Мой господин

      Леви даже не знал, как назвать этот поворот в его странной никчемной жизни. Возможно, судьба решила немного сжалиться над ним и подарила встречу с благородным человеком. Хотя Леви и ненавидел всех господ в этом мире, лорд Эрвин был другим. Но заметил Аккерман это не сразу, поэтому несколько месяцев продолжал испытывать к нему неприязненные чувства.       Поместье лорда Эрвина называлось Сэффилтон, а сам он носил титул графа Сэффилтонского. C древнего языка это переводилось как «лошадь», и, как оказалось, его предки занимались разведением лошадей. Поместье лорда Эрвина было большим. Главный дом, в который грязному простолюдину не дозволялось войти, сараи со скотом, просторные конюшни, склады с зерном, бани, а за пределами располагались обширные земельные угодья с пастбищами. Правда, сейчас они пустовали, поскольку была зима, но летом туда выводили весь скот и свободных лошадей.       В тот день Майк Захариус — главный управляющий в имении лорда Эрвина и его доверенное лицо — отвёл Аккермана на задворки поместья. Там располагались постройки, где жили слуги, занимающиеся работой во дворе: конюхи, садовники, пастухи, егеря, ответственные за угодья и дичь. Майк представил им Аккермана как нового слугу, сказав, что с этого дня он занимается уборкой конюшен и хлева и будет находиться в подчинении у главного конюха. Ему выдали одежду — старую, но относительно чистую, без дыр и заплаток, и даже позволили помыться. Одежда оказалась ему велика, впрочем, Леви давно привык носить всё не по размеру. О том, что Аккерман был беглым преступником, Майк, к счастью, умолчал, поэтому все остальные слуги приняли Леви без особого интереса. Главный конюх лишь показал ему, где брать лопаты, вёдра, и где находится выгребная яма.       От этого маршрута последующие три зимних месяца Леви практически не отклонялся. Рождество он встретил в хлеву вместе со своим двадцатиоднолетием. Ему было позволено спать в корпусе слуг, но он предпочитал компанию животных, нежели людей, поэтому ночевал либо в конюшне, либо в хлеву, в стогах сена. Поднимался рано, ещё до восхода солнца, и начинал свою работу. Убирал за лошадьми, менял им подстилки, ворошил сено, чистил и наполнял поилки. Потом делал то же самое в хлеву, убирая за коровами, овцами, свиньями, затем перемещался в курятник, на псарню и завершал соколиной башней. Животных в поместье лорда Эрвина было так много, что на очистку помещений уходил целый день. Даже несмотря на то, что выполнял он эту работу не один, а вместе с другими конюхами и смотрителями. Но, надо сказать, убирались те не особо чисто, оставляя остатки отходов то тут, то там, поэтому Аккерману приходилось переделывать за ними, добиваясь идеальной чистоты.       В первые дни работы в поместье Леви ел так, что у него начинал болеть живот. Он ощущал себя самой настоящей свиньей, но ничего не мог с этим поделать. Прожив впроголодь двадцать один год, он впервые мог наесться досыта и получать такое удовольствие от еды. А пища была самой простой: те же варёные корнеплоды, что он отбирал у свиней — картофель, морковь, свёкла, кабачки, тыква; много бобовых — гороха, фасоли, чечевицы; крупы и, главное, порой перепадали яйца и мясо. Леви в жизни не ел так много, а пища оставалась, и на следующий день её относили свиньям. Он смог успокоиться и взять себя в руки только спустя неделю, когда разум понял, что пища поступает постоянно и нет необходимости набивать себе живот до отвала. Поэтому он стал спокойнее относиться к еде, а вскоре ел всего лишь два раза в день — утром и вечером, а мыться старался каждый день. Правда, вода всегда была холодной, впрочем, это лишь сильнее его закаляло.       За работу Леви не платили, как другим слугам, потому что он находился здесь на положении практически раба. Однако, даже будучи свободным он не наедался досыта, как здесь, имел крышу над головой, больше не мёрз и занимался честным трудом, испытывая от своей работы удовлетворение.       