Пятнадцатый отряд

      С подъёма и до самого прибытия в торговый город двух стран Этел остаётся задумчивым, погружённым в свои мысли, естественно занятыми вечерним событием. Вопросов не задаёт, не пытается развязать беседу, походную коричневую длинную куртку принял молча, тогда как форменная отправилась в сумку. Свою я бы с удовольствием вывернула наизнанку и одела б так, чтобы выразить презрение к должности, но разумнее поступить так же: просто убрать с глаз долой. Это неплохо — стоит побыть душой, разумом в покое пока можно. В Фиозере нас может встретить что угодно, впрочем, на пути домой тоже. Джинно в этом плане прав — он не такой как мы, это очень заметно в его духе, повадке, и подобное путешествие сопряжено с большим риском. К смерти ему ещё только предстоит привыкнуть и понять, что не всегда та плоха, а порой и лучше жизни. Обрести покой. Смерть неотъемлема для тех, кто родился. Потому-то всё живое, даже такие как мы, разбуженные силой. И пускай ученик постигает это без особой спешки и потрясений — с нами он сможет повзрослеть без срочности и стать при этом не слабее нас. Это небольшое странствие со мной лишь ещё один шаг вперёд, который приоткроет ему безопасный кусочек нового. И вот примет ли он его в свою душу или нет — выбор только его самого. Главное, что будет знать и думать больше, это только впрок. Даже бывать в новых местах, находиться среди новых людей полезно. И нельзя не думать об этом, глядя на Чиэдериосал, развернувшийся в аккурат на границе Скечиара и Фиозера. Место обмена, место мира. По крайней мере, попытка.       Относительно новый город выделялся даже окружением — выбрали эту точку не случайно. По восточную сторону виднелись скалистые основания, невысокие леса, ныне припорошённые снегом, а по западную уже начиналась степь Ткачей Магии. По большей части ровная до самого горизонта, с холмиками кустарников, но без единого деревца. Древесина в Фиозере ценится в любой год. И стык природы должен лучше передавать стык культур. Торговые районы, и легко можно не заметить, как из типично скечиарского, упорядоченного рынка угодишь на базар фиозерских купцов, а в какой-то момент речи и других гостей смешаются в одну. Мне довелось побывать здесь впервые, когда Чиэдериосал только достроили, и к тому моменту повадки фиозерцев я понимала неплохо. Посему их поведение по-первой в торговом городе, по большому счёту, выдавало опасливую хитрость, ужимки. К счастью, сейчас здесь уже гораздо спокойней, и можно не сильно беспокоиться, отпуская детёныша на прогулку по пёстрым улицам. И дураку видно, с каким интересом Этел посматривал на дома, стоило нам только пересечь восточные ворота, украшенные скечиарской искусной ковкой и фиозерской золотой росписью. Юноша прислушивался к людям, ощупывал всё аурой с живой и искренней любознательностью, которая искрилась в серых глазах. Да и не повредит планам, может, такая передышка даже хорошо. Мне и самой хочется немного побродить одной, посмотреть, что нового на прилавках, побаловать себя сладостями, какие у нас просто не умеют делать. Поэтому как только мы дошли до центральной площади, где несмотря на зиму бил и пенился фонтан из подземного тёплого ключа, я остановила ученика и легонько привлекла его внимание аурой, призывая слушать тщательно. Тот в секундном удивлении насторожился, повернулся ко мне. И в этом уже сквозила не только вежливость, готовность ученика как летом. Но то, как младший доверчиво ожидает, внемлет старшему. Собранность и начавшаяся формироваться зрелость. Через пару лет он станет совсем мужчиной.       