Нет покоя нечестивым

Welshly Arms — Hold on I’m Coming

      Чимин не мчит со всей скоростью, а Чонгук не включает сирены. Чимин знает, что его преследуют, и подбирает нужный момент, чтобы свернуть на обочину.       Чонгук понятия не имеет, что будет делать, когда они остановятся. Он знает только, что должен собрать все свои силы в кулак и по крайней мере выписать Чимину штраф. Он должен сделать хоть что-нибудь.       Типа, делать свою работу, чёрт возьми.       Он сворачивает за Чимином, когда тот притормаживает, и чуть обгоняет того, буквально блокируя его машину. Чонгук выходит из машины, оставляя фары включенными, чтобы осветить небольшую площадку, обходит вокруг машины и видит Чимина, облокотившегося на собственную машину.       — Ты начал ту потасовку? — первое, что срывается с напряжённых губ, и Чимин откровенно насмехается над обвинением.       — Ой, да брось, с чего ты вообще взял, что это был я?       — Потому что я прекрасно осведомлён о твоём рте и его неспособности затыкаться в нужный момент, — Чонгук шагает вперёд, оставляя, однако же, приличное расстояние между ними. Он недостаточно доверяет себе и своей выдержке, чтобы встать ближе.       — Хочешь, чтобы я показал тебе всё, на что способен мой рот?       Чонгук бесится. Он не знает, почему это так злит его. Может быть, потому что это единственный оставшийся способ сопротивления, — Господи, а ты не привык сдаваться, да?       — Отказаться от милашки вроде тебя? Ни за что.       — Слушай, — Чонгук скрещивает руки на груди и вздыхает, — одно дело, когда я отпускал тебя безнаказанным, когда единственное, чем ты рисковал, была твоя собственная жизнь, но если к этому прибавить ещё ту потасовку… Знаешь же, за что я могу тебя арестовать прямо сейчас?       — Хм, — Чимин склоняет голову набок, — за драку, я полагаю?       Откровенный сарказм становится последней каплей в чаше терпения Чонгука.       — За неё самую, — ровно произносит он, доставая свои наручники и надвигаясь на Чимина. — Я забираю тебя в участок. Свой шанс ты продул, можешь дальше строить дурачка и сосать лапу.       — Знаю ещё кое-что, что я мог бы пососать… — слова Чимина обрываются Чонгуком, грубо развернувшим того вокруг своей оси и крепко прижавшим руки к пояснице, холодный металл надёжно сцепил тонкие запястья вместе. Чиминовская ухмылка, видимо, никогда не покидает его лица. — Оу, рад, что ты умеешь пользоваться этими штучками. Они нам обязательно пригодятся позднее.       — Позднее?       — Ага, — говорит нарушитель, и Чонгук давится собственным языком, когда проворная рука Чимина хватает его за край форменной рубашки и тянет на себя, зад бесстыдно потирается о чонов пах, — позднее, когда я всё же уговорю тебя трахнуть меня.       Чонгук делает резкий шаг назад, под кожей жар колется миллионами раскалённых иголочек, а член приятно тянет возбуждением в штанах. Однако этот мимолётный порыв позволяет Чимину обернуться, и Чон почти уверен, что тот рванёт сейчас с места. Вместо этого Чимин закидывает одну ногу Чонгуку за пояс и двигает того ближе, опираясь на капот своей машины.       Офицер почти падает вперёд, так идеально врезаясь в каждый изгиб паковского тела, а мягкие губы искусителя находят его плотно сжатые от удивления и оставляют грубый поцелуй, зубы слегка прикусывают чоновскую нижнюю, пока полицейский непроизвольно роняет стон.       Чимин жмётся ближе и усмехается на это, взгляд чуть плывёт, пока досконально изучает лицо напротив.       — Может быть, я могу отделаться простым предупреждением ещё разочек?       — Я действительно не должен…       — Всего разочек, Офицер Чон? — сладко тянет Чимин, губы в миллиметре от чонгуковских. — Могу доставить тебе настоящее удовольствие.       Чонгук сглатывает шумно и старается не обращать внимания, как собственный член буквально скандирует где-то там в штанах, чтобы Чон не ломался и принял предложение.       — Ты сейчас стараешься подкупить офицера сексом, Пак? Знаешь, тебя можно привлечь к ответственности и за это тоже.       — А ты обещаешь наказать меня прямо сейчас? — мурлычет Чимин, двигая бёдрами чуть вверх, и Чонгук поддаётся, но тут же кусает губы, ругая себя за такой простой проигрыш чиминовским чертям. Снова. Но, чёрт возьми, кто вообще может противостоять такому? — Ну же, — хитрый искуситель прячется лицом в основании шеи Чонгука, покусывая и посасывая чуть солоноватую кожу, — неужели тебе совсем не интересно, как хорошо я могу постараться для дорогого Офицера Чона, если он согласится?       Чонгук шумно втягивает воздух, осознавая, насколько жалко звучит собственный голос:       — Нет.       Не убирая ноги с чоновской талии и удерживая того на месте, Чимин упирается руками о капот позади, освобождая себе достаточно свободного места, и трется настойчивее о пах Чонгука, так что их члены потираются друг о друга через одежду. Действия Пака так восхитительны, что офицер расслабляет, наконец, каменные мышцы, расставляя руки на машине по обе стороны от Чимина и подаваясь вперёд, и, Господибоже, то, как он почти выстанывает каждое слово, опьяняет.       — То, о чём я и говорю, — бормочет Чимин прямо на ухо, не прекращая плавных движений тазом. Полицейский тянется было к рукам, чтобы снять наручники, но Пак кусает его за мочку, заставляя остановиться. Когда Чон смотрит на него, на ангельском лице снова играет та чёртова усмешка. — Оставь их, — проходится зубами по своей нижней губе, — и расстегни свои штаны.       Повторять дважды Чонгуку не надо, руки тут же расстёгивают пуговицу на поясе, взгляд всё также прикован к блестящим чиминовским глазам. Он чувствует, как его затягивает в Инферно и совершенно не может вернуть ясность своему рассудку. Особенно, когда Чимин льнёт ближе, руки всё ещё крепко сцеплены за спиной, а губы лениво скользят по Чонгуковым.       Дыхание его горячее, как тысяча адских котлов, слова приглушены поцелуем.       — Потрогай себя, прелесть. Давай же, сделай себя очень твёрдым для меня.       Одного этого достаточно, чтобы заставить Чонгука кончить здесь и сейчас. Он подчиняется, обхватывая ладонью свой член и закидывая голову назад, пока Чимин оставляет ощутимые укусы на его шее, губы присасываются к адамову яблоку. Чон возбуждается буквально за секунду, выстанывая в темноту ночи, когда смотрит на опускающегося на колени Чимина.       — Такой послушный, — хвалит он, наклоняясь достаточно близко, чтобы дыхание его обожгло чонгуковский член. Он внимательно смотрит на Чона из-под ресниц, язык пробегается по губам, смачивая их. Ни слова больше не слетает с них, когда они, блестящие от слюны, захватывают потемневшую головку, язык давит на дырочку уретры, так что руки сами собой зарываются в светлые пряди. Он усердно сосёт, немного дразня перед тем, как отстраниться, заставляя Чонгука тихо заскулить. Он широко лижет вдоль ствола, затем снова берёт в рот, и Чон еле сдерживается, чтобы не начать безумно толкаться в горячее горло.       Его руки тянут за чиминовские светлые пряди, ноги подрагивают по обе стороны от блондина, рот распахивается невольно, когда он смотрит вниз, где эта блондинистая голова скачет на его члене. Чиминов рот горячий и влажный, и то, как он стонет вокруг Чонгука, посылает колючую дрожь по позвоночнику, руки дрожат от желания. Господи, ему хочется ещё больше. Судя по чиминовскому умелому рту, навыки у него на высшем уровне, так что Чонгук не может не думать о возможности вставить член в восхитительную задницу Пака.       О, как здорово это должно быть.       Чимин отстраняется без предупреждения с громким влажным чмоком, когда губы его отрываются от возбуждённой чоновской плоти, по которой тут же скользит лёгкий порыв прохладного воздуха. Чонгук рычит и смотрит вниз вопросительно.       — Давай, Офицер. Неужели сдерживаешься до сих пор? — Чимин насмехается нагло, ресницы дрожат наигранно невинно, доказывая обманчивость скромного взгляда открытым ртом и высунутым в приглашающем жесте языком.       