Нет покоя нечестивым

Yeah Yeah Yeah — Down Boy

      В следующий раз Чонгук видит Чимина прилично за полночь. Он как обычно заворачивает за угол, только в этот раз замедляется, буквально ползёт с открытыми окнами мимо патрульной машины, в глазах очевидный вызов.       Чонгук старается игнорировать его — правда старается — однако Чимин награждает его тем самым взглядом, от которого не выходит просто отмахнуться, потому что именно так смотрел тогда Пак, разложенный на рабочем столе под Чоном. Когда он краснел и задыхался, твёрдый и влажный в Чонгуковой руке, и всё, что было в его глазах в тот момент, — неприкрытое желание.       В этот раз Чимин набирает скорость, и Чон следует за ним — никаких сирен и штрафов, которые всё равно не выписываются никогда. Он несётся по дороге за Паком и вместо того, чтобы держаться позади, ускоряется до тех пор, пока не оказывается бок о бок с другой машиной.       Он не может видеть водителя через тонированные стёкла этого низко посаженного, стального цвета автомобиля, но запросто может представить отпечатавшуюся где-то под веками на самой сетчатке ухмылку, когда Чимин обгоняет сначала, а затем притормаживает, позволяя их машинам идти нос к носу (потому что патрульная малышка Чона никаким образом не может сама совладать с такой скоростью).       Они мчатся вниз по трассе бок о бок, занимая обе пустующие полосы, и Чонгук ускоряется немного, выжимая из своей бедной патрульной машинки последние силы. Неожиданно совсем он осознаёт, почему Чимин делает это. Ради этого настоящего, необузданного ощущения, током простреливающего каждую клетку в организме, когда несёшься вперёд по пустому шоссе без ограничений и правил. Вольный как никогда.       Как грёбанное освобождение.       Однако шоссе остаётся пустым ровно до тех пор, как они огибают довольно резкий поворот, и Чонгук оказывается ослеплён яркими фарами грузовика.       Сердце колотится как бешеное, он сразу же сбрасывает скорость, а Чимин обгоняет, освобождая ему место, чтобы Чон мог перестроиться, и тот сворачивает на положенную полосу в тот момент, как грузовик с громким гудком проносится совсем рядом. Он может видеть в окно колёса, которые чуть ли не вдвое больше его патрульной машинки, а затем фокусируется снова на дороге перед собой.       Он чувствует дрожь, пот и слабость, когда едет дальше в поисках Чимина, свернувшего уже на широкую часть обочины неподалёку. Чонгук замедляется и подъезжает к спорт кару, глуша мотор и давая себе несколько мгновений на передышку.       В нём всё ещё бушует адреналин, когда он делает шаг на пыльную обочину, обходит быстрыми шагами машину и видит, как возбуждённо выпрыгивает из собственной Чимин, ослепляя детской улыбкой на прекрасном лице.       — Это, — кричит Пак, шагая навстречу не пришедшему в себя до конца Чонгуку, — то, о чём я говорю!       Чонгук может только беззвучно наблюдать за блондином, пока тот бодро к нему шагает, одной рукой упершись в капот своего патрульного автомобиля, чтобы не свалиться ко всем чертям на землю. Дрожащие ноги едва держат, ощущение появляется, что он мог бы запросто схлопотать сердечный приступ где-нибудь посреди той сумасшедшей гонки и даже не понять этого толком. Однако, все ненужные мысли исчезают под влиянием низкого, наполненного желанием голоса Чимина, ласкающего слегка подзаложенные уши.       — Господи, это было чертовски горячо, — Чимин издаёт какой-то глубокий утробный рык. Чонгук едва успевает понять, что происходит, как тело Чимина оказывается слишком близко к его собственному, губы встречаются в поцелуе, пока Пак толкает Чона на капот полицейской машины. Офицер откидывается назад, жадными руками хватаясь за Чиминову талию, и оказывается полностью лежащим на капоте. Чимин запрыгивает сверху, седлая бёдра и требуя нового поцелуя.       Какие бы планы по противостоянию Чонгук ни имел прежде, те с той же бешеной скоростью, с которой он сам чуть недавно не влетел в грузовик, исчезают, вылетают в форточку и по ветру, и он лишь сильнее сжимает ладони на чужой талии. Губы цепляются друг за друга в нетерпеливых, жадных поцелуях, Чиминов язык скользит в гостеприимно тёплый рот, бёдра потираются плавно.       