он нᴇ зᴀᴄᴧужиᴧ ᴄʙᴇᴛᴀ, он зᴀᴄᴧужиᴧ ᴨоᴋой.
ʍихᴀиᴧ буᴧᴦᴀᴋоʙ
ʍᴀᴄᴛᴇᴩ и ʍᴀᴩᴦᴀᴩиᴛᴀ
Изумрудная крона шумит над головой, спасая от палящего солнца. После тяжелых ливней лето вступило в свои права на территории Руконгая. В Сейрейтее, скорее всего, еще бушуют грозы. В воздухе стоит запах свежескошенной травы и дыма. Трещит маленький очаг подле разбитого лагеря. Айзен стоит около клена и наблюдает за рабочими. Те ходят с веревками, делая замеры и разметку под будущий тренировочный полигон. Предстоит вырубить целую чащу, зато близлежащие деревни и города будут в безопасности. Вот один из них, худой мужчина, кричит, подбегает к нему, уточняя план строительства, и капитан в очередной раз читает иероглифы на свитке. Грамотность населения тает на глазах сразу же за границей третьего района. Строительство даст работу слабым, но имеющим реацу душам, что не могут пройти экзамен в академии, а проходящие тренировки шинигами будут уничтожать пустых, что так ценят такие тихие места. Царственный разворот плеч подчеркивает поза – мужчина сложил руки за спиной. Покой, такой долгожданный и хрупкий, сытым котом лежит на груди. Соуске не помнит, когда в последний раз был настолько умиротворен. Перед глазами все еще стоят заплаканные глаза двух женщин, и сердце опасно замирает, но сейчас Айзен уверен – он справится. И тогда они будут счастливы. Даже он сам. Черноволосый мальчишка, лет одиннадцати с виду, бегает от маленького лагеря к рабочим и обратно, подавая нужную мелочь и поддерживая огонь в костре. Наблюдая за мальцом, капитан вспоминает про Гина – фукутайчо в свою бытность ребенком так же бегал от одного офицера к другому, выполняя мелкие поручения. Лишь бы притвориться его верным последователем. Мысль за мыслью, и Айзен возвращается к разговору недельной давности: – Значит, слухи о пропаже душ перестали распространяться? – Соуске переспрашивает на всякий случай. Утром тени под глазами стали еще темнее. Недосып на силу и физическое состояние почти не влияет, он так же бодр, как и после многих часов отдыха. Но количество монотонной информации истощили все моральные силы. Мимо проскакивает батрак, едва не врезавшись в лейтенанта, но заметив шеврон и хаори, испуганно поклонился, стараясь быстрее исчезнуть. Торговая улица Сейрейтея в обеденное время шумная и многолюдная. – Как вы и сказали, нам пришлось отойти в пятьдесят седьмой район, – Ичимару выглядит недовольным. Конечно, загоняли. Айзен до сих пор чувствует, что реацу лейтенанта не восстановилась полностью. – Скоро начнется строительство полигона, сможешь отдохнуть, – кивает тайчо. Кьека молодец, передала его слова. План постепенно начинает набирать обороты. Через несколько лет можно будет начинать влиять на развитие будущих капитанов. – Спаси-и-и-б-о-о, Айзе-е-е-н-тайч-о-о-о-о, – почти издевательски тянет Ичимару. – Но я жду от тебя удовлетворительных результатов, – тут же стирает чужую ухмылку Соуске. Он поправляет очки и обращает внимание на один из магазинчиков – госпожа из аристократической семьи в сопровождении служанок вышла из мастерской по пошиву кимоно. Одна из компаньонок несла конверт из васи. Он прикидывает количество оставшегося свободного времени и поворачивает к ателье. – Неужели тайчо решил побаловать молодую супругу? – Гин быстро сообразил, почему изменился их маршрут. – Неужели это часть плана? – Очень часто мужчины своим успехом обязаны жене. – Айзен открывает дверь в мастерскую. – Неужели тайчо решил наладить связи среди аристократов? – по-своему решает фукутайчо. Соуске улыбается. Для себя люди придумывают лучшую ложь, не отличимую от правды. Впрочем, и сам Айзен о многом умолчал. – Но девушку из Руконгая вряд ли примут благородные дамы. – Гин, когда я спешил и требовал сиюминутного результата? Среди многочисленных тканей, развешанных для демонстрации, показался хозяин лавки. Старый мастер нахваливал собственные техники окрашивания и искусных вышивальщиц. Капитан проходился взглядом по тканям, пока Ичимару болтал с мастером ради развлечения, как зацепился на исключительно белые ткани. Рядом, будто только и ждали своего часа, свисали нити светло-сиреневого цвета. – Эту на хаори. – длинные пальцы гладят плотную ткань парчи. Такая защитит от ветра. – Утеплите мехом. На хомонги белый шелк. – И все? – старик удивленно смотрит на капитана. Айзен усмехается и продолжает: – Кимоно вышить цветами гипсофилы, – мастер продолжает смотреть удивленно. – Это западное значение, не обращайте внимание. Используйте вот эти нити, – капитан указывает на светло-сиреневые нити. – Мерки можно взять в мастерской Асы, закончите через две недели. Старик сокрушается – времени дано чересчур мало, но за плату дает согласие. Он задерживает, продолжая ворчать, уточняя детали, но стоит Айзену поставить личную печать на платежной расписке, как тут же добреет. – Вы только что потратили несколько годовых капитанских окладов на кимоно. Не жалеете? – Гин пытается уколоть, но все же держится на почтительном расстоянии, как только мужчины вышли из мастерской. – Тебе тоже заказать? – Соуске усмехается и поправляет очки. – Без вложений выгоды не получишь. Впрочем, ты знаешь это и без меня.но, ᴨᴩᴀʙо, нᴀ ᴄʙᴇᴛᴇ ᴋудᴀ ʍᴇньɯᴇ ʍужчин ᴄ боᴧьɯиʍ ᴄоᴄᴛояниᴇʍ, нᴇжᴇᴧи хоᴩоɯᴇньᴋих жᴇнщин, ᴋоᴛоᴩыᴇ их доᴄᴛойны.
джᴇйн оᴄᴛин
ʍ϶нᴄɸиᴧд-ᴨᴀᴩᴋ
