Желтизна

Сентябрь прошёл настолько быстро, что я не поспевал. Первый день до сих пор, как в тумане: распределение, ужин, речь директора, комнаты... Я с ужасом обнаружил себя в одном помещении с Питером Петтигрю, Джеймсом Поттером и Сириусом, блядь, Блэком, но был слишком уставшим, чтобы всерьёз повозмущаться. Мышка Петтигрю и мажорчик Блэк... Один распиздяй Поттер радовал, но этого было недостаточно для моего душевного равновесия. Ну и ладно. На то я и взрослый (в душе), чтобы уметь общаться с неприятными людьми, к тому же, первое впечатление обманчиво. Они вполне могут оказаться в перспективе славными ребятами, а я тут на них наговариваю. В общем, я не спешил с выводами и был таков. Самым первым уроком в Хогвартсе стала трансфигурация с нашим деканом. Она объясняла хорошо, но слишком сухо; её стиль бы больше подошёл университетским ребятам, но, пардон, не одиннадцатилетним детям. Неудивительно, что многие зевали, а Блэк с Поттером на задних партах о чём-то шептались. Мы были в паре с Хаффлпаффом, и я подсел к хаффлпафцу Дэви — тот самый, с которым я был в одной лодке. Мы немного поболтали; я, полукровка из самой обычной семьи, и он, маглорождённый из семьи иммигрантов, мечтавший стать рокером, пока не пришло письмо из Хогвартса. «Ничего, — не отчаивался он, — я стану магическим рокером». Я не хотел расстраивать его и говорить, что такие направления у магов не то, чтобы развиты... Ну, возможно он станет одним из немногих, кто знает? Затем пошли остальные уроки. Зельеварение со Слагхорном, чары с тем самым полугоблином, травология, защита от тёмных искусств... С каждым профессором я знакомился и старался произвести хорошее впечатление: надо продержаться первые пару месяцев, а дальше они сами припишут мне образ послушного студента. Низменная тактика, которая работает всегда. Не забывал и про учеников. Болтал с детишками, развлекал, нарабатывал репутацию... Делал это, пока не стало скучно, и успел сделать выводы. Несмотря на то, что разделение по факультетам я считал по большей части бессмысленным, определённая тенденция всё-таки прослеживалась: слизеринцы, за редким исключением, о котором я поговорю потом, вели себя отчуждённо. Нет, они могли поддержать беседу с нами, «плебеями», но общались больше между собой, значительно опережая по возможностям тех же маглорождённых. Почти также, к моему недоверию, вели себя хаффлпафцы: они держались вместе, ходили стайками, стояли друг за друга горой. Мне стало даже обидно, что я туда не попал: было бы приятно почувствовать за спиной такую опору, потому что Гриффидор, ну... Гриффиндорцы по большей части веселые и общительные, но здесь нет такого духа общности, как у жёлтых. У львов есть своя иерархия, здесь есть изгои, лидеры, груши для битья... Становится жутко, если задуматься, потому что общепринятый «добрый» факультет на самом деле тот ещё «сдохни или умри». Эти дети не поймут, если ты молчалив. Эти дети посмеются над неуверенностью. Эти дети жестоки в своей легкомысленности. Те же хаффлпаффцы были если не умнее, то сплочённее и толерантнее к недостаткам друг друга, а вот красные... Ну, чего нет, того нет. Итак, мне предстояло встать в верхах в таком коммьюнити. Нет, я, конечно, могу забить на это и