ᴇᴄᴧи ᴛы нᴇ знᴀᴇɯь, ᴋудᴀ нᴀᴨᴩᴀʙᴧяᴇɯьᴄя, ᴧучɯᴇ нᴇ дᴇᴧᴀᴛь ϶ᴛо ʙ одиночᴇᴄᴛʙᴇ.
ᴄᴨᴧᴇᴛницᴀ
Спустя время сознание мужчины медленно возвращается в реальный мир. Айзену кажется, что он все еще с Кьека Суйгецу, чьи руки мягко перебирают его волосы. Ужасно хочется остаться в приятном мареве. Он чувствует твердость земли, запах смятой травы и что-то мягкое под головой. И почти бесконечную усталость. Сознание прояснилось, но реацу все еще не восстановилась. Поразительно, как быстро тело привыкло к огромному запасу реацу и как теперь почти больно чувствовать себя пустым сосудом. Мужчина открывает глаза и видит над собой лицо спящей девушки. С грязью и засохшей кровью, но такое умиротворенное. Над ними – изумрудная крона клена. Несколько лучиков пробивается сквозь листву и завесу из рыжего шелка и слепит глаза Соуске. Он несколько минут слушает мерное дыхание девушки и почти засыпает вновь. Только толчок из внутреннего мира от Суйгецу заставляет его встать с девичьих колен, на которые ранее уложили его голову. С ног спадает черная тряпка, которая была бережно положена на бедра. На проверку – остатки хакама. Он осматривает девочку и замечает обнаженные ноги. Сознание подкидывает смутное воспоминание последних минут перед потерей сил. Мужчина усмехнулся. Похоже, ему, как офисным клеркам с грунта, нужно написать и приклеить на видное место стикер с пометкой – Куросаки Ичиго – взрослый, но ребенок. Он кладет хакама рядом с владелицей и концентрируется на себе, немного выпуская реацу. На теле формируется тонкая костяная броня, как тогда, на первых этапах слияния с Хогиоку, прикрывая наготу. Не в добром здравии, но в твердой памяти Соуске может разобрать маленькую деревеньку приблизительно на расстоянии дня пешего хода. Айзен решает, что сил на один прыжок телепортации ему хватит, и подходит к девочке. Несмотря на отличную регенерацию – пустой, похоже, без дела не сидит, – она все еще ранена и истощена. Он подносит руку к спящей риоке и применяет лечебное кидо. Раны затянулись, а зеленый свет заклинания тухнет. Мужчина решает дать Ичиго немного отдохнуть, а сам садится недалеко, предпочтя обдумать дальнейшие действия. Временная шинигами, приходя в сознание, лежит на боку. В мягкой траве, но на твердой земле – тело ноет, каждая косточка болит, а в горле сухо как в самой древней гробнице. В поясницу все еще впивается древесная кора, оголенные бедра оглаживает свежий ветерок, заставляя поежиться – видимо, тело Ичиго не смогло сидеть и само опустилось на землю во сне, чтобы расслабиться до конца, но лучше себя Куросаки от этого не чувствует. – Хочу пить… – неразборчиво произносит она, толком еще не придя в себя, как обычно это делают в бреду люди, отходящие от наркоза. Ей приходится открыть глаза, что удается с трудом – ресницы слиплись то ли от влаги, то ли от остатков запекшейся крови на них. Тело после сна ощущается таким невыносимо грязным, что хочется содрать с себя кожу, лишь бы не чувствовать эту зудящую рябь. – Соуске, – еле слышно лепечет шинигами, видя перед глазами лишь согнутые в коленях ноги, покрытые белой броней – она ее очень хорошо помнит. Айзен, поглощенный мыслями, не сразу заметил пробуждение девушки. Но стоило ей позвать его по имени – тут же повернулся. – Как чувствуешь себя? Ичиго покачивает рыжей головой, с трудом приподнимаясь. Лучше бы она не спала – чувствовала бы себя лучше. Рядом с собой замечает свои хакама, на которые, на самом деле, смотреть жалко – все перепачканные и местами порванные. – Не очень, – оглядывает себя и замечает, что на теле нет ни царапины, да и по ощущениям никаких внутренних травм не осталось – это пустой ее так быстро подлатал или… ? – Если я не помоюсь, я не смогу так жить. – Я чувствую какую-то деревеньку где-то в дне пути от нас, – мужчина встает, отряхивая прилипшую траву. – Я планирую остаться там на ночь и передохнуть, чтобы завтра я смог нас телепортировать в первый-второй район Руконгая. Думаю, там мы сможем привести себя в порядок. Пойдем? – он протягивает руку рыжей девочке. Временная шинигами поднимает карамельные глаза, доверчиво смотрит снизу вверх и кивает, хватаясь за теплую ладонь, завернутую в броню. Ей помогают подняться, голову кружит от перемены позиции, и ее пальцы тут же сжимают чужую руку