Айзен тянется поправить очки, но натыкается на пустоту. Точно ведь. Они остались на комоде, рядом с книгой, что читал вчера. Мужчина вспоминает, как его особенная девочка принесла очки. Надо бы поскорее поговорить с Кьекой. Третий лишний в голове ему не нужен. Очки же к нему возвращаются за ужином. Обманчиво хрупкая ручка опускает их перед мужчиной на стол. – Ты забыл в комнате, – голос приглушенный, девочка все еще надеется, что выглядит натурально обиженной за грубое наказание. – Приятного аппетита. Айзен поднимает голову и первым делом замечает рубины на щеках. Сразу же вспоминается напряженное утро. Мужчина усмехается уголками губ, наблюдая за тем, как Ичиго сидит и демонстративно не смотрит на него. – Спасибо, – кивает он и откладывает очки подальше. Все равно сегодня уже проходил без них. – Приятного аппетита. – Айзен берется за хаси. Дрожащие пальцы девочки также сжимают палочки, и аппетита почти нет. – Спасибо. – Как прошел день? В горле ком, ей хочется прокашляться. Палочки хватают кусочек рыбы и без удовольствия тянут ее в рот. Девочка нарочито медленно жует, чтобы успокоиться, а со стороны выглядит так, будто рыжая только лишь дуется. – Неплохо, – на мгновение взгляд карих глаз падает на лицо капитана из-за приличия. – Как прошел твой? – Разметили участок полигона. Завтра поеду заключать договор на поставку материалов, и послезавтра можем уезжать в Сейрейтей. Айзен смотрит на девочку и не может сдержать улыбку. – Если хочешь, завтра можешь присмотреть что-нибудь на рынке. Если украшения не нравятся. Айзен специально не смотрит на лисичку в рыжих волосах. Розовый язык Ичиго нервно проходится по прокушенной губе – соль, оставшаяся в рту от кусочка рыбы, неприятно щиплет нежную кожу. Но девочке не до этого. Какого черта она вообще надела эту шпильку? Что в голове было в тот момент? Кажется, она хотела что-то кому-то доказать. То ли без слов сказать, прокричать Соуске: “Смотри, я вообще не смущаюсь, даже подарок твой тебе назло надела!”, то ли продемонстрировать себе свою собственную натужную самоуверенность, которой, по сути, в ней крупицы. По крайней мере, когда она не возбуждена. – Мгм, – не может выдавить из себя что-то большее. Мужчина про себя смеется, а Ичиго хочет сброситься от стыда с небоскреба в своем же внутреннем мире. – Но тебе идут украшения. – Соуске смотрит на прокушенную губу и вспоминает, как острые зубки кусали его самого, играясь, пытаясь завлечь. Впрочем, попытки были весьма удачными. – Спасибо, – старания говорить ровно проваливаются – получается тихо, с еле-еле сдерживаемой дрожью. Карамельные глаза опускаются, ресницы прикрывают стыдливый взгляд. В рот отправляется несчастный эдамаме. Разговор не клеится, и именно из-за девушки. – Сегодня не выходила на солнце? Айзен старательно делает вид, что не замечает чужого смущения. Покой принес не только умиротворение, но и настроение. Так почему бы ему в ответ не поиграть? Девочка отрицательно покачивает головой из стороны в сторону. Раскрывать рот не хочется, но нужно. – Рю захотел поиграть онигокко, – отвлеченная тема чуть успокаивает, – поэтому мы были здесь. И, конечно же, только я была они. Айзен улыбается, вспомнив значение Яо-ху. – Ты любишь играть, да, Ичиго? Он издевается. А она – знает об этом. Только вот как теперь защититься? Девочка держит голову ровно, хотя хочется опустить лицо вниз или вовсе отвернуться – скрыть смущение, румянец, беспомощный и робкий взгляд. Карамельные радужки скользят по пространству и останавливаются на смеющихся глазах, обрамленных красивыми темными ресницами. – А ты, Соуске? – если бы она могла мастерски скрывать эмоции, получилось бы убедительно. Айзен следит за реакцией, наслаждается – совсем чуть-чуть – застенчивым взглядом из сердолика, что так упорно смотрят ему в глаза. – Если в игре будет такой они... – мужчина хитро щурит глаза. Вот бы провалиться под землю. Вот бы превратиться в рисинку, что нагло прилипла к ее палочкам. Ей нельзя так позорно проигрывать, Ичиго просто не может себе позволить. “Давай, извращенка, я в тебя верю”, – скрежет в голове вдруг появляется спустя время с таким неожиданным подбадриванием. – Тогда почему тебе не понравилась игра этим утром? – вот сейчас точно пора рыть себе яму. – А ты опытный игрок? – Айзен закончил есть, ведь, в отличие от смущенной риоки, он может себя контролировать. Он откладывает палочки и поднимает взгляд на девочку. – Ах, да, – припоминает Ичиго кое-что, – ты же предпочитаешь кого-то с опытом. Куросаки вновь почти ничего не съела, да и не лезет оно в таких-то обстоятельствах. Айзен не сдерживает снисходительной улыбки. Это был бы отличный ход, но… – Скорее боюсь напугать новичков. Он помнит, как девочка не могла распознать его возбуждение еще по прибытии в Общество Душ. – Правда? – рыжие бровки приподнимаются, но в глазах нет ни капли удивления – лишь все то же страшное предательское стеснение. – Я бы так не сказала. Спор превращается в детское перетягивание каната, чему Айзен не особо рад. – Ичиго, я же говорил, за детские игры, буду наказывать как ребенка. Мужчина хитро щурит глаза, напоминая про утреннее унижение. Не больно, не серьезно, а именно унизительно, показывая, что девочка, чтобы получить желаемое, должна решить для себя по-взрослому, а не пойти на поводу у момента. Ее язык вновь проходится по губам, неприятно задевая ранку. Дыхание учащается. Да что же это такое? Почему она так реагирует? Это ненормально. Юное тельце тут же начинает гореть, особенно в тех местах, где ее когда-либо касался Айзен. – Наказывай, – закатывает глаза чисто для приличия, чтобы вывернуть это все в шутку и в детское ребячество. Опытного лжеца не обмануть лишь закатанными глазками, пусть и такими. В карамельных омутах к смущению прибавилось уже знакомое Айзену возбуждение. Мужчина сглатывает. Если он правильно понял... – А если сейчас поднимемся в комнату и выпорю, что будешь делать? – щурится Соуске и проверяет себя, держит ли он себя под контролем. У Ичиго перехватывает дыхание. Голову вновь затягивает туман, да такой густой и плотный, что его можно собрать рукой и запихнуть