***
Линар посещал меня три раза в неделю. Звучит смешно, ведь так? Но мне каждый его визит видится именно так. Много раз за это время я чувствовал себя какой-то наложницей монарха, которой выпал статус «любимой». Ведь именно ко мне Линар приезжал отдыхать от работы в моральном и физическом плане. И я был переполнен уверенностью, что на данный момент являюсь его единственным «фаворитом», несмотря на то, что до самого переезда он заикнулся, что, мол, может спать с кем хочет, преследуя какие-то свои цели. Видимо, его нынешняя цель кроется во мне. Если бы я знал «зачем», может, наше временное сожительство стало бы намного приятней для нас обоих. Линар никогда не приезжал просто поболтать. И если по первости интим не входил в мои «обязанности», это не означало совсем никаких действий с моей стороны. Он настолько сильный манипулятор, что я, ничего не замечая, стал ему угождать во всём. Линар ненавязчиво просил приготовить для него душистую ванну с пеной и разными солевыми добавками. И чтобы вы лучше понимали саму суть его манипуляций… Эту самую ванную я не принимал вместе с ним, а обслуживал его. Первый раз было тяжело. Я чувствовал себя рабом, униженным, думайте как хотите, но, переступив через себя, я помогал ему расслабиться, делал массаж, вёл ненавязчивый разговор о повседневности Линара. Когда он спрашивал, чем до его приезда занимался я? Приходилось отмалчиваться или ответить простым «особо ничем». А что я мог делать, кроме телевизора, отдыха и еды? И из-за этого меня переполняли противоречивые чувства. Я вроде бы был рад тому, что обо мне заботятся. Потому что чертовски скучал по банальному человеческому общению! У меня не было связи ни с Майей, ни с любым другим человеком вне этих четырёх стен. Пусть и выглядела квартира дорого, но я чувствовал себя запертым в золотой клетке. И каждой своей клеточкой тела я ощущал бесконечную тоску по свободе. И чего уж там кривить душой, по своей работе я скучал больше всего. Первое время я реально отдыхал. Не думал ни о чём, кроме своего собственного комфорта. Мне казалось, что вот! Это та самая жизнь, когда мне ничего не приходилось ни делать, ни решать. Посторонние мысли о матери, о долгах и прочей хуйне я просто отметал в сторону. Меня кормили, мне покупали вещи, и я жил в таких крутых хоромах! Не то что моя обветшалая однушка, снятая за пятьсот долларов. К слову, я совсем не интересовался тем, что в ней происходит. Мистер Малик мне не звонил и не информировал о текущем состоянии снятой на мои же кровные квартиры. Может, я даже уже и её лишился, находясь столь долго без сим-карты. Линар ко мне приезжал и изначально был предельно осторожен. Он держался холодно, не улыбался, был напряжён. Для него его же решение оказалось вынести труднее, чем он предполагал. Особенно учитывая, что я и моя «уникальная» внешность была и остаётся для него болезненным отпечатком прошлого. Ему также потребовалось время, чтобы принять меня и моё проживание в этой квартире. Нечаянно подслушав охранников, я узнал, что эта жилплощадь изначально была приобретена для другого человека, но там что-то не срослось и теперь тут живу я. Хотел бы я увидеть того самого любовника, для которого Линар столь расщедрился, но увы и ах. Фредерико словно сторожевой пёс пасёт меня с утра до вечера. Не дай Иисус мне подойти к входным дверям, мне сразу заламывают руки и отводят в комнату. Там я сижу взаперти и, как любит говорить Фредерико, «думаю о своём поведении». О столь грубом отношении я ни разу не сообщал Линару. Ведь если таков был его приказ, то… Во-первых, он так хочет и этого не изменить, а во-вторых, может стать только хуже. Я уже являюсь заложником и должен подчиняться приказам. Может, если бы я не попытался сбежать из коттеджа, отношения Фредерико и Лауры было бы другим, но как есть, так есть. Выстроить с ними какие-то