Граф Кусакула

Внезапно резко дернув головой, Чонгук, вынырнув из очередного забытия, протяжно мычит, пытаясь разлепить свинцовые веки. Это удается ему лишь с третьей попытки, но перед глазами все так мутно плывет, что он позволяет им тут же снова закрыться. Нет смысла тратить и без того довольно скудный запас энергии на что-то настолько бесполезное, как попытки рассмотреть место, в котором он очутился несколько дней назад. А, может, и недель?.. На самом деле Чонгук не знает, сколько времени провел здесь. Он лишь смутно помнит, как несколько раз уже предпринимал не приведшие ни к чему попытки оглядеть душное помещение, в его восприятии похожее на какой-то склеп. Но ему ни разу так и не удалось увидеть хоть что-нибудь достаточно четко, чтобы зацепиться за эту деталь и попробовать подумать над тем, что ему стоило делать дальше. Вместо этого он лишь все так же тщетно дергает ослабевшими руками, за которые он подвешен пропитанной вербеной веревками к потолку так, что едва касается кончиками пальцев ног пола. И в какой-то там раз он неизбежно приходит к заключению, что о побеге можно забыть навсегда. У него просто нет на это сил. А ведь еще совсем недавно — а, может, и очень давно; он не знает, — он так легкомысленно относился к своей силе как к данности, не задумываясь о том, что сможет сделать, если вдруг лишится ее. Даже когда… Чонгук никак не может сосредоточиться и хотя бы попытаться вспомнить или вычислить, когда именно все случилось, так что в своих мыслях он называет точку отсчета тот день. Даже тот день, до того самого момента, когда он словно со стороны услышал хруст собственной шеи и запомнил только, как стремительно потемнело в глазах, даже его он провел максимально беззаботно, не волнуясь ни о чем и посвящая себя своим самым любимым занятиям: чтению и бесконечным мыслям о Тэхене. Тэхен… В полубреду Чонгук инстинктивно снова дергает руками и тут же хрипит от новой волны режущей огнем боли. Он не знает, где он и кто его сюда приволок. Но во всяком случае он знает, что с ним пытаются сделать. Потому что так чувствуется иссушение. Когда крови в его организме с каждым часов становится все меньше и каждое его движение отдается наждачным трением вен по всему его телу. И чтобы хоть как-то спастись от этих ощущений и не сойти с ума, он бежит в единственное безопасное место, которое никто не сможет отнять у него: в его воспоминания о Тэхене. Весь тот день, периодически прерываясь на чтение — когда он все равно перечитывал раз за разом одну и ту же страницу, потому что никак не мог на ней сосредоточиться, — Чонгук провел в раздумьях о том, какое необычное свидание он мог бы устроить для Тэхена. Все это время он всегда старался быть крайне осторожным и не высовываться лишний раз из собственного замка, чтобы не привлекать ненужное внимание. Хотя с появлением в его жизни Тэхена это постепенно становилось все более трудно выполнимо, но он все равно прилагал все усилия, полагая, что таким образом заботился о безопасности не только своей, но и Тэхена тоже. Но после того, что ему накануне сказал Юнги… В далекие времена его жизни в гнезде он часто слышал от более старых представителей клана, что для вампира нет более сладкого и пьянящего мгновения, чем когда он выпускает клыки и впивается в человеческую плоть, после чего делает первые большие глотки теплой крови из пульсирующей вены. И он в общем-то всегда был не согласен с таким утверждением, но прежде не мог ничего ему противопоставить. Именно поэтому все его родичи смеялись над ним особенно неистово, когда во время жарких споров с ними он неизменно заходил в тупик, не зная, что мог бы назвать в качестве своего варианта самого драгоценного момента в жизни. Но теперь, благодаря Юнги, он знал. Момент осознания, что тот, кого любишь ты, ради кого ты готов пойти буквально на что угодно, что именно этот человек так же сильно любит тебя в ответ, вот что будоражило его до мурашек, заставляющих крупно вздрогнуть всем телом, а вовсе не какое-то бессмысленное убийство, не ведущее совершенно ни к чему. Ведь даже сытость после кормежки была делом проходящим, после которого нужно было вновь отправляться на поиски новой жертвой. А взаимной любовью, по мнению