Только фары паковской машины освещают площадку вокруг них, оставляя их самих в тени, такой же тёмной, как искрящееся между ними желание. Разум Чонгука едва проясняется на короткое мгновение, когда он почти отталкивает Чимина от себя, потому что, чёрт возьми, они, считай, в общественном месте, и он обещал себе, что не будет делать этого снова, не будет танцевать на приевшихся уже граблях.       Однако тело Чимина будто вырезано вручную, чтобы идеально подходить под его собственное, а язык творит настоящие чудеса, напоминая о всех тех вещах, что творил с чоновским членом, о влажной узости горла блондина и том, с каким рвением, с какой жаждой Пак высасывал из Чонгука всё до последней капли. Всё, о чём получается думать сейчас, — как невероятно здорово, наверное, находиться в Чимине.       К счастью, гонщик, кажется, думает примерно о том же.       — Ну же, — рычит Чимин в его рот, дыхание сбивается, когда бёдра движутся настойчивее, притираясь пах к паху сквозь слои одежды, — не сдерживай себя больше, прелесть. Хочу почувствовать тебя… — он утыкается лицом в чоновскую шею и стонет развратно, когда рука полицейского пробирается между ними и накрывает внушительную выпуклость, — хочу почувствовать тебя в себе.       Чонгук поднимается, усаживая Чимина ровно на своих коленях, тот смотрит сверху-вниз, опьянённый похотью, но немного растерянный, немного расстроенный тем, что Чонгук прекращает свои движения, мешает тереться об него.       — В твоей машине достаточно места для нас? — спрашивает полицейский, немного смущенный тем, как умоляюще и едва слышно звучит его голос. Чимин превращает его в какую-то жалкую, откровенно нуждающуюся кучу гормонов, одним своим существованием лишает почвы из-под ног, может заставить Чонгука умолять, и тот будет умолять, чтобы снова ощутить вкус умелого языка на собственном, почувствовать этот самый прекрасный на свете рот на своём члене хотя бы ещё один раз.       Чимин ухмыляется, в одну секунду нажимая на все спусковые крючки в теле Чонгука, тут же выстреливающие разрядами стремительно разбегающегося по венам желания прижать Пака хоть к какой-нибудь поверхности и вытрахать от души немедленно.       — Места много, — мурлычет Чимин, льнёт ближе, чтоб коротко поцеловать — слишком медленно, слишком мягко и дразняще, — у меня с собой всё, что нужно. А ещё я чист и растянут для тебя.       Чонгука трясёт от его слов, руки забираются под Чиминову футболку, холод нежных пальцев крадёт у блондина дыхание. Чон задевает зубами мочку уха, всё же оставляя лёгкий укус на ней.       — Оу, правда?       — Правда, — Чимин толкается в его пах, кусает губы, давится собственным стоном, и, боже, Чонгук чувствует, насколько тот возбуждён, — т-трахал себя, думая о тебе. Представлял твой член вместо своих пальцев.       Чонгук впивается ногтями в Чиминову спину, снова потираясь, заставляя тем самым блондина откинуть голову назад, губы прикрыться, и голос сорваться на тихое бормотание чоновского имени. Этого оказывается достаточно, чтобы разнести в щепки любые сомнения и колебания.       Он подхватывает Чимина под бёдра и спускает. Пак ставит ноги на землю, руки хватаются за Чона и тянут того следом, и они сталкиваются снова. Какой-то беспорядок из губ, зубов и тянущих за одежду рук, пока оба пересекают расстояние между автомобилями, а Чимин возится с дверью с пассажирской стороны. Он отрывается от Чонгука, когда, наконец, справляется с ней, наклоняясь вниз, чтобы откинуть назад сидение.       Чонгук пользуется прекрасной возможностью пробежаться внимательным взглядом по чуть согнутой чиминовской спине к идеальной округлости его попы, торчащей в воздухе. И он тянет руку, снова хватаясь за крепкие бёдра и притягивая соблазнительный зад к своему паху, потираясь об него. Едва слышный шокированный вздох со стороны Пака быстро сменяется непристойным стоном, к чёртовой матери едва не разрушившим чоновскую силу воли, да ещё и то, как Чимин хватается рукой за раму автомобиля, подаваясь бёдрами назад.       