в мешок. Щеки – алее алого. – Надрывать голос, – она поднимает пиалу с остывшим чаем и прячет глаза. – А теперь прямо скажи, что ты хочешь. – Айзен быстро проходится языком по губам, потому что те как-то незаметно пересохли. Порка – не просто желание боли. Порка – это желание почувствовать чужую власть, отдать контроль в чужие руки. И от понимания того, что его девочка хочет, перехватывает сердце. Судорожный выдох слышится с ее стороны. Такой, что его слышно за версту – с едва заметной примесью голоса, похожий на стон. – Хочу подняться в комнату. Взгляд мужчины темнеет. – Заканчивай с ужином, и я жду тебя в спальне. Айзен уходит из обеденного зала и быстро смывает с себя пыль и грязь. Дальше поднимается наверх и ждет, давая девочке время на раздумья. Ичиго никак не реагирует. Голова занята другим. Как она к этому пришла? Она же даже точно не поняла, не распробовала до конца. А вдруг в этот раз Соуске не сдержится? С его терпением играть опасно – девушка это отчетливо осознает. Никакая еда не лезет в спазмированное возбуждением горло. Тело что-то предчувствует, предвкушает – Ичиго намокла от одного только разговора. Она медленно пьет остывший чай, чтобы отрезветь – хотя бы в последний момент. Но такое опьянение не развеять. Дверь в комнату робко поскрипывает. Айзен сидит на кровати. Когда дверь открывается, мужчина поднимает голову, осматривая смущенную, но возбужденную девочку, снизу вверх. Он расставляет ноги и хлопает по коленке. – Иди сюда. Пути назад нет. Ичиго шагает степенно, будто не она инициировала ситуацию, будто не она сгорает от желания. А приблизившись к мужчине, мнется – что делать? Как действовать? Как себя вести? Веснушчатый носик сопит от натужного дыхания, и девочка просто садится на чужое колено, опьяненно и доверчиво смотря в карие глаза. Соуске кладет горячую руку на осиную талию, придерживая риоку. – А теперь, Ичиго, расскажи, ч т о именно, ты хочешь. Узкие ладони устроились на сжатых между собой острых коленках. Маленькие ступни в таби не достают до пола, и пальчики на них периодически поджимаются от нетерпения. – Ты сам это озвучил, – все же не может решиться произнести это вслух сама. – Я согласна. Мужчина шумно выдыхает. “Я согласна” – слишком соблазнительно, ведь Айзен может воспользоваться размытой формулировкой. И как бы ни хотелось, Соуске не желал использовать девочку т а к и м способом. Ведь лучше, если она сама, уверенная в своем выборе, скажет. – Нет, Ичиго. – Айзен качает головой. – Я хочу услышать то, что хочешь именно ты. Я не хочу навредить тебе или сделать больно, поэтому скажи. – Айзен заглядывает в глаза из сердолика. Хотя у самого потемневший взгляд. – Словами. – Накажи меня, – с трудом выдавливает из себя слова шепотом, и голосок задрожал, – как ты сделал утром. От огромных капель чернил вместо зрачков у Айзена девочку ведет. Хотя у самой такие же. Тонкие пальцы сжимаются на коленях, ногти впиваются в ткань кимоно. – Я хочу попробовать, – судорожно выдыхает – острые плечи опускаются. – Скажу, если будет больно. – Ичиго, ты... – мужчина вновь шумно выдыхает. Тихие слова отдают в пах, но Айзен все еще контролирует себя. – ...Ты хочешь почувствовать боль, или... – он проходится языком по пересохшим губам. – ...Контроль? Вопрос ставит в тупик. Хороший, хороший вопрос. Девушка задумывается об этом в сотый раз за день. Так тяжело разобраться в себе, когда такие неуправляемые чувства захватывают разум, когда они так пропитывают каждую клеточку тела, когда они отдают одним единственным запахом и одним единственным тембром голоса. – Я… – шепчет и мнется, волнуется и подбирает слова, чтобы описать как можно точнее, – я хочу, чтобы ты меня контролировал. Соуске едва сдерживает ругательство. Он буквально чувствует, как кровь приливает к члену. Девочка прирожденная искусительница. Без опыта, по незнанию, но… – Тогда не стоит тебя пороть, Ичиго. – он кладет вторую руку на низ живота. – Есть другие способы контроля. Девочка стыдливо осознает, что ткани ее одежд с каждой секундой все больше пропитываются влагой, маленьким пятном достигая чужого ночного кимоно. Под ладонью, что легла на ее живот, растекается магма, прожигая внутренности – а ведь она даже почти не чувствует температуру чужой кожи. А так сильно хочется. – Какие, Соуске? – голос тихий, но резонирует в самой груди. Айзен чувствует кожей смазку, что пропитала слои кимоно, и тянется к чужому оби. – Например, депривация. Без моего разрешения ты не получишь удовольствия. И никакой боли. – Покажи мне, – натужная тихая просьба, с придыханием и доверчивой мольбой. Девочка убирает руки со своих колен, чтобы капитан мог добраться до оби. Аккуратно ерзает, сидя на чужом бедре, потому что хочет вновь прикоснуться к себе. Мужчина развязывает пояс, но не убирает его далеко. Вместо этого – зачесывает рыжие пряди и завязывает оби на глазах девочки. Соуске целует коротко, только обозначив касание. Дальше снимает с Ичиго кимоно. Медленно, чтобы ткань сама спадала, создавая дополнительное раздражение на фарфоровой коже. А когда кимоно оседает на пол, в одно движение переворачивает рыжую риоку на кровать, укладывая на спину. Сам же встает, делая от кровати шаг назад и любуясь получившейся картиной. Для нее хоть открывай глаза, хоть закрывай – темнота. Плотная ткань оби не пропускает свет свечей, и девочка теряется в пространстве, теряется в собственном возбуждении. Дышать тяжело – персиковые губы приоткрыты и жадно вбирают воздух. Спина касается холодного одеяла, и по всей коже виднеются крохотные точки мурашек. Изящное бледное тело ерзает, слегка извивается от нетерпения, а узкие ладошки безвольно ложатся на впалый живот – не смеют двигаться ни в одном из