другие отношения не получается. К тому же, я не из тех людей, которые в состоянии хладнокровно оценить ситуацию и понять отношение человека к себе. С помощью манипулирования, как я понимаю, Линар почувствовал надо мной власть и стал намного увереннее в себе. Он несколько изменился в своём отношении и ко всем банным процедурам добавился совместный ужин и длинная прелюдия по вечерам перед сном, а утром я должен был проснуться раньше и будить его оральным сексом. В мои новые обязанности начали входить приятные расслабляющие ласки Линара и доведения его до оргазма. Мне же приходилось терпеть неудовлетворенность и стояк до и после этих всех прикосновений, пока поздней ночью я не просыпался от непроизвольного оргазма. Опять же, Линар выбрал хороший способ, чтобы приучить меня хотеть наших встреч и желать только его одного. Я бы мог похлопать в ладоши и крикнуть «браво!» на весь белый свет, если бы это не применялось ко мне. Для понимания его системы приручения потребовалось время, и оно необратимо пролетело без моего на то разрешения, а семя, посеянное в моём разуме, уже пустило глубокие корни. Теперь, как бы я не отнекивался, как бы не злился на себя, этого недостаточно, чтобы вырвать навязанные мысли о моём «господине». Если бы я только знал… Чем мне придется платить за дурость, я бы прежде подумал сто раз. Жить в шикарном месте, с прислугой и личным водителем это одно, когда ты добился всего сам и гордишься своим положением. Совсем другая вещь — жить запертым в клетке, без возможности высказать своё мнение и чувствовать себя не человеком, а вещью. Время шло, и тоска по любому человеческому общению возрастала в разы. Во время нашей недавней встречи, после всяких разных процедур, за ужином я осмелился попросить выйти вместе с Линаром в люди. Допустим, вместо оральных ласк или любой другой физической коммуникации мы бы могли больше разговаривать на какие-нибудь отвлечённые темы. Ведь я практически ничего не знал о жизни Линара. Или выходили бы банально гулять по вечернему Лос-Анджелесу, можно же еще зайти куда-нибудь выпить и развеяться. Разве я многого прошу? Взгляд Линара, когда он поднял бокал с белым столовым вином и отпил из него, был многоговорящим. Я чувствовал себя неловко. И, отрезав кусок от плохо поджаренного стейка, попытался сделать вид, что ничего я не говорил. — У тебя есть ещё какие-либо пожелания? — на удивление, переспросил Линар. Я видел по его выражению лица, что любое моё слово будет оспорено, но всё же оторвал свой взгляд от тарелки и кивнул. — Мне хочется общения. Не только в те дни, когда я с тобой. И я бы хотел встретиться со своим психологом, — мой голос прозвучал тихо, совсем нехарактерно для меня. Всё изначально не являлось характерным для меня. Однажды Майя сказала, что у нас с Линаром созависимые отношения. И мы поддерживаем друг друга в наших слабостях. Чем больше мы подчинялись сложившимся обстоятельствам, тем сильнее впадали в бездну зависимости. Наверное, так и есть. — Я могу предложить тебе разнообразить твой день до моего приезда. Ты еще не готов выходить в люди ни со мной, ни без меня. И я говорю это всего один раз. Что касается психолога… Если ты не забыл, то в нашем соглашении есть пункт о здоровье. На посещения психолога я дам тебе разрешение, но максимум один раз в две недели и не всегда это будет очно. Тебя будут сопровождать мои люди. Всюду! — Но… Одним движением руки Линар прервал мой протест. — Я настоятельно рекомендую тебе пройти через все пункты соглашения. Ты не имеешь права без моего решения что-либо предпринимать. Тем более я и так тебе дал поблажку на время, чтобы ты достаточно привык ко мне и к своему положению. Кристиан, пока ты не сделал даже одной трети того, чего я желаю. Прочти соглашения и будь хорошим мальчиком. И с последующих визитов Линар действительно разнообразил