— Да не знаю, — бормочет он в очередной раз и откидывается на спинку кресла, глазами быстро находит Арсения и ждет, пока посмотрят в ответ. Не смотрят, и лицо Антона, что только, казалось, оправился от этой неловкой растерянности, пока они прощались с чатом, заметно тускнеет.

Арс говорит, что растворимый кофе усыпляет. Ну, конечно. Хотя, это же Арс — он, может, вообще не спит, как утверждает Сережа. Но и это бред собачий, Шаст ведь знает, Шаст ведь верит, что тот — все-таки человек. Запомнить: спросить у Поза. Нет, не про то, человек ли Арсений. Про кофе. // раннее. тур, фойе отеля, непонятки и сонные переглядки

Арсений улыбается, чуть опускаются его верхние веки с тенью от ресниц, а еще у него едва заметно дергается кончик носа, и вообще выглядит он как полное отсутствие причин о чем-либо волноваться — и Антон смотрит, и Антон почти не думает, пока они спускаются к Тахо. Сомнительные мысли нагоняют снова, когда Антон понимает, что понятия не имеет, куда ехать, ведь даже адрес не было случая узнать. В голове снова сквозит: «Съемная хата, Арс, серьезно?»

Нога, коснувшись педали, соскользнула вниз, плавно, так падала капля с тонкого края трубы на тротуар у их магазина. Кроули сделал глубокий вдох. Так соскользнул его палец, выглянув из-за тыльной стороны ангельской ладони. // Кроули идет на Рай, Рай спешит обратно

Когда после концерта в Пушкине у заднего выхода и служебных машин они держатся чуть в стороне, нарочито рядом друг с другом, будто на низком старте, чтобы убежать прочь от ребят и ДК, никто не задает вопросов. Все знают: на Шаста обратный билет не брали. И если кто-то скажет, мол, зачастили в Пушкин, то эти кто-то — точно не Арсений с Антоном, ведь отсюда до Питера всего одно граффити.