крепче. Она жмурит глаза – перед ними, за веками, точки и звездочки. Айзен обхватывает девичью ладонь в ответ и притягивает Ичиго к себе. Он концентрируется на уплотнении рейши и телепортирует их поближе к деревне. Лес нескончаем – деревенька прячется в чаще. Нет, даже не деревенька, а бедный поселок. Скромные маленькие хижины. Соуске перенес их на опушку и осторожно отпустил девочку. Пока странная пара шла к деревеньке, Айзен сказал, что с местными поговорит первым – сначала нужно узнать год их пребывания. Как предполагал опальный капитан, так и вышло. В разговоре с первым заговорившим с ним стариком он выяснил, что до нападения Яхве осталось девяносто два года – Айзен уже капитан Готея и уже пустифицировал шинигами. Но все еще не собрал Эспаду. Негусто, но мужчина ожидал худшего. Пока он мило беседовал, как оказалось, со старейшиной, местные, что до этого прятались, повылезали на улицу. Больше всего они косились не на Соуске в белой броне, а на временную шинигами, которую он оставил поодаль, чтобы не смущать старейшину. Но пару ребятишек помладше, переборов страх, подошли пообщаться. – Йо-о, какие мечи! Привет! А как тебя зовут? – риока оборачивается к робкому детскому голоску и видит перед собой троицу парнишек на вид лет семи-восьми. – Ичиго, – озадаченно отвечает она скорее на автомате, чувствуя себя препаршиво. Появляться в таком виде на людях не хотелось, но выбора нет – благо, Айзен решил взять на себя все заботы по их обустройству на ближайшие сутки и не заставил Куросаки принимать в этом участие – и на том спасибо. – А меня зовут Су, – широко улыбнулся блондинистый парнишка, который оказался, по всей видимости, самым смелым в своей маленькой компании, – а это Генма и Кио, мои друзья. – Приятно познакомиться, Су, Генма и Кио, – улыбнулась им девочка, решив присесть на корточки, чтобы быть с ребятами на одном уровне. Только сейчас она поняла, как соскучилась по своим младшим сестрам, и это чувство больно кольнуло в груди. – Ты, кстати, плохо выглядишь, Ичиго, – громко заявляет Су, скрещивая руки на груди и оценивающе осматривая потрепанную девушку. – Эм… – Куросаки уже хочет сказать, что она в курсе, но смуглый кареглазый Генма, вдруг переборов робость, перебивает ее. – Нет, Су не это имел в виду! Ты очень красивая, но что с тобой случилось? Звонкий девичий смех разрядил обстановку, прозвучав так облегчающе, что расслабил и мальчиков, и некоторых жителей деревни, наблюдающих за гостями с неприкрытым интересом. – Очень тяжелая битва, – шинигами вдруг стала серьезной, пристально посмотрев в глаза своим новым приятелям. – Вы победили? – Пока не знаю… Чуть мальчишки вынесли девушке воду, и та казалась самым настоящим эфиром. Пересохший рот так долго ждал этого, прохлада в трахее и желудке так освежила, что ей вновь захотелось жить, а Су особенно громко хихикал от того, как жадно Ичиго пила эту воду. Со старейшиной по имени Окура Айзен сошелся на том, что за ночлег и пищу пара уничтожит пустого, терроризирующего местных. Соуске уже нашел эту мелкую шавку, которую не составит труда уничтожить даже в их состоянии. – А кто эта госпожа? – полюбопытствовал старик, когда все дела были оговорены. Айзен уже обдумывал, что нужно будет сделать первым делом по прибытии домой. – Моя жена, – не моргнув глазом, солгал вновь капитан пятого отряда. – Мы справимся с пустым до захода солнца. Старик пожелал им удачи, а Соуске кивнул, показывая, чтобы Ичиго шла за ним, на что девочка послушно догнала его, уже более ожившая и активная. – Куда мы? – Уничтожить одного пустого, чтобы отплатить этим людям за кров, – коротко ответил мужчина, двигаясь в сторону реацу пустого. Ичиго уверенно кивает. Сейчас какой-то пустой кажется таким пустяком, что за кровать и горячую ванну она готова убить хоть тысячу пустых даже после действительно тяжелого боя, от которого еще не отошла. – Он кажется совсем слабым. Неужели шинигами не доходят сюда, чтобы защитить души? – Патрули Готея редко доходят даже до сорокового района. А мы почти за границей восьмидесятого, – спокойно объяснил мужчина. – В это время не доходили и до двадцатого. Удивительно, что здесь вообще узнали форму шинигами. Девочка недовольно хмыкает, почему-то не удивляясь подобной информации. – Это ненормально, – наивно