Пятнадцатый отряд

      Уходить на задание, которое и не задание вовсе, только вдвоём, без офицеров и остальных учеников, было немного странно и по большей части волнительно. Впереди ждала неизвестность и прикосновение к новой части меня самого. Что я там увижу? Что мы там встретим? Как это займёт место в том сне и реальности? Это всё будоражило, что-то новое. Особенное. Ушли из лагеря быстро и молча, не довелось даже получше попрощаться с друзьями. Видимо, Сель самой не терпелось отправиться в путь. Или же просто наше дело не терпело отлагательств. Вчера видение, сегодня отбытие. Думая об этом с такой точки зрения, я вспоминал сон, и те подсознательные ощущения заставляли ёжиться прямо на ходу. Капитан мне сказала лишь, что идти будем весь день и что будет удобнее, если я отложу вопросы на потом, на вечер. А я и не возражал. Хоть понимал происходящее весьма относительно, со своего положения ученика и полуофициального воспитанника, и непонятное вполне могло отдавать куда более неприятным, чем всё уже пройденное, или даже ужасным — я решил просто довериться девушке. Не сомневаться в ней, как и она во мне, наверное. Она обещала дать мне возможность прикоснуться к подобному, к делам волшебного дара или же просто к тому, чем они с Джинно заняты на самом деле помимо работы на Делрегайт. Чтобы я мог лучше понять свои желания, сделать выбор потом. Обстоятельство и выдалось практически само собой. Поэтому весь день, на протяжении коего мы шли то по зимнему лесу, то по припорошённым тропам, то по дорогам, я просто шёл молча и… тихо радовался такой возможности. Чуть-чуть переживал за грядущее, временами размышлял обо всём в своей жизни, не спеша к неизвестному будущему. Поскольку потом буду сосредотачиваться на более серьёзных вещах, а пока дорога помогла не загоняться особыми и хитрыми догадками. Заодно давала хорошие моменты понаблюдать за Орголиссо, её магией и местностью, что менялась весьма заметно.       Заснеженные участки, покрытые простой изморосью, снова снег, расчищенный тракт, по которому ездили и грузовые повозки. Деревни, города. Менялся и стиль, достаточно резко, чтобы я сразу обратил на это внимание. Деревянные срубы на сваях уступили сперва несколькоэтажным теремам, потом более приземистым избам на фундаментах. Каменные дома городов отличались то формой окон, то скатам крыш, то формой зданий. И это позволяло понять, что учительница совершала магический перенос с большей скоростью, чем обычно. Отправляемся мы явно не в ближний край. Это само собой возвращало меня мыслями к тому грядущему, что вот-вот откроется передо мной. Я думаю, что мы двигаемся навстречу тому, где будет находиться нечто из видения, или тому, что служило его причиной. Это должно быть сильное волшебство, раз оно проделало такой огромный путь. Что можем слышать такие как мы, наделённые, как говорила сама Сель, тяжёлой кровью? Какое-то явление или особо стечение магии. Вероятно. Или же это подобный маг? Может, они собираются порой и… не знаю, обсуждают свои цели? Насколько те могут отличаться от дел Делрегайта. В какую из сторон? Надеюсь, что в любом случае всё пройдёт хорошо, что я справлюсь и ничего не испорчу. А если и увижу то, к чему не готов, то сумею выстоять достойно, ведь мне дают выбор и ни к чему не принуждают — это возможность. И каким бы результат не окажется, я буду лучше понимать частичку себя в жизни и тех, кто готов меня поддерживать. Сельвигг на протяжении всей дороги шла чуть впереди меня, не оглядывалась — смотрела вперёд и лишь изредка по сторонам, однако её аура плотно прилегала к моей и ощущалась как рука на макушке.       