Что ты, осень, наделала с нами?

Жаркий, знойный, но такой прекрасный, бесподобный июль! Вечер... Рядом с учреждением жужжали звуки кафе, автомобилей, спешащих после рабочего дня домой. Фасад здания заливался светом чистого голубого неба, отражаясь в стёклах своим спокойным взглядом. В легком платье Людмила выбежала на освещенную лучами солнца дорогу. Топая каблучками, Калугина осторожно приблизилась к краю тротуара. Ветер нежно бегал по переулку и с радостью пролетал мимо ее платья, касаясь ног. Она лёгким бегом осторожно пыталась перебежать улицу, озираясь, нет ли машин. Её водитель отпросился ещё за пару дней до этого, посему товарищ Калугина вынуждена была идти домой пешком, но ей это было только в радость. Она любила в последнее время бродить по тихим улицам и... думать... мечтать... И чувство предвкушения этого завладело ей окончательно. Ведь именно там она могла без стыда, просто от души побыть где-то глубоко в себе. Её каштановые волосы развивал переулочный ветерок, и он же подбрасывал вверх тот самый белоснежный тонкий шарфик у неё на шее. Людмила переходила дорогу, думая о том, какими закоулками пойдёт домой. Неожиданно её хватают... Темнота закрытых век... Темнота. Темнота. Людмила не успела испугаться, лишь что-то выкрикнуть, как перед ней появилась машина... И! Она пролетела мимо... крича сигналом и виляя, выравниваясь на дороге. Сердце стучит быстро... Руки холодели... А сознание так и не понимало, что произошло. Пешеходы шли обычным шагом, успокаиваясь от вздрагиваний из-за неожиданного автомобильного сигнала. На улице в один миг все снова встало на свои места. От былой ситуации осталась лишь дрожь в коленках Людмилы. И только сейчас она ощутила на своих плечах чьи-то руки. Тёплые, слегка нервные... они медленно сползли с плеч, и она перестала их чувствовать. Людмила обернулась и увидела Новосельцева. Так близко и неожиданно. Сердце застучало ещё быстрей. Она смотрела на него своими большими, стесняющимися глазами. Он молча, с осторожностью, положил ей на плечи слетевший белый шарфик, и она снова почувствовала теплоту его рук на своих плечах. На этот раз она внимала каждый миг этого тепла... -Спа-сибо...-с трудом произнесла она от ещё не ушедшего страха. -Лю-Людми...ила Прокофьевна, м-можно Вас пр-оводить? Не возражаете? Внутри неё все загорелось, испуг перемешался вместе с зародившимся в сию секунду трепетом. -Напротив, буду очень рада,-дрожащим голосом произнесла она, снова мало осознавая происходящее. Они замерли, глядя друг другу в глаза, отчего Людмила смущенно увела их и сразу же вспомнила, что нужно идти. -Нам... туда,-неуверенно махнула она рукой. И они пошли... Машины продолжали нестись, люди-идти... и никто из них не догадывался, что сейчас произошло. Один миг, но такой важный для этих двоих, идущих по проезду художественного театра. Людмила машинально прижимала к себе маленькую сумку от невероятного волнения и желания держать себя в руках, не выдать какую-то глупость, а Анатолий шёл за ней, не зная, куда. Солнце, кажется, засветило ещё ярче. Новосельцев был окутан в шлейф её духов, еле уловимых, но таких нежных. Он был будто одурманен и мог идти так за ней хоть на край света... Навстречу шло много людей, все спешили к метро, а они вдвоём шли как бы против всего течения. С каждым мигом людей становилось больше. Он стал теряться в других запахах и упускать Её... Она будто ускользала от него, а мужчина даже не знал, о чем говорить. «Думай, думай!»-ругался он на себя, пока Людмила продолжала идти и, кажется, тоже нервничать. Туча разговоров встречно идущих людей ещё больше сбивали его с толку. И вот, кажется, мысль пришла, а слова «управдом этот чёртов» заставил согласиться, что-то вспомнить про него и забыть, что он хотел сказать Людмиле Прокофьевне. «Да что ж такое!»,-продолжал он. Анатолий то и дело уворачивался от встречных и один раз успел пожалеть, что именно сейчас решил проводить Её. От экстренности ситуации у него начали путаться мысли, он начинал терять темп ходьбы и отставать от неё. За это время они вышли на шумную улицу Горького, а он так и не знал, что Ей сказать. Машины летят, неся за собой вихрь, слева краснеют стена Кремля, а небо стало приятно розово-голубого цвета. Как будто в один миг. Или Толя заметил это только сейчас? Ох, нужно было не небо разглядывать, а думать, что сказать Калугиной. Новосельцев уже отчаялся и оставил в покое свою голову, уже надумывая сказать Ей про небо. (Ну, а что?). И вдруг... Анатолий немного замедлился. Людмила по прежнему прижимала сумку и осторожной поступью шагала на каблуках. Было видно, что она нервничает: ходит, будто не может выдохнуть; постоянно смотрит по сторонам. А Новосельцев глядел Ей в спину, видя, как она отдаляется. И как красиво блестят ее волосы на солнце. Воспоминания вдарили, как брызги из фонтана. Он не мог понять... и боялся это понимать. А ещё на сей раз Её спина не пугала... Оттаяв, он вдруг побежал к Ней. Догнав, он начал идти с ней бок о бок, уже точно находясь в облаке ее прекрасных духов. Калугина стала ещё больше волноваться, понимая, что сейчас Он что-то скажет. Сердце стучит... А ещё жарко, как назло. (Июль всё-таки). Анатолий спросил... -Людмила Прокофьевна, мы ведь с Вами в одном институте учились... Скажите...