***
Мимо горы проносится несколько крупных булыжников — частей исполинов, разбитых ударами мощных хвостов. Чайльд затаивает дыхание и почти целую минуту не дышит, молча наблюдая за боем драконов и пытаясь переварить тот факт, что придётся хрен знает сколько стоять с чужими причиндалами в руках, да ещё и дрожа от пронизывающего тело холода. Да ещё и пальцы буквально ломает от боли. А что же тогда чувствует герцог? Или ему из-за близости с крио стихией не привыкать? «Хорошо, что этого никто не видит…» Именно. Никто не видит, потому что никто на них не смотрит. Кажется, драконам нет дела не только до двух оставленных на одинокой горе людей, но и до неистующих исполинов, ибо то, что сейчас происходит в центре острова, сложно назвать сражением… Больше похоже на бесконечное ленивое разрушение самовосстанавливающихся манекенов: вновь и вновь каменные гиганты возвращают свою форму и, словно слабоумные безумцы, вновь и вновь рвутся к драконам, а те… всё ближе и ближе жмутся друг у другу — толкают боками, переплетают хвосты… «Эй-эй-эй!» — Хмн-н, — доносится напряжённо-недовольное из-за спины. И сковавший руки лёд неожиданно трескается. Впору возликовать, вот только горло Чайльда забито комком пренеприятнейших чувств, поднимающихся откуда-то из желудка вместе с едкой горечью. — Чувствуешь? — тихо спрашивает Ризли, почему-то всё ещё стоя вплотную к его спине. — Что? — отшатывается Чайльд. — Запах… Видок у герцога тот ещё: острый взгляд, поджатые губы… Гражданин начальник даже не замечает, как рвётся цепь наручников. — Какой ещё запах? — Этот… не чувствуешь? — Хватит нести чушь… Чайльду очень хочется пнуть ублюдка: пахнет тут до хрена чем — каменной пылью, травой, морской водой… но герцог явно имел в виду что-то другое. «Надо было всё-таки раздавить ему яйца… хотя бы чуть-чуть». Когда Чайльд вновь косится на драконов, те, кажется, уже и вовсе не обращают внимания на врагов, слепо бьющихся в золотой щит… или, скорее, в купол, накрывший Моракса и Нёвиллета. Сквозь блестящий на солнце узор можно разглядеть, как голубой дракон потирается головой к плечо коричневого, и как коричневый вдруг кусает его за шею… — А вдруг это вязка? …Они же не истинные? — доносится бессвязное из-за спины. Ризли бормочет себе под нос, и хоть отдельные слова понятны, вместе получается настоящая белиберда. «Как же бесит». То ли от наполнившей воздух пыли, то ли от чего-то ещё, но дышать Чайльду становится всё тяжелее. И в грудь словно вонзили кинжал и ворочают им… да ещё и рябь застилает глаза… Хотя, нет. Это рябит солнечный свет, уплотняясь и собираясь вокруг двух драконов, так что накрывший их купол постепенно теряет прозрачность. Монстры продолжают биться в него, и остров наполняется всё более низким гулом.***
«Я не должен…» Нёвиллет источает благородство и грацию. Каждое движение его мускулов под блестящей чешуёй отзывается глубоко в чреслах, разжигая пламя. Его аромат, его игривые толчки и покусывания… сводят с ума. И Моракс сам кусает дракона за шею, заставляя прогнуться. По бело-голубой чешуе мгновенно пробегает волна крупной дрожи, порождая мелодичное шуршание, проникающее прямо под кожу… И смешение их вырвавшихся энергий порождает защитный кокон, скрывая от взглядов небес и земли. В тесноте уже не различимо, чья плоть содрогается сильнее и чьим жаром больше наполняется замкнутое пространство… Хвосты переплелись так туго, что кажется, будто он уже вошёл и двигается внутри… . . . Моракс правда пытался противиться. Как старший, он просто не мог позволить себе потерять голову, но идея со сражением провалилась. По началу в его планы не входило тревожить остров и спящих здесь созданий — несчастных жертв