мой день. Стало так смешно, что плакать хочется. Вместо желанных прогулок Линар предпочитал тупо пялиться в плоский телек, смотря по нему какую-нибудь очередную неинтересную хуйню. Говорил, что, мол, у него был загруженный день, он устал и подобные бла-бла, которые меня мало интересовали. И, проси я сколько хочу, выходить мне вот так из квартиры с ним ещё рано. Я не мог не заметить, чем больше мы проводили времени вместе, и Линар смотрел на меня чуть больше минуты, то обязательно расчёсывал руку с надетым на запястье широким кожаным браслетом. В этот раз браслет был подходящий под цвет его кожи, если не присмотреться, то и не заметишь его наличие. Что бы это не значило для него, я послушался и ныть перестал, но не без маленькой мести. В очередной раз не добившись своего, я наперекор линарову желанию смотреть что-то расслабляющее, включил на dvd-проигрывателе слезливую мелодраму от которой просто тошнило. Мы недосмотрели её даже до середины. Поняв, что его попытались надурить, Линар покосился в мою сторону и больно сжал мою лодыжку, почти до красноты. Я сидел на диване, примостив ноги к бедру Линара. Так было теплее, и создавалось ощущение, что у нас всё происходило по-настоящему. После его жеста пришлось переключать на какой-то крутой боевик со стрелялками, детективами и трупами, но зато в одной с ним компании. Наклонившись затылком к спинке дивана, я больше слушал, чем смотрел фильм и почти шепотом комментировал сюжет. Мои комментарии были настолько по-тупому смешные, что я не мог не заметить: Линар слушал мои размышления с вымученной улыбкой на лице. Он редко смотрел на меня дольше минуты. Так мы могли обойтись без приступов. Блондин, вызывающий трагические воспоминания о прошлом — я по-прежнему оставался триггером для него, сколько бы времени мы не проводили с ним вместе. Иногда я ловил себя на мысли — зачем он сам себя так мучает? Ведь видя перед собой то, что вызывает негатив, невозможно вылечиться. Чисто моё мнение. — Хрен разберёшь эти жанры, — в конце своих размышлений высказался я. — Так или иначе, везде показывают муть под названием «бесконечная любовь». Мне о такой и мечтать нечего. — Ты прав, — поставил точку в моём монологе Линар. В нашу жизнь наконец-то пришел секс. И он был охуительным. Линар хорошее выбрал время. Всё, что он делал со мной вызывало во мне бурю эмоций. Я был удовлетворен и в какой-то мере счастлив. Секс с Линаром, одним словом, — это круто и это чувство счастья привязывало меня к Линару еще сильнее. Иногда, лёжа в постели после оглушительного оргазма или сидя на диване в гостиной рядом с ним после ужина, я смотрел на Линара, на его профиль, пока он не обращал на меня внимание и вздыхал с глубокой тоской. Чего бы я не думал о его поведении раньше, как бы не отзывался о нём — Линар мог быть таким, каким я его представлял в своих фантазиях. Линар мог быть нежным, не психовать и вообще быть вполне интересным собеседником и креативным человеком. Несколько раз, просыпаясь среди ночи из-за мучающих его снов, Линар, стараясь не разбудить меня, тихо вставал с постели и выходил играть на гитаре в специальной для этого комнате. Первые три раза я пугался его ночных вылазок. Меня будто бы охватывала паранойя, что во сне, особенно, если у него случался приступ, он мог бы со мной что-либо сделать — придушить, например. Я не забыл ещё подосланного ко мне бугая, который слишком уж сильно походил на Линара, как и самый первый свой визит в коттедж. Тот бугай даже назвал меня «малыш», хотя Линар использовал это слово, пока у нас не было никаких отношений, после подписания договора я снова стал Крисом. А ранним утром вместо того, чтобы лечь обратно в кровать и уснуть, Линар выходил в коридор и удивительно бодрым голосом просил меня принести ему стакан воды. Фредерико и Лаура занимались своими делами. Они вообще