-подбирал он слова.-Ведь это Вы были тогда... в столовой. Она шла, задумавшись, а у мужчины была законная возможность долго смотреть на неё. Но он видел её непонимание. -...у Вас монеты упали и разлетелись во все стороны... Это же были... Вы. Она ещё пару секунд путалась в воспоминаниях. Маленькими песчинками она воскресала в памяти всё. Деталь за деталью. И вспомнила Его руки... Людмила вдруг взглянула на него такими широкими глазами, будто он человек из того самого дальнего прошлого. -Как удивительна жизнь,-она увела взгляд от него, немного улыбнувшись, стала дальше идти,-похоже, Вы правы. Благодарю, что помогли мне тогда. Я страшно спешила. -Рад был... помочь,-улыбнулся он. И они всю дорогу вспоминали прекрасные годы студенчества. Вспоминали многочисленных прекрасных преподавателей. Толя, правда, умалчивал веселые байки про преподавателя экономики... но это неважно. Он разглядывал Её, ведь никогда не видел Калугину в таком смущенном состоянии. Она тоже иногда поглядывала, но, встречаясь с ним взглядом, снова уводила его в сторону. Её шарф иногда касался его руки и казалось, будто это Она своими пальцами осторожно задевает его. И сердце от этого ещё больше сжималось. А может... это всё-таки касание её пальцев?.. Небо сегодня действительно часто менялось. Стали появляться маленькие тучки, которые в свете лучей становились черничного цвета и продолжали убегать от Московского неба. Новосельцев и Калугина брели по самым тихим дворикам столицы. Там нет бегущих людей с работы или на спектакль в Большой театр. В таких дворах жизнь течёт своим чередом под большими липами, увешанными гроздьями зелёных листьев. Переулочный ветер не стал подслушивать разговор и оставил их наедине ещё на улице Горького, поэтому сейчас они находились исключительно вдвоём... не считая столичных голубей, которые своим курлыканьем сопровождали их, перелетая с одной железной крыши или фасадного выступа на другую крышу или фонарный столб. Петляя тропами, они всё-таки подошли к её подъезду. Людмила остановилась, дослушав рассказ Новосельцева, а тот, заканчивая, понял, что сегодняшняя прогулка завершена... И он стал говорить все медленнее и медленнее, глядя на неё, чтобы хоть как-то растянуть эти минуты. Закончив, они совсем немного неловко помолчали. -Ну... вот...-глубоко дышала Людмила, от перепугу показывая дверь подъезда.-До свидания...-мельком улыбнулась она и скрылась, взявшись за ручку двери. -Людмила Прокофьевна! -А?-обернулась она. Толя стоял, остолбеневши, глядел на неё и все никак не мог продолжить. -...сумку забыли. -Ой...-рассеянно рассмеялась она и направилась к нему, взяв свою сумку из его рук.-Да, действительно,-сказала она и снова подошла к двери, отворив ее.-До встречи,-полушепотом сказала она, наполовину зайдя в дом. -До свидания...-уныло произнёс он. А отчего уныло-не ясно. Дверь закрылась. Он стоял один на непонятной улице около её дома. Стоял, а потом резко ринулся за ней в подъезд... Темное помещение. Ну, обычный подъезд, не до него сейчас. -Людмила Прокофьевна?-крикнул он в тишину лестницы. -Что?-выглянула она между лестничными проемами на втором этаже. Анатолий тоже инстинктивно смотрел наверх и заметил её, несмотря на темноту подъезда. -...может сходим куда-нибудь завтра?-старался как можно тише говорить он, чтобы не смущать её перед соседями. Сердце никогда так не стучало. Это было похоже на русскую рулетку: или все, или ничего; или сейчас, или никогда. -... давайте,-улыбнулась она, неожиданно прервав его дикий рёв внутри себя. -Вот теперь до свидания...-в полный голос сказал мужчина, заулыбавшись и затрепетав, как самый настоящий мальчишка, который впервые влюбился. Она улыбалась в темноте, он это ощущал, но не видел. -До свидания,-наконец ответила она. Подъезд наполнился стуком её каблуков, а Анатолию хотелось бежать от радости. Он сшиб дверь своим плечом и, вырвавшись на волю, взглянул на окна, где было видно, как Калугина открывает свою дверь и случайно роняет сумку...

