Мой господин

      В темницах они провели два дня. Стражники сдержали свои угрозы и не отходили от их камеры ни днём, ни ночью, постоянно меняясь. У ребят не было даже минутки, чтобы переговорить, а о взломе замка и вовсе пришлось забыть. Их кормили черствым хлебом и давали воды, но едва ли это могло придать сил. В камере было ужасно холодно, они прижимались друг к другу, чтобы хоть как-то согреться. Фарлану стало хуже. Его бросило в жар и начало лихорадить. Он не подавал вида и пытался не тревожить друзей, но всё было видно по его бледному изможденному лицу.       На третьи сутки дверь камеры открылась. Пришли ещё два стражника, и пленных грубо вывели наружу. Руки снова были скованы за спиной, а сами они привязаны друг к другу. Помимо них из темницы вывели ещё несколько заключенных и связали всех одной вереницей. А затем куда-то повели. Сначала по тёмному коридору, а потом по улице. Когда дневной свет ударил по глазам, Леви невольно зажмурился и не сразу сориентировался, где они находятся.       — Фарлан… — друг шёл позади Леви и едва передвигал пораненной ногой.       — Кажется, они ведут нас на городскую площадь, — рассеянно отозвался тот.       — Да, я уже понял, — мрачно подтвердил Аккерман, видя впереди толпы зевак, которые собрались у эшафота. — Вот о каком представлении они говорили, — выплюнул он, замечая четыре подготовленных петли.       — Фарлан, Леви… — по щекам Изабель начали стекать слёзы, когда она тоже увидела место казни. — Нас же… нас же не…       — Сегодня состоится казнь восьмерых преступников! — громко произнёс человек в черных длинных одеяниях, стоящий на эшафоте. Толпа, собравшаяся на «представление», тут же притихла. — Эти люди, — он махнул рукой на заключенных, которых пригнали к деревянной лестнице, — нарушали законы нашей страны и приносили вред добропорядочным жителям! Они воровали, подвергали насилию, убивали и порочили честь нашего короля! Занимались разбоем и держали в страхе ни в чем не повинных людей! Эти грешники не заслуживают находиться рядом с нами, сегодня мы очистим наш город от исчадий ада!       Толпа возбужденно заревела, поддерживая его слова, и первых четверых заключенных отправили на эшафот. Трое друзей оказались среди них.       «Это просто невозможно, — Леви не мог поверить в то, что он поднимается к месту собственной казни. Перед глазами от бессилия и истощения всё начало плыть, а ног он практически не чувствовал. В ушах тоже стоял какой-то гул, он не слышал тихих рыданий Изабель и тяжелого дыхания Фарлана. — Похоже на какой-то дурной сон. Неужели всё закончится вот так?»       Все пленники до сих пор были связаны друг с другом, поэтому он даже не мог вырваться и спрыгнуть вниз. Веревки разрубили, лишь когда на их головы надели мешки и затянули на шеях петли.       «Это и правда конец?» — сердце как бешеное застучало в груди, и Леви стал задыхаться. Он никогда не думал, что может окончить свои дни вот так, на виселице, но с другой стороны, такой конец для безродного ублюдка был самым логичным. Его тело оцепенело, связанные за спиной руки окончательно онемели, а колени того и гляди были готовы согнуться. И только сердце выпрыгивало из груди, лишь бы не замереть окончательно. Такой страх он испытывал впервые в жизни, хотя не раз находился на грани смерти. И всё же, сейчас дыхание смерти как никогда было близко.       — Стойте! Остановитесь! — внезапно гул в ушах пронзил ясный громкий голос, и Аккерман поразился, как может слышать его своими заложенными ушами. — Остановите казнь!       Гул толпы стал сильнее, и вместе с этим Леви начал различать какие-то слова, словно тот голос вернул ему слух.       — Это же граф Сэффилтонский! Сам лорд Эрвин! Он приближенный короля!       — Как вы можете казнить людей накануне Дня рождения Его Величества? — снова продолжил тот ясный голос, который гул толпы был не способен поглотить.       — Но эти преступники опорочили честь короля! — взвизгнул тот, кто читал приговор.       — Этими смертями вы порочите его ещё больше! — возразил лорд Эрвин, а следом за его голосом послышалось лошадиное ржание и удар копыт. — Какие бы злодеяния они ни совершили, казнь накануне Дня рождения короля — не меньшее зло. Вы готовы испортить его праздник?       Толпа снова одобрительно загудела, согласная со словами этого господина.       — Ладно, — оставшись в меньшинстве, организаторам казни пришлось пойти на уступки. — В связи с приближающимся Днём рождения Его Величества, казнь переносится! — объявил судья. — Уведите их обратно в темницы, — раздраженно добавил он.       Леви, который практически перестал дышать в эти минуты, ощутил, как петлю снимают с шеи и срывают с головы мешок. От дикого напряжения ноги всё-таки отказали, и он, вместе с другими заключенными, которые едва помнили себя, рухнул на колени. Сердце снова начало заходиться, а дыхание сдержать больше не удавалось. Солнечный свет после пыльного мешка показался ему чересчур ярким. Он поднял голову, пытаясь рассмотреть в толпе человека, который отсрочил казнь. Найти его оказалось несложно. Среди зевак-простолюдинов три человека выделились особенно, поскольку сидели на лошадях. Все молодые люди были высокого роста, имели светлые волосы и глаза, а также господские одежды. Один из них восседал на светло-серой лошади, и его костюм отличался большей дороговизной, как и сбруя коня. Леви не смог как следует рассмотреть его лицо, поскольку перед глазами от голода и переживаний плыли круги, но успел заметить необыкновенный пронзительный взгляд, который был таким же ярким, как это холодное солнце. Вскоре эти трое развернули лошадей и поехали от площади прочь, а связанных пленников стражники подняли на ноги и толкнули к остальным. Леви с друзьями кое-как смогли спуститься, а Фарлан, оказавшись на земле, припал к его плечу.       — Ты как? — шепнул Леви, ощущая, что друг совсем не может стоять на ногах. Изабель, дрожа с ног до головы, тоже подошла к ним. Всё её лицо было залито слезами и имело невыносимо бледный оттенок.       — Нам нельзя… возвращаться в темницы, Леви, — прохрипел Фарлан. Их снова выстроили друг за другом и повели к подземельям, однако на этот раз четверо не были связаны одной веревкой. Скованными оказались лишь их руки. На этот раз Изабель шла впереди, Леви за ней, а Фарлан плёлся сзади.       — Я знаю, — процедил Аккерман. — Нужно уходить сейчас, пока мы снаружи…       — Я отвлеку их, — шепнул Фарлан. — А вы с Изабель бегите.       — Что?! — Леви бросил на него яростный взгляд.       — Ты же видишь, в каком я состоянии, — слабо прошелестел друг, стараясь, чтобы их никто не слышал. — У меня нога отнялась, Леви, я не смогу убежать с вами.       — Я не оставлю тебя, — твёрдо заявил Аккерман. — Бежать, так бежать всем вместе. Казнить, так казнить всех вместе.       — Перестань, — выдохнул тот. — Ты заметил, что когда пытаешься всех спасти, то губишь ещё и себя? Ты и сам понимаешь, что я уже не игрок. Прошу тебя, Леви, позволь мне это сделать… — практически взмолился он.       — С верёвками мы далеко не убежим, — процедил Аккерман. Его руки были так крепко связаны за спиной, что он уже почти не ощущал пальцев.       — У меня в кармане, — шепнул Фарлан. — Ты сможешь достать… — он приблизился к нему вплотную, и Леви кое-как забрался в карман его брюк и нащупал там небольшой круглый предмет. Монету, которую постоянно подкидывал Фарлан от нечего делать.       — У неё края заточены, — проронил друг, отдаляясь. Леви кое-как смог ей надрезать веревку и тут же ощутил, что путы ослабли. Теперь он мог просто разорвать их руками.       — Фарлан, я… — Леви хотел сказать что-то напоследок, однако друг не дал. Он внезапно громко закричал и упал на землю, привлекая внимание стражников. Процессия остановилась. Они успели уйти от площади и почти добрались до тюремных подземелий. Стражники отвлеклись на Фарлана, а когда попытались выяснить, что с ним, тот внезапно и из последних сил бросился на них, сбивая с ног.       — Бегите, Леви, Изабель! — закричал он, закрывая стражников собой. Аккерман, с болью в сердце, растолкал всех остальных, разорвал остатки верёвки, схватил ошеломлённую Изабель за руку и бросился с ней бежать. Девушка едва поспевала за ним, а когда опомнилась, что третьего друга с ними нет, очень сильно замедлилась и почти остановилась.       — А как же Фарлан?! — по её щекам вновь начали течь слёзы. — Мы оставим его там?       — Изабель, у нас нет другого выхода! — в глазах Аккермана вновь вспыхнуло яростное болезненное чувство. Он резко дёрнул Изабель на себя и спрятал её за ближайший угол здания. А затем постарался как можно быстрее освободить её руки от веревок. — Он решил пожертвовать собой ради нас, и его жизнь не должна оборваться зазря! Идём! — схватив её за руку, Леви снова потащил за собой, и Изабель, едва справляясь с собой, побежала за ним следом. Они пробирались по городу, петляли между домов, скрывались в проулках и опасались оглядываться. Леви то и дело слышал какие-то шаги, но не мог сказать, были они в реальности или в его измученном сознании.       Спустя час Леви понял, что практически не осталось никаких сил. Ослабленные ноги еле подчинялись, да и потеря Фарлана ударила по ним очень сильно. Изабель чувствовала себя ещё хуже, но как могла кусала свои губы и язык, приводя себя в чувство. Леви хотел добраться до окраины города и спрятаться в какой-нибудь деревне, однако погоня настигла их раньше. Всё-таки те шаги Аккерману не мерещились — стражники шли за ним по пятам. И только ослабевшие беглецы остановились, пытаясь перевести дыхание, как те настигли их, окружив со всех сторон.       — Изабель, беги, — хрипло прошептал Аккерман, тесня девушку к тесному проулку между двумя зданиями. — Я задержу их.       — Я не могу потерять ещё и тебя… — со слезами на глазах прошептала она, цепляясь за его руку.       — Габи и Фалько остались где-то там, найди их. Спрячьтесь вместе, а потом… может, как-нибудь свидимся, — он отцепил её от себя и силой толкнул в проулок, который вёл к выходу из города. А сам побежал обратно, прямо навстречу стражникам. Изабель, вытирая бесконечно бегущие слёзы, до боли прикусила себе язык и побежала вперед, а Леви увидел, как стражники целятся в него из ружей. Он едва успел припасть к земле, как раздалось сразу два выстрела. Впрочем, они ему даже помогли: воспользовавшись замешательством, он смог подобраться к ним и сбить с ног сразу обоих. Конечно, на победу голыми руками он не рассчитывал, но и сдаваться сразу не мог. Ему нужно было выиграть время, чтобы дать Изабель скрыться. Поэтому пришлось собрать остатки сил и выстоять. К счастью, их было всего двое, а в кулачных боях Леви всегда был хорош. Поэтому первым делом постарался избавить их от оружия. Одно ружье он смог захватить, но использовать пришлось не по назначению: удобного момента для выстрела не было, поэтом он просто отбивался прикладом и наносил удары.       