направлений. Розовые соски напряжены еще с того момента, как с Ичиго сползали слои одежд, задевая грудь, а между едва-едва расставленных ног, на бедрах, блестит смазка. Айзен обходит кровать и становится прямо у рыжей макушки. Несколько жестов руками, и на комнату накладывается барьер. Мужчина наклоняется. Одними кончиками пальцев, короткими ногтями, задевает мягкую кожу. Не ласкает – дразнит. От самого низа живота, прыгая по изящным рукам, тревожа мурашки на шелковой коже, до самого подбородка, щекоча шею. Большой палец ложится прямо на персиковые губы, почти также, как и утром. Давит, обнажая зубы. В таких обстоятельствах сойти с ума слишком просто – раз плюнуть. Перед глазами мрак, а в комнате почти тишина. Слух обострился, и девочка слышит лишь собственное дыхание, бешеный ритм сердца и звук трения кожи о кожу. Каждый участок чересчур чувствительного тела требует особого внимания, но его лишь мучительно и жестоко поддразнивают. Играют как на инструменте – ловко перебирают струны, а там, где нужно, зажимают лады. А инструмент плавится, изгибается, поддается. К партии добавляется сдавленный стон, когда шею оглаживают горячие пальцы. А после литой печатью из сургуча чужой палец ложится на персиковую кожу, давя на ранку. Это отдается искрой в самый низ живота. Ичиго обхватывает губами палец, еле заметно прикусывая самый кончик. – Итак, Ичиго... – голос Айзена хриплый от возбуждения. Пока он говорит, его палец углубляется, давит на кончик юркого языка. Член налился кровью и стоит так, что звенит в ушах. Возбуждает не умелая стимуляция, а отданный в его руки контроль. Добровольно. От одного факта становится хуже. Ведь персиковым губам он нашел бы множество применений. Но нужно контролировать не только девочку, но и себя. – Скажи, что конкретно ты хочешь? – влажная подушечка пальца обводит губы и рука спускается вниз, чертя влажную линию по шее, до самой груди. Мужская ладонь ложится сверху, некрепко сжимая и принимается ласкать бусинку вставшего соска. От пониженного тона голоса девичья поясница сама изгибается, а в груди – звенит так, что хочется прокашляться. Ощущения от чужих прикосновений слишком невыносимы, выразительны. Девичьи ножки сжимаются, и Куросаки ерзает, ощущая давление на клитор. Вместе с этим пальцы капитана дотянулись до розового соска, сжимая, и рыжая риока не может сдержать стон, до краев наполненный тягучим медом и горьким дымом. – Соуске, – не говорит – выдыхает, – коснись меня… там. – рыжая шумно сглатывает слюну, не веря, что ее рот может такое произносить. – И дай коснуться себя. Ладонь на груди замирает. Айзен отстраняется и смотрит на девочку. Потемневший взгляд скользит по незащищенной шее, останавливаясь на персиковых губах. О, он бы с радостью стал экспонатом для изучения для Ичиго. Мужчина сжимает член через ткань кимоно. Возбуждение почти осязаемое, и Айзен делает глубокий вдох, вспоминая, кто перед ним. Неопытная девочка, не знающая саму себя. Нужно держать себя под контролем. Соуске обходит кровать. Матрац проминается под его весом. Он притягивает риоку за бедра, забрасывая длинные ноги на предплечья. Губы касаются плоского живота, оставляя влажный поцелуй. – Здесь? – он не усмехается, только потому что собственная эрекция требует к себе внимания. Лишенная зрения, Ичиго до конца не понимает, что происходит. Вплоть до того момента, пока мужчина не оставляет жгучий поцелуй аккурат у пупка. Крепкие мышцы живота вдруг спазмируются, тело живет своей жизнью и изгибается в пояснице, едва заметно качнув бедрами. Осознание того, что Айзен сейчас видит все так близко, что она чувствует его пылкое дыхание своей кожей на животе, заставляет невыносимо робеть. Хочется сжаться, прикрыться, но плечи капитана мешают сомкнуть ноги. И одновременно не терпится продолжить, наконец почувствовать хоть какое-то касание там, где девочка касалась себя сегодня утром в желании получить разрядку. Тонкие пальцы зарываются в шатенистую шевелюру, пока Ичиго пытается собраться. – Соуске, – девочка открыто стонет его имя, почти хныча, нетерпеливо выгибаясь. – Прошу, ниже… Выбор сделан, лисичка в волосах хитро следит за нехитрыми мыслями хозяйки. Айзен упирается лбом в плоский живот и выдыхает. Он не выдержит, если его продолжат так звать. Ее голос звенит в ушах эхом. Мужчина оставляет поцелуй на бледной коже и спускается ниже. Внутренняя сторона бедра получает легкий, дразнящий укус. После горячий язык мягко касается клитора. Длинные пальцы сжимаются на бедрах, сминая фарфоровую кожу. Соуске прижимает девочку ближе и обхватывает губами клитор. Девичий узкий рот перестает издавать звуки, потому что рыжая шинигами задерживает дыхание. В ее голове тут же взрывается планета, когда чужой язык прикасается к изнывающей точке. Изящное тело крупно вздрагивает. Даже ее бледная шея краснеет от осознания того, что с девушкой сейчас делают и кто это делает. Жилы и само тело натягиваются как канаты, и пальчики не могут не сжать мягкие каштановые прядки. Девочке хочется сорвать ткань оби с глаз, посмотреть на это. Посмотреть на то, как Айзен это с ней делает, как выглядит его лицо, какой у него взгляд. – Соуске, – еле-еле выдавливает она из себя, – я хочу видеть… Губы останавливаются. Айзен оставляет короткий дразнящий поцелуй на клиторе и отстраняется, переключаясь на чувствительную кожу рядом. – Нет. Она и сама легко может сорвать с себя импровизированную повязку. Но не делает этого, беспрекословно и покорно подчиняется, не смея ничего сказать против. От этого возбуждение только возрастает. Куросаки полностью в его руках, целиком под контролем, сама отдала свое тело на растерзание. Но… Юная шинигами тихо-тихо и жалобно хнычет – чувствительная