Вечность

Школьный двор полон вывалившихся из душного в летнюю жару здания учеников. Кто-то устроил пикник, кто-то лежит прямо на траве и совсем не двигается, и Т/и пробегается взглядом по всем, пытаясь найти светлую макушку вблизи одного из деревьев, где они обычно проводили большие перемены. Нужный ей человек дремлет прямо на траве, не заботясь о чистоте школьной формы и возможных зелёных пятнах на белой рубашке. Его длинные волосы разметались по подложенной под голову сумке, а ресницы трепещут, показывая, что парень еще не успел заснуть. Т/и бросает рюкзак ближе к дереву и садится рядом, Санзу сразу распахивает глаза полные счастья и тоже садится, непутево придвигаясь ближе. —Ну? Как написала? Тест такой дурацкий был, я ничего не понял, — сразу начинает щебетать, вцепившись костлявыми пальцами ей в рубашку на плечах. Знает, что силу контролирует слабовато, а кожа у его подруги-девушки легко краснеет и покрывается синяками. Поэтому самих плеч руки не касаются. Смотрит такими чистыми глазами только на неё, никто другой его совершенно не интересует. —Только не о биологии. Услышу ещё хоть слово про клетки и органы и сойду с ума, — страдальчески морщится и поддаётся вперёд, — лучше давай обедать. Санзу такое более, чем устраивает: тест и его заставил напрячься. Тянется к сумке и достаёт свое бенто, наспех приготовленное старшим братом с утра. По сравнению с едой девушки, у него все достаточно просто и неряшливо: без красиво вырезанных фруктов, по-особенному разложенного на рисе мяса. —Держи, — девушка протягивает ему розовую шпажку с кусочком арбуза. Тот тянется за любимой закуской уже без стеснения и неловких отказов: привык уже, что делят еду на двоих. Мелькает что-то голубоватое и тут же исчезает. Санзу бросает на неё быстрый взгляд и понимает: заметила. Т/и вообще внимательная и все странности, из которых он состоит, замечает. Кроме, пожалуй, его влюблённости, которая тянется с детских лет и живёт в его небольшом сердце до сих пор. Хотя и она была распознана несколько недель назад, а теперь у них что-то странное и непонятное. Вроде и прежняя дружба, но мягче. С объятиями на несколько секунд дольше, с редким переплетением пальцев, с головой на чужих плечах и без болезненных подзатыльников с ее стороны как способ высказать волнение, когда Хару попадает в неприятности. —У тебя есть вода? Я пойду наполню свою бутылку, — прячет пальцы под рукова слишком длинной рубашки и почти поднимается, но его хватают за запястье. —Я поделюсь, — утягивает обратно, а Санзу слишком растерян, чтобы перечить, — что это у тебя? Голос бесстрастный как обычно. А в глазах плещется интерес. Он знает, что если сказать «не хочу об этом говорить», то Т/и переключится на обед сразу же и на руки его больше не посмотрит. Она понимающая и никогда на него не давит. Время даёт, чтобы сам до чего-то додумался и не торопит, когда мечется в своих мыслях, решаясь сделать что-то. Но Санзу ей доверяет на столько, что любым предстать перед ней не страшно. Не страшно рассказать о ночных кошмарах, о ссоре с братом, сокровенных мечтах. Поэтому протягивает ей руки, растопырив длинные пальцы. На аккуратных, коротких ногтях поблескивает лак. Голубой такой, светлый и не вырвиглазный, тёплый. —Это Ран, — оправдывается, закатывая глаза, давая понять как устал от внимания старшего Хайтани, — сказал, что развлечься так хочет, типа, всем друзьям покрасить. У него чёрные. —Почему показывать не хотел? — берет его руку в свою и разглядывает ближе. Она сама ногти красит редко, на Рана, этого выпендрежника, который с друзьями почему-то прицепился к Санзу и хочет утащить в свою разношерстную компанию ей всё равно. Даже если странные парни всё-таки подружатся с недоверчивым Хару, она против не будет. Получат настороженные взгляды, но на этом всё. Не потому, что ей на Акаши всё равно. Потому что их связь, какой бы непонятной для них самих не была, слишком крепкая. —Ну это как-то…по-пидорски, нет? — тянет смущённо и смотрит на свои острые колени, обтянутые чёрными штанами. Руку его всё ещё держат, и убрать её он не торопится. Каждое прикосновение с ней ему на подольше продлить хочется. —Нет? — приподнимает брови и проницательно смотрит на него, будто мысли его читает, — тебе самому нравится? — дожидается короткого кивка и продолжает, — Тогда не думай, как это выглядит со стороны. Не важно, что думают остальные люди, Хайтани или я. Важно только то, что чувствуешь ты. У Санзу глаза по пять копеек теперь на неё смотрят. Т/и от такого прямого взгляда чуть смущается, но смотрит в ответ. У светловолосого радужка блестит, там столько эмоций и тепла варится, что странно, как они все помещаются в одном человеке. Он шмыгает носом и вдруг дёргается вперёд, затягивая её в крепкие объятия. Девушка валится на траву, зажмурившись, и сцепляет руки у него на талии, поглаживает успокаивающе. Ей на ухо шумно дышат, а потом говорят: —Люблю тебя. Спасибо, — щекой трется о её и не отрывается, позволяет себе короткий мазок бледными губами по скуле, зарываясь холодным носом в згиб между плечом и шеей. —И я тебя, — Т/и опускает руку на светлую макушку и аккуратно гладит немного спутанные длинные волосы. Чувствует себя так, будто к драгоценности, которой у неё в руках никогда не должно было оказаться, притрагивается. Так, по сути, и есть. Хару это её самая хрупкая и в то же время стальная ценность. Которую она будет беречь всегда. И не понятно у кого сердце заходится бешеным ритмом. Может, у обоих. Может, поцеловаться сейчас тоже оба хотят.