(Lana Del Rey — your girl)
— Блонд тебе идёт, — говорит горячо Мин и сглатывает, наклоняясь ниже. — Выглядишь ещё более беззащитным. Дыхание сбитое, низ живота приятно тянет, а от властных прикосновений хочется растаять. — Хен… — Давай разделим с тобой этот мир, Чимин-а. Ты губишь свой потенциал, а я могу вознести тебя к свету, оставаясь навечно в тени, — в его голосе звучат нотки мании или чего-то такого безумного, на что нельзя не обратить внимание. Помешательство. — О чём ты говоришь? — шепчет Пак, хмурясь и подрагивая от продолжающейся стимуляции. Кровь неожиданно приливает к паху, когда Юнги разворачивает его, грубо подхватывает на руки и, отбросив стул, усаживает прямо на небольшую тумбу. Винтовка неряшливо падает на пол. В глазах охотника настоящий пожар, тёмный и всепоглощающий. Они одни на небольшом стрельбище в чёртовом подвале за железной дверью с полной звукоизоляцией. Только они. Смотрят друг на друга, разделяют дыхание друг друга. И ничто не может им помешать. — У каждой луны должно быть своё солнце, — рыкает Юнги, закрепляя чужие руки над головой. Чимин смущённо смотрит на свой оголившийся живот. — Здесь нет солнца, хен, — говорит шепотом Пак. — Тогда будь моей звездой. Мы две половинки одного целого, Чимин, — охотник наклоняется над его шеей, опаляя её дыханием. — Я схожу с ума, если тебя долго нет рядом. Во всех смыслах, — он прикусывает его кожу, и аналитик выгибается, пытаясь увернуться, но его держат крепкой хваткой. — Хен… Ах, — выдыхает он, когда Юнги толкается в его пах и свободной рукой забирается под футболку, чтобы огладить его бока. — Разве я недостаточно сделал для тебя? Если хочешь, перед тобой я могу быть хоть самым праведным христианином, ни разу не поднявшим руку на живое существо. Могу оградить от всей этой жизни, увезти, куда ты только пожелаешь, — Мин гладит его поясницу, кусает ключицы, спускается ниже к впалому животу, чтобы оставить на нем жаркие поцелуи. — Прекрати… — на выдохе шепчет Чимин и крутится, словно уж. — У каждого мага плоти должен быть свой эмпат, — рычит Юнги. — Я не верил до последнего, но всё это правда. Я зависим от тебя. Только ты можешь стабилизировать мою жизнь, а я положу её к твоим ногам. — Что ты от меня хочешь? — с придыханием спрашивает аналитик. Он больше не сопротивляется, выгибается, когда его ключицы горячо целуют и переходят на живот. — Отдай мне своё тело. Я не готов сойти с ума ещё раз, хотя… — Юнги отпускает чужие запястья, переворачивает младшего на живот, будто тот не весит абсолютно ничего, и прижимается сзади, — кажется… уже сошёл. Чимин тихо скулит, выгибаясь. Возбуждение захватывает всё его тело, когда старший имитирует грубые толчки. Скребя ногтями по дереву, аналитик ударяется лбом о тумбу и стонет, когда его подхватывают под бёдра и ведут рукой по паху. Он сводит ноги, но это лишь усиливает приятное трение. Словно игрушка в сильных руках. Чимин даже не успевает пикнуть, лишь вжимается щекой в твёрдое дерево и подрагивает, когда Юнги нагло изучает его тело. Что-то странное происходит внутри. Он будто им не управляет. — Безумно сладкий, аппетитный… Я хочу съесть тебя, — он прикусывает кожу на пояснице и цепляет пальцы за пояс брюк, но Чимин резко взбрыкивается и скулит. — Нет! Юнги делает шаг назад, сразу же отпуская. Младший поправляет одежду и слезает со стола. Он не оборачивается, дышит загнанно, не хочет видеть лица охотника, но всё же разворачивается. Он… испуган? — Извини, я… Чимин удивлённо приоткрывает рот, а после поджимает губы и сглатывает. — Давай… Давай сходим на ещё одно свидание? Через два дня, когда я немного разгребу документы. — Ты хочешь? — Хочу, — кивает он и перелезает через тумбу, чтобы достать винтовку. — Но сейчас давай закончим тренировку. Юнги сопротивляться не стал. Они продолжают тренировку, как ни в чём не бывало, а к двум часам Чимин уже переоделся, немного поболтал с Тэхёном за завтраком и собрался в больницу. Нужно было привезти средства гигиены, нижнее белье, носки и какие-то вкусняшки, по типу печенья, из ближайшего магазина. Помня о том, как о нём заботились, когда он был на реабилитации два последних раза, хотелось поддержать так же. Чимин знает, каково это — чувствовать беспомощность. Юнги вызвался подвезти его, но аналитик отказался. Ему нужно подумать о том, что произошло сегодня. Хоть он и смог остановить их от этой ошибки, и дальше они смогли спокойно пострелять, иногда болтая, но дистанция чувствовалась. Чимин не зол, не расстроен, не испуган. Было приятно. Это нельзя отрицать. Прикосновения старшего ему приятны, но такое можно делать только с любимым человеком. Любовь… Чимин садится в машину Сокджина, который обещает осмотреть Хосока. Пока на лобовое стекло падает снег, младший много думает о том, какие отношения он бы хотел и с кем. Этот человек не должен быть слишком добрым, чтобы его альтруизм не раздражал, и весь семейный бюджет не уходил на помощь детям из Африки, но и не злым, потому что со злым человеком невозможно построить