~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
-Алло, Пётр Иванович? Вы можете сейчас разговаривать? -Алло, здравствуйте,-послышался женский голосок на другом конце провода явно не Петра Ивановича.-Я его жена. А на кой черт вам нужен мой Петушок?-уже подозрительно начала она. -Его беспокоит Людмила Прокофьевна Калугина,-послышалось из телефона, и жена Бубликова похолодела и покраснела от стыда.-Я директор статистического учреждения. Вы не могли бы ему передать, как только он будет располагать временем, пусть мне перезвонит на рабочий телефон насчёт понедельника, заранее благодарю. -Эу,-засуетилась она, понимая, что Калугина сейчас положит трубку.-Людмила Прокофьевна, а ведь... он уехал... по грибы со всеми, разве нет?-снова подозревала жена. -Ах, точно. Да, Вы правы,-устало сжала она глаза, а потом взяла другую трубку со своего рабочего стола и прокрутила пару раз телефонный диск,-совсем забыла, да. А куда они поехали? -Я как-то не интересовалась. Калугина то и дело перекладывала телефоны от одного уха к другому. -Я это не вам, так куда? -Что?-хмурилась Бубликова. Людмила вытянула руку с телефоном, где была жена Бубликова и начала говорить по другому телефону, чтобы та не слышала. -Алло, да-да, какой маршрут был утверждён?.. Мгм,-сказала она и снова приложила к уху телефон с женой Бубликова.-Спасибо Вам огромное, извините за беспокойство, до свидания,-и положила трубку с женой и прислонила другую.-Я не вам... Хорошо, записала. Благодарю.~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Анатолий, присев, осторожно раздувал только что подожженный костёр. Потихоньку разгорались маленькие веточки где-то в самом его сердце и прогревались более крупные поленья с краев, поднимая легкий, почти неуловимый дымок ввысь, туда, где птицы скакали с ветки на ветку, запевая тонкими свирелями. И потихоньку стал потрескивать костёр, ломая ветки, пожирая кору и тем самым распространяя жар поблизости. Счастье в груди Анатолия разгоралось подобно этому огоньку. Он поправлял ветки и обжигался своей радостью. Обычной детской радостью похода. Новосельцев встал и отряхнул руки, смотря на разгорающийся огонёк. -Толь...-пыхтел Саша, неся ему два хороших бревна.-На стол...-без многословий, краснея от тяжести, говорил он. Анатолий обернулся и внимательно посмотрел на друга. -Кидай, да,-махнул он рукой. Новосельцев взял лопату и стал делать небольшие подкопы для стола, чтобы прочно установить «сваи». Женщины хохотали и чирикали не хуже птиц, пока умело ставили палатки, возводя самый настоящий палаточный лагерь. В резиновых сапогах и утреннем маникюре, они ещё пока с красивыми прическами, привычные на вид. Их опушку окружал лес, в котором произрастала высокая зелёная трава, вперемешку с огромными папоротниками. Если смотреть на некоторые стволы деревьев под особым углом, то можно было заметить легкий шёлк паутины, которая колыхалась от любого дуновения ветра. И все это нравилось Толе. Разговоры, смех, воздух и гудящая тишина на много километров и шишки под ногами... Он любил это все вместе, не по отдельности. Мужчина копал и давно предвкушал прекрасный вечер и утренний поход к знакомой реке... Все это картинками плыло у него перед глазами, все былые поездки на это место, они воскрешались одна за другой. И так недоставало Оли. Череду воспоминаний прервал Саша, он успел принести ещё два брёвна, а сейчас приволок доски. Вместе они значительно быстрее установили огромный длинный стол, сразу покрыв его сверху чем-то вроде брезента. -Девочки, бросайте эти скворечники, давайте готовить!-бодро призывал к столу Саша, доставая из мешка овощи, хлеб, кастрюлю мяса, а заодно отложил пару бутылок горячительного. Их было немного, напиваться никто и не думал. Так... пропустить по одной для храбрости ночного пребывания в лесу. Так они все вместе принялись готовится к большому застолью, в особенности Шалва и его чахохбили! Толя иногда отходил к костру, чтобы проверить, а Сашка вдруг понял, что не принёс бревно, чтобы потом усесться. -Володь, пойдём принесём, я тут видел. Один не справлюсь,-подошёл он к другу, который чистил картошку. Новосельцев любил рассматривать, как тлеют поленья в костре. В этот раз он сильно задержался на этом моменте и вдруг вспомнил Олю и их студенческий бред. Мужчина прошёл мимо стола, где все суетились, прямо к гитаре... -Саш, а что у тебя гитара валяется?