не лезли в наш с ним редкий совместный быт, и создавалось впечатление, что мы с ним только вдвоём. Выпив по одной таблетки из трёх одинаковых баночек, он обязательно звал меня войти в музыкальную комнату и показывал, как происходит процесс написания музыки. Линар надевал наушники и сидел перед специальным микрофоном, прикрепленным к стойке, который был спущен до уровня гитары, там же крепилась нотная тетрадь. Перебирая струну за струной для лучшего звучания, Линар концентрировался только на аккордах и на том, что звучало в его наушниках до тех пор, пока все они не сольются в одну композицию, подходящую под текст. В таких случаях от утреннего орального секса он категорически отказывался. И очень злился, если его кто-нибудь прерывал. В одну из таких утренних пробудок я осмелился спросить у него о музе. Что ему чаще всего помогает придумать пронзительные стихи будущей песне? И конечно же, этой его музой был не я, а кровный отец. Каждое его упоминание почему-то отдавалась болью и в моем сердце тоже. Трагический эпизод далекого прошлого со временем совсем не поблёк. И это чувство то ли боли, то ли сочувствия или глубокого сострадания к нему возрастали, особенно, когда я услышал несколько строчек будущего сингла. Линар сидел на крутящейся табуретке, спустив гитару на специальную подставку. Прочистил горло и держа в руках исписанный листочек, стал читать набросок текста без музыкального сопровождения. По его словам было проще написать текст, чем подобрать музыку, тем более, если он играл не в одиночку, а со своей группой. «В небо взвилась одинокая птица, Мне до неё не достать уж рукой. Будто из сердца исчезла частица, Тучи сгущаются над головой. Птица родная, куда улетела? Я не успел попрощаться с тобой. Жизнь без тебя, словно сад, — омертвела, В нём я как странник, почти что слепой».* В такие моменты мне приходилось сидеть тихо и слушать. Мы проводили время вместе, о большем я и мечтать не мог. У меня пока не было возможности пообщаться с Майей и Миколой наедине. Линар не одобрял, сказал, что когда я привыкну к новой жизни, тогда мне будет дозволено больше свободы. Многое пришлось осознать, переосмыслить и понять. Том и Кэрри моя семья. Я их кровь и плоть, и мне хотелось больше не видеть в них врагов Nо.1. Они дали мне эту чёртову жизнь, и я должен быть им благодарен за это… В этом большом городе Сандерс и Майя мои единственные друзья. И я с нетерпением ожидал того дня, когда мы соберёмся все вместе и весело посмеёмся над тем, каким я стал. Только боюсь, после услышанных насмешек и некоторой критики моих глупых решений, мне уже будет не до смеха. Может, Линар прав, и мне не следует раскрывать все свои секреты? А закопать «скелеты в шкафу» глубоко под землёй, где о них не узнает никто и никогда? За неимением другого общения мне очень нравилось проводить время с Линаром. За столько лет он так и не пережил потерю отца и долгие годы ходил по разным психологам и психотерапевтам. Принимал всякие антидепрессанты, но его ПТСР так никуда и не ушёл. Лишь некоторые симптомы перестали быть такими явными в повседневной жизни. Агрессия, которую он применял ко мне в последний раз в коттедже, не применялась ко мне в новых апартаментах. Не считая каких-то щипков, хлопков во время секса и чуть грубого отношения к моим конечностям — сжатия. Потому я старался выполнять всё, чего бы он не попросил. Я стал для него хорошим мальчиком, удобной куклой, которой можно было руководить по своему желанию. Захотелось секса, я тут как тут, уже лежу готовый на постели. Сказал, чтобы на ночь я одел черную атласную пижаму или устроил уютный вечер для нас двоих, я снова придумал, извернулся и выполнил. Это не было чем-то особо унизительным. По возможности я старался видеть в его требованиях светлые стороны. Время скоротечно летело вперёд, прошел месяц, затем второй