Я догадывался, что так удобней и что так она маскирует мою ауру. Наше перемещение не должно было привлечь особого внимания. Это я спокойно понимал и так, а когда поздним вечером мы остановились в захудалом постоялом дворе, что служил одновременно местом для посиделок во всей деревушке, удивления совсем не возникло. Стоило ступить внутрь, как тёплая затхлость, приправленная самыми различными и не особо приятными запахами, хлынула в лёгкие. И хоть снаружи было зябко и холодно, а усталость после пешего броска напоминала о себе — захотелось обратно на свежий воздух. Девушка по-прежнему молчаливой тенью завела меня вглубь шумного зала, где нам удалось отыскать свободные места с краю вытянутого и занятого стола, и она отлучилась переговорить с владельцем. Я аккуратно стягивал сумку, верхнюю одежду и осматривал не слишком освещённое помещение. Небольшое, на окнах вместо стёкол пузыри — сквозь них виднелись закрытые снаружи створки. За длинными столами сидели местные мужчины из деревни, там распивали пиво или вино, тянули песни в разнобой. Хорошо, что нас от такой компании разделяет достаточное расстояние. Пустой просвет стола успокаивал. В углу сидел один путник, что не привлекал к себе особого внимания. Недалеко компания других странников. Достаточно много народу. Обстановка чем-то напоминала трактир в Къяррании, только как-то попроще, пониже и поопасней. В таких местах частенько случаются драки и склоки из-за ничего или пустяков. Об этом говорил даже вид кривых стульев, сколоченных точно наспех.       Будет очень смешно, если тут-то мы и встретим то нечто. На вид немного нервно, но в целом спокойно. Я с выдохом сел на скамью, чтобы не привлекать внимание соседей по столу. Они на вид другие — крестьяне, и этот немалый труд отражался в их одежде, фигурах, даже в выражении бородатых лиц и том, как грубые, большие пальцы сжимают кружки с пенным. Серые, армейские куртки Делрегайта очень уж тут выделяются и без яркого света. Душно. Пахло воском, пылью, чем-то кислым, мешался оттенок жареной курицы, тянуло ещё и потом, и совсем на краю нюха отходами. Очевидно, что зимой отхожее место размещают не очень-то далеко. Зато хотя бы удобно. Я хмыкаю, сцепив руки на столе, и примечаю возвращающуюся невысокую девушку, что уже стянула с себя шапку, расстегнула утеплённую и удлинённую куртку. Кажется, она единственная тут девушка. Хотя может, на кухне трудятся дочери или жена владельца — отсюда не видно, просто немного неуютно и тревожно за наставницу. Я видел, как некоторые косо и с неприятной оценкой посматривают на неё. Их не останавливал даже вид длинных ножен, висевших рядом с левой ногой. Впрочем саму Орголиссо это, кажется, не тревожило ни разу, и мне оставалось лишь сухо выдохнуть и нервно тереть пальцы. Девушка прошла, скрипя половицами и села на лавку напротив. Интуитивно я понял, что так я смогу приглядывать за её спиной, а она за моей. Здорово. — Минут через десять поедим, а потом заночуем в комнатушке сверху, — негромко оповестила меня капитан, делясь планами. — А завтра до полудня дойдём до Чиэдериосала. — Неужели? Это же общий с Фиозером торговый город, точка перемирия. Нам столько рассказывали о том, как непросто было добиться такого! Я всегда хотел побывать там, — я от удивления и радости встрепенулся, потом нагнулся вперёд, благоразумно сбавив громкость. — Получается, мы идём в Фиозер? — Именно, на фиозерский лад название произносится как Чиэдериозал. Иногда кличут Нанува — монета. Это поможет тебе выделить в толпе фиозерцев, поскольку на вид там сложновато различить, — спокойно поясняла Сель, медленно почёсывая нос с горбинкой. — Делрегайт там есть, как и представители магических гильдий Фиозера. Но мы там будем как гости, без серых курток. И я дам тебе несколько часов, — она чуть улыбнулась с лёгким кивком, — чтобы походить по городу. Денег я, правда, тебе не выдам — там много воришек и просто наглых торгашей.       Я довольно и согласно закивал. Что ж, этому я не удивлён — даже от дяди Уолта слыхал про лавчонки, возле которых бегают беспризорники и не только. И я далёк от мастерства торговли, так что буду рад просто погулять по необычному городу, являющему собой хоть какое-то мирное и надёжное взаимодействие между двумя большими странами.       