-он взял ее в руки.-Я ведь могу и заиграть без спросу... Александр обернулся и не сдержал улыбки, зная, какой у него «баритональный дискант». Раздался предупреждающий «пробный» бой по струнам. Все готовящие развернулись к нему и заулыбались. И Толя... непринужденно заиграл. Долгое, душевное вступление. Трещал костёр, улыбались коллеги, а Толя все никак не начинал... И вдруг выпалил такое, что лучше б и не пел... Тихо в лесу, Только не спят дрозды, Знают дрозды, кто устал от езды, А кому всё до полной звезды... Тихо в лесу, Только не спит косой, Завтра косой может стать колбасой, После ужала осой... Тихо в лесу, Только не спит лиса, Вот уже час глядит в небеса, Слыша в башке голоса... Тихо в лесу, Только не спит олень, Рядом с оленем отдыхает тюлень, Шириною в тридцать ступень... Тихо в лесу, Только не спит медведь, Понял он, что начал пьянеть, Заклиная не пить брагу впредь. Тихо в лесу, Только не спит енот. Рязанов толкнул пресмешной анекдот- У енота разорвАло живот. Тихо в пруду, Только не спит треска, В душу треске забралася тоска Вот и лежит, как доска пом, пом, пом Раздались смешки, все немного взбодрились и продолжили работу над приготовлением. В это время Саша с Володей тащили огромный упавший ствол дерева, чтобы сделать из него что-то наподобие скамьи. -ШУРА!-крикнул Саша во все горло, мужицким басом.-ШУРА, ОТОЙДИ! ШУР! -Чего? Куда?-нервничала она, шага назад.-А? Что? ОЙ!-взвизгнула она. Мужчины быстро перенесли бревно, кинули и оглянулись. Шура лежала на палатке, концы который, держащиеся на двух палках, склонились над ней, укрыв как одеялом бедную женщину. Было видно лишь её ноги и дергающийся брезент. Все оторопели от страха в тишине. Очнулись только после услышанного хохота лежащей Шуры. Саша подбежал к ней. -Помогите,-задыхаясь от смеха визжала она.-Ради общественности, помогите! Саша подал руку, и Шура благополучно поднялась на ноги. Александр расправил палатку. -Шур, ты банку с тушёнкой проломила,-обомлел Саша, взглянув на обомлевшую Шуру, пока они вдвоём не упали на землю от дикого хохота. Анатолий, переполненный общим хорошим настроением, внимал каждую улыбку самоиронии Шуры и сам не сдерживался и начинал улыбаться. На костре уже стояло мясо, на столе вся закуска, не требующая вмешательства огня, а все сидели за столом и начали что-то вспоминать. Ведь каждый по сто раз в жизни ходил в походы, и у каждого было много историй с ними связанные. На стол успели поставить две бутылки обычной водки. Кто-то уже хрустел луком... Солнце постепенно приближалось к горизонту, но ещё не думало погружать всех во тьму. На дороге появилась чёрная Волга. Она остановилась у обочины, прямо около стоящего автобуса. И никого её не замечал в гулком хохоте воспоминаний. Идеально чистая Волга, отражающая уходящее солнце на капоте. Открывается дверь, сверкнувшая зеркалами... Калугина, поочерёдно ставя ноги на утоптанную земляную дорогу, осторожно вышла и сразу же сняла солнечные очки. Она направлялась ко всем коллегам и сразу же заметила Новосельцева. Его мягкая, приятная улыбка... Калугина не видела его ещё более счастливым, чем сегодня. Когда она стала подходить ближе, то её услышали, стали оборачиваться и здороваться... А она, приветственно кивая в ответ, шагала к ним. Новосельцеву показалось, что она встряхнула волосами, и у него защемило сердце... Он не переставал смотреть на Неё, и ему почему-то нравилось, что она так прекрасно выглядит. -Прошу прощение, что вторглась во время выходного вечера,-подошла, наконец, Калугина,-но мне необходимо поговорить с начальниками отдела. Все начальники сразу встали. -Я не займу много времени. Они отходили от стола, и Калугина сразу же приступила к делу. Людмила, осторожничая, шла, по глупости своей надев каблуки. «Экстренное совещание» остановилось