Разворачивая гонщика лицом к себе, Чонгук жадно вгрызается в рот, грубовато толкая в машину, где неожиданно перестаёт быть нерешительным, законопослушным полицейским. Он просто нуждающаяся масса чего-то, что в своих руках имеет прекрасного блондина с дерзким, напрашивающимся на приключения задом и хочет больше.       Чимин меняет их положения, укладывая Чонгука на пассажирское сидение и седлая его. Он захлопывает дверь и не желает тратить ни секунды, отрывая свои бёдра от коленей полицейского и вытаскивая заправленную под пояс форменную рубашку, практически отрывая пуговицы от неё с корнями.       Раздевание в тесной машине — та ещё пытка, как и избавление Чонгука от всего его дополнительного снаряжения, но они справляются, и Чимин мычит, скользя своим членом по чоновскому, легко двигая рукой по выступившей уже смазке.       Руки Чона находят аппетитный зад снова, сжимая и массируя мягкую плоть, он вскидывает бёдра, заставляя Чимина сильнее толкаться в собственную ладонь. Чонгуку нравится то, как Пак смотрит сверху-вниз на него своим поплывшим взглядом, губы изогнуты в фирменной ухмылке, пока полицейский рассыпается на миллиарды кусочков. Он хочет отыметь Чимина так сильно, чтобы тот не смог сидеть за рулём своей машины и изводить Чонгука этими их глупыми догонялками.       — Сдвинься немного, вот так, а то будет неудобно, — Чимин отпускает чужой член, на что слышит разочарованный рык. Он просто улыбается и тянет полицейского за бёдра вниз, — ты что, не делал этого раньше?       Чонгук тянет с ответом, потираясь своим членом о чиминовский, заставляя того отвлечься на так нужные сейчас движения.       — Трахался? Да, — говорит он, рука поднимается к паковской груди, пальцы останавливаются на правом соске, щипая его. Хриплый стон, который издаёт гонщик, закидывая голову назад, зажмуренные глаза посылают по телу Чона странные разряды. — На переднем сидении машины? Нет.       — Правда? — Чимин отстраняется, чтобы посмотреть на него, склонив голову на одну сторону, руки удобно устраиваются на чонгуковских плечах.       — А на заднем сидении было.       С улыбкой и тихим смешком Пак снова давит на чужой член, грубее в этот раз, большой палец с нажимом проходится по уретре, размазывая предэякулят по головке, и Чонгук откидывает голову на кожаное сидение дорогого спорт кара. Чимин тянется рукой куда-то позади себя, открывая бардачок, а Чонгук сквозь дымку похоти и желания каким-то образом умудряется проследить за действиями блондина, чтобы увидеть бутылочку смазки внутри, окружённую приличным числом блестящих упаковкой презервативов.       Он пытается рассмеяться, но роняет лишь стон, когда Чимин надрачивает ему снова, отсаживается чуть назад и наблюдает за ним, мычащим и хмурящимся, будто это самое восхитительное зрелище, которое он когда-либо видел. Чонгук совершенно не против того, что Пак не может оторвать от него глаз, ведь это сильно смахивает на то, как сам он не в состоянии противостоять настойчивому блондину. Ему интересно, сводили ли Чимина с ума его желания, как это было у него?       — М-многовато. Не думаешь? — умудряется прошептать Чонгук, прежде чем Чимин на пробу крутит запястьем, бросая Чона в очередной водоворот удовольствия. Он отчаянно толкается в руку, находясь слишком близко от того, чтобы позорно спустить прямо сейчас на вид восседающего на нём парня. Если гонщик не прекратит, он кончит, не успев даже в него войти.       Чимин берёт один пакетик презерватива, переворачивая его между пальцев, и тянется следом за смазкой. Улыбка на его губах грешная до безобразия, когда он разрывает упаковку зубами и снова жмётся ближе.       — Лучше всегда быть готовым, — шепчет он в губы Чонгука, кидая тому на грудь смазку, — а теперь вставь в меня свои длинные пальцы, пока я позабочусь о твоём члене. Мне уже не терпится почувствовать тебя внутри, да так, чтоб я не мог ходить ближайшие пару дней.       