Так, незаметно, прошла зима. Однажды выйдя из хлева с тележкой навоза, Леви внезапно ощутил, что в лицо дохнуло свежим тёплым ветром. Погруженный в грязную работу с утра до ночи, он даже не заметил, как стала преображаться природа вокруг. Что из земли уже начала лезть трава, а на некоторых деревьях набухли почки. И небо стало яснее, и солнце ярче, и птицы петь громче… Он невольно выпустил тележку из рук и замер посреди поместья, осматриваясь вокруг. Поймал себя на мысли, что просто стоит и наслаждается этим ветром, не может надышаться весенней свежестью и хочет видеть, как эти робкие ростки с каждым днём крепнут всё больше и покрывают зеленым ковром всё вокруг.       «Всё рождается вновь, — он всё-таки добрался до компостной ямы, освободил тележку и отправился обратно на конюшни. — Всё стремится к жизни, какими бы суровыми ни были холода. После потери друзей и свободы, я впервые ощутил что-то новое. Будет ли этот весенний ветер мне попутным, или что-то вновь отберет у меня?»       Вернувшись к конюшням, Леви ещё раз осмотрелся внутри. Всего в этом поместье было двенадцать лошадей. Четыре из них — верховые — на которых ездили лорд Эрвин и его приближенные — Майк и Нанаба. Они всегда сопровождали господина Смита, если тот выезжал в город. Шесть лошадей были упряжными, для экипажей и повозок или хозяйственных нужд, а ещё две — настоящие тяжеловозы. Огромные и мощные, для земельных работ. Три верховых лошади часто отсутствовали — хозяин с помощниками несколько раз в неделю выезжали в город. Леви не видел лорда Эрвина с того самого дня, когда его обнаружили здесь. Он чистил конюшни рано утром, затем уходил в хлев, а возвращался вечером, когда лошади уже были в стойлах. А если их не было, то он шёл куда-нибудь ещё, чтобы ненароком не сталкиваться с ними и не привлекать внимание к своей персоне. Да и особо видеть он их не хотел: ведь каждый раз, глядя на их надменные лица и дорогие одежды, он вспоминал, что в этом мире он всегда был и будет человеком второго сорта.       Сегодня трёх лошадей тоже не было в стойлах и, закончив с уборкой, Леви поспешил на скотный двор. Однако, не успел он выйти, как услышал стук копыт. Трое всадников вернулись домой и остановились прямо перед конюшнями. Аккерман застыл в дверях, не зная, идти ему вперед или вернуться назад. Как назло ни одного конюха рядом тоже не было, и напряжение, которое он испытывал при виде хозяев, усилилось в разы.       — Что ты стоишь? — бросил ему Майк, натягивая поводья и останавливая свою лошадь. Та ещё некоторое время перебирала копытами, прежде чем устойчиво встать на ноги. — Помоги господину спешиться.       Леви, окинув их мрачным взглядом, подошёл к серой лошади, сжал руками удила и часть поводьев, заставляя животное успокоиться и встать ровно. Едва ощутив это, лорд Эрвин легко спрыгнул с коня и поправил упавшую прядь волос.       — Да, благодарю, — пробормотал он, доставая карманные часы и смотря на время.       «Кажется, моей помощи и не требовалось. Он и так мог слезть сам», — с недовольством отметил про себя Леви. Также он успел заметить, что карманные часы были золотыми, с искусным рисунком на крышке.       — Ах, это ты, — Эрвин, убрав часы, бросил взгляд на невысокого слугу. Леви плотно сомкнул губы, настороженно глядя на него в ответ. Наверное, если бы господин Смит узнал его раньше, то не сказал бы никаких слов благодарности.       — Я давно тебя не видел, подумал, что ты всё-таки сбежал, — продолжил лорд Эрвин. На нём как и в прошлые разы были светлые брюки для верховой езды, сапоги с высокими голенищами и изысканный замшевый сюртук тёмно-синего цвета. Поверх этого был накинут длинный тёмно-зеленый шерстяной плащ.       — Мне сказали убирать дерьмо, и я убирал дерьмо, — отведя взгляд в сторону, хмуро ответил Леви.       — Похоже, от этого наглого тона ты так и не избавился, — проговорил Майк, который тоже спешился и встал подле Эрвина. — В нём нет ни капли уважения, как и в твоём взгляде.       — Оставь, Майк, — внезапно произнёс господин Смит. — К чему нам говорить об уважении, когда он не понимает этого и не видит во мне человека, достойного почтения. А лицемерия я не переношу ещё больше, чем грубости. Пусть говорит, как хочет.       — Уважение… — протянул Аккерман, снова переведя взгляд на лорда. — Я знаю, что такое уважение. Однако уважаю людей не за их происхождение и их положение, а за их поступки.       — Любопытно, — уголки губ Эрвина едва заметно дрогнули. — Какие же поступки совершил ты, чтобы оказаться на виселице?       — Мне повезло родиться простолюдином, и вдвойне повезло родиться на самом дне этого города. Этого оказалось достаточно, — вновь уклончиво ответил Леви.       — Я узнал кое-что о нём, — пробормотал Майк. — Он жил в бедняцком квартале на задворках города. Вместе со своими подельниками занимался воровством, перепродажей, выполнял грязную работу за деньги. Так что на эшафоте оказался заслуженно.       — Вот как, — выдохнул лорд Эрвин, а его взгляд стал более пустым. Леви поджал губы и стиснул кулаки. Ему не хотелось, чтобы этот человек был о нём такого плохого мнения, но кому он поверит больше — своему другу или едва знакомому беглецу? Вряд ли ему удастся хоть в чем-то переубедить его.       — Да, ведь если я скажу, что никому не навредил, вы мне не поверите, — в итоге проронил Леви.       — К слову, я заметил, что в конюшнях действительно стало намного чище, — отметил лорд Эрвин, будто не слышал последних слов. — И запаха практически не ощущается. Чем занимались конюхи всё это время? — он взглянул на Майка.       — Я разберусь с ними, — проговорил управляющий.       — Ты хорошо выполняешь свою работу, — лорд Эрвин вновь склонил голову к Аккерману. — Даже, казалось бы, такую неважную. Я запомню это. Возможно, твоё усердие понадобится мне и в другом деле, более значимом, — договорив, он напоследок погладил свою лошадь по морде и отправился в сторону особняка.       — Неужели так сложно проявить хоть каплю уважения к лорду Эрвину? — Майк произнёс это с искренним удивлением. — Ведь он позаботился о тебе. Спрятал от стражников, дал кров и пищу…       — Я не знаю, какой он человек, — хмуро ответил Аккерман. — Возможно, он убивает детей по ночам или насилует женщин. Как я могу уважать человека, если не знаю о нём ничего?       — Эй, ты правда нарываешься, — Майк начал наступать на невысокого слугу, однако прежде чем он успел замахнуться или ударить, его по плечу хлопнула Нанаба.       — Ты знаешь, а в чем-то он прав, — весело произнесла она и внезапно тепло улыбнулась.       «Всё-таки, женщина», — пришёл к выводу Леви, который так и гадал, что это за удивительный человек.       — И в чем же он прав? — натянуто переспросил Майк. — Что господин Эрвин насилует женщин?       — Ахах! Разве это возможно? — задорно спросила она. — Все женщины, которыми бы он заинтересовался, несомненно ответили бы взаимностью. Прав в том, что нельзя слепо преклоняться перед человеком, которого не знаешь. Просто уважение, о котором говоришь ты, и которое имеет в виду он — это разные вещи. Для тебя это формальность, для него же что-то более глубокое и значимое. Но господин Смит заметил тебя и твою работу. Такое случается редко. Однако… — Нанаба несколько помедлила, а её взгляд посерьёзнел. — Будь осторожен, Леви. Милость лорда Эрвина также опасна, как и его немилость.       Она передала поводья своей лошади Аккерману и отправилась к главному дому.       — Что это значит? — озадачился Леви, стоя среди трёх лошадей — Майк также передал ему свою. — Разве быть на хорошем счету плохо?       — Возможно, скоро узнаешь, — пробормотал Захариус и тоже удалился, оставляя его одного. Леви, оставшись с лошадьми, завёл их в конюшню. Обычно он не ухаживал за животными, в его обязанности входила только уборка помещений. Но поскольку ни одного конюха не было, Леви не мог оставить взмыленных лошадей посреди конюшни и принялся их расседлывать и мыть. Животные спокойно принимали уход и смирно стояли, пока Аккерман снимал сбрую, очищал их шерсть и выковыривал грязь из-под копыт. Серая господская лошадь даже уткнулась ему в затылок и зачем-то начала жевать волосы.       — Эй, у меня трава на голове не растёт, — пропыхтел Леви, отдаляя её морду от себя. Лошадь недовольно фыркнула и стукнула копытом о землю. — Тоже привыкла, чтобы исполнялись все твои прихоти? — хмуро спросил он, опуская её голову и убирая чёлку, упавшую на глаза. Мягкие губы заскользили по плечу, а потом ниже, ища какое-нибудь угощение в карманах. — У меня ничего нет, — пробормотал Аккерман, позволяя себя как следует обнюхать. — Вообще ничего, даже одежда не моя, и чужого я ничего не брал, хотя все уверены в обратном, — невесело усмехнулся он. — Эх, ладно, — обреченно вздохнул Леви, меняя пучок соломы, которым очищал её шкуру. — Делай, что хочешь, раз мне нечего тебе отдать.       Возиться с лошадьми оказалось более приятным занятием, нежели выгребать навоз из-под них. Леви давно ни с кем не говорил, а тут даже смог поболтать, ощущая себя человеком, а не пресмыкающимся. Поэтому и в последствии, если оставалось время, он проводил его вместе с этими благородными животными, ощущая среди них себя более живым и человечным.       Однако едва он обрёл хоть какое-то спокойствие и равновесие в своей тяжелой жизни, как снова всё испортилось. Слова Нанабы оказались пророческими: вскоре он на собственной шкуре узнал, что значит быть «в милости» у лорда Эрвина. До того момента с лошадьми Аккерман не привлекал к себе внимания, и все дворовые слуги обращались с ним, как с пустым местом, попросту не замечая его. Однако одним днём, когда Леви по обыкновению вывозил навоз из конюшен, около компостной ямы его поджидали несколько человек. Аккерман узнал в них конюхов и ещё пару человек, работающих на земле. Все они держали в руках какие-то инструменты: кто мотыгу, кто лопату, а кто вилы. Не предчувствуя ничего хорошего, Леви остановился и выпустил тележку их рук.       — В чем дело? — хмуро спросил он, оглядывая крепких мужчин мрачным взглядом.       — Говорят, лорд Эрвин заметил твою хорошую работу, — произнёс главный конюх, с неприязнью глядя на невысокого слугу. — А от управляющего нам как следует досталось за то, что по сравнению с тобой мы якобы ничего не делали.       — Как только ты появился, всё пошло наперекосяк, — добавил ещё один работник. — Рыскаешь тут с утра до ночи, вылизываешь всё дерьмо до капли, хотя и так всё чисто. По сравнению с тобой наша работа остаётся незамеченной! Так хочешь, чтобы на тебя обратили внимание? Может, вылижешь и кое-что другое, а? — переглянувшись друг с другом, они дружно загоготали, а Аккерман, едва справляясь со своей яростью, стиснул руки в кулаки.       — Он жил в вонючих трущобах, наверняка делал это, и не раз, — сказал третий конюх, и все они начали медленно обступать Леви со всех сторон.       — Говорят, его мать была шлюхой, как пить дать, и он такой же, — один из них протянул руку и практически коснулся Аккермана, но тот отреагировал немедля: схватил его и перебросил через плечо, с силой швырнув на землю.       — Я не стану этого терпеть, ублюдки, — прорычал он, тяжело дыша.       — Ах ты мелкий крысёныш! Бей его! — окончательно рассвирепев, они бросились на Аккермана, размахивая лопатами и вилами. Леви, стиснув зубы и кулаки, оказался в самом центре этой драки.       