Спаси меня

      Последние слова грели Саске всю ночь. Несмотря на столько поражений, спасение Итачи оказалось самым важным в его жизни. Саске не представлял, что бы сейчас делал без него, окажись он один на один со смертью родителей. Так же он понимал, что ни одна из тех жизней, которые они уже потеряли, не стоит жизни брата. Наверное, Итачи бы не поблагодарил его за такие мысли, но ничего с собой поделать Саске не мог: несмотря на такую эгоистичность, жизнь брата он ценил выше всех жизней в этом мире.       Саске очнулся к рассвету, ощущая сильный голод — вчера они уснули, даже не поев. Однако аппетит сразу заглушился, поскольку первое, что он увидел — силуэт рисующего брата. Сон мгновенно как рукой сняло, он резко сел, затем встал и перебрался на кровать Итачи. Тот сидел, держал на коленях тетрадь и рисовал, заштриховывая бумагу. Контуров рисунка не было, как и в предыдущие разы брат обходился только штриховкой. Он почти закончил рисунок, но у Саске была возможность понаблюдать за ним: Итачи вроде бы смотрел на лист, но в тоже время его взгляд был рассеянным и направленным в пустоту, словно он видел эту картину где-то ещё и не мог оторвать от неё взгляда, поэтому руки работали машинально. Как только эскиз был окончен, Итачи несколько раз моргнул, и его глаза обрели ясность.       — Саске, — проронил он, протягивая рисунок младшему брату.       — Да, я вижу, — мрачно ответил тот. — На этот раз даже пары дней после последнего убийства не прошло, — он взял рисунок в руку и нахмурился. Картинка была простой и более четкой, чем предыдущие: на этот раз там была изображена больничная палата. В кровати лежала пожилая женщина, лет семидесяти, подключенная к различным медицинским аппаратам. Рядом с её кроватью стоял пустой стул, как будто от неё кто-то только что ушёл или наоборот, собирался прийти. Но самое главное было не в этом.       — Смотри-ка, — Саске указал на низ кровати, где к поручням изножья была прикреплена табличка, — на этот раз даже имя есть. Чиё Акасуна, — прочитал Саске и взглянул на брата. Тот покачал головой, говоря, что имя ему не знакомо.       — На этот раз найти будет проще, — младший Учиха тут же вскочил с кровати и начал одеваться. — Мы знаем имя, знаем, что она находится в больнице. Осталось только выяснить, в какой, — он умчался в ванную, а Итачи, вздохнув, прижал спину к подушке. После этих рисунков силы у него буквально иссякали, будто он вкладывал в них всю энергию.       — На этот раз позволь мне помочь тебе, — попросил Итачи, когда Саске вышел из ванной. — Я могу обзвонить некоторые больницы и узнать, есть ли у них пациентка с таким именем.       — Вряд ли они просто так скажут такую информацию, — задумался Учиха.       — Я что-нибудь придумаю, — убеждал его старший брат. — Саске, я хочу помочь тебе. Я ужасно себя чувствую, сидя без дела, когда ты так надрываешься, пытаясь спасти этих людей.       — Ты не сидишь без дела, ты учишься ходить, — пробормотал юноша, который наоборот старался уберечь брата от всего этого. — Впрочем, вдвоём мы действительно справимся быстрее, — видя настойчивый взгляд Итачи, всё же сдался он. — В интернете есть номера больниц, давай разделим их, — доставая свой телефон и набирая запрос, он снова присел на кровать брата. — Скажем, я возьму на себя западную часть округа, а ты обзвонишь восточную. Идёт?       — Да, я понял, — кивнул Итачи, переписывая номера в ту же тетрадь. Саске сфотографировал его рисунок и направился к выходу.       — По дороге куплю что-нибудь поесть, — покидая номер, сказал он.       Поиск Чиё Акасуны занял у них двое суток. Больниц в округе оказалось много, Саске тратил много времени, чтобы проверить каждую и нелегальными путями узнать, находится ли в них пациентка, которую они ищут. Итачи тоже сразу не удавалось получить информацию, поэтому пришлось придумывать истории и разыгрывать целые представления, чтобы добиться своей цели.       Наконец, на третий день, когда Саске уже опасался, что придётся прочесывать и соседние города, после полудня ему позвонил брат и сообщил, что нашёл её.       — Отлично, нии-сан, — воодушевившись, произнёс Саске. — Направлюсь сейчас прямо туда. Надеюсь, что успею, — добавил он и отключился, убирая телефон в карман. Где-то через час он добрался до указанной больницы и пробрался туда на всякий случай через черный ход. Он не стал спрашивать в регистратуре, в какой палате находится женщина, чтобы лишний раз не светиться, а решил найти её сам. Поиски оказались быстрыми: палата с её именем располагалась на втором этаже. Правда, у Учихи сразу же появились подозрения: дверь её палаты оказалась открытой, внутри никого не было, а мониторы с показателями не горели.       «Неужели… я опоздал?» — с неприятным чувством подумал Саске, вставая у изножья кровати и смотря на пациентку с того же ракурса, с которого она была изображена на рисунке. Имя совпадало, все детали — тоже. Казалось, что женщина спит, и Учиха очень сильно на это надеялся. Ведь она не могла умереть так быстро — Итачи нарисовал её всего три дня назад, тогда как другие погибали примерно через две недели.       — Что вы тут делаете? — внезапно справа раздался мужской голос, и юноша сразу напрягся, инстинктивно смотря на окно, как на путь своего побега. К нему приближался какой-то человек, и в другой ситуации, Саске бы просто толкнул его и ушёл, но краем глаза он заметил красно-рыжие волосы, и его как будто окатили ледяной водой.       — Ты?! — одновременно воскликнули молодые люди, ошеломленно смотря друг на друга. — Ты ведь был на той презентации? — первым спросил красноволосый парень с выразительными глазами.       — А ты тот официант, отравивший Джирайю, — угрюмо произнёс Учиха. — Разве тебя не должны были арестовать? Что ты тут делаешь?       Красноволосый парень тяжело вздохнул и сложил руки на груди.       — Во-первых, я не травил Джирайю. Это подтвердила даже полиция, поэтому я на свободе. А во-вторых, у меня только умерла бабушка, поэтому, это я спрашиваю, что ты тут делаешь.       — Умерла? — рассеянно пробормотал Учиха, снова переводя взгляд на спокойно лежащую женщину. — Как… когда?       — Она тяжело болела последние несколько месяцев, так что это было ожидаемо, — ответил молодой человек. — Сегодня ночью. Сейчас я договаривался с врачом о теле. Кто ты такой? И почему тебя интересует моя бабушка?       — Чиё Акасуна, — снова прочитав её имя на табличке, проговорил Саске. — Значит, ты тоже Акасуна?       — Да, Сасори Акасуна. А ты… — он сузил глаза. — Тебя ведь ищет полиция. Они показывали мне твою фотографию, когда допрашивали меня. Тот белобрысый инспектор считал, что мы с тобой сообщники и вдвоём прикончили Джирайю. Так что, ответишь на мой вопрос, или мне вызвать полицию? — сурово спросил Сасори. Саске, поджав губы, сверлил его мрачным взглядом, а затем вздохнул.       — Возможно, твоя бабушка не умерла, — в итоге произнёс он. — Возможно, её убили.       — Кому это надо? — усмехнулся Сасори. — Убивать старую больную женщину. Она бы и так умерла через несколько дней или месяцев.       — Может, её и не убивали, — согласился Саске, — но она как-то связана с Джирайей и другими людьми, погибшими за последние полгода.       — Что ты имеешь в виду? — насторожился Сасори.       — Фугаку и Микото Учиха, Кабуто Якуши, Какузу, Джирайя… Возможно, она была как-то связана с ними. Ты не знаешь никого из них?       — Нет, не знаю, — покачал головой красноволосый парень. — В последние годы бабушка ни с кем не общалась, только со своим братом, который умер год назад. Мои родители тоже давно погибли, поэтому из родственником у неё только я.       — А может быть… было что-то, из-за чего её могли убить? Может, она что-то скрывала, или ей кто-то угрожал? — с волнением спросил Саске. Сасори молчаливо качал головой, не давая ответов на его вопросы.       — И Джирайю, говоришь, не ты убил, — усмехнулся Саске. — Мне на него, если честно, плевать. Но если тебе кто-то приказал это, то лучше сказать.       — Нет, я не убивал писателя, — повторил Сасори. — И не исполнял чей-то приказ. Я вообще не знал, что то шампанское было отравлено и предлагал его тебе, если не помнишь. Так что, вместо Джирайи мог погибнуть ты.       — Да, я уже думал над этой версией. Что ж, если тебе больше нечего сказать… — Саске ещё раз покосился на кровать и направился к выходу, — тогда соболезную. Я знаю, каково это, терять близких, — с горечью добавил он.       — Постой, — Сасори остановил его практически в дверях. Учиха вздрогнул, бросив на него сомнительный взгляд, а Акасуна встал у окна. — Есть кое-что, что не даёт мне покоя, — произнёс он, а Саске напрягся. — Тринадцать лет назад меня осудили за распространение наркотиков и засадили в тюрьму на восемь лет. Я попался по глупости, а бабушка тогда очень переживала за меня. Но знаешь, весь срок я не отсидел — меня выпустили досрочно уже через три года. Тогда я не знал, почему, но перед этим бабушка приходила ко мне. Она сказала, что мне можно больше не волноваться, что меня скоро выпустят. Откуда у неё тогда была эта уверенность? Она знала, что меня освободят досрочно. Она сказала, что у неё что-то есть. Она что-то сделала для этого. Не знаю, может быть, дала взятку, а может что-то ещё. В любом случае, только благодаря бабушке я вышел так скоро.       — Через три года? — переспросил Саске. — То есть, получается, около десяти лет назад?       — Да, именно тогда, — подтвердил Сасори.       — Значит, десять лет назад… — снова забормотал Саске. — Что-то произошло тогда, а не сейчас? — самого себя спросил он. — Спасибо, что рассказал, — обратился он уже к Сасори. — Ты сообщишь полиции, что я был здесь?       — Я стараюсь как можно меньше контактировать с полицией, — ответил ему официант. — И, хоть у тебя вид маньяка, я не думаю, что ты убил Джирайю.       — Что ж, благодарю и на этом, — усмехнулся Саске и покинул больничную палату.       «Десять лет… Десять лет… — всю дорогу до мотеля крутились в голове Саске мысли по этому поводу. — Что произошло десять лет назад? Итачи ушёл на войну, я перешёл из младшей школы в среднюю. А мама с папой? Вроде всё было так же. Не помню, что тогда что-то случилось, кроме трагического случая с братом…»       — А, нужно что-то купить, — подумал Саске, проезжая мимо супермаркета. — Я ухожу с утра и прихожу вечером, оставляю нии-сана голодным…       Как обычно, он купил два готовых обеда, взял напитки и сладостей для брата, после чего в задумчивости отправился в мотель. Он всё продолжал вспоминать события десятилетней давности, но внезапно все мысли вылетели из головы, едва он только ступил за порог номера. Первым делом его окутали невероятно вкусные запахи домашней еды, от которых мгновенно скрутило живот. Дело в том, что номер в этом мотеле шёл с кухонным уголком, но младший Учиха никогда не придавал этому значения, поскольку готовить ему было некогда, да и повар из него был никакой, а готовую еду было проще использовать. Но теперь запах шёл именно оттуда.       — Нии-сан? — изумленно спросил Саске, огибая санузел и видя брата, который стоял возле плиты, опираясь на трость и что-то помешивал в кастрюле. — Что ты делаешь?       — Уже вернулся, Саске, — отозвался тот. — Можешь подать мне немного специй? Они в пакете на столе, — он указал за спину, где лежал пакет из супермаркета.       — Ты что, ходил в магазин? — продолжал удивляться Саске, подавая ему специи.       — Да, он недалеко от мотеля, поэтому я справился. Решил приготовить домашней еды, а то мы питаемся с тобой лишь одними полуфабрикатами и фастфудом, — он попробовал бульон и добавил специй.       — И ты ходил, сам? Почему не попросил меня? А если бы что-то случилось? Если бы ты упал и не поднялся? — разбушевался Саске, а Итачи, отложив ложку, развернулся к нему и, подняв руку, неожиданно ткнул по лбу, как частенько это делал в детстве. Младшего Учиху это шокировало не меньше, чем готовка ужина. Настолько, что он растерял все слова.       — Саске, мне нужно ходить. Нужно преодолевать небольшие расстояния, как бы тяжело ни было. По номеру я уже находился, нужно повышать уровень сложности, — спокойно объяснил он. — Вместо того, чтобы ругать меня, лучше расскажи, что тебе удалось узнать.       — Я не ругаю, — заворчал уязвленный парень. — Просто беспокоюсь за тебя. К сожалению, я пришёл слишком поздно, — вздохнул младший Учиха, а от вкусного запаха снова начало урчать в животе. — Чиё Акасуна тоже умерла. Сегодня ночью.       — Как? — удивился Итачи, присаживаясь на стул рядом с плитой и отдыхая. — Ведь прошло всего три дня с того момента, как я нарисовал её.       — Да, меня и самого это удивило. Наверное, тут нет никаких сроков. Как бы я ни торопился, они всё равно погибают. Дело в том, что она долго болела и умерла в больнице, так что её смерть, скорее всего, отметят как естественную и вскрытия проводить не будут. Полиция не будет знать об этом убийстве. Но знаешь, что самое интересное? — глаза Саске заблестели. — Оказывается, тот официант, который подал отравленный бокал Джирайе, был внуком этой Чиё!       — Неужели? Ты встретился с ним?       — Да, он тоже меня узнал, — закивал головой Саске. — Полиция его допрашивала, но отпустила из-за отсутствия улик. Так же они считали, что мы с ним сообщники. Но, судя по всему, он и правда не причастен к смерти Джирайи. И меня, кстати, тоже им не сдал, — хмыкнул Учиха. — Перед уходом он рассказал мне кое-что интересное: Сасори был осуждён за распространение наркотиков тринадцать лет назад, но вместо положенных восьми лет отсидел лишь три года и вышел досрочно. Он сказал, что его бабушка как-то в этом замешана. Возможно, она как-то поспособствовала его скорому освобождению. Что-то сделала. Что-то видела, что-то знала… И всё это произошло десять лет назад, нии-сан, — завершил Саске, многозначительно смотря на брата. — Именно тогда, когда ты вернулся с войны таким.       — Десять лет назад, да? — глухо проронил Итачи, снова поднимаясь и помешивая соус. — Возможно, я тоже как-то замешан в этом, вот только увы — помочь сейчас ничем не могу. Карри почти готово, Саске, поэтому мой руки и садись за стол, — уже более оптимистично проговорил он.       — Карри… — младший Учиха жадно сглотнул и тут же умчался в ванную, а когда вернулся, Итачи уже добавлял подливку к рису.       — Выглядит так, что я готов съесть всю кастрюлю, — торопливо произнёс он, садясь за стол и беря в руку ложку.       — Осторожнее, — едва тот набрал риса, предупредил его Итачи. — Я не помню, когда готовил в последний раз, поэтому не уверен, что вышло так, как надо. Если пересолёно или горько, то лучше сразу…       Однако не успел он договорить, как Саске положил себе в рот огромную ложку, а затем ещё одну и ещё… Он был готов впасть в беспамятство от этого превосходного вкуса, как вдруг понял, что стены номера перед глазами плывут, а по щекам катятся слёзы. Итачи тоже увидел это и тяжело вздохнул.       — Всё так плохо, да? — негромко спросил он, сам пробуя блюдо.       — Нет, — хрипловато отозвался Саске, убирая слёзы и отправляя в рот ещё несколько ложек.       — Тогда что с тобой? — рассеянно спросил Итачи, не понимая, что происходит с младшим братом: тот ел с огромным аппетитом, но в то же время слёзы никак не останавливались и беспрестанно катились по его щекам.       — Просто вкус точно такой же, как у мамы, — доев одну порцию, пробормотал Саске и, поднявшись на ноги, тут же наложил себе ещё одну порцию. — Я уже и не думал, что когда-нибудь вновь смогу ощутить этот вкус. Вкус счастливого дома… — Снова вытерев слёзы рукавом, он приступил ко второй порции и на этот раз съел её более спокойно. Молчаливо убрав за собой посуду, Саске скрылся в спальной. Он упал на кровать и спрятал лицо в подушке, ощущая, как воспоминания утраты накрывают его с головой. Вроде бы, уже прошло много времени, он смирился с потерей родителей, но стоило лишь одной детали напомнить о них, как всё снова обрушилось на него. Всё то счастье, что он испытывал в их доме, и ужасная смерть, напрочь перечеркнувшая жизнь.       Саске не знал, сколько так пролежал: возможно, он задремал, а может так и оставался в сознании. От эмоций и слёз заболела голова, он пытался вернуть себе привычное спокойствие и отрешенность, но никак не мог с этим справиться.       — Саске, — кровать рядом с ним опустилась, и юноша ощутил, как брат сел рядом. Он хотел ответить, сказать, что с ним всё в порядке, но горло снова перекрыло когда Итачи мягко взъерошил его волосы и погладил по голове. Очень нежно, как заботливый родитель или любящий старший брат. Не выдержав, Саске развернулся нему, сел и, вцепившись в него, спрятал голову на его плече, прижимаясь изо всех сил.       — Всё хорошо, Саске, — поглаживая его по спине, Итачи ощущал, как содрогается его тело в беззвучных рыданиях. — Уже всё хорошо…       — Не всё, — глухо отозвался младший брат. — Я… не только из-за родителей. Ведь я… Я так перед тобой виноват, Итачи! — в сердцах воскликнул он и ещё сильнее прижался к брату. — Я ведь так и не попросил у тебя прощения…       — За что же? — удивился старший брат.       — За всё… За всю ту жизнь, что была без тебя. Прости меня… Прости за то, что я презирал тебя и не хотел видеть. За то, что стыдился тебя, пытался забыть и избавить свою жизнь от тебя. За то, что ударил тебя в больнице, обвиняя в смерти родителей, зная, что ты не сможешь мне ответить. Использовал силу, зная, насколько ты беспомощен и беззащитен. За то, что пытался убить тебя, поддавшись ярости и отчаянию. Я знал, что когда-нибудь мне придётся ответить за это, и вот сейчас…       — Саске, — Итачи прервал его, осторожно отстранил от себя, обхватил его красное лицо ладонями и мягко поцеловал его в лоб. — Я уже давно простил тебя. Как только начал осознавать себя и свою сущность, простил. Я не злился на тебя и не ненавидел. Для меня всё это осталось в другой жизни. А в этой, где есть ты и я, никогда между нами не будет ненависти и боли. По крайней мере, я буду стремиться к этому.       — Я тоже… — выдохнул младший Учиха, немного приходя в себя и понимая, какой у него сейчас дурацкий вид. Ведь так он ревел только в пять лет. — Больше никогда не оставлю тебя, не брошу и не забуду. Ведь ты единственный… самое ценное сокровище, которое у меня осталось.       — Саске, мой дорогой Саске, — глядя на его покрасневшие щёки и лоб, Итачи немного печально смотрел в его припухшие глаза. — Но я ведь не смогу заменить тебе маму и папу, не смогу подарить крылья, которых ты лишился с их смертью. Наоборот — я для тебя, как балласт, только тяну вниз, — он обреченно улыбнулся, а Саске затряс головой, опровергая это. — Ты не должен тратить свою жизнь на уход за мной и волнение обо мне, тебе всего чуть больше двадцати. В эти годы нужно лишь наслаждаться жизнью, друзьями, развлекаться, учиться, любить…       — И что? — окончательно придя в себя, Саске тоже схватил брата за лицо, смотря на него не менее пристально, но более сурово. — Так говоришь, как будто глубокий старик, а самому-то? Всего двадцать семь! И ты тоже должен наслаждаться жизнью, учиться и любить. И даже больше, чем я: у меня-то были все мои двадцать два года, а у тебя лишь шестнадцать.       — Ох, — Итачи улыбнулся, видя его суровый взгляд и опустил свои руки. — Может быть, ты и прав, вот только, у меня уже есть человек, которого я люблю.       — И кто же это? — насупившись, спросил Саске, мысленно перебирая всех знакомых брата и почему-то вспоминая о медсестре в лечебнице для душевнобольных.       — Ты, — просто ответил Итачи, вгоняя младшего братишку в ступор. — И в прошлом, и в настоящем, и в будущем, по отношению к тебе меня всегда переполняло лишь одно чувство — любовь. Теперь же, когда ты столько сделал для меня, я как никогда ощутил её остроту.       — Так уж и много сделал, — сконфуженно пробормотал младший Учиха, смотря на старшего с некоторым опасением. — Я тоже тебя люблю, как единственного человека в своей жизни, — признался он. — Но, наверное, ты не о такой любви говорил, когда перечислял все составляющие молодости.       — Кто знает, — загадочно ответил старший брат. — Быть может, это единственное чувство, что доведётся испытывать нам в жизни. Хорошо, что ты успокоился, — Итачи сменил тон и легонько потряс его за подбородок. — Сможешь уснуть. Я лягу пораньше, если ты не против. Устал после готовки, — Итачи перебрался на свою кровать и тут же растянулся, прикрывая глаза. Саске, смотря на него, тоже лёг, но сразу, как брат, не уснул. Отчего-то сердце разволновалось в груди от его слов. Прежде ему было сложно понять чувства брата, хотя он всегда знал, что Итачи любит его. Но любовь в понимании старшего Учихи имела несколько иное значение, чем общепринятое. Вот и сейчас Саске гадал, как же именно любит его Итачи: как брата, как человека, как любимого питомца — покровительственно, или наоборот, как своего спасителя — благоговейно. Хотя последним чувством любил его именно Саске, в детстве восхищаясь и уважая его. Теперь же чувства менялись, трансформировались, перетекая из одного в другое. Теперь и Саске не мог понять, как именно любит его, но одно он знал наверняка — такое чувство больше не подарит никто во всём мире.