точка и дальше хочет внимания, но капитан специально дразнит, почти издевается, и тем самым распаляет еще сильнее. – Еще, прошу… – не просит – молит. Девочка просит, а у Соуске темнеет перед глазами. В этот раз ее мольбы не достигнут цели. Айзен не успел забыть про ее желание. “Накажи меня” все еще отдается в черепной коробке. Соуске, в бытность капитаном и владыкой Уэко Мундо, научился наказывать. И не всегда это было сопряжено с болью. Мужчина проводит большим пальцем по промежности и возвращает руку на бедро. Губы находят пристанище на груди. Девочке же приходится сильно помучить уже раненую губу, прокусить ее во второй раз. Ужасная пытка – пресладкая. Юное тельце изгибается, чуть вертит тазом, желает большего – а ему не дают ничего, кроме легких поцелуев на груди. И все же, там кожа Ичиго слишком чувствительная, и рыжая хрипло и тягуче стонет, утыкаясь носом в чужую макушку и обняв мужчину за шею, обвивая бледными ногами его торс – из-за этого розовые пяточки давят на поясницу Айзена. – Тогда разреши прикоснуться к тебе, – шепчет она, обдавая кожу головы жаром – играет по правилам, которые явно составляла не Ичиго. Его пальцы сжимают нежную кожу. Завтра появятся синяки, Айзен уверен. Завтра он поцелует каждый. Сейчас же: – Я весь твой. Куросаки только сильнее упирается затылком в кровать от неги, когда сильные пальцы сжимаются на бедре. “Я весь твой” ухает на дно девичьего сердца и поселяется там на добрую половину вечности. Наощупь риока обхватывает лицо Соуске руками и тянет на себя, мягко целует его, делясь легким привкусом своей крови, а сама опускает одну ногу на постель и щупает, что там рядом – пустота или все еще кровать. Все еще кровать. Опускается вторая нога, хрупкие руки вновь обвивают горячую шею, и девочка крайне ловко переворачивает капитана на лопатки, оказываясь сверху. Ичиго выпрямляется и садится, чувствуя под ягодицами косые мышцы живота – крайне напряженные. Все ее тело млеет и тает, а на персиковых губах воцаряется довольная улыбка. Интерес слишком велик. Пальцы тянутся поправить чуть ослабевшую повязку на глазах, затянуть ее потуже, а после касаются своей прохладой горячей кожи на ключицах. Кожа Айзена, очевидно, плотнее и грубее ее собственной, оттого трогать ее увлекательнее. Юркие ладони ныряют под ткань кимоно, оглаживают сильные плечи и тем самым стягивают слой одежды ниже. Розовый язык проходится по персиковой коже, девочка трепетно вдыхает воздух. Руки скользят чуть ниже, к твердой как камень груди, кончики пальцев вслепую натыкаются на соски, ложатся поверх и легонько проводят по бусинкам – так, как Ичиго ласкает обычно свою грудь. Край кровати к мужчине опасно близко – каштановые пряди свисают, и Айзен напрягает шею, чтобы посмотреть вверх. Он подтягивает ноги, чтобы девочке было на что откинуться, а пятками упирается в другой край кровати. Изящное тело оседлало мужчину, а он только распробовал металл на губах. Ичиго выглядит манящей в тусклом свете свечей. Потемневшие бусины сосков призывно торчат. Припухшие губы выделяются рядом со светлой тканью оби, а тени играются на женских изгибах, делая девочку непостижимой. Недостижимой. Но Соуске чувствует на животе влажную от смазки ткань, а на языке все еще жив ее естественный вкус. Упавшие, медные в тусклом свете пряди щекочут колени. Изящные пальчики проходятся по груди, и Айзен мычит. Возбуждение слишком острое. Как бы ни было противоречиво, невозможность видеть делает все проще. Ичиго не осознает того, как на нее смотрят снизу вверх. Не наблюдает за своими собственными руками, что делают постыдные для девочки вещи. Однако слышит все лучше обычного. И мычание в ответ на ее прикосновение – лучше любого подарка. Отчего-то, подчиняющаяся сейчас капитану даже в мелочах, Ичиго чувствует над ним огромную власть. И это очередное противоречие будоражит. Хрупкие на вид руки чувствуют биение чужого сердца, качающего кровь, осязают, как тяжело вздымается грудная клетка. И от этого рыжую ведет сильнее, запредельнее. Куросаки мнется, робеет, но опускается вниз, для ориентира оставляя большой палец на соске мужчины. И повторяет за тем, что и как делал Айзен, ведь тогда ей самой было слишком приятно. Ярко-розовый язык, темный при свете свечей, касается напряженной бусинки, а после персиковые губы обхватывают ее и мягко сжимают. От собственной смелости внизу живота вновь все закручивается с новой силой. Соуске тихо стонет на выдохе. Возбужденному телу многого не нужно. Возбужденному телу, удерживаемому самоконтролем – нужно еще меньше. Рука сама находит рыжий затылок. Пальцы путаются в золотом шелке, и прическа рассыпается полностью. Оби падает на шею, превращаясь в импровизированный ошейник. Айзен тянет девочку на себя. Как же он прекрасен. В мерцающем теплом свете, с разметавшимися темными волосами, почти черными в полутьме. В глазах – яркие блики от огоньков, выливающееся за края вожделение, желание. Темные губы приоткрыты, жадно хватают воздух, а в самом сумраке светятся белая мраморная шея и величественные плечи. Ичиго благодарна всем богам, а особенно одному, лежащему под ней, что смогла лицезреть такую картину. Но, увы, недолго. – Ичи-го... – мужчина почти рычит, заглядывая в глаза из сердолика. – Лучше не дразни. Иначе не сдержится. Соуске накрывает губы, жадно целуя. Девочка целует в ответ, цепляясь пальцами за плечи, ложась на Айзена своим чувствительным телом – ее соски трутся о чужую грудь, практически болезненно искрами отдавая в промежность, отчего рыжая стонет. Ее волосы из-за горячей пятерни в них – в полном беспорядке, и изысканная шпилька падает мужчине на руку. – Соуске, – она шепчет в самые губы, чуть отстраняясь, а после и вовсе выпрямляется, – ты