А если всё сложится, то ещё и доблестным. Продолжит ли он наше дело или нет — не имеет значения. Если он сохранит то, что имеет. Этого будет достаточно. Я выдохнула, в полной мере ощущая груз насыщенных лет, бремя старшего, что и тяготило, и наполняло гордостью, ответственностью; и начала: — Значит так, Этел, я даю тебе часа три, чтобы прогуляться вокруг, — прерываюсь, видя как в его лице проступил безмятежный подросток, не верящий в такой подарок, однако спустя несколько секунд в его голове зашевелились вопросы и домыслы, и продолжаю обозначать положение. — Без денег и свои не трать. Однако на обратном пути, если всё будет хорошо, сможешь что-нибудь купить. А пока просто познакомься с местом. — Спасибо, — кивнул ученик, в небольшом волнении поправил лямки рюкзака, что не может не вызвать лёгкой улыбки. — Я постараюсь быть аккуратен и не встревать в передряги, а так же не выдать своего присутствия. И где мы встретимся, через сколько?       Внутренние часы у него ещё не работают как надо, по солнцу не сориентируешься из-за туманной облачности, но к счастью, на каждой площади есть часы. Правда, на каждой разные: водяные, огненные, солнечные, песочные, даже цветочные летом — это касается фиозерских манер, а от Скечиара можно найти механические с разным боем. На этой площади установлена чаша водных. — На этой же площади, Этел. Через часа три. Смотри, клепсидра, — я указала рукой на небольшое, но занятное сооружение. — Видишь, сколько воды в нижней чаше — это десять часов. Примерно. Значит, к часу дня постарайся быть здесь — ориентируйся по другим часам. И если возникнут вопросы, можешь обращаться ко мне. — Хорошо, я понял, — он улыбнулся, выдохнул, расправив плечи, огляделся, а потом неуверенно, будто наугад, пошёл в сторону.       Начинать свою собственную экскурсию по Чиэдериосалу, которая, возможно, преподнесёт ему парочку сюрпризов. Мне оставалось лишь проводить его взглядом, дождаться пока он не скроется в разношёрстной толпе, где любой путник не выделялся особо: привычная нам мода, пёстрые одежды других фасонов, целиком белые плащи, различные шляпы и уборы; и самой прикинуть маршрут.       Минуя главные улицы, на которых расположились представительства Делрегайта и чужестранных гильдий, я пробиралась к западной, не самой престижной части. Там умельцы всё делали руками, по старинке, что придавало вещам непередаваемой особенности. Незаметно раскинутая на весь город и за его пределы аура не ощущала особых магов или заклинаний, что не особо успокаивало — они, как и я, могут просто маскировать своё присутствие, не желая никого ставить в известность о своём визите в Чиэдериосал. Многие частенько так делают: развлечься, пошпионить, незаконно пересечь границу или встретиться с кем-то, не отчитываясь перед военными. В целом, настроение хорошее и уверенное. Да, в Фиозере сейчас не лучший сезон для путешествий: зима, пустыни, самое главное — месяц религиозных обрядов, однако ждать нельзя. Если мне удалось дотянуться до одного, то нужно обезопасить его как можно скорее. У меня нет сомнений в том, что я справлюсь со всем. А пока можно подготовиться к непростой дороге и отдохнуть. Фиозерцы вовсю болтали на своём мелодичном, мягком языке — этот гомон слышался из каждого уголка: шатры, необычной формы дуговые крыльца, в толпе, с беседок-столов. Не приходилось даже расспрашивать о том, как идут дела в их городах, какие слухи, что за обстановка, настроения. Настолько они уверены, что все скечиарцы брезгуют изучать их наречие. Услышанное меня удовлетворило: ничего особого нового. Холода ударили сильнее и раньше, чем в прошлом году. Одно племя кочевников, яапай, отчего-то опасно приблизилось к городу. Знатный богач сыграл свадьбу своей дочери, заключив выгодный политический брак, и положение сторонников хитрой политики только укрепилось. Баяли, что далеко на западе видели падение звёзд в ночном небе. Не удивлюсь, если это чистейшая правда. И разумеется, много слухов о действии Скечиара на его южной границе, что Фиозер исподтишка старается сорвать планы соседа по захвату небольшого островка земли. Всё как и в любом другом месте в этом мире. И ничего особого, что могло изменить или помешать нашим намерениям.       