Псина

Костя хочет сказать, что Влад может делать с ним все, что угодно. Потом решает, что это прозвучит слишком многозначительно, прикусывает изнутри щеку, чтобы не усмехнуться своим внезапно пошлым мыслям. Влад подползает к Косте и вглядывается в засос. - Больно было? - Не то чтобы. - Он или она? - Он. Влад громко сглатывает, как будто сдерживает приступ рвоты. Ему хочется показать, что Костя не ошибся с выбором. Что Влад стоит того, чтобы выбрали его, а не тот дикий пылесос. Он проводит кончиками пальцев по синяку, убеждается в его неоспоримой реальности. Чувствует учащенное биение сердца Кости под тонкой фиолетовой кожей. Их первый физический контакт, не окрашенный дурманом возбуждения. Влад желает пережить то, что испытал тот незнакомец, когда засасывал Костю, приникает к здоровой стороне шеи, вдыхает во всю силу легких, задерживает дыхание и выдыхает через рот. Запахи пива, кожи и пота смешиваются в коктейль, который ему хочется смаковать. Он мимолетно касается кожи губами, гадает, как вести себя дальше и чего от него ждет Костя. Влад всегда делал то, что от него хотели – наигранно ненасытные прикосновения, шлепки, оскорбления. Но с Костей так не хочется. С ним возникает потребность стать собой. Костя непривычно сдержан. Обычно он сразу схватывает правила игры и подстраивается под них, но сейчас дешевое пиво и щекочущее дыхание на шее так его расслабили, что ему захотелось запечатлеться в этом моменте, как на фотографии, остаться у этой стены навсегда, а там будь что будет. Он обмякает и готов унестись в хмельной сон – прекрасное завершение сегодняшних путешествий, но язык Влада возвращает его в реальность. Влад пробует Костю так аккуратно, словно слизывает мягкое растаявшее мороженое с вафельного рожка, утыкается носом за ухо Кости, приобнимает его голову, запускает пальцы в спутанные волосы. Он занимается этим бесконечно долго, принимая расслабленность Кости за согласие, ждет, что Костя хотя бы дотронется до него, но он этого не делает. - Прикоснись ко мне, - Влад впервые в жизни просит об этом. Это то, что случается само собой, то, чем делишься и принимаешь, даже когда не просишь. - Я не смогу остановиться, - Костя устало мотает головой, но его рука уже лениво гладит руку Влада, как будто все это время ждала разрешения. Костя мягко отстраняет его от своей шеи, долго смотрит в глаза, ища ответы на незаданные вопросы. Прижимается губами к его губам, замирает в сомнении, стоит ли продолжать, но язык Влада решает за них обоих. Для Кости такая готовность всегда означала лишь одно – «фас, выебать!», но все это было с теми, к кому он никогда не возвращался, с теми, кто беспардонно лез руками в его джинсы, с теми, чьи головы натренировано и механически двигались при отсосе. С Владом не хочется торопиться, не хочется опошлять их близость всплывшими воспоминаниями. Влад не был готов к такому резкому изменению в поведении Кости, но с готовностью принял его объятия, позволил повалить себя на пол и со смехом подставил лицо для несчетных колючих поцелуев – Костя не слишком беспокоился вопросом отросшей щетины. В этой колючести, смешанной с игривостью, что-то есть – сорванная маска навязанной мужественности, запретная тема их однополой связи, естественность всего происходящего. Влад ловит голову Кости и своим глубоким поцелуем берет в заложники его губы. Он упивается вкусом Кости, он такой, каким Влад его и представлял – сладковатый, с легкой горечью выкуренных сигарет. Костя упирается ладонями в пол и тут же об этом жалеет – раненая рука очень удачно впечатывается в ребристую пивную крышку и снова начинает кровоточить. Он напрягается, старается отвлечься от резкой ноющей боли, отрывается от поцелуя, зажмуривает глаза, выплевывает слово «сука», поджимает и прикусывает губы. Влад поворачивает голову, смотрит на ладонь Кости и вопросительно переводит взгляд на самого Костю. - Как ты, блять, умудрился дрочить с такой болью? – Костя трясет ладонью в тщетной попытке отделаться от крышки, впившейся в бинт. - У меня был хороший анестезиолог. Влад охеревает от своей накатившей игривости, ему даже приятно, что Косте больно – может, это хоть на время приструнит его. Затолкав рациональные мысли подальше в сознание, Влад облокачивается на локоть, берет ладонь Кости и разматывает бинт. - Вот это ты постарался, - присвистывает Влад, изучает рваные края раны в скудном свете очередного догорающего дня. – Может, такая анестезия и тебе поможет. Во взгляде Кости читается «ты совсем ебанулся?» и он уже хочет это озвучить, но Влад больше не смотрит на него и требовательно кладет ладонь себе на лицо. Нежные ласки там, где пульсирует и сочится его жалкая жизнь, выдавливают из Кости сиплый вдох. Влад всасывает его кожу, чередует жадные глотки с осторожным поглаживанием языком, периодически отстраняется, чтобы подуть и остудить разгоряченную ладонь, и в эти мгновения, когда боль ненадолго отступает, Костя откидывает голову и шепчет «блядь». Влад прикидывает, раз он делает такой тщательный минет ладони, что же он сделает, когда дело дойдет до обычного? Ему даже подумать страшно, какое желание в нем рождает Костя. Он не знал, что способен испытывать такой накал. Косте слишком тесно в джинсах, но и в этом трении о грубую ткань он улавливает нотки наслаждения. Если они дошли до такого, можно посмотреть, к чему приведет осознанная сдержанность. Он прижимается к Владу, не отрывая руки от его лица, бедра подаются вперед. Убирает ладонь, облизывает лицо Влада, чувствует вкус своей крови и смеется, мягко оттягивая его нижнюю губу зубами. - Что мы, блять, творим? – Влад улыбается, изучает языком рану на губе, одной ногой прижимает Костю ближе к себе. - Я не знаю, - Костя мотает головой и прячет за волосами взгляд. – Ты выебал весь мой чертов мир.