Пожалуй, в другое время и при других обстоятельствах Леви Аккерман вышел бы победителем в этой драке. Но после трёх практически голодных дней, бессонных холодных ночей в темнице и пережитого на эшафоте у него попросту не осталось сил. Последние крупицы он вложил в этот рывок, давая Изабель время уйти, но он иссяк очень быстро. Леви получил несколько болезненных ударов и понял, что больше не может им противостоять. Ещё чуть-чуть, и его опять повяжут и на этот раз уж точно повесят, как самого злостного преступника, каких не видывал мир.       «Исчадие ада», — вспомнил он слова судьи и, швырнув ружьё в неприятелей, бросился бежать. Однако не успел он пробежать и ста метров, как ноги его подвели. Он споткнулся, упал и свалился в какой-то овраг, прокатившись по земле. С болезненным стоном Леви перевернулся на спину, понимая, что упал на сухие кусты, и те впились в его тело, а под левым коленом резануло болью, которая охватила всё бедро. Он попытался встать и двигаться дальше, но левая нога дрожала так, что тряслось всё тело.       — Вот дерьмо, с такой ногой я далеко не убегу, — выругался Аккерман и посмотрел наверх. Преследователи скоро будут здесь, у него нет времени даже подумать и решить, что делать дальше. Впереди замаячили какие-то огни: пока они с Изабель бежали и петляли, начало смеркаться. Леви пошёл на них, кое-как передвигая раненой ногой и пытаясь разглядеть, что там.       «Похоже, какая-то таверна…» — Аккерман, раздвигая кусты, подошёл ближе и вдруг заметил трёх мужчин, которые что-то выносили из этой таверны и складывали в крытый фургон. Леви показалось, что это были ящики с вином, однако разглядеть как следует он не успел: сзади что-то хрустнуло, и сердце опять ушло в пятки: те стражники так и не отстали! Леви снова посмотрел на таверну, решая, можно ли в ней укрыться, затем на фургон и на тех людей, которые, закончив переносить ящики, встали у лошадей. У всех троих были светлые волосы и очень приличная одежда под плащами, а когда один из них чуть развернул голову, Леви вдруг осенило.       «Это же тот самый господин, который остановил казнь!»       Хруст за спиной становился всё ближе, и Аккерман, не имея возможности придумать что-либо ещё, как можно осторожнее пробрался к фургону сзади и забрался в него, спрятавшись за двумя ящиками. Он прикусил край своей одежды, поскольку его дыхание было невыносимом шумным, а сердце опять от страха начало вырываться из груди. И притаился, как маленький дрожащий зверёк.       — Эй, вы! — грубый голос преследовавших стражников раздался совсем близко. — Вы видели какого-нибудь оборванца?       — Как ты смеешь, — со стороны лошадей послышался спокойный, но холодный голос одного из трёх светловолосых мужчин, — говорить с нами в таком неподобающем тоне? Разве ты не видишь, что мы не обычные простолюдины?       — Эээ… — стражники на несколько мгновений замешкались, вероятно, разглядев, кто перед ними стоит, и тут же сменили свою интонацию. — Простите, благородные господа, мы гнались за беглым преступником, которого должны были сегодня казнить. Но поскольку из-за кануна Дня рождения Его Величества казнь отложили, ему удалось сбежать… Он очень опасен, не видели ли вы его?       — Он невысокий, — продолжил второй стражник, — с тёмными волосами, молодой…       — Нет, никого похожего мы здесь не видели, — снова незнакомый голос, но на этот раз значительно выше. Он мог принадлежать юноше или женщине… но те трое явно были мужчинами…       — А что у вас в фургоне? — снова стал допытываться первый стражник и подошёл к задней части, куда затаскивали ящики. — Вы что-то вывозите?       — Лишь немного вина, — Леви резко вздрогнул, услышав тот самый голос своего спасителя. — В честь Дня рождения Его Величества.       — Странно аристократам закупать вино в обычной таверне… — Леви прикусил край одежды ещё сильнее, поскольку стражник вот-вот был готов забраться в фургон. — Позволите нам осмотреть его?       — Вы что, не верите словам благородного господина? — грозно спросил первый прохладный голос, который теперь был наполнен гневом.       — Ээ… Нет, мы просто… — снова замялись стражники. — Выполняем свою работу…       — Хах, — от этого смешка у Аккермана по спине побежали мурашки. — Неужели вы думаете, что мы будем укрывать какого-то грязного преступника? — с омерзением спросил он. Вероятно, тон его голоса был настолько искренним и убедительным, что преследователи сразу же вняли ему. Конечно, ведь он говорил очевидные вещи.       — Нет, конечно, нет, — потупив взгляды, ответили стражники. — Простите, что отняли ваше время! Идём, он не мог далеко убежать… — послышались удаляющиеся шаги, которые вскоре стихли совсем. Леви немного отпустило. Он с трудом смог разжать челюсти и выпустить край одежды. И стал дышать через рот, понимая, что до сих пор задыхается.       — Надо же, — со стороны лошадей снова начали доноситься голоса благородных господ. — Просчитаться на таком моменте, — голос лорда Эрвина внезапно стал очень холодным и твёрдым. — Я выбрал это место в надежде обойтись без свидетелей, а они нашли нас сами.       — Но всё обошлось, — поддержал его незнакомец с высоким голосом. — Кажется, они увлечены поиском беглеца, так что вряд ли что-то могли заподозрить. К тому же, они не узнали вас, господин Смит.       — Нужно уходить, — проронил третий мужчина. — Пока нас ещё кто-нибудь не заметил. Мы с Нанабой сопроводим повозку, а ты езжай верхом, Эрвин.       — Хорошо, будьте осторожнее, — похоже, лорд забрался на лошадь, поскольку послышался нетерпеливый перебор копыт. — Я поеду впереди. Встретимся в Сэффилтоне. Пошёл! — звук копыт стал быстрым и отчетливым, и Леви, чуть выглянув из-за ящиков, успел заметить, как серая лошадь пронеслась мимо него, а за спиной всадника на ней развевался зеленый плащ. Вскоре и повозка, в которой прятался он, медленно развернулась, и две лошади потянули её вперед. Сначала неторопливо, а затем всё больше и больше набирая скорость. Когда они выехали за пределы города, лошади пошли ещё быстрее, а Леви впервые за последние дни почувствовал облегчение. Впрочем, и оно было горьким.       «Фарлан, Изабель… Смогу ли я увидеть вас когда-нибудь снова? Изабель, смогла ли ты убежать и спрятаться? Фарлан, а ты? Смог ли ты выжить? Наверное, ты уже мёртв…» — понимая, что надежды на спасение друга нет никакой, Леви до боли стиснул пальцы в кулак.       — Разве не я должен был остаться там и спасти вас обоих? — прошептал Леви, прижимая затылок к ящику и прикрывая уставшие глаза. — Разве не я должен был один пойти на виселицу и не втягивать вас во всё это? — он тяжело вздохнул, понимая, что сознание едва держится в изможденном теле. Однако лишаться чувств ещё было рано, он не знал, куда привезёт его этот фургон и не придётся ли снова бежать. Поэтому Леви изо всех сил старался не отключиться и смотрел на убегающую дорогу.       Серые окрестности города сначала сменились деревьями, а затем полями. На улице успело хорошо стемнеть, поэтому Аккерман практически ничего не смог разглядеть. Разве что какую-то деревушку, мимо которой они проехали. В этих местах он никогда не был. Сам город Леви знал хорошо, как и западные и северные окраины, где находился их бедняцкий квартал и такие же бедные деревни. Но сейчас они ехали на восток, а сюда он никогда не совался. Деревни тут были богаче, дороги ровнее, встречалось много особняков, в которых проживала знать. Когда их повозка начала замедляться, Аккерман насторожился и как мог осмотрелся вокруг. Они преодолели ограду и начали подъезжать к одному из таких богатых домов с центральным особняком, множеством подсобных помещений и большой территорией. Едва фургон остановился, Леви выпрыгнул из него. И пока возницы не