В базарных рядах на меня частенько бросали не косые, но заинтересованные взгляды — в Фиозере к женщинам отношение иное, более мягкое, и увидеть даму с оружием для них всё равно не слишком ожидаемо. Это вообще не беспокоило, и я чувствовала себя нормально и уверенно. Всё было под контролем и понятно, без резких изменений и происшествий вокруг. Отдавало безмятежностью, какой не грешно насладиться, пускай и поверхностной. На прилавках, коврах лежали безделушки, на некоторые волшебные даже хотелось полюбоваться, поспрашивать о них купцах, что я и делала. Но так или иначе цель не обременяющего блуждания осталась неизменной, и меньше чем через два часа я уже отыскала лавку сладкого пекаря. Запахи мёда, орехов, сиропов, специй, ягод приятно витали в воздухе, поднимая настроение, делая его ещё лучше. Из всех сладостей, что мне довелось пробовать в разных краях, именно эти самые лучшие. Немного жаренных оттенков, чуть больше свежей выпечки — отчётливо доминировал и свежий хлеб. В традиционно фиозерской манере его делали в форме лепёшек. Методично оглядывая стойку с коробами, я искала баклаву — самый излюбленный мною сладкий изыск. Слоистое тесто, пропитанное сладким мёдом так, что даже орехи тают во рту. Лоток с ними был наполовину пуст, но мне хватит нескольких, чтобы насладиться перед дальней дорогой. — Доброго дня хозяин, — обратилась я на скечиарском, впрочем проявляя вежливость к занятому хозяину. — Почём за одну баклаву? — За дюжину медных нанув, — протянул он с акцентом в попытке текуче соединить гласные с согласными, отрываясь от взвешивания сушёных слив чёрного сорта, взглянул на меня снизу вверх. — Я могу вам завернуть с собой. Сколько дать?       Мужчина с чёрными, курчавыми волосами, с миндалевидными серыми глазами выжидательно взглянул на меня, и я уже хотела было назвать ему количество, как вдруг всё хорошее настроение кануло в никуда, оставляя после себя гнетущее, болезненное отчаяние. Предвкушение сладкого на языке обернулось привкусом ломкого пепла. Горького, терпкого. Слишком известное мне ощущение. Ублюдок. Даже волосы на теле вздыбились, а из глубины души поднялось нечто жалкое, мучительное. Почему? Почему из всех людей именно он оказался рядом, здесь. Ублюдок.       Очередная насмешка судьбы, которая преследует очень давно. С завидной точностью, хотя… как иначе. Сейчас он тоже заметил меня и как обычно не предал этому особого значения, позволил своей ауре выйти из общего фона, проступить контуром. Как всегда сильная, схожая, родная. И будто молния небольшими раскатами пробегает то с одной стороны, то с другой. Оно, он сам единственный, кто смог бы дополнить меня по-настоящему и полноценно, если бы… Если бы. Но этого нет. Как бы меня ни тянуло. Ничего нет. Ублюдок. Внутренне напрягаюсь, нужно держать себя в руках, не привыкать, ничего страшного. Больно, но плевать. Боль пройдёт — злость останется, единственный спутник. Так лучше. Не поворачивая головы, я скосила взор вправо, в ту сторону, откуда он шёл. Даже приметив его фигуру краем глаза, я моментально узнала его, его черты, его походку. Они словно родные, словно я касалась его ещё пять минут назад, хотя ни разу в жизни мы не соприкасались больше, чем приходится соратникам по работе. И то грубовато — слишком