констатирует она, думая, как же несправедливо построено Общество Душ. Они довольно быстро нашли пустого – на вид существо напоминало паука, однако, лап у него было сильно больше, да и пары глаз расположились не только на голове, а по всему телу, покрытому волосками как у шелкопряда. Рыжеволосая схватилась за рукоять Зангецу, висящего за спиной, а на вопросительный взгляд Соуске лишь устало покачала головой. – Хочу сама. Айзен сделал приглашающий жест и сложил руки за спиной, ожидая завершения короткого боя. Пустой оказался не таким слабым, коими могут быть пустые, но Куросаки хватило минуты, чтобы расправиться с пауком – он, к слову, оказался говорящим – даже в такой кондиции. Она отряхнула меч, сбрасывая паутину, которой плевался пустой, и заложила Зангецу за спину – тот естественным образом покрылся белыми лентами и послушно повис. – И все же, не понимаю, – продолжает мысль Ичиго, равняясь с Айзеном и держа направление к деревне, – почему в мире живых дежурные шинигами есть в каждом городе, но Руконгай здесь никому не нужен? – Дежурства ввели не так давно. В основном, после появления в Генсее более сильных пустых, – мужчина неловко прочистил горло, но не изменил себе и все с той же царственной походкой зашагал рядом с Куросаки. – Все равно несправедливо, – говорит в ней юношеский максимализм, – некоторые дети, живущие здесь, могли бы стать шинигами, верно служить Обществу Душ, но обычные пустые запросто пожирают их здесь. Ичиго в очередной раз чертыхается, снова понимая, что то, что Готей строит себя, совершенно отличается от того, что он на самом деле из себя представляет. Песчинку заметят в каждом глазу, что не так на них посмотрит, а вот у себя… она снова чертыхнулась, чуть не перецепившись через бревно из-за невнимательности. Вскоре они добрались до деревни, и Айзен снова отошел поговорить со старейшиной деревушки. Куросаки осталась стоять вновь поодаль, но снова ее пребывание наедине с самой собой нарушили – к ней подошла милая низенькая женщина с большими темными глазами и смуглой оливковой кожей. – Извините, меня зовут Акеми, я мама Генмы. Вы ведь Ичиго? – рыжая лишь почтительно кивает в ответ. – Спасибо, что были милы с моим сыном. Я принесла вам и вашему мужу чистую одежду, примите ее, пожалуйста. У Куросаки приоткрылся рот, но звука никакого не издал. Мужа? Они же даже не похожи на супругов, скорее на заключенных-беглецов. – С-спасибо вам огромное, – растерянно щебечет она, тем временем оборачиваясь к Соуске и посмотрев на него так, как не смотрела даже во время высвобождения Мугецу, но тот даже не обратил внимание, – это очень нам пригодится. В руки ей сунули пару чистых, но явно не новых кимоно, удивительно нетронутые пары таби и хлопковую ткань, видимо, служащую полотенцами. Разговор же с Окурой вышел простым. Старейшина удивился их скорому появлению, но Соуске замял вопрос собственным красноречием. К тому же, дело облегчило то, что у старика была какая-никакая реацу, и он смог почувствовать уничтожение пустого. У старосты, как оказалось, есть жена – милая и сердечная старушка. Она пригласила их на ужин в благодарность за избавление от напасти. Поэтому пожилая пара поскорее отпустила его, чтобы они с девочкой привели себя в порядок. Настроение у рыжей фурии было ужасным: ощущение немытого тела, грязной одежды, усталости и праведной ярости из-за выходки бывшего капитана пятого отряда смешались воедино, создавая внутри бурю сильнее любого урагана. Поэтому когда Соуске подошел к ней, Ичиго даже не посмотрела на него, отстраненно кивнув – на нежном юном лице слишком неорганично играли желваки, а вены на шее и висках вздулись так, что их стало отчетливо видно. Если бы не вопросительный взгляд Айзена в ответ, она, может быть, и сдержала бы свой гнев, но ее катализатор сам решил, что ярости быть. – Ичиго, нам подготовили ванну, – он показал жестом, что первой пропускает ее. – Ты совсем охренел? – она угрожающе приблизилась к нему вплотную, доставая своим лбом лишь до его ключиц, но почему-то могло показаться, что этот взгляд кофейных глаз исподлобья сейчас кажется более жутким, чем любой другой взгляд сверху. – Ты что им наплел? Девичий голосок можно сравнить с тихим, но ужасным рыком хищного зверя, гармонично смешавшимся