запрещаешь мне касаться? Айзен хочет сказать “нет”. Вместо этого он отбрасывает шпильку и садится, тянется за девочкой. Стук нефрита о пол теряется в его мычании – Ичиго оказалась прямо на члене, задев влажными бедрами эрекцию. – Я многое хочу позволить тебе, но не сдержусь. – ладони ложатся на ягодицы, только не в невинном касании, а сминая кожу, буквально направляя женский таз вниз, усиливая давление. Айзен смотрит в глаза из сердолика и слышит, как контроль начинает трещать. – Я не дам сорваться, – девочка вдруг серьезно смотрит на мужчину, хотя в глазах все еще горит возбуждение, а после трется носом о его щеку, – как ты и сказал, я пока не готова, но… Руки на ягодицах ощущаются так, будто это всегда было только их местом, основной пристанью. Ичиго сглатывает. Все же, повязка сильно спасала от непреодолимого смущения. Женские ладошки ложатся на впадинки под скулами, большие пальцы оглаживают бледную кожу лица капитана. – Но я же могу помочь… – глаза стыдливо опускаются, – по-другому. Научи. На ягодице расцветает алая пятерня. В воздухе повис звонкий шлепок.– Я же говорил, не играй, – Айзен рычит. Треск в ушах смешивается со звоном от возбуждения. Еще чуть-чуть и контроля не будет. Ладонь не успевает прикрыть рот – девочка ярко вскрикивает. Вот и тот самый третий раз, чтобы окончательно распробовать. Ягодица горит, карамельные глаза широко распахнуты от неожиданности, а чувствительная точка внизу нещадно пульсирует. Мужчина в этот раз приложил чуть больше силы, и у Ичиго перехватило дыхание. – Н-но я… – пробегается языком по пересохшим губам, – я не играю. Научи, Соуске, – звучит как приказ. С тем, как пробегается алый язычок по персиковым губам, тают последние капли его самоконтроля. Айзен чувствует, как по спине течет пот, и сжимает пальцы на ягодице, будто это единственное, что держит его на плаву. – О, я тебя научу. Обязательно. – он смотрит в глаза из сердолика и пытается отвлечься на бредовый, пошлый разговор, лишь бы не думать, как удобно сидит на нем девочка, как хорошо давит на член. – Но не сейчас. Ичиго заводит руку за спину и накрывает ладонью горячую руку, сжимающую ее горящую ягодицу. – Хорошо, Соуске, – голос дрожит от смущения, но резонирует прямо из груди, становясь глубже. – И что ты будешь делать сейчас? – Провоцируешь, да? – щурится мужчина. – Сейчас – да, – честно признается девочка, но на лице ни тени улыбки. – Учи, Соуске. Куросаки ерзает бедрами, дразня и одновременно намекая, что тоже хочет разрядки. У Айзена нет слов. Айзен пытается держать трещащий самоконтроль за оставшиеся лоскуты. Мужчина ложится на спину и говорит: – Повернись ко мне спиной и ляг на меня, – не то приказывает, не то рычит. Ее сердце ухает вниз. Голос мужчины будто бы даже на человеческий больше не был похож – вместо него был слышен хищнический рык. По девичьему телу пробегает дрожь. И Ичиго слушается. Упирается руками в грудь, привстает и коленками встает с одной стороны. Неловко – из-за перевозбуждения и робости – поворачивается спиной к Айзену. Вновь перекидывает ногу через торс капитана, и ее ягодицы оказываются на его тяжело вздымающейся груди. Узкие ладошки для опоры ложатся на тазовые кости Соуске, и рыжая оборачивается. – Что мне делать? – голос уже не такой смелый, но все так же наполненный желанием. Айзен вновь берет девочку за бедра и подтягивает к себе. Поцелуй-укус остается на ягодице. Мужчина на пробу проходится языком по всей промежности, собирая смазку. Вязкая жидкость остается на подбородке и на шее. В его глазах темнеет. Ичиго так возбуждена именно из-за него и всячески пытается спровоцировать его. От этой мысли хочется оказаться внутри девочки, наконец принести и себе, и ей облегчение, но лоскутки самоконтроля еще держатся. Вместо этого Айзен говорит: – Я же говорил, я весь твой. – мужчина раздвигает упругие ягодицы для удобства. – Пока используй свои руки. Сожми член у основания и поласкай головку, – не стесняясь. Соуске давит языком на клитор и обхватывает его губами. Боже. Ее бледный, покрытый испариной лоб утыкается в твердый напряженный живот капитана. Это просто невыносимо. Девочка чувственно и громко стонет, даже через ткань кимоно обжигая чужую кожу раскаленным дыханием. Между ног так жарко, и там точно язык пламени проходится по всем чувствительным местам. Ичиго забывает, где она и кто она. Ее довольно долго истязали, прежде чем вновь коснуться пульсирующей точки, и рыжая шинигами просто теряет голову. Но в какой-то момент голос Соуске отрезвляет. И делает только хуже своей непосредственностью. Остается только смущенно сглотнуть вязкую слюну и приподняться, упираясь одной рукой в тазовую кость мужчины. Нервные пальцы второй руки ловко развязывают пояс кимоно, пока из девичьего рта то и дело вырываются сладкие как патока стоны, а бледные бедра все чаще и чаще вздрагивают от воздействия на клитор. Края темной ткани откидываются по сторонам, и девочка впервые видит это все так близко. Напряженная плоть, обвитая рельефными змеями вен, лежит прямо на животе Айзена, и Ичиго может видеть, как она периодически подергивается от возбуждения. Да уж, уроки анатомии в школе она посещала, но это совсем другое. Горячий язык в ее лоне не дает развить мысль, и рыжая просто делает то, что ей было сказано, покрываясь румянцем, кажется, до самых пяток. Тонкие пальцы обхватывают член у самого лобка и, приподнимая его с живота, слабо сжимают, боясь сделать больно. В этот момент юркий язык бывшего предателя делает что-то слишком приятное, и нежная ладошка сжимается чуть сильнее. – Соуске, – вновь не говорит, а стонет, поджимая пальчики на ногах, но после возвращается к делу. Хватка снова становится немного слабее, и