плыть по течению, благо, аутсайдером я в любом случае не стану, но... Почему бы и нет, если да? Статус одной из элит накладывает обязанности, которые я с готовностью перекину на другую «элиту» — того же Сириуса, раз уж он такой инициативный. И останутся только права, которыми я сполна наслажусь. Итак, я начал с малого: — Что, не получается? — спросил я у Лили, пыхтящую позади. — Нет, — расстроенно ответила она, взглянув сначала на палочку, а затем — на сидящую рядом девочку, выглядевшую не менее мрачно. Это был урок чар с профессором Флитвиком. Он объяснял легко и доступно для детей, был забавным и не ругал за несерьёзные беспорядки в классе; двумя словами — идеальный учитель, мне он очень нравился, разве что чувствовалась в нём эта гоблинская сторона... Немного жуткая, если честно. И зубы у него стрёмные, нечеловеческие. Я бы хотел порадоваться, что он не мой декан, но это как-раз таки печально. Флитвик действительно вовлечён в жизнь своих студентов, насколько я успел заметить, а вот МакГонагалл... Женщина взвалила на себя слишком много обязанностей, на что лично я смотрел косо. В чём проблема быть кем-то одним, например, деканом и хорошо с этим справляться? Зачем брать по несколько обязанностей, чтобы по итогам проебать их все? Она даже не произносила речь для первокурсников в первый день, оставив это старостам, а это уже перебор: дети буквально не видели собственного декана. — Ну, хочешь помогу? — с почти искренней доброжелательностью предложил я, немного покачиваясь на своём стуле. По большей части мне было просто скучно — я удивительно легко улавливал суть чар — поэтому, решив совместить два дела в одном, оглянулся к Эванс, дела которой были не так безоблачны. — Покажи, как ты это делаешь. — Вингардиум Левиоса, — немного сжато произнесла девчушка, дёргано взмазнула палочкой и перо, ну, немного заколыхалось — это уже что-то. Я, прищурившись, наблюдал за её действиями, а затем с прозревшим лицом сказал: — Так ты движение неправильное делаешь, — я взял в руки собственную палочку с пером, которое положил на чужой стол, и принялся говорить: — Смотри, здесь плавнее, а здесь резко поворачиваем. А ещё важно правильно выговаривать, а то получится туфта. Я увлёкся объяснениями и потому голосок профессора у уха стал неожиданностью: — Мистер Люпин, вам удобно? — спросил он, намекая на моё положение у чужого стола. — Извините, сэр, я закончил и решил помочь товарищу, — подлизываться я не любил, поэтому тон был просто вежливым и чуточку доброжелательным ввиду моей приязни к этому карлику. Я быстро вернулся на своё место. — Продемонстрируйте мне, — уже мягче попросил Флитвик, и я выполнил требуемое. Тогда мне разрешили сначала выполнить задание посложнее, а затем — пойти помогать нуждающимся, нарабатывая авторитет глупыми шутками и приятельской манерой общения, благодаря которой детки смеялись, делали успехи и благодарно на меня смотрели. Мне нравились чары. Так уж сложилось, что я стал раскованным и юморным одноклассником-отличником, который помогал, но делал это в не высокомерной манере, без поучений, отчего никто не обижался и не называл меня ботаником. Ботаник это не плохо, но для детей — признак неудачника, поэтому я был рад, что всё так сложилось.

