и страху наконец приходит осторожное ощущение взаимного счастья. Неужели он и правда смог получить Тэхена навсегда? — Вот это… Тэхен хмыкает и, подавшись вперед, звонко чмокает смутившегося Чонгука в приоткрытые губы. — Знаешь, я ведь как раз шел к тебе, чтобы сказать, что люблю тебя, в тот день, когда выяснил, что тебя нет. Мой отец так и не смог найти Джиу. И я пошел к тебе, чтобы рассказать об этом. — О, это отлично! — восклицает Чонгук. Неужели даже в том кошмаре, в котором они оказались, нашлось место для чего-то по-настоящему справедливого? — Я очень рад, что она смогла вырваться! — Вот и я был ужасно рад, — согласно кивает Тэхен, но тут же закатывает глаза от накативших воспоминаний. — Правда… Отец тогда сказал, что обязательно подберет мне новую партию. Но теперь это все равно уже неважно. — Почему? Тэ… Я не хочу обрушивать на тебя сразу столько изменений. Так что, если тебе лучше пока пожить с родителями, чтобы хоть что-то из привычной обстановки все еще было с тобой… — Я хочу, чтобы мы сбежали, — Тэхен нетерпеливо перебивает бессвязный лепет Чонгука. — И чтобы ты не надумал себе всякого… Я хотел этого до того, как все случилось, Куки. Я шел к тебе, чтобы мы могли придумать план побега, пока отец выбирал бы мне новую невесту. Но раз мне больше не надо думать о том, как прокормить себя, все должно стать проще, верно?.. — Ну… Да, — не слишком уверенно соглашается Чонгук. Но затем продолжает куда более решительно: — Да, конечно. Если ты хочешь сбежать со мной, то я обо всем позабочусь. И на самом деле… — Чонгук снова кривится: ему не хочется нагружать Тэхена своими проблемами, но, пожалуй, утаивать что-либо теперь было бы еще более глупо. — Клан наверняка откроет за мной охоту за то, что я убил двух их вампиров. Так что мне и правда нужно бы убраться отсюда. И если ты тоже этого хочешь… — Хочу! — Тэхен радостно хлопает в ладоши, и Чонгук вдруг понимает, что не верит собственной памяти, которая все твердит ему, что в последние недели он был лишен этого. Тэхен перед ним такой… Такой самый лучший на всем белом свете, улыбающийся, воодушевленный, рассуждающий об их совместных планах на будущее, что в его голове не остается места для переживаний о чем-либо еще. Воспоминания о изнурительном заточении выветриваются из нее одно за другим. И даже острая жажда теперь едва дает о себе знать, уступая место тому единственному, что действительно имеет значение для него. — Значит, соберем вещи и свалим из этой дыры наконец. Теперь я точно готов к этому. — Тогда… Вот. Возьми, — Чонгук запускает руку в карман и выуживает из него кольцо, которое он так предусмотрительно снял с пальца Ёнджэ. — Это кольцо с лазуритом. Возможно, ты помнишь, я говорил тебе, что оно... — Позволяет вампирам ходить под солнцем. Я помню, Куки. Вообще-то я помню все, что ты говоришь, — облизнув губы, Тэхен улыбается и надевает кольцо на указательный палец, а затем вертит рукой, внимательно ее разглядывая. — Свободновато... Но постараюсь его не потерять. — Если тебе неудобно, можно сделать из него кулон. Главное — чтобы оно всегда было на тебе. Подходящий лазурит достать не так просто, так что пока уж лучше такой амулет, чем никакого. — Это кольцо кого-то из них, да? — Тэхен немного мрачнеет, но к огромному облегчению кивающего Чонгука все еще не выглядит рассерженным. — Вот и прекрасно. Буду носить как трофей после сокрушительной победы над врагом. — Если я вдруг не говорил тебе... Просто знай, что ты потрясающий! — Чонгук оставляет долгий поцелуй на тыльной стороне ладони Тэхена, а затем нехотя отлипает от него и тянется к стоящей возле кровати тумбочке, чтобы взять оттуда заготовленную заранее бутыль с кровью. — Тэ, теперь тебе нужно выпить кровь для полного обращения. Как только сделаешь это, все изменится. Ты по-настоящему почувствуешь, что такое жажда крови. В первое время будешь постоянно испытывать голод, пока не найдешь свой способ переключаться с этого на что-то другое. Еще появится ощущение, будто все органы чувств выкрутили на максимум. Ты будешь улавливать запахи на большом расстоянии и слышать сразу много всего. И это может сводить с ума с непривычки, так что скорее всего ты начнешь раздражаться чаще обычного из-за постоянной смены настроения и в разы усилившихся эмоций, но секрет как раз в том, чтобы научиться сохранять спокойствие. Только так ты сможешь контролировать себя и свою жажду, — отдав бутыль завороженно глядящему на нее Тэхену, Чонгук тянется вперед, чтобы ненадолго прижаться губами к его щеке. — Я научу тебя всему, что знаю сам, и все будет в порядке, но потребуется какое-то время, чтобы привыкнуть к этому. Так что ты должен быть очень осторожным, чтобы не сорваться и никого не съесть. Возможно, если ты с самого начала будешь пить кровь животных, тебе будет легче не захотеть впиться в глотку человеку. Но в любом случае тебе нужно найти какой-то якорь, за который ты сможешь держаться и не… — Ты мой якорь, — как-то слишком буднично прерывает его Тэхен, будто они не его перспективы на долгие годы вперед обсуждают. — Это же очевидно, — он пожимает плечами, а затем возвращает напрягшемуся Чонгуку поцелуй в щеку и продолжает чуть более мягко: — Я все понял, Куки. Будет сложно кого-нибудь не сожрать или не прибить. Но… Я буду очень стараться и держаться за свои чувства к тебе. — Хорошо. Да. Это хорошо. Если будешь помнить, как сильно я люблю тебя… У нас все получится, — Чонгук внимательно смотрит Тэхену в глаза и видит в них лишь смелую решимость преодолеть все на свете вперемешку с пронзительной в своей честности теплотой, которую просто невозможно подделать. И тогда он обхватывает ладонь Тэхена — ту, в которой тот держит бутыль с кровью, — своей и подносит горлышко бутыли к его губам. В тот момент, когда Тэхен начинает пить кровь небольшими глотками, Чонгук дает себе обещание. Он сделает все, чтобы у них получилось. Он много раз видел, через что проходили полукровки после обращения. Часть из них слетала с катушек и могла думать только крови, а часть, напротив, в конце концов иссушала себя, так и не смирившись с необходимостью питаться людьми. Но с Тэхеном не случится ни одно, ни другое. Он проследит за этим. За тем, чтобы Тэхен не сорвался и не натворил ничего, за что потом корил бы себя оставшуюся вечность. А еще за тем, чтобы они оба наконец обрели то счастье, к которому с таким упорством продирались через бесчисленное множество трудностей. Но ни одна из трудностей, ни уже вставшая на их пути, ни еще поджидавшая их впереди, не окажется сильнее их любви. Теперь Чонгук верит в это безоговорочно.