и уже третий. Я живу уже в январе 2020 года, но записываю за ноябрь и декабрь предыдущего года. Свои мысли я записывал в тетради. Многое за это время произошло, и главное, что я взял себе на заметку — соглашение, которое я прочту ещё раз и, думаю, буду читать его столько раз, пока с тонкой бумаги не сотрётся последняя буква от вождения по ней пальцем. Ранее Фредерико предупреждал меня, что с момента подписания официальной бумажки у меня будет личный счёт в банке. И впридачу целый личный гардероб с вещами и обувью и прочими мелочами. Опять же, на дорогой вкус «господина» и за его не бедный счёт. Пусть платит, раз захотел иметь живого человека в качестве домашнего питомца. Меня даже уже не оскорбляли подобные мысли. Я не могу сказать, что я все три месяца сидел безвылазно дома. Однажды Линар расщедрился, и мы провели больше пяти часов в дорогом торговом центре, где оставили внушительную сумму денег. Там я был впервые, ибо отдать за лаковые туфли всю мою зарплату мне было не по-карману. Поэтому я выбрал понравившиеся мне вещи на один сезон, мерил в примерочной, пока консультант обслуживала Линара прохлаждающими напитками, и только потом я показывался ему на глаза. Он, в свою очередь, одобрял или отвергал какую-то вещь. Мне повезло, что не нужно было идти ни в один другой магазин, и Линару всё понравилось. Поход за парфюмерией, носками и чего-блядь-там-еще-нужно-было когда-нибудь займутся работники Линара. На следующий день меня разбудили в семь утра. Я не знал, что у меня назначено время в салоне красоты, куда, собственно, и повёз меня Фредерико. Хорошо хоть дал мне время проснуться, позавтракать и одеться в новые шмотки. Мы приехали вовремя. На улицах не было пробок и я даже немного вздремнул во время поездки. Я примерно догадывался, каким экзекуциям подвергнется моё тело, но не ожидал, что после обычной стрижки я попаду сразу в ад. Сначала меня постригла молодая девушка, затем другая дама привела мое лицо, брови, ногти на руках и ногах в порядок. Во время процедур я умудрялся улыбаться и флиртовать с работницами. Таким образом я доказал себе, что я ещё не потерял свою привлекательность в глазах посторонних людей. Пока мой мини-флирт не прервал Фредерико. По его выражению лица было видно, что ничем хорошим моя вольность не закончится. Вольничать я перестал и, откинувшись поудобней на кресле, отдался в руки педикюрщицы. А потом случилось страшное… Мне никогда не приходилось стесняться своей необильной растительности на теле. По моему мнению, её было не так уж и много. Всё-таки я мужчина, и волосатые ягодицы, подмышки, чуть-чуть волос на груди и на ногах не являлось чем-то совсем фу. Однако Линар считал по-другому. Мне сделали эпиляцию подмышек!!! Ягодиц и паха!!! Боли хуже этой, пожалуй, я не испытывал никогда. Было ощущение, что вместе с полосками какой-то бумаги с меня содрали всю кожу целиком. Я орал как резанный, глаза слезились так, что я еле держался, чтобы не разреветься перед мастером. Мои глаза налились слезами, хотелось отвернуться и расплакаться, но я не мог поступить настолько не по-мужски. Мне было очень стыдно за свою реакцию. Хорошо, что на лице мастера не было осуждения. Она как женщина должна была меня понять. После салона мы поехали в банк, где я подписал необходимые бумаги, и золотая карточка была у меня в руках. Снять всю сумму сразу было невозможно, об этом меня предупредили сразу. На моей карте стоял лимит в три тысячи долларов. Получив карточку на руки, я достаточно долго смотрел на неё и не мог понять, что чувствую. Ощущая себя совсем растерянным, я оторвал взгляд от карты и посмотрел на работницу, сидящую по ту сторону стола. Её взгляд сказал мне о многом. Он выражал презрение, что заставляло думать о себе, как о чёртовом иждивенце. Мой предыдущий рабочий счёт был закрыт за неимением на нём ни одного