недалеко от опушки, между деревьев, Калугина ещё что-то проговорила, все традиционно кивали, хотя кто-то иногда спрашивал о чём-то, но говорила преимущественно Калугина. Завершая, она повела их обратно к столу, а сама мысленно уже сидела в машине, двигаясь к себе домой. -Людмила Прокофьевна, выпейте с нами,-сказал Володя (он же начальник химической промышленности). -Да вы что, я на работе,-заулыбалась она, снова остановившись. -Пятница. Сейчас пятница! Давайте-давайте,-осторожно прижал свою ладонь к её спине, чтобы недвусмысленно «подтолкнуть» её ко всем. Она неохотно перебирала ногами за всеми, смущенно глядя по сторонам. Ей сразу же налили рюмку водки. -Вы извините, у нас не заграница и не правительственный банкет, все предельно по-людски... -продолжал Володя. Все рассмеялись. -С вас тост... только не про работу! Все снова рассмеялись и она, признаться, тоже. Все расселись, загалдели, поднялась суета и неожиданно... Калугина встала, подняв рюмку... Вмиг все притихли... -Дорогие товарищи... Коллеги... Родные!-акцентировала она и вздохнула от большого количества мыслей в голове.-Я с вами знакома уже несколько лет и помню свой первый день в учреждении, как будто это было сегодня утром, помню ваши улыбки, энтузиазм. Тогда я поняла, что попала в добрые руки. Вы прекрасный коллектив, хорошие, добрые люди, и я желаю всем, чтобы вы оставались такими же сплочёнными, дружными и веселыми... Мы уже успели пройти трудности, достойно пройти, и я уверена, это не последние наши печали... -улыбнулась она.-Но мы справимся. Здоровья вам, улыбок и тёплых воспоминаний,-немного выше подняла Калугина рюмку, как бы жестом говоря «за вас!» и завершила речь.-Я вас всех...-она быстро нашла глазами Новосельцева и больше не отрывалась от них, а он от неё.-Я вас всех очень люблю...-сказала она ему прямо в глаза... И он понял, что адресованы эти слова только ему... Людмила на его глазах неумело опрокинула содержимое, а Толя в своей дрожи не мог и очнуться от сказанного и увиденного. Шалва поставил на стол горячее мясо, сняв его с костра, отчего раздались радостные, ликующие возгласы. Калугина поднялась, поблагодарила и попрощалась. -Как уже? Остались бы!-грустил Сашка. -Да что Вы, отдыхайте...-улыбнулась она.-До свидания, товарищи. Все загудели, а Калугина осторожным шагом пошла к машине, минуя стволы деревьев и кусты папоротника. И все погрузились в поедание, продолжая разговаривать. Она уходила к машине... -Новосельцев, ты что, на Калугину облизываешься?-шепнул Ярослав Толе, усмехнувшись. -Ни на кого я не облизываюсь... И вообще, что это за слова?! «Облизываешься»... -Да ладно тебе, нормально...-хлопнул он его по плечу, встав из-за стола. Чёрная Волга дала по газам и тут же метнулась восвояси. А Новосельцев стал её немного даже ревновать, а осознав это, стал насильно искоренять из себя гадкое чувство, не признаваться себе в этом... а потом вспомнил Её взгляд... и было уже не до ревности... какая там ревность?.. Всё-таки чувство любви пересилило... Дым костра бил по носам сидящих за столом. Все ели, выпивали. Сашка загудел душевные песни на гитаре... Наигрывал веселую, обыкновенную песню под простецкие аккорды. Такие аккорды, которые подходят практически к любым песням. Что-то похожее на гитарные партии незамысловатых советских фильмов. Но Сашка, кажется, все понял... Понял и запел... «Я дал разъехаться домашним, Все близкие давно в разброде, И одиночеством всегдашним... И одиночеством всегдашним... Полно всё в сердце и природе. И вот я здесь с тобой в сторожке. В лесу безлюдно и пустынно. Как в песне, стежки и дорожки Позаросли наполовину. Мы сядем в час и встанем в третьем, Я с книгою, ты с вышиваньем, И на рассвете не заметим... И на рассвете не заметим, Как целоваться перестанем. Ты так же сбрасываешь платье, Как роща сбрасывает листья, Когда ты падаешь в объятье В халате с шелковою кистью. Ты — благо гибельного шага... Когда житье тошней недуга... А корень красоты — отвага... И это тянет нас друг к другу... И ЭТО... тянет нас друг к другу...» А Новосельцев видел перед глазами лишь Её...