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

Повернув пару раз ключ, она кинула его в карман сумки, а сумку поставила привычно на тумбу. Людмила скинула с себя туфли и от невозможности деться куда-то от этого счастья, стала метаться по квартире, не зная, что ищет и зачем. Кухня. Она подбежала к подоконнику, выгнув спину и запрокинув голову назад. (Нет, чай она, всё-таки, успела поставить). Ванна. Она сегодня без конца смотрела на себя в зеркало и бессовестно улыбалась! От счастья... Коридор. Как же ей не сиделось! А в горле все сжимало, не давая кислороду проникнуть к легким, и хотелось то ли крикнуть, то ли заскулить, как бродячий пёс, который после долгих, мучительных скитаний нашёл своих любимых хозяев. Внутри все жгло. Сердце будто бы стало греть кровь сильнее обычного. «...может сходим куда-нибудь завтра?». Она вспоминала Его руки и голос. Точнее не так. Ощущение от них как-то сами собой вспоминались с особо сильной явью, заставляя женщину ещё больше терять пространственные ориентиры. Калугина, чуть успокоившись и немного приняв случившееся, шла в комнату, держа в руке сигареты и коробок спичек. Ноги, руки-ватные, сознание-мутное. Она открыла дверь балкона и вышла, заперев её. Чирканье спичкой. Секунда вдоха. Клубы дыма во рту. От долгого некурения закружилась голова, а может она просто закружилась. Собственно не важно. Ей суждено было сегодня закружиться. Сейчас она думала только о Нем. С каждой затяжкой она будто таяла в головокружении, и ей это нравилось. Минуты летели с бешеной скоростью, а Людмила уже давно потеряла им счёт. Докурив, Калугина оглянулась в поисках своей любимой стеклянной пепельницы, которая всегда стояла на всем месте, кроме сегодняшнего дня. Глаза отыскали её на подоконнике. Людмила потянулась за ней, а она будто сквозь пальцы... прямо на пол. Зажмурившись в ожидании разбитых стёкол, Людмила замерла на секунду, а потом с болью в душе открыла глаза. А пепельница оказалась цела... Калугина подняла её и поставила на своё законное место. -Н-да, наша стекольная промышленность работает превосходно...-усмехнулась женщина и затушила сигарету. Горизонт начал краснеть, застилаясь синими полосками облаков где-то очень далеко, будто ночь надвигается не из-за вращение Земли, а из-за наползающих облаков. Во дворе все деревья, тропинки постепенно начали погружаться в тень уходящего дня. Ей бы сейчас хотелось Его ощущать рядом. Калугина в клубах эйфории, головокружения и потери какой-либо усидчивости взялась за ручку балконной двери, толкая её в сторону квартиры. Заперто. Руки не слушались. Она обеими кистями уперлась в неё и вытолкнула дверь. Та, со звоном, открылась. Еле удержавшись на ногах, она вошла в тёплое помещение квартиры и случайно наткнулась глазами на статуэтки.... Небольшая коллекция статуэток, стоящая у неё на верхней части стенки, которую так страстно собирал её без пяти минут муж... Когда-то... Почему она их не отдала ему или не выбросила? В душе все рухнуло... Она вспомнила про свой служебный роман... Внутри все заныло, как старое, скрипучее колесо. В один миг улыбка сменилась комом в горле. Она все ещё ощущала не улетевших бабочек в животе, а глаза смотрели на статуэтки, которые так горько говорили ей о том, чем это все кончится. Дети, он один со средней зарплатой... Его трудно не понять, осуждать тоже не стоит. Она села на постель. Потухший взгляд не бегал по квартире, а остановился на первой попавшейся точке на ковре. «Но что же он меня не может любить просто так? Больше всего боюсь, что Он... что это окажется правдой. Я его так... он... дорог. Не хочу знать» Она ещё долго сидела и думала, почему эта история может повториться. Но все время заканчивала одними и теми же словами-«Он мне дорог. Не хочу знать...» Закат совсем потух в Московских широтах. Последние угольки уходящего зарева догорали на горизонте, а за окном чернела господствующая ночь. Часы показывали около девяти или половины десятого, не более. Измучившись слезами, Калугина поднялась с постели, взяла телефонную трубку, набрала уже зазубренный номер... извинилась и отменила свидание, сославшись, что не может завтра. -...Вы правы, я не учёл Вашу занятость,-расстроенно и с расстановкой говорил он.-Когда будете свободны... Буду ждать. -Спокойной ночи,-чуть не сорвалась она на слёзы.