цента, а ведь за использование карточки тоже нужно было платить. Линар со мной в банк не поехал. Он сообщил мне, что подъедет позже, и мы решим две проблемы сразу. Я не с первого раза понял, о каких проблемах идет речь. Готовясь к длительному ожиданию приезда Линара, мне предложили выпить вкусный кофе со сливками. Я был настолько подавлен, заметив намёк на презрение со стороны работницы, что сразу спрятал карточку в карман джинс. Дальнейшее нахождение в банке приводило меня ко внутреннему напряжению и дрожи. В каждом жесте, слове или взгляде приходящих и тут же уходящих по своим делам работников, я видел себя продажным ничтожеством. Казалось, что все эти люди видели меня насквозь и гнусно насмехались. Линар был кумиром среди юных и не очень дев, а тут я, весь такой смазливый, одетый в дорогие шмотки, побритый, помытый и проэпилированный с головы до ног. Этого не было видно внешне, но неосознанно я несколько раз ёрзал на стуле, и это было заметно. Моё тело, а особенно ягодицы и пах зудели. К остальным негативным ощущениям присоединилась неловкость. И как же приятно было незаметно почесать зудящие, скрытые под джинсами места. В общем, с новым образом ко мне не привилось ни одной культурной манеры. Я по-прежнему оставался Крисом из Детройта, но в более тихом варианте. Пока все ждали Линара, я с удовольствием упивался вкусным кофе. Одна кружка, потом вторая в прикуску со сладкими конфетами. Питьё кофе отвлекало меня от мыслей. Может быть, я выпил бы и третью, но мой «господин» уже прибыл в банк. К нему тут же, словно прилипалы, подбежали консультанты и предлагали свои услуги. Тогда то я усмехнулся, понимая, что не настолько уж я жалок. И было интересно, не уставал ли Линар от постоянного натиска поклонниц? Одетый в костюм, весь такой деловой и красивый, с безразличным выражением лица. Мне было тяжело отвести от него взгляд, что же говорить обо всех этих женщинах, которые столь явно пытаются к нему клеиться. Вошедшего вместе с Линаром мужчину я заметил не сразу. У него в руках была папка с документами, которую он сразу же передал работнице. — Мистер Вайт, пройдёмте в кабинет, — девушка вдруг переменилась в лице, стала такой добренькой. Где прежний её взгляд? Неужели так повлиял на неё Линар? — Нам заранее было известно, что часть денег с вашего нового счёта пойдет на оплату государству. Заполните этот бланк, пока я разберусь с бумагами. Я смотрел на бланк и не понимал, что происходит. Мой долг… Я должен был выплатить государству тридцать тысяч долларов США до 11 декабря 2019. Подождите, какое сейчас число? Мисс Вильямс меня предупреждала, что у Кэрри состоится суд в конце декабря и мне нужно быть там. Как же всё не вовремя. Как же об этом мне разговаривать с Линаром, ведь он должен меня отпустить в Детройт. А там Эндрю и неизвестность. Медленно записывал свои данные в бланк. Имя, фамилия… Радость от золотой карточки пропала так же быстро как пришла. Я думал, у меня есть ещё время и я расплачусь сам, без свидетелей. И, как всегда, Линар на шаг опережал меня. Тридцать тысяч из выделенного мне миллиона. Не так уж и много денег останется… Учитывая, что мне нужно прожить на них год. Одежда, еще месячные походы в салоны, покупка всяких ништяков для наших вечеров… Даже если теперь я его питомец, разгуляться на широкую ногу у меня нет никакой возможности. Продолжая заполнять длинный бланк для перевода, я незаметно кидал взгляд на мужчину, сидевшего по правую руку от Линара. Симпатичный. Высокий, смуглый, а главное, деловой. Адвокат Линара. Он же был тем, кто составлял наше с Линаром соглашение. Значит, прекрасно знал, кто я. А я даже не знал его имени. — Прошу вас, я вписал сумму и данные. Квитанция и адрес перевода остались в Детройте. — В папке всё есть, — бесцветным голосом ответил адвокат без имени. Разве так можно вообще? А я