Там можно найти диковинки из Фиозера, вещицы из Скечиара. Увидеть то, как всё это сосуществует, смешение культуры — строили Чиэдериосал обе стороны. И в названии я признал манеру Скечиара брать и объединять два языка в одном названии, как это было в Ризаннате. Это замечательная возможность, и я искренне радовался завтрашнему дню, но не забыл о сути нашего похода. Если Сельвигг говорит, что мы будем там «без серых курток», то это значит, что наше передвижение в чужой стране должно остаться неизвестным или хотя бы не очевидным. Иначе к Орголиссо появятся вопросы, нам могут помешать. Позволяло прикинуть масштаб. Вокруг продолжали шуметь люди: песни, стук кружек, гомон, короткий грохот с кухни, и всё же я бесшумно вдохнул, вновь поднял глаза на девушку: — И насколько мы отдалимся от границы? — голос держал осторожным и собранным — затея похода обрисовывалась крупными мазками, которые при обычном, прежнем раскладе в военной карьере сулили неприятностями. А нынче давали знать о сложности и незримой важности всей задумки. — Правильный вопрос, — капитан улыбнулась одной стороной губ, скрестила руки на щербатом столе, нависла. — Придётся углубиться в их степь и пустыню, что само по себе небезопасно. И я не знаю то место, могу лишь слышать. И ты начнёшь. Когда мы подойдём ближе.       Мы будем что-то искать, причём «на ощупь». Не могу разобраться, насколько сама Сель понимает происходящее. Хотя мы оба втянуты. Я уж собрался было мысленно спросить о том, что же это всё такое и зачем нам двигаться далеко на недружественные территории Фиозера. Несмотря на то, что догадывался — ответа мне не дадут, намёк в лучшем случае. Но тут из общего фона к нам, точнее к девушке, вышел мужчина, чем мигом отвлёк от разговора, заставив быстро сфокусироваться на внешнем. Мы ведь не в самом спокойном местечке, какие-либо конфликты или инциденты ни к чему. Я внутренне подобрался, чтобы в случае чего не растеряться и не сглупить. Незнакомец был невысоким, приземистым, с окладистой, но короткой бородкой. Плечи особо широкие и массивная шея. Вероятно, здешний кузнец, а может и нет. Кто ещё в деревне работает с нагрузкой на такие мышцы? Дровосек?       Я не ведал, зато вот взгляд его зеленоватых глаз распознать смог даже такой молодой и неискушённый в жизни ученик как я. Неприятный интерес, похотливый. Само такое напрягло ещё больше. Мужчина начал говорить ещё в нескольких шагах от Сель: — Что ж это ты с остальными поздороваться не хочешь? Тут весело! Знаешь, какие мы удальцы? — не особо связная речь выдавала парочку пинт выпитого, зато вот на движениях те не сказывались — рукой куда-то в зал махнул он чётко. — У нас вот такие редко захаживают. Видать, какой-то интерес тебе есть, а ведёшь себя недружелюбно. Может, в мою мастерскую хотела заглянуть? Пойдём, посмотришь, что интересного есть у меня, а? Мы удивлять умеем не меньше за этим делом. Тебе понравится!       Его фразы возмутили меня, обдали липкой неприязнью, и настойчиво хотелось убрать этого человека отсюда, чтобы он больше не лез к Сель, да и вообще к другим девушкам. Это недостойное обращение с ними, ведь подошёл он именно для себя, своей потребности. Как это мерзко. Внутри ворочалось желание встать и развернуть его восвояси, я ощущал, что сила тоже откликается и чешет руки. Не то, чтобы я не думал, что капитан может за себя постоять — естественно может, просто я не хотел терпеть такое в своём присутствии, позволять так обращаться. И всё же неуверенность или, скорее, неопределённость за своими действиями присутствовала. Девушка сама решает, что и как, она далеко не беззащитная. Не стоит вмешиваться, пока в этом нет действительной надобности, разрешения или же просьбы. Я с неодобрением наблюдал, как это мужчина тянется рукой к ссутулившейся фигуре, недовольно сжал губы, однако моя спутница предсказуемо сама начала действовать. Жёстко перехватила чужую руку, сдавила. — Проваливай, я не в настроении лясы точить, — недвузначно ответила Орголиссо в низком от угрозе тоне.       