уж моя персона приковывает внимание третьего отряда, его цепкого капитана, что сейчас приближался. Высокий, уже не ребёнок, каким я его увидела впервые в тот день, статный, что чёрный камзол, напоминавший его военный мундир, лишь подчёркивал. Черты лица хищные, и если смотреть непредвзято, то они действительно перекликаются с моими. У него лишь более вытянутое лицо, да и нос более загнут, напоминает орлиный. Сейчас из-под меха шапки не видно его волос, но те наверняка средней длинны, и цвет необычный — иссиня-чёрные брови приподнялись в деланном, издевательском удивлении. А глаза, не менее необычные, янтарные, совиные или ястребиные, смотрят цепко и пронзительно. Ублюдок.       Почему бы тебе просто не пройти мимо, а? Успеваю незаметно набрать воздуха в грудь, как его голос тягуче пробивается сквозь внешний шум, ставший таким мелочным. Делает и больно, и где-то в глубине разом спокойно. Чёртова связь. Её и заглушить-то нечем. — О, Се-ельви-игг, — протянул Алвиз с таким высокомерным дружелюбием, что захотелось ударить его, но нельзя: наследник благородного дома Налатоскена как никак. Мне проблем со своим домом хватает, — кто бы мог подумать, что тебя можно тут встретить? Без приказа Делрегайта. Не припомню, чтобы тебе давали разрешение. И что же тебя привело на границу, глашатай дома Таллера?       Спокойно, не нужно ничего отвечать, тогда он быстрее отвалится, уйдёт и оставит меня в покое, наедине с той утратой, какую никогда не восполнить. Какую он даже не чувствует. Возможно, к лучшему для меня, для него. У нас разные пути. Но я-то могу чувствовать его рядом. Особенно когда он с кем-то — не со мной. Когда я не получаю того, что должна была. Чуть ли не по праву. Может быть, оно сделало бы лучше — но у меня нету этого. Остаётся скрипнуть зубами, удерживая раздражение, боль и враждебность. Не реагируй, сейчас у него нет оснований придираться с должности. — Ты что-то немногословна сегодня. Обычно тебе всегда есть что сказать, даже когда тебя не спрашивают, — мужчина приблизился ко мне почти вплотную, наклонился как птица, наблюдающая за зверьком, в голосе прибавилось зловещего предупреждения: — И по уставу, и нет, Вигги.       Ещё бы. Тут такое приходится расхлёбывать порой, так выкручиваться, что шуты бы надорвались со смеху. Левую руку, незримую ему, тянет к рукояти меча. Хотя бы просто коснуться гарды, успокоиться. Но я держу недвижимость. Напряжение наполняет — у меня не было времени морально подготовиться к такой встрече. Ублюдок, сходи на хер.       Алвиз же хмыкнул, искривив губы, которые могли быть чувственными порой, однако сейчас в изгибе издёвка, презрение и чувство собственного ликования. Как же это оскорбляет именно от него. Ты не лучше меня — мы равны от природы, раз признанны. Хоть мне и хочется рядом с ним побыть просто слабой, я не могу себе этого позволить. Это лишь сделает хуже: наши миры слишком различны. Да даже цели визита в этот город. Я не хочу знать, что у него: личная встреча, проверка третьего отряда. Хотя… если это проверка, то знать стоит. Возможно, что и он относится перво-наперво настороженно к моему присутствию в опасной близости к фиозерскими гильдиями. С коими можно договориться против Скечиара. Не дождавшись от меня ответа парень бегло осмотрел прилавок, возле коего я застыла, а он вальяжно остановился. Гнетущее ощущение засосало под ложечкой. Естественно, всё личное — слабое. — Не думаю, что ты проделала весь этот путь ради сладкого. Хотя удивительно, что ты его любишь, — хмыкнул Налатоскена с намёком на положение слуг, которые не всё могут попробовать со стола, а потом обратился с улыбкой в хозяину лавки: — Какие хотела выбрать девушка? — Баклава, очень вкусная и мягкая, — ответил тот с дружелюбием, неправильно расценив намерение мужчины, поскольку был занят своими хлопотами. — Вчера пропитывался, а сегодня готов таять во рту. — Я возьму все, что у тебя есть, — нагло ощерился Алвиз, не глядя полез за кошельком.       