***

Помнится, я говорил об исключениях в стане змеек? Так вот... — Эй, ребят, чё творится? Незнакомый черноволосый пацанёнок с зелёной нашивкой озлобленно взглянул на меня, вызывая неприязнь своим видом. На ворона похож, а я этих каркарщиков, блядь, ненавижу. Впрочем, конкретно этот был в плачевном положении: мантия потрепалась и искрилась, предположительно, от чар, а вещи его разбросались немного по сторонам. В одной из которых стояли Поттер, Блэк и настороженный Петтигрю. — У вас тут что, буллинг? — спросил я, разглядывая эту чудную картину. Ну и ну, даже месяц не прошёл, а они уже кого-то обижают. — Иди своей дорогой, — буркнул Сириус, не сводя со слизеринца глаз. Тот не шевелился, застыв статуей и недобро на меня глядя. — Да я, как бы, не возражаю, просто... — я с задумчивостью оглядел их, задержавшись на змейке, а затем продолжил: — Вам не кажется, что это выглядит как-то странно? Мне-то плевать, просто трое гриффиндорцев, атакующих одного слизеринца, выглядят не очень благородно. Вы позорите факультет. — Он заслужил, — пожал плечами Поттер, кажется, не испытывая никаких угрызений совести. А мне-то казалось, что он добрый мальчик... — Делайте это по-одному, если не боитесь, — посоветовал я, глядя ему в глаза. — Или пусть слизеринец найдёт себе защитника. Он фыркнул, но явно учёл мои слова. Я как раз собирался уходить, как вдруг... — Северус! Северус! Что происходит?! — рыжая девчушка бросила сумку у колонны, с растерянным лицом подбегая к нам. Напрягая память, я вспомнил её имя — Лили Эванс. Милый ребёнок, я сидел с ней рядом по трансфигурации, да?... Вроде даже объяснял что-то. Она симпатизировала мне своей смышлёностью, добротой и отвественностью, которую и демонстрировала в этот момент. — Ничего, — угрюмо бормотнул упомянутый Северус, принявшись складывать вещи в сумку. Лили сначала кинулась ему помогать, а затем, осознав ситуацию, принялась выяснять отношения: — Что произошло? Джеймс? — она упёрла руки в бока, строгим, недовольным тоном упёршись в Поттера. И тогда я понял, нет, вспомнил в чём дело. Кадры давно просмотренного фильма стали мелькать перед глазами: рыжая девочка, носатый пацан, Поттер... Я с открытым ртом смотрел на каждого участника этой драмы и медленно воссоздавал картину: змейка — знаменитый Северус Снейп, который мне запомнился ассоциацией с моим мерзким учителем химии. Девочка, Лили Эванс... Будущая мать главного героя, ну нихуя ж себе знакомства. Я мысленно присвистнул, взглянув на Джеймса: все признаки детской симпатии на лицо. Тот самый возраст, когда мальчики дёргают девочек за косички, а те в ответ ебашат тетрадкой по роже. Лично я всегда считал это глупостью (я таскал милым девочкам валентинки с шоколадками, и это работало всяко лучше вашего дёрганья за волосню), но что уж тут объяснять детям. — А ты, Ремус? Ты тоже в этом замешан? — я отвлёкся, непонимающими глазами уставившись на Эванс. Та перестала что-то кричать мальчишкам, отчего наступило молчание, и выжидающе уставилась на меня. — Э-э, да я мимо проходил, — я неловко шагнул назад, поняв, что во внутреннем дворике, который тройка буллеров выбрала для своих делишек, подступает народу. Чёрный пиар — тоже пиар, но не в этом случае, поэтому я беззаботно помахал ручкой: — Пока, мне ещё домашку делать. И ушёл, чувствуя, как спину прожигает пять пар глаз. А ведь домашку делать действительно надо: МакГонагалл поназадавала скучные эссе, в которые приходится вносить разнообразие интересными фактами, но это остаётся муторным процессом, за которым надо идти в библиотеку и выпрашивать у библиотекаря книжки. По пути я размышлял об открывшихся мне фактах. Насчёт Питера сознание всё ещё скреблось, но я так и не смог вспомнить, в чём он там провинился. Бесполезная память. Хотя... Удивительно, что я хоть что-то да помню спустя столько лет в чужом теле. Я застыл посреди коридора, когда подумал о последнем. Чужое тело... Нет, оно моё. Настоящий Ремус, может, и поспорил бы, но вот беда — его нет. Теперь я Ремус, моя фамилия Люпин, мой папа — Лайелл, моя мама — Хоуп, а сам я оборотень, укушенный в четыре года. Я настолько свыкся, что уже очень смутно помнил о той личности, полностью приняв это тело, как своё собственное. Так было правильнее и легче, нежели терзаться чувством вины. Я всегда был эгоистом.