Чонгука передёргивает всего, руки отпускают накачанные бёдра, чтобы спешно открыть бутылочку и вылить немного содержимого на пальцы, растирая и согревая, а после потянуться за Чиминову спину. Он приставляет два смазанных пальца к колечку мышц. Чимин не врал, когда сказал, что готовил себя для него. Внутри всё ещё приятно и туго, но скользится легко, и Чонгук стонет от мысли о растягивающем себя Паке, повторяющем его имя в пустой комнате, представляющем, что это Чонгуков член скользит в хорошо разработанной дырочке. Чонгук всё бы отдал, чтобы хоть глазком на это посмотреть. Ему бы однозначно хотелось увидеть лежащего под ним Чимина на мягких простынях, дрожащего в его руках и теряющего здравый рассудок с каждым толчком, вбивающим его спиной в матрас.       Сейчас и машина подойдёт. К чёрту долгое ожидание и мягкую кровать. Он хочет его прямо сейчас.       К тому моменту, как Чимин раскатывает по чоновскому члену презерватив и смазывает щедро, Чонгук растягивает его уже тремя пальцами, входя по самые костяшки, массируя тёплые и влажные стеночки Чиминовой попы. Хриплый стон разбивается о его грудь, когда блондин утыкается в неё лицом. Бёдра ловко подмахивают растягивающей его руке, глубже принимая пальцы, тело сотрясается, когда кончики проходятся по простате. Одна рука неуклюже растирает по члену полицейского смазку, пока другая хватается за чужое плечо как за спасательный круг, ногти оставляют полумесяцы на идеальной коже.       — Всё, всё, всё, — повторяет Чимин, отстраняясь и движением головы откидывая мешающиеся волосы назад, одинокая мутноватая капля пота скользит по его виску, — трахни меня, — чуть поднимает бёдра, чтобы пальцы Чонгука легко выскользнули из него, вызывая легкое недовольство у обоих. Однако Чонгук знает, что будет дальше. Дыхание Чимина вдруг становится тяжелее, возбуждённее, он улыбается, прижимаясь ближе и пристраиваясь на Чонгуке. — Хочу почувствовать этот большой член в себе, — стонет он, низко и едва слышно вообще, глаза внимательно прожигают Чонгуковы, — вставь мне так глубоко, чтобы я не мог чувствовать ничего, кроме тебя.       Чонгук рычит, дёргая Пака вниз за загривок, чтобы грубо поцеловать. Блондин снова берёт Чонов член, приставляя его к своей дырочке и без промедления опускаясь на него, сначала впуская только крупную головку, а затем весь целиком.       Он выдыхает так, словно Чонов член — единственное, что ему было нужно в этой жизни, и он наконец (наконец!) его заполучил. В некотором роде, это очень похоже на правду. Чонгук так идеально заполняет его, что Пак начинает сомневаться в реальности происходящего.       Чимин кусает губы, своим лбом упираясь в Чонгуков, одна рука полицейского крепко держит его за шею, а вторая сжимается на соблазнительной пятой точке, легко массируя одну из ягодиц. Чимин не может сдерживать стонов, громких, бесстыдных, хриплых стонов, заполняя салон звуками своего голоса и чужими тихими: «господи, в тебе так хорошо, так чертовски узко, Чимин».       Он всегда ненавидел то, как люди в порно стонут прежде, чем что-либо вообще успевает начаться, считая, что они просто хорошо играют. Однако Чонгук, до всех мыслимых и не мыслимых краёв заполняющий его своим толстым членом, восхитительно давящим на стеночки внутри, заставляет его пересмотреть свои взгляды. Он скулит от каждого малейшего движения, задыхаясь шумно, когда находит идеальный ритм для своих скачек на чоновских коленях, член восхитительно выскальзывает и вбивается обратно. Чонгук берёт безжалостный темп, рука отпускает шею Пака, чтобы вцепиться в кресло, давая себе немного свободного расстояния для того, чтобы начать вбиваться сильнее.       Чимин становится кучей чего-то непонятного за секунды, губы тянутся к Чонгуку за грязными, жадными поцелуями, напоминающими те, что были на чоновском рабочем месте. Тела их раскалены похотью, скользят от пота, воздух густеет и тяжелеет из-за запаха секса, и Чонгук так потерян в ощущении крепко сжимающих его бёдер Чимина, опускающих восхитительный зад на его член, что почти уже не может вспомнить, где они и как здесь оказались.       Чимин на нём чувствуется просто божественно, тесный и влажный благодаря смазке, и выглядит, кстати, божественно тоже. Особенно, когда снова отстраняется, красиво выгибаясь в спине, пока тянется, упираясь одной рукой в Чонову коленку, а другой зачёсывая назад волосы, внимательно глядя вниз на офицера.       