экспериментов по созданию бессмертных существ. Однако, раз уж Чайльд и так практически их разбудил, Моракс решил использовать ситуацию. Ради Нёвиллета: тело переродившегося Лорда уже давно должно было измениться, но он противился естественному процессу, в результате сущность дракона чувствовала всё большую и большую опасность… Что и привело к состоянию гона. А из-за того, что поблизости оказался другой альфа, гон перешёл в течку. Как сражение могло помочь с этой проблемой? Прежде всего Нёвиллет должен был принять свою новую форму, чему, скорее всего, мешало чувство ответственности как за жизни людей поблизости, так и за весь Фонтейн в целом. Аждаха тоже переродился лишь с частичными воспоминаниями о прошлом, однако его тело не претерпевало значительных изменений, так что Моракс до сих пор понятия не имеет, как сильно изменится Нёвиллет. Его страх потерять себя вполне понятен. К тому же, возможно, Гидро Лорд помнит достаточно для обоснованности этого страха. Так что Моракс не собирался подталкивать его против воли… как, впрочем, и способствовать его упорству. Поэтому терпеливо ждал развития событий и ничего не сделал, чтобы помешать Чайльду разрушить охранную печать. А вовсе не потому, что не хотел разочаровывать юношу ещё больше. Да. Именно так. В результате, резко восстановив запасы элементарной энергии, Нёвиллет уже не смог сопротивляться превращению. Сражение же лучше всего помогло бы ему совладать со своим новым телом — почувствовав изначальную мощь, драконья сущность, ранее пробудившая инстинкт продолжения рода, должна была наконец успокоиться. И казалось, задумка сработала. По крайней мере, стоило Нёвиллету принять истинную форму, как витавший вокруг него аромат нагретой на солнце чешуи и горячего лона исчез. …А потом вдруг вернулся. Моракс сам не понял, как оказался рядом и тоже в форме дракона. Казалось бы, он просто присоединился к сражению… только вот это было больше похоже на танец, когда двое всё смелее прижимаются друг к другу, дразня и заигрывая, но всё ещё делают вид, что просто танцуют. Он уже и забыл, когда в последний раз участвовал в брачном танце, ведь будучи наполовину цилинем, нечасто вызывал у сородичей такой интерес… да и драконов в Тейвате никогда не было много, а с тех пор, как он стал архонтом… Аждаха не любил и не умел танцевать. . . . «Я не должен…» Призывно истекающее соками лоно манит так сильно, что сопротивление инстинкту вызывает всё более сводящую с ума нервную дрожь. Будто под чешуёй поселились сотни и тысячи мелких гадов, беспрестанно шевелящих лапками и раздражающих беззащитную плоть. Голубой дракон… Гидро Лорд… Наконец-то, спустя столько веков, снова слиться с кем-то себе подобным… Овладеть таким горячим и жаждущим… Безжалостно и властно подмять… Заставить страстно реветь, подмахивая задом, засасывая в себя, прося ещё и ещё… Подавить, подчинить, опустить ниже себя… Используя его слабость… …Как же это мерзко. Как низко. Снова вцепившись в податливую шею у плеча, где перламутровая чешуя обретает небесный оттенок, Моракс держится на самом краю здравомыслия, наполняя пространство вокруг феромонами и пронизывая ими гидро дракона. Это не те феромоны, что смешавшись с его собственными, должны усугубить возбуждение и погрузить их обоих в затяжное совокупление, а те, что несут в себе спокойствие тысячелетних гор. Будь Моракс моложе — уже сошёл бы с ума. Ведь источаемые Лордом омегой феромоны слишком сильны. Ни один дракон не смог бы сопротивляться им… да и к чему, если простейший способ успокоить — овладеть и удовлетворить? Однако даже если такой поступок был бы уместен в прошлом, сейчас он одинаково бесчестен как для драконов, так и для людей.