***

«Дорогой папа, У меня всё зашибись. Попал на Гриффиндор, здесь ребята глупые, но славные — скучно точно не будет. Я познакомился со многими людьми, они прикольные, хотя некто Сириус Блэк меня раздражает. Чары с Флитвиком мой любимый урок! Он, конечно, гоблин (я немного ксенофоб), но учитель прекрасный. Общежитие довольно удобное, но меня коробит то, что комнату нужно делить с другими детьми. И да, я чищу зубы каждый день! Дважды. Как ты там? Не одиноко? Знаю, что одиноко. Мне, если честно, тоже. Очень скучаю по тебе, пап. С любовью, Рем». Я зло шикнул, когда дурацкое перо образовало кляксу в углу пергамента. Все ещё не могу привыкнуть к этому: всю жизнь писал шариковой, на худой конец перьерой ручкой, но не настоящим же, блядь, пером! И на пергаменте, боже, волшебники ужасны. — Привет, — ласково прошептал я, поглаживвя сову по пёрышкам. Третьекурснику с Хаффлпаффа пришлось долго мне объяснять, как работает совиная почта, но я вроде разобрался с тем, что говорить и как задобрить птичку. Кусочек печенья, добрый голос и адрес — я наблюдаю за тем, как улетает кругляшок бурого цвета на лапках. Мило. Ну, можно и обратно. Было кое-что, что я не упомянул отцу, чтобы не тревожить, но в ответном письме он наверняка спросит сам. Полнолуние. Сегодня. Так же быстро, как пролетели первые учебные недели, наступило первое полнолуние в стенах Хогвартса. Ближе к вечеру мне сказали пойти в Больничное крыло: там меня должна будет принять медсестра и провести куда-то, где я смогу безопасно провести, эм, эти дни. Прозвучало так, словно речь про месячные. Я фыркнул вслух от этой ужасной шутки, которую, слава богу, услышал только я сам. Итак, у меня примерно два часа свободного времени. Если честно, я не хотел никого видеть: из-за предстоящего акта оборотничества я был взвинчен и злился из-за мелочей. В таком состоянии лучше ни с кем не общаться, а то прощай репутация спокойного, уравновешенного парня, заработанная за это время. Поэтому я решил прогуляться. Мантию я не носил почти никогда, а верхнюю форму довёл до идеала (по моему мнению, конечно) в виде обычной рубашки с часто закатанными рукавами, ибо нехуй пачкать беленькие рукава. Стирают её, конечно, домовики, но всё равно жалко дорогую ткань. Я вообще мантии не любил. Неудобные, мешковатые, даже не очень красивые — ну зачем? Единственный плюс — зимой теплее, но пока что ещё не настолько холодно, чтобы я жертвовал удобством в пользу комфорта. Поэтому получилось так, что от оригинальной формы у меня остались лишь брюки, рубашка и галстук в красно-жёлтую полоску. Лучше б синюю, в цвет глаз, но да ладно, это уже мои капризы. На выходных я и вовсе носил повседневную одежду: брюки посвободнее, рубахи, костюмчики. Отец, имевший претензию на благородство, одевал меня только так. В общем, гулял я такой весь из себя охуенный, любовался видами, как на меня налетело что-то белое. Я, будучи на нервах, быканул вслух: — Куда прёшь? — я отошёл назад, чувствуя покалывание в ключице от чужого острого плеча. — Что? — непонятное чучело отошло, и передо мной предстал вполне себе приличный, смутно знакомый мальчик. Платиновые, аккуратно уложенные волосы, светлые глаза и лицо с нордическими чертами. Я даже на секунду увлёкся, разглядывая выразительные глаза и высокие, но пока ещё припухлые скулы, пока пацан не повторил настойчивее: — Что ты сказал? — Чтоб ты был аккуратнее, — буркнул я, не сводя глаз. — Нет, это ты будь аккуратнее, — с высшей степенью наглости пизданул он, и я глубоко вздохнул. Нельзя ссориться. Нельзя оскорблять. Нельзя драться. — Да пошёл ты, — я ушёл, напоследок задев мальчугана плечом и ловя вслед возмущённые взгляды. По-детски? Да. Тупо? Ещё больше. Хорошо, что я ушёл, пусть и сказав хуйню. Ну, уж обиду какого-то пиздюка я переживу, подсказала моя токсичная черта, и я послушался её, просто пойдя дальше.