Она тяжело взглянула на незнакомца снизу вверх, и создалось противоречивое впечатление, что та наоборот нависает над ним. Зрительный контакт длился лишь секунды три, и Сельвигг оттолкнула его. Тот раздумывал ещё пару мгновений, малость заторможено, а потом поспешил ретироваться к своей компашке. Я сухо выдохнул, покачивая головой, свёл брови. Облегчение не смогло до конца разогнать потревоженные чувства. Мой осторожный взор изучающе коснулся лица девушки. Ничего в выражении особо не поменялось: широкие скулы, бледность кожи. И мне впервые показалось, что тёмные косматые волосы красиво очерчивают эту болезненную чистоту. Что в сочетании черт, если вычесть мрачность и усталость, есть что-то действительно привлекательное, не демонстрировавшееся напоказ. Самое главное, синие, хищно-посаженные глаза смотрели как прежде. Спокойно, дружественно, и я всё же спросил: — Всё нормально? Я просто не знал, как лучше вмешаться, — потёр пальцы и костяшки, в коих ещё пульсировала готовность защищать. — Ты ещё не дорос в такие разговоры вмешиваться, — с недобрым весельем улыбнулась она, пересела поудобней и продолжила уже разъяснять: — Не переживай, Этел. Просто тут нет шлюх — все друг друга знают. Но как только появляется возможность сходить налево без особого скандала, то как видишь. Знаешь, я довольно долгого путешествовала одна, и мне было меньше лет, чем тебе. Так что мне не привыкать.       Сель умолкла со смешком, потому что человек в замызганном кожаном фартуке вынырнул из-за другого стола и поднёс нам одну большую тарелку и кувшин. Глухие стуки, запах специй, насыпанных, чтобы скрыть другие, не особо свежие ароматы. Потом угрюмый мужчина извлёк из бокового кармана два глиняных стакана, две деревянных ложки и ушёл.       Провожая, видимо, владельца заведения взглядом, я думал о словах учительницы, об этом небольшом откровении — всё же я не так хорошо знал её. При всём, что мы уже прошли. Младше меня, это ей не исполнилось и пятнадцати. Ребёнок, пускай и обученный, но один? В таких вот местах, в чужих краях, насколько я знал со слов Малоуна, может, и с людьми похуже. Из-за только что случившегося этот факт заставил сердце тревожно сжаться, а разум наполнился удивлением. Сам собой подо всеми этими мыслями всплыл образ её наготы, какую я увидел одним только краешком. И беспокойство разных предположений смешалось с лёгким смущением. Я быстро перехватил одну из ложек и, пока Орголиссо задумчиво и неспешно наполняла свой стакан каким-то отваром, осмотрел сегодняшний ужин, чтобы сперва унять эмоции. Кажется, на большой тарелке лежало овощное рагу с мясом. Только совсем уж кашеобразное. Я почерпнул содержимое, принюхался, ничего особо отталкивающего не приметил и отправил первую порцию в рот. Поесть надо, завтра день будет насыщенней и необходимы силы. Пережёвывая жёсткое мясо с лежавшими овощами, я наконец с рассудительностью вернулся к теме. Почему девушка странствовала в одиночку в таком возрасте? Разве она не говорила, что у неё был учитель? Да и вообще… семья? Ведь у всех есть, разве что только у тех, у кого родных забрала жизнь. Спрашивать об этом прямо как-то слишком, поэтому я решаю задать более нейтральный вопрос. — Почему ты путешествовала одна? — я сглотнул масляный привкус и потянулся к кувшину, чтобы смыть его. — Ты говорила, что у тебя был учитель, неужели он давал тебе такие задания? Или просто отпустил тебя, когда ты решила странствовать? — Он к тому моменту умер, — криво усмехнулась девушка, а потом и вовсе презрительно наморщила нос, — оставив мне парочку сюрпризов. Но едва ли они остановили меня. Мне хотелось увидеть большее и найти, может, своё место в жизни.       Она полуприкрыла веки, поднесла стакан и принялась медленно цедить содержимое. Её слова звучали как обычно — тон не особо менялся, но смысл оставался серьёзным и несколько грустным. Получается, она осталась одна? Впрочем, я же помню, что она числится в доме Таллера. Видать, у неё имелись причины не обращаться туда или же зов дороги был сильнее? Может, ей хотелось уйти от проблем? У таких как мы их, наверное, хватает. Как и поиск простора для всего дара.       