ладошка скользит по сухой коже наверх. После – немного вниз, и крайняя плоть опускается вместе с пальчиками, обнажая темную головку. Куросаки хочет прямо здесь потерять сознание и более никогда не очнуться. Слишком незнакомо и интимно то, что она сейчас делает. Мягкая подушечка большого пальца проходится по самому верху, нащупывая крохотное отверстие, из которого вытекают густые прозрачные капельки смазки, и робко размазывает их по нежной розовой слизистой, поглаживая. От томных, громких стонов его ведет. Айзен представляет, как персиковые губы обхватывают член и впускают в горячий влажный рот. Вместо губ – изящные пальчики. Неопытные и робкие, но принадлежат е г о девочке. Напряженная плоть отзывается в маленьких руках, а сам Соуске стонет. Хрипло, с рыком в так удобно расположенную ягодицу. Мягкая кожа подхватывается зубами несдержанно и наверняка больно. – Не бойся... – на месте укуса, едва отдышавшись, Айзен оставляет извиняющийся поцелуй. – ...Ты не сделаешь мне больно. Грубый укус смешивается с гортанным рыком, и девочка вскрикивает от неожиданного укола боли – и до конца не понимает, было ли это просто больно или… розовый язык проходится по персиковой коже. Слова Соуске успокаивают, и рыжеволосая аккуратно продолжает ласки. Чтобы освободить вторую руку, девушка ложится животом на торс мужчины и упирается острыми локтями в постель по бокам, у крепких косых мышц. Ладошка бережно обхватывает поблескивающую в бликах свечей головку и скользит вниз, к самому основанию, размазывая смазку и оставаясь там, сжимая чуть сильнее. Вторая рука же снова касается темно-розовой кожи, гладя и обнимая пальчиками, ожидая реакции. Мужчина, не стесняясь, стонет. Длинные пальцы впиваются в упругую плоть. – Да, так. Молодец, Ичиго, – Айзен хрипит и не узнает собственного голоса. Мужской хриплый и грудной стон – для нее равен поощрению, а похвала будоражит разум, затуманивает и пьянит. Девочка улыбается, прогибаясь в пояснице от горячего дыхания на ее промежности и сжимающихся горячих пальцев. Рука, что снизу, медленно и вязко возвращается наверх, сталкивая с головки вторую и занимает ее место, а после так же неспешно скользит к основанию. Сама Ичиго вдруг опускает голову и оставляет легкие поцелуи там, куда может дотянуться – на косых мышцах живота, у пупка и у дорожки темных волос. Соуске оставляет последний поцелуй на клиторе и отстраняется. Иначе оставит очередной укус. Место языка занимает ладонь. Большой палец массирует клитор, как делала девочка, по кругу, остальные ласкают вход. Болезненно-холодный лоб снова утыкается в низ живота мужчины – к клитору вновь вернулось внимание, и девочка стонет, после задерживая дыхание и едва-едва подмахивая бедрами, и спустя пару-тройку секунд содрогается от такого долгожданного, вымученного оргазма – настолько яркого и сильного, что рыжей приходится сладко выкрикнуть имя капитана и сжать коленками его ребра, чтобы вытерпеть такое удовольствие. На чужой бледный живот капает слезинка, и Ичиго пытается отдышаться, чтобы продолжить ласку, и это занимает немного времени. По руке течет смазка и капает на грудь. Чужой оргазм дрожью отдается в теле, а из-за сжатых ребер, кажется, что перекрыли доступ к кислороду. Айзен откидывает голову, больно ударяясь затылком о край кровати. Пот заливает глаза, и мужчина проходится языком по пересохшим губам. Грудная клетка ходит ходуном. – Ичиго, поласкай мошонку. Девушка скользит изящным телом чуть ближе к мужской плоти, чтобы было проще дотягиваться, и, все еще тяжело дыша, касается свободной рукой мошонки. Проводит по коже кончиками пальцев. Совсем легонько сжимает. Другая рука держит основание, и Куросаки, неожиданно для себя, решается – головки вдруг касается горячее дыхание, и кончик розового языка проходится по чувствительной слизистой. Пухлые губы мужчины раскрываются в немом стоне. Пальцы непроизвольно сжимаются, зажимая между чувствительную кожу девочки. Свободной рукой Айзен убирает со лба прилипшие волосы. Юркий, такой горячий и нужный сейчас язык будто дразнит, издевается. Хваленый контроль висит на одной ниточке. – Не дразни, Ичиго. Но Ичиго не слышит. Реакция Айзена для нее превышает, обгоняет любые его слова, любые предупреждения. Раньше она была во власти рук мужчины, он доставлял ей удовольствие и не требовал ничего в ответ. Но сейчас Куросаки поняла, как приятно слышать чужие стоны и знать, что виной этому – она сама. Изящное тело все еще дрожит от пережитого оргазма, но… Персиковые губы изгибаются в слабой улыбке. Хрупкая на вид ручка поднимается вверх по плоти, останавливается у головки, не доходя, и опускается вновь, входя в определенный замедленный ритм. Мягкие губы целуют розовую гладкую кожу – на языке горьковатый вкус, но он не препятствует второму поцелую. Второй поцелуй в головку – и пальцы Айзена тянутся к длинным краям оби. Мужчина натягивает пояс, не совсем понимая, что девочке может быть больно. В голове только одна мысль: удержать контроль. Только контроля уже нет. – Не... – пальцы идеально обхватывают член, и Соуске прерывается на стон. Хриплый выдох, широко распахнутые карамельные глаза – от неожиданности. Оби слабо давит на трахею, чуть отдаляя рыжую голову от чужого возбуждения. И в девочке разыгрывается азарт – вновь, из-за бурной реакции, из-за ощущения власти над чужим телом. Ичиго упрямо тянется вперед, и пояс с каждым миллиметром все сильнее впивается в нежную кожу шеи – завтра наверняка появится продолговатый синяк. Внизу живота вдруг начинает пульсировать с новой силой из-за слабого удушья, и девочка несдержанно стонет. Губы вновь достигают головки, язык снова проходится по ней – уже шире, надавливая. Рука возвращает былой тягучий