Чонгука, пресытиться было невозможно. Ни за что в жизни ему не могло надоесть любоваться улыбкой Тэхена, слушать его смех, наблюдать за тем, как мило он причмокивал губами во сне, а еще… Чонгук не думал, будто был какой-то смысл пускаться в бесконечное перечисление того, что именно ему так сильно нравилось в Тэхене. Ему просто нравилось в Тэхене абсолютно все. И даже если он много читал о том, что далеко не все влюбленные получали свой заслуженный хэппи-энд, он отчего-то не допускал и мысли о том, что их с Тэхеном мог ждать нерадужный финал. Это было невозможно. И теперь, после того, что сказал ему Юнги, это казалось ему еще менее возможным, чем прежде, когда он уже считал такой вариант совершенно невозможным. Нет. Просто нет. Он не знал как, но они обязательно должны были разобраться с родителями Тэхена, а потом прожить очень долгую и очень счастливую жизнь вместе. И даже если Тэхен так бы и остался человеком до конца своих дней, Чонгук все равно нисколько не сомневался в том, что каждый из этих дней был бы наполнен исключительно их не знающей границ любовью друг к другу. Конечно, в действительности Тэхен пока вовсе ни в чем таком не успел ему признаться. И все же… Он что, еще не говорил, что любит тебя? Слова Юнги так крепко врезались Чонгуку в память, что с того самого момента, как он услышал их, он не мог думать ни о чем другом. И чем дольше он думал о них, с блаженной улыбкой перекатывая их на языке, тем очевиднее ему казалось то, что Тэхен именно это и испытывал к нему, даже если пока не сказал этого вслух. И потому окрыленный трепетным ожиданием Чонгук был куда меньше подвергнут своим рутинным волнениям о безопасности и прочей ерунде, позволяя себе сосредоточиться на том, что такого романтического он мог бы устроить для Тэхена, чтобы и, возможно, ненавязчиво подтолкнуть его в нужном направлении, и, что было более важно, помочь ему немного отвлечься от гнетущих переживаний последних недель. После четырех часов усиленных размышлений Чонгук все же пришел к выводу, что лучшим вариантом было ненадолго отправиться в какой-нибудь соседний городок, чтобы смена обстановки помогла Тэхену полной грудью вдохнуть сладкий воздух свободы и забыть о чертовом долге, родителях и вообще обо всем на свете. И Чонгук был настолько преисполнен самыми светлыми и радостными чувствами, что даже был не против того, что Нэрсэ, очевидно, отправился бы с ними в такое путешествие. Даже зловредный, несносный конь не мог испортить его настроения. И если уж Тэхен любил своего питомца… Довольно облизываясь, Чонгук полагал, что далеко не так глубоко и страстно, как Тэхен — пусть пока и только по словам Юнги, не верить выводам которого не было никакого смысла, — любил его. Так что, пожалуй, он мог бы пережить подобную компанию, заодно заполучив возможность пару раз наглядно продемонстрировать задаваке Нэрсэ, кто именно из них двоих был главным любимчиком Тэхена. Затем Чонгук довольно много времени провел в мыслях о том, что именно они будут делать, если ему действительно удастся уговорить Тэхена на эту авантюру и если они придумают достойную причину такого отъезда для его родителей. В этом плане Чонгук сокрушенно признавал, что ему, пожалуй, не доставало воображения и опыта. До сих пор он никогда не водил никого ни на какие свидания, так что мог только догадываться о том, что именно могло бы понравиться Тэхену. Но в его голове идеальный день с Тэхеном начинался с их совместного посещения какого-нибудь общего мероприятия в чужом городе, где никто не будет их знать и обращать на них внимания, чтобы при этом они оба могли находиться в толпе и чувствовать, что среди всех этих людей они все еще принадлежат лишь друг другу. После этого он обязательно отвел бы Тэхена в лучшее заведение городка и, возможно, даже сумел бы внушить местному повару приготовить для его парня самое лучшее блюдо. А после они бы отправились куда-нибудь за город, может, на какое-нибудь поле, чтобы лежать всю ночь на мягкой траве и любоваться словно сверкающим яркими огоньками звездным небом. И… Именно тогда, посреди самых сладостных фантазий, Чонгук и услышал торопливые шаги у ворот его замка. Позже, уже находясь в затхлом помещении, Чонгук, то и дело