Разборка вышла жесткой. Преимущество изначально было на стороне конюхов, ведь их было больше, да ещё у каждого имелось оружие, которым можно было и проткнуть насмерть, сломать руку или ногу, или вообще снести голову. Но Леви был закалён в драках и уступать не собирался. Его удары были точными и быстрыми, а главное, очень сильными. Он мог лишить противника сознания лишь одним ударом, ко всему прочему очень ловко уворачивался и избегал травм. Леви обладал прекрасными инстинктами и, даже не видя, ощущал, кто и с какой стороны замахнётся. Ко всему прочему, борьба с этими простолюдинами оказалась проще, чем драка с обученными стражниками. Конюхи размахивали вилами устрашающе, но непродуманно и били наугад. Леви быстро завладел одной из мотыг и, заимев оружие, смог полноценно отбиваться. Конечно, несколько тумаков и ссадин он тоже получил, но серьёзных увечий избежать удалось. Конюхов он тоже поколотил не смертельно и постарался им ничего не сломать.       — Будете знать, ублюдки, как лезть ко мне, — выплюнул Леви, который единственный остался стоять на своих двоих. Все остальные, стоная и ругаясь, валялись на земле, держась кто за ногу, кто за руку, кто за голову. Во рту Леви ощущал привкус крови, глаза тоже застилались. Вытерев их рукавом, он заметил алые следы. Отбросив мотыгу, Аккерман отправился восвояси, мечтая как можно скорее отмыть себя от этой грязи.       Однако история на этом не закончилась. На следующий день, когда Леви убирался в хлеву, держась подальше от конюшен, пришёл Майк. Лицо управляющего как обычно было серьёзным и мрачным, а брови сдвинутыми. Ничего не говоря, он приблизился к Аккерману, грубо схватил за плечо и куда-то поволок. Леви не сопротивлялся, однако ему было очень неприятно ощущать себя какой-то вещью. Майк затащил его в сарай, где хранился хозяйственный инвентарь, и швырнул на землю. А после ударил ногой, чуть не выбив ему зуб.       — Что на этот раз? — разъярённо прорычал Леви, отплёвывя кровь. Он только хотел подняться на ноги, как получил ещё один удар в живот и упал на колени.       — Зачем ты устроил вчера драку? — холодно спросил управляющий, глядя на него сверху вниз.       — Я устроил? — брови Леви приподнялись. — Ничего, что они окружили меня с мотыгами и вилами, пытаясь разделать, как свинью?       — Они бы не сделали это, — возразил Майк. — Они разозлились, когда их отчитали за невыполнение работы и лишили жалования на месяц, поэтому решили выместить злость на тебе. Да, на словах может и грозились, но на деле просто бы поколотили тебя, и всё.       — И что? — изумился Леви. — Что я по-твоему должен был сделать? Позволить им это?       Судя по тяжелому взгляду Майка, именно это Леви и должен был сделать.       — Я не стану мальчиком для битья, — грубо произнёс Аккерман.       — Тогда был бы всего один пострадавший, а теперь их восемь. И они работают здесь дольше, чем ты, и прав у них больше, чем у тебя. И голос их достигнет ушей быстрее, чем твой. До твоего появления здесь не было никаких драк, — сурово продолжил Майк. — Все слуги мирно трудились и не роптали. Но как только появился ты, пошли раздоры. В доме господина это недопустимо. Это может опорочить репутацию лорда Эрвина. Поэтому, чтобы впредь такого не происходило, виновник должен быть наказан.       — Что? — ахнул Леви, видя в холодных глазах непоколебимость. — Ты хочешь наказать меня?       — Да. Завтра днём тебя высекут прилюдно, чтобы и тебе, и другим слугам больше было неповадно устраивать драки в поместье.       — Ты шутишь… — ошеломленно выдохнул Аккерман, не в силах поверить это. — Я — жертва, и я ещё должен быть наказан?       — Лишь для того, чтобы закрыть этот конфликт и не дать ему продолжения, — сурово пояснил Майк. — Иначе конюхи так и будут преследовать тебя.       — Какого черта, — Леви был так зол, что перед глазами начало всё плыть от такой несправедливости. — Разве я виноват в том, что выполняю свою работу лучше, чем они?!       Когда голос Леви наполнился эмоциями, Майк на мгновение помедлил. Он ещё раз внимательно осмотрел парня с ног до головы, замечая на его теле синяки и ссадины и чуть качнул головой.       — Завтра. Будь готов. Будет больно, — отрывисто добавил он и покинул сарай.       — Вы ничем не отличаетесь от остальных богатых подонков, — с ненавистью прошипел ему вслед Леви. — Творите, что вздумаете, и даже готовы казнить невиновного, лишь бы спрятать подальше своё грязное бельё. Ненавижу вас, — он упал вперед на дрожащие руки и впился пальцами в землю. — Всех вас, до единого!       Леви практически не спал этой ночью. Да, он привык к несправедливости, но эта ситуация так его разозлила, что сердце то и дело заходилось в груди, а руки не переставали дрожать. Ему хотелось снова избить этих проклятых конюхов до полусмерти, разбить Майку лицо, выбить все зубы, и добраться до самого лорда Эрвина, с чьей милости всё это происходило. Потом он думал сбежать отсюда. Прошло достаточно времени, наверняка стражники ослабили бдительность и уже не так ищут его в городе. Но на рассвете отбросил эту идею. Не стражники, так люди Эрвина. Его обязательно кто-то будет преследовать снова. И от этих людей будет скрыться гораздо сложнее. Леви, стиснув зубы, решил вынести и это унижение.       Следующим днём за ним пришли люди Майка и отвели на задний двор к корпусу слуг. Народ там уже собрался, и Леви снова ощутил себя так, как будто во второй раз шёл на казнь. Слуги и служанки, со страхом глядя на него, перешептывались, а провинившегося привели к широкой лавке. Возле неё стоял суровый Майк с лошадиной плетью в руках. С Аккермана сорвали рубашку, обнажая спину, заставили лечь на эту лавку, связали руки под ней и привязали ноги. Лежа на животе, Леви ощутил себя беспомощным и понял, что у него нет другого выбора, как подчиниться и зависеть от милости наказывающего. Он скосил глаза на Майка, который возвышался сверху, готовый нанести удар.       — На днях между слугами произошла драка, — произнёс управляющий, глядя на собравшихся. — Мы накажем виновника, чтобы впредь это не повторилось. И если кто-то нарушит правила этого поместья, его ждёт та же участь.       Леви сжал зубы, ощутив первый удар плети. Его спину будто обожгло кипятком. Второй удар был сильнее, а третий выбил из него весь воздух. После нескольких ударов его кожа начала пылать, плеть проникала всё глубже и на восьмом ударе рассекла спину. Леви сжал зубы ещё сильнее и зажмурил глаза. Боль стала почти нестерпимой, и всё же он поклялся, что не издаст ни звука. Если в прошлый раз во время казни он слышал лишь сплошной гул толпы, то сейчас вокруг него стояла почти идеальная тишина, и только плеть рассекала воздух и его кожу. Помимо боли он ощущал стыд и обиду за то, что за его тяжелую работу его же и наказывают. Он всего лишь честно выполнял то, что ему поручили, так почему же опять он виноват со всех сторон?       Внезапно удары прекратились, и тишина стала полной. Несколько секунд Аккерман не шевелился, ожидая нового удара, а потом с трудом открыл зажмуренные глаза и посмотрел на Майка. Управляющий тяжело дышал, а после того, как перехватил взгляд Леви, отбросил плеть и отошёл в сторону.       — Двадцать ударов с тебя достаточно, — проронил он и кивнул своим людям. Те развязали руки и ноги провинившегося и подняли его за плечи, сажая на лавку. Леви, не в силах держать израненную спину прямо, оперся руками в края.       — Наказание окончено, возвращайтесь к своей работе, — приказал Майк слугам, и те, покорно склонив головы, ушли друг за другом в разные концы поместья. Леви, ощущая, как перед глазами всё плывёт, не удержался от смешка и покривил губами.       — Я ожидал большего, — с вызовом произнес он, переведя взгляд на управляющего.       — Хочешь, чтобы я сломал тебе рёбра и добрался до лёгких? — надменно спросил его Майк. — Можем продолжить. Кнутом, — он кивнул на стену сарая, где висел длинный жесткий кнут. Наказание кнутом и наказание плетью было разными вещами. Плеть считалась более легким наказанием, она не так сильно раздирала спину и не оставляла глубоких ран, вплоть до мяса. С кнутом же дела обстояли плохо: в умелых руках им запросто могли забить до смерти.       — Почему бы и нет, я ведь грязный отброс, — проронил Леви. — Почему бы не избавиться от меня сразу?       — Грязные отбросы порой тоже нужны, чтобы выполнять грязную работу, когда другие боятся запачкать руки, — Майк подобрал с земли его рубашку и кинул в него. — Сегодня можешь отдохнуть, чтобы прийти в себя. А завтра возвращайся к работе. И больше никаких драк, — сурово добавил он. — Иначе в следующий раз получишь наказание кнутом. После него ты так быстро не встанешь.       Проводив его угрюмым взглядом, Леви кое-как поднялся с лавки и накинул на себя рубашку. Спину тут же начало щипать, и он подумал, что нужно промыть раны и приложить к ним что-то чистое. Как жаль, что у него не было другой одежды, ни даже платка или полотенца. Он с трудом добрался до хлева, поскольку после наказания всё тело ныло от боли и было будто не его. Оторвал от своей рубашки более-менее чистый край и, смочив в воде, убрал кровь со своих ран. А затем пообыкновению забился в стог сена, мечтая не видеть и не слышать ничего. После такого удара он засомневался, стоит ли ему вообще оставаться в этом месте.       — Леви! Ты здесь? Леви! — кажется, он задремал, поскольку когда открыл глаза, уже стемнело. Кто-то тихо звал его, но Аккерману показалось, что это приснилось. Потому что в этом месте его никто не знал и никто не мог звать по имени.       — Леви, это Нанаба. Ответь мне, если ты здесь.       — Нанаба? — Аккерман вытащил голову из стога и раскидал вокруг себя сено.       — Ах, вот ты где, — увидев его, она приблизилась. В сумерках Леви разглядел, что на ней был брючный мужской костюм, то ли серый, то ли коричневый, и кожаные ботинки. — Живой? — в голосе засквозило сочувствием, и Леви, нахмурившись, перевернулся и сел.       — Да, вроде того, — недружелюбно ответил он. — А ты что, волнуешься за меня?       — Немного, — кивнула она головой. — Я боялась, что всё так и обернётся.       — Если боялась, могла бы встать на мою сторону, — посетовал Леви. — Вы с Майком знали, что я не виноват, и всё равно сделали это. Или это он приказал? — ещё мрачнее спросил наказанный.       — Он? Ах, ты имеешь в виду лорда Эрвина… Нет, он ничего об этом не знает, — покачала головой Нанаба. — Его нет в поместье уже третий день.       — Нет в поместье? — удивился Леви. — Но его лошадь…       — Да, он отправился на прием к королю в экипаже на упряжных, — сказала Нанаба. — Господин Смит не вмешивается в дела поместья, поскольку всё находится в руках управляющего. Майк решает все возникающие проблемы на своё усмотрение, — рассказала она.       — Вот значит как, — Леви потупил взгляд, ощущая некоторые противоречивые эмоции внутри. Интересно, а если бы этот благородный господин знал обо всей ситуации, изменилось ли что-то? Или не такой уж он и благородный?       — Вот, я хотела отдать тебе это, — Нанаба протянула ему чистую рубашку, полотенце и небольшую шкатулку. Внутри оказалась вязкая зеленоватая субстанция с травяным запахом. — Это мазь для ран, чтобы не гноились и быстрее заживали, — объяснила она. — Должно помочь.       — Да, спасибо, — скупо поблагодарил Леви. — Нанаба, скажи, — только она собралась уходить, спросил он. — Ты ведь женщина?       — Ах, что за бестактный вопрос, да ещё в лоб, — рассмеялась она. — Как раз в твоём духе.       — Просто я до сих пор сомневаюсь в этом и не знаю, как к тебе обращаться, — процедил уязвлённый Аккерман. — Ты похожа на юношу, но голос и черты лица мягкие. И я… никогда не видел, чтобы женщина одевалась как мужчина и сидела верхом. Особенно, благородная. Моя подруга в бедняцком квартале тоже носила штаны, но она была простолюдинкой.       — Можешь обращаться ко мне, как тебе удобно. Если считаешь женщиной, буду для тебя женщиной, — загадочно ответила Нанаба и покинула хлев, так и оставив Леви теряться в догадках.