***

— Здравствуйте, мэм, — я застыл, нервно перебирая кольцо на пальце, на пороге больничного крыла. Простые белые койки, каменный пол, свечи и большие окна, за которым виднелось темнеющее небо... Не особо вдохновляющая атмосфера для лечения, но это же Хогвартс! Тут в озере обитает кальмар, в замке летают привидения, а в комнатах с детьми спит — та-дам! — большой страшный оборотень. Мрачная атмосфера больничного крыла не так уж удивляет. — Заходи, мальчик, не стесняйся, — женщина, находящаяся где-то между средним и пожилым возрастом, радушно мне улыбнулась. Я послушно зашёл, встав у небольших шкафчиков с, предположительно, лекарствами. — Сейчас, я закончу кое с чем и мы пойдём. Я угукнул, оценив её тактичность. «Пойдём, я провожу тебя в какую-то дыру на ночь, привяжу кандалами и уйду, оставив тебя орать от боли» звучит немного менее радужно. — Мне так жаль, что я не могу ничего для тебя сделать, — горько вздыхала мадама, провожая меня каким-то обходными путями, где не встречались даже учителя. Я осторожно следовал за ней, флегматично разглядывая ночной замок. Готично так, мне нравится. — Бедный мальчик. — Не волнуйтесь, мэм, это не так уж страшно, — пожал я плечами, вопреки словам тревожно прокручивая кольцо на пальце. Привычный подвал в родном доме сменится на что-то непонятное, оттого и нервничаю. Не хотелось бы однажды проснуться рядом с трупом, потому что убежище не выдержало (или, скорее, клетка?). С тихим вздохом думаю о том, насколько же бытие оборотнем усложняет жизнь. Возможно, на первых парах отмазка про болезнь и прокатит, но со временем даже самый невнимательный человек заметит мои ежемесячные отлучки и справедливо задастся вопросом: «а с хуя ли наш дорогой Ремус каждый месяц умудряется простудиться, словить проклятие или сломать себе что-то? разве не подозрительно?». Дамблдор на такой случай иструкций не давал, лишь сказав, что мне ничего не угрожает, но я таким расплывчатым обещаниям не доверял. Несмотря на благодарность этому старику, я смутно помнил, что с ним было что-то не так. Даже в Хогвартсе, смотря на него, я отстранённо замечал какую-то... Фальшивость его образа. Вроде добрый, а хитровыебанность в глазах плещется. А может я просто параноидальный долбоёб, кто знает. В любом случае, в Хогвартсе, наравне с остальными детьми, я нахожусь лишь по его доброй воле, поэтому свои подозрения могу засунуть глубже в жопу. Ненавижу казаться неблагодарным. — Мы пришли, — голос медсестры прозвучал страшно в условиях темноты и мрачной атмосферы. Я неловко переступил с ноги на ногу. Мне предстояло провести полнолуние в какой-то стрёмной хижине, которая, насколько я знаю, защищалась не менее стрёмным деревом. Ну, — подумал я оптимистично, слушая заверерия Помфри о безопасности всего этого, — зато отсюда не сбежать. Женщина ушла, напоследок ободрив меня, и я остался один. Я аккуратно разделся, сложил одежду в уголок и сел на пол, обхватив колени руками. Было холодно. В помещение едва проникал лунный свет, но до превращения оставалось время. Я шмыгнул носом, равнодушно глядя в тьму, и задумался: а если бы я боялся темноты? Дети ведь боятся её? В этот момент настоящего Ремуса стало жалко.

***

На утро я смотрелся в зеркало, умываясь, и заметил свежий шрам на челюсти. Он был не единственным. На лице, кроме него, виднелась поблекшая полоска у виска, ещё одна, почти незаметная — у левой скулы, а дальше по наклонной: затылок, шея, таз, икры... Мой оборотень любил разрывать себя на части, и хотя большая часть травм исчезала на утро благодаря нечеловеческой регенерации — некоторые оставались. Сувениры на память, ха-ха. — Эй, Рем, слышал об этих слухах? — зловеще спросил меня Джеймс за завтраком, поедая омлет. Я издал вопросительное «м-м?», вяло жуя тост. Полнолуние выпивало все соки, и если до него я был излишне агрессивным и гиперактивным, то после, наоборот, выглядел дохлой рыбой. Даже не знаю, что хуже. — О завываниях из хижины, — возбуждённо приговорил Поттер, привлекая внимание Сириуса. — Говорят, это призраки устраивали вечеринку. Моя улыбка застыла на лице. — Нет, — пробормотал, — не слышал. — Призраки? — скептично уточнил Блэк. — Больше на животное похоже. Вы же слышали о том, что в Запретном лесу водятся кентавры и даже, — он понизил тон, — оборотни. Знал бы ты, Сириус, кто сидит рядом с тобой... Ты бы не был так беспечен.