с шипением ядовитой черной мамбы. Маленькие, но сильные кулаки сжались так, что еще секунда – и хозяйка пустит их в дело. Соуске перевел взгляд на уходящую хозяйку дома, еще раз глянул на разъяренное лицо девушки и догадался, в чем дело. – Ичиго, сейчас не время обсуждать это, – он устало зажал переносицу. Телепортация истощила то немногое, что восстановилось за пару часов сна в лесу. Необоснованный спор не входил в его план на ближайший вечер. – Не время всякую чушь людям разбалтывать, – огрызнулась рыжая, с трудом поборов желание пнуть мужчину, как это она проделывала со своим родным отцом. Чтобы не наделать лишнего, она лишь развернулась и ушла в дом, в который их любезно пригласили принять ванну и отужинать. Там она включила приличного человека, уняв раздражение, обменялась любезностями и закрылась в ванной – в комнате все обставлено было очень просто и бедно, но им подготовили чан с горячей водой, от которой исходил пар, клубясь под потолком. Куросаки хотела бы плескаться там вечность, но, понимая, что вода для Соуске остывает, все же решила сжалиться и разобралась с мытьем довольно быстро, с трудом отмыв от крови волосы. Перед тем как выйти, она оставила кимоно, полотенце и чистые таби для Айзена, что дала им Акеми. Злость понемногу отошла на второй план – слишком приятно было искупаться. Приняв ванну и смыв с себя пыль с руин Готея и дворца Короля Душ, Айзен приобрел умиротворенное настроение. Простое серое кимоно из жесткой ткани было лучше, чем путы печатей. Жена старосты накрыла на стол на крыльце – стоит сказать, весьма рано, и отужинать они успеют до последних лучей заходящего солнца. Пока старушка раскладывала скромную пищу, Соуске завязал непринужденную беседу с Окурой. Староста рассказывал о последних новостях округи, о голоде в соседней деревне и переживал, что бедствие доберется к ним. Старушка лишь тихо занималась своим делом и не лезла в мужской разговор. – Я помогу вам, – робко обращается рыжеволосая к занятой хозяйке, и когда последняя начала отнекиваться, Ичиго мягко перебила старушку на полуслове, – это меньшее, что я могу сделать в ответ на ваше гостеприимство. – Ох, доченька, вы уже разобрались с нашей главной проблемой, это уже достойная плата, – улыбается женщина, отчего кожа ее стала собираться в морщинки, но это не сделало ее менее обаятельной, – называй меня Рико. – Рико-сан, я все же помогу, не могу сидеть без дела, – честно призналась Куросаки – ей стоило отвлечься от ненужных мыслей, ведь ее темперамент не даст ей отпустить ситуацию так легко, – мое имя – Ичиго. Спустя некоторое время хозяева и их гости расселись за стол, приготовленная еда хоть и была проста, но очень вкусно пахла, особенно для тех, кто был очень голоден. Что чувствовал Соуске, не видевший пищи сильно дольше нее, девушка не знала. – Ичи-тян, – заводит непринужденный разговор Рико, все так же мягко улыбаясь Куросаки как собственному дитю, – и как вы с мужем познакомились? Вы очень милая пара. Рыжая, честно, чуть не подавилась рисом. Видимо, хозяйка решила любезно не спрашивать о том, как пара вообще оказалась в деревне и тем более об их потрепанном виде, решив отвлечь их от проблем с помощью милых воспоминаний и ностальгии, но лучше бы они поговорили о Яхве. – А давайте муж расскажет, Рико-сан, – бормочет временная шинигами, опуская взгляд и чувствуя, как теплеет лицо в районе скул – от злости или от смущения, остается только гадать. Соуске замер прямо с занесенными ко рту палочками. Но он не был бы собой, если бы быстро не сориентировался в ситуации. Мужчина мягко улыбнулся, словно от нахлынувших воспоминаний и положил палочки, даже за столь скромным столом ведя себя будто на приеме императора эпохи Эдо. – Я знал ее родителей, – почти не соврал. Старики дружно закивали, удовлетворенные таким ответом – для этого времени вполне достойное знакомство. А Общество Душ так и вовсе консервативно. Соуске, прожив столетия в этом обществе, не раздумывая мог соорудить подходящую ложь и убедить окружающих. Если бы он представился капитаном, это бы напугало жителей деревни. А вот скрывающийся под неубедительной легендой аристократ в сопровождении шинигами – уже очень похоже на правду. Ну, а если старики поверили в первый слой лжи – это уже хорошее