Опять же, дважды повторять Чонгуку не надо.       Он снова хватается пальцами за мягкие пряди переливающих золотом волос и скользит членом мимо тех грешных губ, давя на горячий язык и касаясь головкой задней стенки гостеприимного горла. Чимин сглатывает, посылая своим действием новую волну тока по всему чоновскому позвоночнику, а через момент стонет громко на члене полицейского, высоко и просяще, втягивая порозовевшие щёки.       Пак заглатывает полностью как настоящий профессионал, член исчезает меж розовых губ снова и снова, когда Чонгук размашисто трахает его рот, почти ударяя Чиминову голову о капот автомобиля с исключительным для данной ситуации рвением.       Непристойные хлюпающие звуки со стороны блондина сильно способствуют шумящему в ушах возбуждению, как и лёгкие звуки сдерживаемых рвотных позывов напополам с текущими из уголков губ предэякулятом и слюной, глаза, влажно блестящие и смотрящие поплывшим взглядом на Чонгука из-под чёрных ресниц и, чёрт возьми, привычная до тошноты усмешка над всем, что здесь происходит.       Затем Чонгук чувствует, как сильный жар скапливается внизу живота, и пытается предупредить Чимина. Однако, когда он старается отодвинуть Пака назад, тот только двигается ближе, и кто он вообще такой, чтобы отказываться от прекрасной возможности кончить во влажную, тесную Чиминову глотку.       Что он и делает. Дважды подкинув навстречу умелому рту бёдра, он вбивает свой оргазм глубоко в горло Чимина, а тот с удовольствием глотает всё до капли, будто это любимый сироп, и улыбается, делая это. Как только он высасывает и вылизывает всё до конца, то отстраняется; уголки губ поблескивают остатками, когда он встаёт на ноги.       Чонгук старается скрыть послеоргазменную дрожь, пока Чимин так откровенно пялится на него затянутым похотью взглядом, язык собирает со рта всё, что не успело в него попасть. Затем он тянется за новым поцелуем, и Чонгук может чувствовать собственный вкус на жалящем языке. Ничего подобного раньше он не испытывал — требовательный язык, который врывается без разрешения, давит и подавляет, желая доминировать всеми способами и формами.       Он как глина в руках мастера, способен только стоять, перенеся вес своего тела на одну из рук, упирающихся в капот чужой машины, а вторую опустив на тонкую талию, пытаться выровнять дыхание и разбиваться на хуллионы глупеньких Чонгучиков при одном только взгляде в Чиминовы глаза.       В какой-то момент мысли в голове проясняются настолько, что он оценивает ситуацию и решает не оставаться в долгу, расстёгивая паковские штаны и скользя рукой внутрь, попутно ещё делая замечательное открытие — Пак Чимин без белья, совсем. Он дрочит ему, пока губы их сталкиваются вместе, сминая друг друга, и упивается восхитительными тяжёлыми вздохами и разбитыми стонами, что посекундно роняет поплывший от наслаждения Чимин, нагло толкающийся в ласкающую его руку.       Он так же сильно хочет кончить, как Чон моментом ранее. И кто такой Чонгук, чтобы отказывать в этом человеку, который своим минетом отправил его буквально к вратам рая?       Полицейский целует глубоко, язык сражается за право проникнуть ещё глубже, чтобы исследовать полюбившийся рот, а после короткими мазками исследует уже шею. Губы не хотят отрываться от другого парня, жёстко присасываясь к покрывшейся мурашками коже, оставляя фиолетовые пятна, пока рука скользит по Чиминову возбуждению быстрее. И быстрее. И ещё быстрее до тех пор, пока голос старшего, хриплый и грубый из-за Чонгукова члена, не ломается в громком стоне.       Он кончает белыми струями между ними двумя, а Чонгук продолжает двигать рукой, убеждаясь, что Чимин точно всё, прежде чем остановиться полностью. Его губы задерживаются на острой ключице, открывшейся благодаря съехавшему вороту футболки, оба стараются привести себя в норму, выравнивая дыхание.       Чимин снова уходит, не получив штрафа.