ритм, и по-кукольному узкий рот накрывает розовую слизистую чуть меньше, чем наполовину. Пока одна рука все еще держит концы оби, что ослабшими плетями свисают с лебединой шеи, вторая зарывается пальцами в рыжий шелк. Ладонь давит на медный затылок, заставляя девочку взять глубже. Айзен не то стонет, не то рычит – губы идеально сжимают член. Соуске сжимает ткань оби, потому что головка прекрасно проходится по небу, упираясь в горло. – Умница, умница... – хрипит мужчина. Узкая ладошка останавливается. На затылок настойчиво давит горячая пятерня, и девочка не может противиться. Персиковые губы растягиваются, и уголки рта начинают пощипывать. Тем не менее, Ичиго старается не касаться плоти зубами – может себе представить, как это больно, вот только… Давление будто не заканчивается. Раскаленная головка скользит по верхнему небу, проходит дальше и у самых миндалин чуть замедляется. Желание закашляться уже слишком близко, и риока, упершись ладошками в бедра Соуске и слабо впиваясь в бледную кожу ногтями, пытается чуть приподняться и обозначить, что дальше толкаться не стоит. Но ноготки, впившиеся в кожу, только усиливают его ощущения. Айзен двигает бедрами вверх. Пятерня в рыжем шелке сжимает пряди, направляя голову девочки вниз. Ичиго мычит, стараясь дышать носом, чтобы не задохнуться, и на глаза начали наворачиваться слезы – сначала не от боли, а от давления на горло и слизистую. Слишком большая головка проходит дальше, становится больно, и Ичиго даже не может закашляться, жмуря глаза, из которых текут первые соленые капли, и сдерживая природные позывы. И как только ее за волосы дергают наверх, рыжая сразу же судорожно вдыхает воздух, а комнату пронзает хриплый девичий кашель. Рука мужчины отпускает уже ненужную ткань оби и спускается ниже, между девочкой и его телом. Ладонь крепко обхватывает член и в несколько резких движений доводит капитана до разрядки. Айзен выгибается, закидывает голову назад в долгом стоне. Оргазм бьет по ушам, и он не слышит надсадного кашля. Проходит минута или больше, когда мужчина наконец отмирает в белой броне, слыша лишь кашель. От понимания он сжимает губы, что тут же покрываются костяными клыками. Соуске осторожно переносит тонкие, на фоне покрытых иерро рук, ноги на одну сторону, садится и подтягивает девочку к себе, усаживая на колени. Он утыкается лбом в обнаженное плечо и осторожно обнимает Ичиго за талию. – Прости, – в голосе металл, сытость хищника и его же извинения. Горло саднит, уголки маленького рта – ярко-красные и почти кровят, но девочка сама себе утирает слезы, понимая, что мужчина ведь пытался уберечь ее от этого, и это она дразнила до последнего, не ожидая последствий. А вот броня, вновь покрывающая тело Айзена, заставляет замереть в удивлении. Почему это снова произошло? Мысли бегут как переполошенные муравьи из разбитого муравейника. Она все еще тяжело дышит, когда огромные, но ласковые руки притягивают ее к себе и нежно обнимают. Кость холодит разгоряченное плечо, и Ичиго запускает дрожащую ручку в длинные каштановые волосы. – Соуске, все хорошо, – голос все еще хрипит сильнее обычного, но звучит успокаивающе. Айзен бережно касается шеи, но пальцы натыкаются на проклятое оби. Ткань режется острыми когтями и отшвыривается на другой конец комнаты. – Нет, я сорвался. Черная ладонь осторожно растирает красный след на шее. Ичиго же обхватывает руками вороное лицо и соприкасается с ним лбами. – Соуске, все в порядке, – шепчет, чтобы горло немного успокоилось, – ничего ужасного не произошло. Кончик девичьего носа трется о то место, где у маски должен быть нос, но там просто плоская гладкая кость. – Нет, Ичиго, – качает головой Айзен и делает жест свободной рукой: над ними раскрывается купол кайдо. Девочка поднимает голову и видит золотую пелену над их головами, а после снова смотрит маске в ее белесые безэмоциональные глаза, зная, что за ними прячутся карие омуты, наполненные чувствами. – Ну вот, ты же меня вылечишь сейчас. – одна рука возвращается к шатенистому затылку и успокаивающе гладит, как ребенка. – И ты меня предупреждал. Мужчина поддается ласковой руке. Послеоргазменная нега все еще гуляет по телу, и каждое ласковое движение, даже едва ощутимое через броню иерро, отдается в паху. – Но не сдержался, – упрямо талдычит мужчина. – Я должен был проследить и проконтролировать. – Соуске, – взгляд покрасневших глаз строгий, лечебное кидо медленно действует, и говорить становится легче, – послушай меня. Отпусти ситуацию, не вини себя. – подушечка большого пальца гладит чернильную скулу. – В следующий раз сдержишься, пусть просто будет уроком. Мне делали гораздо больнее, и вот я, живая и сижу перед тобой. – Ичиго... – черная ладонь осторожно ложится поверх тонких пальцев. – Ты невинна, ты не познала себя и тем более не знаешь, как реагирует мужчины. С тобой нужно быть осторожным. И пожалуйста, Ичиго, не воспринимай боль как нечто обычное, что можно потерпеть или... – Айзен сглатывает, припоминая, на что именно девочка реагировала. – получить удовольствие. – Я… – и замолкает, смотря в белесые склеры пронзительным и немигающим взглядом. Девочка не хочет об этом думать. Не хочет копаться и вдаваться в детали. Не хочет разрывать эту яму. – Мне просто было интересно. Мужчина вздыхает с примесью металла в голосе. – Мы обязательно поговорим об этом. Но завтра. Сейчас нам нужно принять ванну и лечь спать. Исступленный кивок, и Ичиго аккуратно выбирается из ласковых объятий, чтобы Айзен смог беспрепятственно снять броню. После исцеляющего кидо, после теплой ванны и в кольце горячих заботливых рук девочка почувствовала себя сильно лучше, а потому вновь провалилась в темноту без сновидений и кошмаров.