думал, что манер нет только у меня, а богатеи получают эти знания с молоком матери. — По просьбе мистера Кинга я лично связался с мисс Вильямс. Она переслала все необходимые документы и адреса. Перевод будет осуществлён напрямик на государственный счёт. Вы больше не будете ничего должны и с вас снимут все обвинения. — Мне придётся ехать в Детройт? — Об этом мы поговорим позже, мистер Вайт. Мистер Кинг осведомлен о вашей нужде быть в суде для дачи показаний. Я лично занимаюсь делом вашей матери. — Как ваше имя? — Дэймон Риджмонт, сэр. Этот Риджмонт не понравился мне с самого начала. В чём-то он был похож на Линара, подобный хищнику, но в то же время чувствовалось в нём что-то мерзкое и липкое, будто бы огромная склизкая гадюка с глазами мерзкой жабы. Я окинул взглядом Линара. Он сидел безучастно и пил принесённый ему кем-то кофе. — Итак, проверьте данные на бланке и подпишите вот здесь, — ноготь с красным лаком уткнулся в небольшую линию внизу бланка. Я вписал туда дату, место и поставил свою подпись. — Сумма в тридцать тысяч долларов плюс комиссия банку в размере пятидесяти долларов будет списана с вашего нового счёта. Государственная касса получит деньги через два дня по экспресс пересылке.***
В конце декабря с сопровождением я отправился в Детройт. На сколько я понял, Кэрри и Риджмонт прежде договорились, чтобы её защищали. Услышав эту информацию от Линара, который посетил штат Мичиган вместе со мной, а также сопровождал меня на суд, я обрадовался. В моей душе разгорелась надежда. Я верил, что Кэрри даст себя защитить и не сядет в тюрьму. Для меня это было важно. Я не могу обьяснить почему, но алло! Это же блядская тюрьма! Суд длился приличное количество времени, чтобы все в зале могли устать. Мне жутко хотелось зевать, и я мечтал о кофе. Судья уходил два раза на перерыв. Такое муторное дело этот суд. Он никак не хотел заканчиваться… На электронных часах в зале суда менялись минута за минутой, зачитывались не менее ста пунктов обвинения и каждый из них предпалогал за собой срок. Затем судья вызвал меня для дачи показаний. Я сделал всё возможное, чтобы оправдать Кэрри. Во время ответов на тысячу и один вопрос я не спускал взгляда с матери. И она ни разу не взглянула в ответ. Я сразу понял, что здесь что-то нечисто. Кэрри не хотела оставаться на воле. Меня обманули. Но почему? И я оказался прав — мистер Ричмонд сидел в зале суда чисто для виду. Прокурор не оставил Кэрри даже шанса. Ей присудили три года тюремного срока, в тюрьме А уровня. С меня все обвинения были сняты, и по делу я проходил только как свидетель. С нашей последней встречи мать изменилась до неузнаваемости, она похудела, её волосы отросли ниже плеч. И при свете длинных ламп над её головой на светлых волосах матери я отчётливо видел проблеск седины. А также на фоне её худобы у Кэрри ярко отчерчивался округлый живот. Если бы я не знал, что всё это время она находилась под следствием в тюрьме, то подумал бы, что она беременна. Но этого же не могло быть, ведь так? Вот и я так подумал и сразу же отбросил от себя эти мысли. После оглашения приговора Кэрри не пожелала со мной увидеться, последнее, что я слышал от неё, когда приставы выводили её закованную в наручники из зала суда, это: «Придёт время и ты отплатишь мне за потраченное на тебя время. И не дай бог ты откажешься, я тебя просто прокляну!» Ни через несколько часов после суда, ни через несколько дней и недель я не мог оправиться от сказанного мне Кэрри. Линар тщательно следил за мной и моим душевным состоянием. Заметив за мной апатию и подавленное настроение, Линар не выдержал моего депрессивного настроения и, сев ужинать, сказал: — Я даю тебе право встречаться с психологом, пока тебе не станет лучше. Для меня было полезно поговорить со специалистом, но, к сожалению, меня уже ничего не радовало как прежде.***