начало. Ичиго усмехнулась, не скрывая выражения своего лица – пусть старики думают, что ее насильно выдали за него, раз у юной девы такая реакция – хоть как-то, но она все же насолит этому простуженному. – Что все о нас, да он нас. Расскажите лучше, чем вы здесь живете? Часто ли нападают пустые? Девочка тихо выдыхает. И как ведь умело перевел тему – ни дать, ни взять. Вторую усмешку она скрывает за маленькой пиалой куриного бульона. – Вот тот, которого вы убили, нас очень долго изживал, особенно на детишек нападал – те вечно хотели побаловаться и уходили в лес без взрослых, – ни тени улыбки не осталось на лице бабули Рико, – но периодически и другие нападают, но надолго не задерживаются – видимо, чуют дальше более сильные реацу, а наши им уже и не нужны. Страшные времена, и защититься нормально не можем. Куросаки сильно сдерживает себя, чтобы не заводить известную Айзену шарманку о справедливости. Для риоки дети – нечто священное и неприкосновенное, и слышать о том, как просто Готей дает им погибать направо и налево, ей до коликов в груди больно. Она кладет руки на свои колени, чтобы никто не увидел ее сжимающиеся маленькие кулаки. Соуске слушает хозяев дома и время от времени задает уточняющие вопросы – если будет время, отблагодарит деревеньку за проявленную доброту. Но краем глаза замечает сжатые кулаки Куросаки под столом. Все-таки хорошо, что Рико посадила их вместе, иначе бы такую реакцию от шинигами посчитали бы странной. Он кладет ладонь на такие внешне хрупкие руки, слегка сжимая и призывая к спокойствию. А сам произносит слова сочувствия перед стариками. Девочка же слегка вздрагивает, когда горячая рука неожиданно накрыла тыльную сторону ее ладоней. Карамельные глаза оглядели мужской профиль и вернулись обратно к сидящим напротив, а кулаки едва заметно расслабились – Ичиго поймала себя на том, что не хочет сбрасывать чужую ладонь со своих – слишком ей стало тепло от этого, а эмоции немного поутихли, чуть-чуть отрезвив ее. – Да, Рико-сан, Окура-сан, нам очень жаль, – Куросаки опускает взгляд на их колени: мужская ладонь умудрилась захватить в свой плен две ее руки, хотя в ее руках силы так много, что она может подчистую снести всю южную часть Руконгая, если бы захотела. Мужчина не убирает руку до самого конца ужина. На деревню упал сумрак, и старики начали собираться ко сну. Им же выделили отдельную комнатушку с одним футоном. Айзен поблагодарил хозяев, отвесив вежливый поклон и впустил Ичиго в комнату. В спаленке было темно – лучины им не выдали. – Ложись на футон, иначе замерзнешь. Ночи на окраинах Руконгая бывают по-настоящему холодными. – А ты? – рыжая сильно смягчилась после ужина, сменив гнев на милость – этому явно способствовала немая поддержка Айзена, природу которой Ичиго до сих пор трудно понять, ведь все еще перед глазами стоит тот самый Соуске, который хотел уничтожить и Общество Душ, и ее родной город. – Я лягу на полу, – и в подтверждение своих слов, мужчина взял одну из подушек и принялся укладываться рядом – комнатушка действительно была очень маленькой. Куросаки смолчала, задумавшись. Одеяло им дали одно – и на том спасибо, но оно настолько тонкое, что и на кровати в теплую летнюю ночь девочка бы под таким замерзла. В комнате слышится тихое цоканье со стороны Ичиго. Но ничего не поделать – большего просить от хозяев, которые и так несладко живут, будет кощунством. Рыжая укладывается на бок, спиной к Соуске, и как можно плотнее закутывается в одеяло, сворачивается в позу эмбриона, чтобы хоть как-то сохранить тепло – но от этого куска ткани не будет никакого толку, и поспит она, похоже, когда они уже доберутся в Сейрейтей. Соуске же, прежде чем полностью лечь, ставит барьер. Он отключается сразу, как только голова касается подушки. Возможно, даже раньше. И совершенно не слышит, что происходит вокруг. Куросаки крутилась под этим одеялом до последнего, жутко желая уснуть, но ледяные ступни просто не давали ей этого сделать. И когда нервы совсем сдали, а организму до жути нужен был отдых, рыжая наплевала на все и сползла с футона в сторону Айзена, не боясь его разбудить – прижалась к его теплому боку, эгоистично закутала только себя в несчастное одеяло, а в полусне умудрилась просунуть холодные ступни меж мужских икр.