слезли, двинулся в сторону, добежал до ближайшей постройки и спрятался в ней. В нос тут же ударил запах навоза, и Аккерман понял, что оказался в хлеву. Здесь было много животных: овцы, свиньи, коровы… Он прижался к двери, одним глазом через щель наблюдая, что происходит. Фургон заехал в ещё один сарай, затем, через некоторое время, двое молодых людей вывели оттуда лошадей и закрыли двери, повесив на них замок. Лошадей отвели на конюшни, а те двое сопровождающих ушли в сторону главного особняка и скрылись из вида. В округе никого больше не было, и к хлеву никто не приближался. Леви, совсем не чувствуя ног, осел на землю, на четвереньках отполз от двери до ближайшего стога и зарылся в него с головой. С самого побега он не переставал дрожать от холода. На нём была лёгкая одежда, а на улице ощутимо похолодало, к тому же, они просидели в ледяной сырой камере несколько дней. В этом хлеву было значительно теплее, и всё же даже в стогу он никак не мог согреться. Однако, вслушиваясь в похрюкивание свиней в загоне, он начал проваливаться в сон.       Через некоторое время к нему кто-то подошёл. Леви, едва успев отключиться, снова насторожился, опасаясь, что его нашли и здесь. Однако это был не человек. К стогу, в котором он прятался, приблизилась овца. Она начала жевать сено, а потом и вовсе улеглась рядом. Леви некоторое время смотрел на неё, не понимая, почему она не боится и не убегает. А затем и вовсе протянул руку и коснулся её.       «Какая тёплая…» — поразился он и придвинулся ближе. Овца так и продолжала лениво пережевывать сено и убегать не собиралась. Леви обхватил её рукой и прижался вплотную, зарываясь в курчавую шерсть. Только после этого впервые за все эти дни он смог согреться, перестал дрожать и провалился в зыбкий сон.       А пробудился он ровно за мгновение до того, как дверь в хлев открылась. Слыша по ту сторону шаги и голоса, он едва успел зарыться в стог, как в хлев хлынул поток солнечного света. В сарай зашли две женщины в длинных платьях, фартуках и чепцах. Такую форму обычно носили служанки в домах знати. Одна из них была молодой, другая значительно старше. В руках они несли деревянные вёдра. Та, которая помоложе, вывалила что-то свиньям, а вторая наполнила поилку водой. Они о чём-то переговаривались, но Леви спросонья едва различал слова. Однако их голоса звучали бодро и весело. Исполнив свою работу, они вновь ушли, неплотно закрыв двери. Как только их шаги стихли, Аккерман выбрался из своего укрытия и стряхнул с волос и одежды солому. Подойдя к свиньям, он с некоторой неприязнью глянул на них и на то, что принесли служанки.       — Твою мать, — выругался он, замечая не просто овощные очистки и обрубки, а вполне себе целые отварные картофелины, морковь и половинки свеклы. — Да здесь свиней кормят лучше, чем питались мы.       Леви собрал более-менее целые корнеплоды, помыл их водой из поилки и, усевшись в стог сена, принялся есть. Он был так голоден и обессилен, что даже поборол свою неприязнь. Сейчас он мало чем сам отличался от свиньи, которую готовили на убой, поэтому брезговать не имело смысла. Он хотел жить, поэтому, засунув свою гордость и брезгливость подальше, набил себе живот овощами, чувствуя небывалую сытость, и попил из поилки для свиней, пока те не успели притронуться. После трапезы, снова откинувшись в стог сена, он закинул руки под голову и уставился в деревянные своды крыши. После сна и еды ему стало значительно лучше, хотя обессиленность и боль в теле пока не проходили. Впрочем, он был рад даже тому, что может свободно дышать, не ощущать голода и холода.       «В тот город сейчас возвращаться опасно, — подумал он, осматривая свою ногу. Вроде бы ничего страшного не было, но колено опухло и опираться на неё было больно. — И в наш квартал тоже. Они будут искать меня. Наверняка моё лицо уже висит на каждом столбе. Но удастся ли спрятаться Изабель? Ведь она такая же беглянка, да ещё слабее меня. И Габи с Фалько…»       — Переживу пару дней здесь, — решил он для себя. — А как приду в себя, попробую отыскать Изабель…       Леви провёл в этом хлеву три дня. В основном лежал в стогу сена, отсыпаясь и отогреваясь с овцами, еду и воду воровал у свиней, а из хлева выбирался только ночью, чтобы справить нужду. Он не рискнул осматривать окрестности, поскольку опасался попасться, поэтому не отходил далеко от хлева. Однако ему повезло найти рядом с сараем несколько бочек с водой, откуда служанки брали питье для поилок. И он даже смог кое-как помыться, вылив на себя целую бочку ледяной воды. А чтобы никто ничего не заподозрил, проделал в дне дырку. Теперь было похоже, что вода просто вылилась и ушла в землю.       «Ещё бы найти одежду…» — подумал он, понимая, что от него пахнет хуже, чем от свиньи. Мало того, что он сидел в подземельях несколько суток, так теперь ещё и провонял навозом. Немного окрепнув, Леви думал следующей ночью выбраться из хлева и поискать в ближайших постройках какую-нибудь рубаху и штаны. Однако, кажется, он где-то проявил неосторожность. То ли служанки заметили его, то ли свиньи стали недоедать, то ли фокус с бочкой не прошёл… Но однажды утром вместо служанок в хлев зашли двое мужчин с вилами, и Леви понял, что ему конец. Они начали швырять стоги сена, и Аккерман, понимая, что ситуация опять стала критической, бросился бежать. Однако у входа из хлева его кто-то поймал, грубо схватив за одежду и швырнув в землю.       — А вот и мелкий крысёныш, спрятавшийся в хлеву, — голос был Леви знаком. Двое работников с вилами тоже вышли из хлева и, схватив Аккермана, заставили его встать на колени и задрали голову, грубо схватив за волосы. Теперь Леви смотрел прямо на того человека и понял, что он один из людей, что был с лордом Эрвином. Мужчина был очень высоким и крупным, его светлые волосы падали на лоб, почти закрывая глаза, а на лице была щетина. Он сильно хмурился и выглядел весьма зловеще и грозно.       — Ты думал, мы не заметим тебя? — сурово спросил он, возвышаясь над Аккерманом.       — Да, надеялся, — отведя глаза в сторону, глухо ответил Леви. Его голову наконец-то отпустили, и он смог немного склонить её. — Я всё равно не планировал тут оставаться, — разочарованно добавил он. Ведь надо же, его обнаружили, когда он собирался уходить…       — Тебе что тут, постоялый двор? — спросил один из мужчин, который держал его сзади. Леви было нечего ответить. Он и сам прекрасно понимал, что виноват со всех сторон. Но хуже того, что даже забравшись так далеко, его снова вернут туда, откуда он с таким трудом сбежал, пожертвовав жизнью Фарлана и, возможно, Изабель…       Внезапно донёсся неторопливый стук копыт. Леви, голова которого была опущена, сначала заметил ноги лошадей. Одна из них была серой, вторая гнедой. Он снова поднял голову и столкнулся с холодным пронзительным взглядом господина этого поместья. Совсем как тогда, во время казни, сердце так замерло в груди, будто остановилось. Этот человек, сидя верхом, смотрел на него с нескрываемым презрением. Его ледяной взгляд был кристально-чистым, а лицо строгим, но благородным с густыми бровями, носом с горбинкой у переносицы и ровными, плотно сжатыми губами. Светлые волосы, разделенные косым пробором, были аккуратно зачесаны, а под тёмно-зеленым плащом виднелся дорогой сюртук. Брюки были белыми для верховой езды, а высокие сапоги до колен сделаны из черной кожи. Рядом с ним на гнедой лошади сидел ещё один молодой человек с очень мягкими чертами лица. Его костюм был проще и лошадь пониже, но благородство читалось и в осанке, и во взгляде. По-сравнению с ними Леви как никогда ощутил себя полнейшим ничтожеством.       — Значит, ты всё-таки пробрался в том фургоне, — произнёс этот молодой господин, и Леви внимательнее вгляделся в него. Тогда ему показалось, что голос чересчур высокий для мужчины, и сейчас он подумал, что, возможно, это и правда не мужчина. Но разве могла женщина так коротко стричься, носить брюки и сидеть верхом в мужском седле?       — Лорд Эрвин спас тебя во время казни, — грозно произнёс высокий мужчина с щетиной напротив него. — А ты решил так отплатить ему, очернив его имя, грязный преступник, — не сдержавшись, он ударил Аккермана в живот, и тот, задохнувшись, согнулся, почти коснувшись лбом земли. — Эрвин, нужно выдать его городской страже, — обратился он к господину. Тот, тронув коня, подъехал чуть ближе, не спуская холодных глаз с Аккермана.       — Что ты видел? — чётко спросил он, и Леви, подняв голову, пересёкся с ним взглядом. — В том фургоне, как много ты видел? — уточнил молодой господин.       — Ничего… — хрипло выдохнул Аккерман, — я ничего не видел. У меня не было сил смотреть, я хотел только скрыться от преследователей…       — Как будто можно поверить словам бандита, — пробормотал мужчина со щетиной и сложил руки на груди.       — Он не лжёт, Майк, — неожиданно проронил лорд Эрвин. — Он действительно не знает, что там было. Я вспомнил, ты был тогда на эшафоте. За какие преступления тебя хотели казнить?       — За то, что родился ублюдком, — выплюнул Леви, глядя на него. Майк снова хотел ударить его за грязные слова, но господин Смит тронул его за плечо.       — Пусть остаётся здесь, — произнёс он, удивив всех вокруг, особенно Майка и самого Леви.       — Ты уверен? — удивился его соратник. — Укрывательство преступника может выйти нам боком.       — Вряд ли этого мелкого воришку можно считать преступником, — бесстрастно отозвался граф Сэффилтонский. — Лишние слуги нам не помешают, особенно на определённых условиях, — повисла пауза, а Леви пытался понять, что это за определенные условия. — Он невысокий, но молодой и крепкий, раз смог выжить, сбежав с эшафота и отбившись от стражи. Сможет выполнять любую работу. Как тебя зовут?       — Леви… — чуть помедлив, проронил тот. — Аккерман.       — Что тебе нравится?       — Что? — хмуро переспросил Аккерман, ощущая, что этот господин будто издевается над ним.       — Чем ты занимался в жизни? — уточнил лорд Эрвин. — Чем бы ты хотел заниматься здесь?       — Разве я должен это выбирать? — грубо спросил Леви, за что опять получил болезненный удар под дых.       — Не смей так нагло говорить с лордом Эрвином, — сурово напомнил ему Майк. — И отвечай на вопрос, если он задаёт его.       — То, чем я занимался в жизни, вряд ли потребуется здесь, — прохрипел он, снова поднимая глаза. — Но мне нравится… убираться. Люблю порядок и чистоту.       — Что ж, тогда убирай за скотом и лошадьми. В нечистотах тебе самое место, — с презрением добавил господин и развернул свою лошадь. — Дайте ему одежду и следите некоторое время за ним. Если попытается сбежать — пристрелите, — распорядился он. Второй всадник уехал вслед за ним, а Майк махнул рукой. Люди за спиной отпустили Леви, но Аккерман так и продолжал стоять на коленях, ощущая, как ноги налились беспредельной тяжестью.       — Идём за мной, — скупо произнёс Майк. — Теперь ты принадлежишь Сэффилтону и лорду Эрвину, так что не смей подставлять его и покидать территорию поместья.       — Я и не собирался, — Леви кое-как смог подняться на ноги и, прихрамывая, приблизился к Майку. — На добро я обычно отвечаю добром. Только вспомнить бы, как это делать…