Деньги это не то, что его беспокоило. Ну конечно, главное отобрать. Скоро он уйдёт, и я смогу хотя бы выдохнуть. Пускай проваливает, но… Сука. И ту крошечную радость умудрился испоганить. Ни единой эмоции во вне, иначе ему будет лишь веселее. Ничего нового. С того дня ничего нового. И как же больно: на душе расходится старая рана, обдавая новой кровью. Почему всё должно быть так? Ведь он сам чувствует эту реальную тягу, хоть и понимает, толкует её по-своему. Ещё и Делрегайт из-за коего мы видимся, да и в доме Вицензо он частый гость. Просто дерьмо. Продавец ловко всё упаковал, и пока он отсчитывал сдачу, капитан третьего отряда взял одну пастилу, покрутил перед собой, словно взаправду оценивая. Руки в чёрных перчатках, сшиты аккуратно. Кажется, материал не дешёвый. Такой можно и зачаровать как артефакт. — Выглядит съедобно, хоть и простенько, — парень взглянул на меня сверху вниз, продолжая куражиться, словно ему мало. — Знаешь, я мог бы поделиться с тобой, если ты хорошенько попросишь. Я более радушный, чем Викензо, и более, — он огладил меня тем самым липким взором, как вещь, — добрый. Я до сих пор ума не приложу, почему он тебя держит при себе? Мне так любопытно.       Этого тебе, дорогой добряк, не расскажет и сам Таллера. Твой любимый двоюродный дедушка не посвящает даже тебя в эту тайну. Бережёт свою находку ото всех. Хорошо хоть проявляет умение слышать.       Алвиз же демонстративно ждал ответа, предлагая всё же подискутировать об удовольствиях и капризах старейшин, пока я держала эмоции внутри, старалась превозмочь их. Опять. И опять, и опять! Наконец он получил сдачу и покачал головой: — Что ж, было приятно повидаться, Вигги, — заговорил он, безмятежно вдохнул грудью. — Надеюсь, что твоё следующее задание пройдёт без нареканий. Твой отряд подкидывает мне не мало работы. А если захочешь, — приглашающе приподнял свёрток с баклавой, — я ещё буду в городе до заката.       Наконец сдвинулся с места, но я ещё долго провожала его краем глаза. Через несколько десятков метров к нему, как к видному и более богатому, подбежала детвора, и он легко отдал им часть сладостей. Ему те даже не нужны. Как и всё прочее. Я отвернулась и с шипением выдохнула, а потом услышала, как хозяин лавки что-то недовольно бормочет, что скечиарцев не разберёшь. Действительно. Но не всё можно купить за деньги, и кому как не мне это знать лучше прочих. Я встряхнулась и обратилась к нему на фиозерском наречии: — Не скажешь, сын дюн, могу ли я найти ещё где баклавы? — Ты знаешь наш язык? — спросил он с удивлением и округлившимися глазами. — Знаю, — хмыкнула я, покачивая головой. — Я бы правда очень хотела купить сладость. — О да-да, тебя так грубо опередили. Я думал, он хочет угостить тебя, вы явно знакомы и выглядите хорошо вместе, но, — он похлопал ладонью по прилавку, под мою кривую усмешку, — дело торговца получить деньги. Если ты пойдёшь через две улицы и туда, вглубь к трущобам, то парочка пекарей тоже делают лакомство. Там она конечно не такая свежая и орехи постарее, но может удача улыбнётся тебе. — Спасибо, я посмотрю, — поблагодарила я его и пошла в указанную сторону.       К чёрту всё. Я хочу — я добуду. И удача уже крупно улыбнулась мне, раз с той первой встречи он не распознал меня, то что говорить сейчас? Представлять-то страшно, что могло случиться, знай Алвиз сейчас о том, что мы друг другу самые настоящие избранные.