путаясь в собственных мыслях, бессчетное количество раз спрашивал себя, как он мог, проигнорировать все знаки, буквально кричащие о том, что к нему так спонтанно пришел вовсе не Тэхен? Слишком тяжелая поступь вошедшего, а еще отсутствие недовольного ржания привязанного к ограде Нэрсэ. И, конечно, запах. Не тот невообразимо соблазнительный мускусный аромат Тэхена, которым он не мог надышаться, сколько бы ни вдыхал его. А какой-то густой, слишком терпкий и очень холодный металлический запах… На который Чонгук в тот момент не обратил никакого внимания, оставив на столе раскрытую книгу и беспечно стремглав спустившись вниз по лестнице на первый этаж. И тогда все случилось. Он увидел мелькнувшую перед глазами вспышку, услышал громкий хруст и погрузился в темноту. А очнулся здесь. В духоте и мраке, со связанными руками, из незаживающих благодаря вербене порезах на которых тонкими ручейками текла его кровь. Он пытался закричать, но из его иссушенного горла вырвался лишь хрип, заглушенный воткнутым ему в рот тряпичным кляпом. И каждая его попытка освободиться приносила ему только больше страданий, от которых он в конце концов отключался, проваливаясь в пучину, состоящую сплошь из обрывков его воспоминаний вперемешку с горячечным бредом. И хуже всего и сейчас, и во все его предыдущие пробуждения то, что он не имеет ни малейшего представления о том, зачем он здесь. Почему от него ничего не требуют? Зачем его оставили тут одного на столько дней, превращая его в живую мумию? Ему свернули шею… Это могло значить лишь то, что напавшим на него был вампир. Но кто мог это быть?.. Чонгук стонет, едва заметно хмурясь, когда слышит приближающиеся к нему шаги. А, может, ему все это лишь мерещится и он, несмотря на то, как отчаянно продолжает цепляться за воспоминания о проведенных с Тэхеном днях, все же постепенно начинает сходить с ума? Он никогда не испытывал такого сам, но слышал от своих родителей, что более ужасной пытки, чем иссушение, для вампира не существовало. Когда тело вампира обескровливалось настолько, что уже не могло функционировать, и когда вампир становился заложником собственного разума, не способным отличать реальное от плодов своего воображения. Неужели это ждало его? Неужели он должен был высохнуть в каком-то заброшенном склепе, где его никто никогда не найдет, провести в нем всю оставшуюся вечность и больше никогда не увидеть Тэхена? Противясь всем своим существом такой участи, Чонгук снова предпринимает слабые попытки пошевелить руками и замирает, вдруг уловив сладкий, манящий аромат свежей крови, которому он не может противостоять. Он неосознанно тянется вперед и, обнаружив, что, кажется, его наконец освободили от кляпа, делает несколько жадных глотков из подставленной к его губам тонкой шеи. Затем теплое тело рваным движением отстраняют от него, пока он все еще неконтролируемо продолжает подаваться вперед к источнику своей жизни, и тогда он слышит глухой удар о каменный пол. А когда наконец открывает глаза, Чонгук, зрение которого немного прояснилось после выпитой крови, в свете зажженных свечей и керосиновых ламп видит у своих ног бездыханного мальчика. Навскидку Чонгук дал бы ему не больше лет десяти. И он тут же морщится от отвращения к самому себе за содеянное, когда слышит впервые за кажущееся бесконечным время чужой голос: — Все такой же привереда, да? Ну ничего. Мы это еще исправим. Кривясь в ответ на ехидные усмешки в голосе, который вдруг начинает казаться ему отдаленно знакомым, Чонгук поднимает голову и медленно осматривает освещенное помещение. Он видит стоящих чуть поодаль от него двух незнакомых ему вампиров, а затем его взгляд застывает, когда, среагировав на какое-то шевеление у двери в склеп, Чонгук видит самого ненавистного своего родича, с которым он постоянно спорил о ценности человеческой жизни еще с тех времен, когда едва сам стал полноценным вампиром. — Минхо… — хрипит Чонгук, чувствуя, как холодеет от накатывающего ужаса. Если Минхо после стольких лет нашел его, то… Значит ли это, что Минхо знает и про Тэхена?.. — Ну привет, Чонгук-и… — Минхо хищно осклабляется, и Чонгук невольно вздрагивает. — Давно не виделись. Пора нам с тобой наверстать упущенное, верно?