Не знаю, и сейчас это не столь важно. Если будут более располагающие условия, я попробую поговорить с ней о прошлом. А пока раз она говорит, то стоит придерживаться главного: — И нашла? — тихо спросил я, не отводя от неё глаз, ощущая шероховатую поверхность горлышка кувшина, поскольку от ручки остались лишь обломки.       Сельвигг серьёзно взглянула на меня, раскрыла тёмно-синие глаза пошире. Такое давило, и выдавало то, что спросил я о верном. Чтобы не случилось в тех странствиях, оно повлияло на неё. И оно имеет значение и для меня, раз сейчас мы собирались далеко-далеко к делу, которым она занята. Для себя, не для службы в Делрегайте. — Можно сказать и так, Этел, — очень нейтрально произнесла она, а потом взгляд и голос смягчился к прежнему. — Путешествия штука такая, никогда не знаешь, чему научишься, что увидишь, с кем познакомишься. Мир полон всего, и я не жалею, что много чего повидала одна. — А потом появился Джинно? — я миролюбиво и полушутливо усмехнулся, сглаживая серьёзность темы и желая лучше сблизиться по-человечески, налил себе жидкости в стакан. — Тебе с ним стало… легче? Не быть одной. — Вот к чему сложно было привыкнуть, — она искренне улыбнулась и утомлённо провела пальцами по скуле и щеке. — Нести за кого-то такую, особую ответственность это особый труд, Этел. Да и он не…       Капитан хотела сказать ещё что-то, но прервалась, потому что наш покой снова собирались нарушить. М-да, тут спокойно и уютно не посидишь. На этот раз к нам направлялись уже двое, зато другие, более молодые. На вид всё ещё местные, а не путники. У одного из них закатанные до локтей рукава обнажали натруженные руки. А у второго на землистом лице застыло мрачное недоверие. Вновь двигались к Сельвигг. — Я уже сказала, что не собираюсь и говорить с кем-либо, — повернулась она к ним и отставила свой стакан. — Мы по-другому. У нас тут умирает один. Старик, — начал первый с нарочитой небрежностью осматривая Орголиссо. — До полуночи отойдёт. — Я не лекарь, — ответила Сель и отвернулась обратно к столу. — Пускай его дорога будет лёгкой. — Он бывший солдат, — грубо перебил второй, насупившись. — Увидел твои нашивки и попросил тебя, проводить его как воина. Честь по чести. Раз уж ты тоже солдат.       Вот как. На сердце чуть сжалось. Что ж, ещё одна особенность путешествий в живом действии. Неужели того старика больше некому проводить? Я бы помог, завись от меня решение. Всё же он умирает. И это… навсегда, он проводит последние минуты.       Девушка беззвучно хмыкнула, а потом медленно встала, чему я порадовался — с нас не убудет. Я осторожно встал следом, выражая готовность следовать и аурой передал поддержку. — Прихвати тут всё, а то вернёмся — ничего уже не будет, — сказала она мне, а потом преступила через скамью к двоим.       Ей знать лучше, поэтому я разумно последовал указанию, хотя идти с едой к умирающему немного странно. В определённом смысле неуважительно, но быть может… здесь, в этой глубинке, всё иначе. Шустро накинул рюкзак, заткнул за лямки верхнюю одежду, потом навесил на плечо пожитки Сель, взял наш ужин: подмышку кое-как сунул кувшин, разом допил из своего стакана, ложки устроил на тарелке, её взял в одну руку, а стаканы в другую. Устремился вслед за троицей, что порядком удалилась вглубь зала. Шум вокруг не смолкал, теперь ещё и группа путников затянула песню на ином языке, звучание некрасиво слилось с голосами местных. Которые тоже пели, вероятно зная об умирающем. Странно или же… так лучше? Уходить в более знакомой и привычной обстановке, чем во всеобщей скорби. Мне удалось нагнать капитана и ни с кем не столкнуться, не уронить ничего, и уже вчетвером мы дошли до крайней стенки возле тёмной лестницы на второй этаж. Там-то я смог разглядеть кухню с котлами, где вился пар, с бочонками и белой печью, и откуда веяло теплом. Именно