Его губы, розовые и замученные грубыми поцелуями, приоткрыты и пропускают тихие поскуливания и пьянящие стоны, его адамово яблоко дёргается, когда он пытается сдержать собственный голос и тут же проваливается. Обычно он не такой громкий, но не сейчас, когда выкрикивает Чонгуково имя каждый раз, как тот скользит обратно в него, запрокидывает голову назад и стонет на каждое движение в себе. Обычно он делает это быстро, используя грязные разговорчики для того, чтобы заставить партнёра побыстрее кончить, и затем сматывается восвояси. Но с Чонгуком хочется, чтобы это никогда не заканчивалось. Он запросто может потеряться в ощущении трахающего его Чонгука, в том, как он сжимает его бедро, оставляя синяки после себя, как крепко держит, быстро толкаясь в него.       В этот раз, наклоняясь ближе, чтобы зашептать на ухо Чонгуку, он не может сдерживать то, что и так было под не очень хорошим контролем. Просто потому, что ему хочется больше. Ему хочется, чтобы Чонгук брал его сильнее, пятная засосами каждый сантиметр его кожи, растрахивая его до такой степени, что ног нормально свести он не сможет ближайшую неделю точно. Он хочет всего Чонгука и даже больше.       Его губы находят Чонову челюсть, останавливаясь под ней, чтобы наоставлять отметин на шее, а затем оказываются у уха.       — Мы должны п-передвинуться, — едва выговаривает он, и движения Чонгука, к его разочарованию, замедляются, — переверни нас и закинь мои… закинь мои ноги на плечи. Хочу, чтобы ты согнул меня пополам. Хочу… — он крутит бёдрами, слыша стон, сорвавшийся с губ полицейского, чья хватка крепнет, притягивая ближе, пока он снова толкается в Пака. Чимин мычит, — хочу этот член так глубоко в своей попе, чтобы чувствовать его размер, даже когда он не будет во мне.       Слова работают. Чонгук чуть отстраняется, руки крепко обнимают талию, чтобы удержать близко, пока он меняет их местами. Он вдавливает в кожаное кресло Чимина, который из-за пота чуть съезжает вниз, и оставляет резкий поцелуй на припухших губах, затем на шее и груди, пятная засосами всё тело, зубы едва не прокусывают до крови. Затем он зажимает между губ Чиминов сосок, посасывая его до тех пор, пока тот не твердеет и становится красным, после делая то же самое и с другим.       Чимин смотрит на то, как Чонгук колдует над его телом, присваивая гонщика себе, удостоверяясь, что каждый за пределами этой машины после сегодняшней ночи точно будет знать, что именно ему Пак принадлежит. Затем он закидывает ноги блондина себе на плечи, тот крепко сцепляет их за его шеей, заставляя чоновский член возбуждённо дёрнуться от внезапного открытия невероятной пластичности сильных бёдер. Тогда только он скользит в раскрытую для него дырочку снова, руки фиксируют ноги, когда берёт жестокий, беспощадный темп.       Цепляясь пальцами за сидение, Чимин изо всех сил старается не ездить по скользкой коже вслед за толчками и закрывает глаза, в очередной раз кусая нижнюю губу. Господи, он впервые хочет быть настолько громким. Хочет сказать Чонгуку, какой он прекрасный, но сдерживается, не желая звучать как умоляющая и ноющая маленькая шлюшка.       Но затем член Чонгука толкается в его простату, и Чимин почти кричит, глаза открываются резко, и пальцы клещами впиваются в кресло.       — О, чёрт, чёрт, чёрт, Чонгук, с-сделай так снова… Прям там, чёрт во… о мой бог… — и Чонгук делает, как сказано, — чёрт, да, Чонгук… с-сильнее, боже, трахай, трахай меня быстрее… до тех пор, пока я не смогу… о, господи, — он выгибает спину, когда Чонгук увеличивает скорость, растрахивая его, превращая своими толчками в извивающуюся массу. Однако Пак продолжает сдерживаться, даже когда касается собственной возбуждённой плоти.       Затем рука оставляет его бедро, большой палец давит на губы. Чимин встречается с Чонгуком взглядом, дыхание теряется совершенно, когда видит чистое, тёмное желание где-то на дне ненормально расширившихся зрачков; в этих больших карих глазах гораздо больше зловещего, чем он вообще может себе представить. Он позволяет пальцу раздвинуть губы, скользнуть в рот, чтобы широко открыть его, а затем полицейский улыбается ленивой полуулыбкой, которая едва пробивается сквозь накрывшую с головой похоть.       — Хочу слышать твой голос, Чимин, — шепчет, продолжая вбиваться в блондина. — Мне нравится… когда ты стонешь моё имя, скажи, что ты хочешь… хочешь, чтобы я сделал для тебя.       Чимин не сводит своих глаз с Чона, кивая, а затем обхватывает губами палец и сосёт, старательно проходясь языком по нему. Но палец внезапно покидает его рот, рука возвращается на своё место на бедре, Чимин всё ещё поглаживает себя, на этот раз не сдерживая голос. Разбитые, жалкие, грешные стоны, имя Чонгука, перекатывающееся на языке, хриплые просьбы больше, больше, больше.       — Ты такой… звучишь… и выглядишь так прекрасно, — Чонгук насаживает его на свой член, ударяя по простате снова, и в этот раз Чимин кричит по-настоящему, теряя картинку перед глазами, и кончает раньше, чем хотелось. Он обычно хорош в сдерживании себя, но явно не с Чонгуком.       Гонщик чувствует, как бёдра полицейского останавливаются, не решаясь продолжить, но рука его двигается вверх, игнорируя подтёки белого на их грудных клетках, и хватает Чонгукову руку, глаза встречаются снова.       — Не останавливайся… — выстанывает он, и Чонгук толкается снова, — продолжай б-брать меня… пока не кончишь… Хочу, чтобы ты трахал меня без презерватива… хочу, чтоб ты кончил в меня, заполнил полностью…       Чонгук рычит, голова опускается вперёд, пока он продолжает трахать Чимина, доводя до гиперстимуляции, которой тот ни разу в жизни не испытывал. Каждый нерв в его теле словно в огне, и он не может даже думать о том, чтобы коснуться себя, по крайней мере пока. Поэтому он хватается за Чонгука снова, привлекая его внимание.       — С-сними его, — приказывает он, когда Чонгук останавливается, выглядя при этом довольно дико, словно ему последних сил стоило остановиться сейчас, — сними презерватив, — приказывает снова, интересуясь у самого себя, не сошёл ли с ума окончательно, но не сильно, в принципе, переживая, если и сошёл. — Хочу, чтоб ты заполнил меня своей спермой… хочу чувствовать, как она вытекает из меня, когда ты кончишь…       И Чонгук, как обычно, делает так, как говорит Чимин, сильно жаждущий избавиться от этого последнего барьера между ними двумя и отбросить куда подальше. Он меняет положение немного, заставляя Пака ногами обхватить свою талию, прежде чем толкается в гонщика снова, скольжение по чиминовским стеночкам обнажённым членом как рай на земле, ровно как и скулящие, отчаянные стоны от Чимина, его заново растущее возбуждение.       Пак сгибается почти пополам, пока Чонгук трахает его, прижимаясь ближе, чтобы поймать чужие губы в поцелуе. Чонгук чувствует, что уже близко, жар собирается в паху, уши наслаждаются звуком грешных стонов блондина, грязными словечками, слетающими с его губ, умоляющих трахать грубее, выкрикивающих просьбы заполнить его всем, что есть у Чонгука.       Он чувствует вибрацию чиминовских стонов на своих губах, когда поцелуями проходится вдоль горла, оставляя больше засосов — так много, чтобы никто в мире точно не смог их не заметить, затем отстраняется, чтобы оценить свою работу, глядя на совершенно разбитого Пака под собой, поглаживающего свой член и отчаянно желающего кончить второй раз за ночь. Член Чонгука по-прежнему исчезает в его заднице, кожа громко шлёпает о кожу.       Чоновские бёдра толкаются и замирают, когда он замечает, что Чимин кончает снова, выгибаясь и крепко жмуря глаза, крича громко Чонгуково имя, и это всё, что требуется, чтобы толкнуть и его самого за край. Он кончает через один глубокий толчок, до краёв заполняя Чимина своей спермой, наблюдая за тем, как гонщик задерживает дыхание, глядя во все глаза на Чона, на то, как он оставляет всё своё семя в Паке.       Оба так и остаются, внимательно глядя друг на друга, стараясь перевести дыхание. Затем руки Чимина находят плечи полицейского и тянут вниз, чтобы поцеловать, нетерпеливо сминая чужие губы, зубы цепляются за нижнюю, язык скользит в рот.       Чонгук с головой падает в поцелуй, позволяя движению их губ успокоить бешено стучащее сердце. Пальцы Чимина добираются до чоновской спины, скользя по быстро остывающему на его коже поту.       Целовать Чимина, думает Чонгук, почти так же прекрасно, как заниматься с ним сексом.       Почти.