рядом на скамье, укутанной старыми шубами и тряпками, сидел названный старик. Видок у него был, действительно, говорящий. Он привалился к стене, но и так видно, как ему тяжело держать положение. Ему бы лечь. Фигура источала бессилие и безволие. Жёлтое морщинистое лицо ссохлось, один глаз закрывало белое бельмо. Серые волосы поредели, свисали жидкими прядями из-за пота, что выступал и на свободной рубашке тёмными пятнами. Казалось, что жизнь по чуть-чуть оставляет его с каждым надсадным выдохом. Взор тот держал сфокусированным с заметным, дрожащим усилием. Увидев нас, он лишь попробовал набрать воздуха в грудь и закашлялся.       Один из мужчин, приведший нас, покачал головой в сожалении и ушёл. Второй остался чуть в стороне возле лестницы, скрестил руки на груди. Может, из любопытства. Может, из недоверия. Девушку это точно не интересовало — она уверенно подошла к умирающему. — Ты хотел меня видеть, воин, — утвердила Сель, присев рядом со стариком и взяв его левую ладонь в обе свои. — Тебе нужен соратник в твоей последней битве?       На прикосновение он среагировал живее: с усилием взглянул на девушку, заставив плавающее сознание сфокусироваться на неизвестной. Выдохнул с непонятным благоговением и облегчением, изрёк нечто странное: — Да, я не хочу просто ждать. Как я давно не слышал родного выговора, — скрипучий голос, кажется, его владелец болел, а не просто уходил. — Ты родом с северных земель Таллера? — Верно, — уважительно проговорила Орголиссо, потом со сдержанным интересом добавила: — Из охотничьей глубинки. Ты родился в тех местах?       Я тем временем тихонько снял с себя ношу и аккуратно поставил подальше, с краю скамьи. Прислушивался к их беседе. Хоть и не мог присоединиться к проводам, к разговору, но всё же провожал этого человека, что просил об этой милости. Несколько десятилетий назад тот, возможно, был лихим воином, а сейчас просто беспомощным стариком, умирающим в захудалом постоялом дворе. Даже не дома. Даже не окружении родных. Я тоже рядом с тобой. Он не маг, но я всё равно протянул к нему ауру. Я аккуратно приблизился к ним, чтобы если что быстро в чём-то помочь. Тот как раз собрался с шелестящим, скрипучим ответом. — Нет, но долго жил рядом, а потом слышал как…как он… какая удача встретить не только соратника, но близкого, — старик закрыл глаза, и движение вышло таким слабым, что я опасался того, что он не раскроет их вновь. — Меня зовут Лино, Паривел. Возьми моё имя с собой, у меня не осталось родных. — Сельвигг Орголиссо. И пусть моё имя приведёт тебя к долгожданному покою и близким тебе, — потом склонилась к его уху, практически прошептала. — Они ждут. Ступай без опаски. И здесь ты не один, не бойся. — Споёшь мне? Я так давно не слышал родных песен. И не чаял услышать хоть одну вновь, — попросил он со слезами на глазах, потом уронил голову.       Потом только заметил меня, и я присел на корточки, чтобы он мог лучше видеть. Что я мог ему передать? Я просто протянул ему руку, как бы предлагая тоже разделить с ним последние часы, и он слабо потянулся ко мне. Я ухватил его вторую руку, и его губы чуть растянулись в улыбке, впрочем по лицу скатились слёзы. Капитан же высвободила одну руку и положила ладонь ему на лоб вспотевший лоб. Я ощутил, как она что-то аккуратно сплетает магией. А потом она негромко, только для него, запела песню на другом наречии. Я не различал слов, хоть часть была похожей на обычный скечиарский, однако мотив был надрывный, тоскливый и при этом странно-торжественный. Я сжимал руку этого старого воина, осязая, что волшебство делает вместе с песней нечто, что звук и это действие переплетается. Кажется, Сель касалась… его разума или души. Странное ощущение, я даже не мог заключить однозначно. Старик закрыл глаза и слушал напев. А когда капитан закончила, он умер. Вместе с последними словами неизвестной мне песни. Тихо и мирно. Я это просто осязал. Что его душа, успокоенная и облегчённая, пронеслась мимо нас. Свободная.