доверительные нежные отношения. Но нежности не должно быть слишком много. Сюсюкающиеся пары вызывают острый дискомфорт. Может, из-за зависти, а может, из-за некоторой закрытости, которая есть в Чимине и которая не хочет рассказывать всем и каждому о том, как всё хорошо. Вдруг разрушат? Но и чопорный человек, который даже обнять не может или взять за руку на улице — это перебор. Какая они тогда пара? Он должен работать и быть на уровне Чимина, чтобы никто из них не тянул семью на себе, а оба — поддерживали. Так много мелких деталей. Идеальный вариант найти просто невозможно. — Сокджин-хен, — зовёт младший целителя за рулем. Тот мычит вопросительно, не отрываясь от дороги ни на секунду. — У тебя ведь есть семья, да? Как ты понял, что вот она — любовь, с которой ты хочешь прожить всю жизнь? Ким нервно сглатывает и, опираясь локтём на руль, почёсывает свои брови, не решаясь ответить. Чимин уже жалеет, что спросил, но слово не воробей, вылетит — не поймаешь. — Чимин, послушай… Я со своей супругой развёлся несколько лет назад. Я её никогда не любил, лишь чувствовал обязанность перед ней и нашей дочкой, — говорит старший мрачным голосом, а аналитик готов пробить себе лоб и содрать горящие щеки. — Почему ты спрашиваешь? Влюбился в кого-то? — Да не то чтобы… — хмыкает он и откидывается на кресло. — Просто я не понимаю, с кем мог бы построить семью. — Семья строится из отношений. Не забегай так далеко, мелкий. Присмотрись к человеку. Но первым делом прислушайся к себе: комфортно ли тебе с ним, хочешь ли ты проводить с ним больше времени, хочется ли узнать о нём всё-всё-всё, вплоть до того, какая именно щётка ему нравится, — говорит спокойно Сокджин, но смотрит лукаво, отчего Чимину становится немного некомфортно. — Если Юнги в тебя влюбится, он весь мир к твоим ногам положит, лишь бы ты был рядом с ним. Аналитик неожиданно закашливается и краснеет, насупившись. — С чего вы взяли, что я о нём? — бурчит он. — Вы такие эмоциональные детишки со стороны. Ты бы видел, как позавчера Юнги всё разносил, когда ты его отверг. А потом ведь и Хосока нашёл, и подвал себе забрал, чтобы ты пострелял. Совсем не обижается. — Разве это не признак неуважения к себе? — говорит тихо Чимин, чувствуя отчего-то вину за то, что тогда произошло. — В каком-то плане, — горько хмыкает Сокджин, — ты прав. Он не такой гордый, каким кажется. Во всяком случае, не с теми, кто ему дорог. Но никогда, Чимин, я повторю, никогда не предавай его. Этого он простить не сможет. Младший вжимается в кресло, не понимая, чего на него так напали. Он же просто задал один вопрос! Причём тут вообще Юнги? — Это как-то связано с Намджун-хеном? — аккуратно спрашивает Чимин и видит, что старший сжимает руль в руках сильнее прежнего. — Он просто самый яркий пример. Больше Чимин в эти дебри не лезет. Они доезжают весьма быстро, а у администрации с ними здоровается очаровательная девушка, которая предлагает проводить до палаты. Чувствуя дрожь в ногах, Чимину не терпится увидеть Хосока. Он идёт быстрым шагом, почти переходя на бег, когда резко входит в небольшую светлую комнатку. Сегодня она сияет ярче обычного. Можно позавидовать персоналу, который будет видеть этот свет почти месяц. Широкая улыбка Хосока в виде сердца буквально растапливает сердце. — Хен! — радостно вскрикивает Чимин и бежит к старшему, чтобы обнять. Тот удивлённо вытягивается и неуверенно обнимает в ответ. — Ты же… Ты же приходил уже недавно, — говорит он, не скрывая своего шока. — Я собираюсь часто тебя навещать, ты от меня так быстро не избавишься, — говорит аналитик, посмеиваясь. Хосок необычно поджимает губы, душу его сковывает каким-то щемящим чувством, и он, сдерживая слёзы, вдруг притягивает младшего ближе и обнимает так крепко, что становится сложно дышать. — Спасибо, — говорит он твёрдо и кивает в такт слогам. — Спасибо. — Это тебе спасибо, хен, — шепчет тепло Чимин и вдыхает больнично-пряный запах от шеи старшего. — Как ты тут? — отстраняясь, спрашивает он. — В полном порядке. К следующей среде должен приехать мой протез. Мне его будут вживлять в кость бедра, вот, — он продолжает улыбаться, а аналитик садится рядом на больничную кровать, чтобы облокотиться на плечо старшего. — Я рад, Хоуп-хен, — говорит Чимин и тянется за пакетом, неаккуратно брошенным возле. Он отдаёт пациенту булочки с клубникой на выбор. — Приятного аппетита. — Как вас с этим пустили? — посмеиваясь, спрашивает Хосок. — А ты как, Чимин-и? Младший поглядывает на Сокджина, который стоит в проёме. Тот быстро всё понимает, говорит, что пока обсудит медицинскую карту Хосока с его врачом, и уходит. — Я теперь буду разгребать тёмные дела, составлять планы. Больше сказать пока не могу. Оказалось, что один человек меня очень долго обманывал, и добраться до него я смогу только с помощью тех людей, с которыми сейчас работаю, — говорит Чимин мрачным потухшим голосом. — А ещё Юнги-хен учит меня стрелять. — Правда? И как тебе? — загорается Хосок. Чимин непроизвольно краснеет, вспоминая, чем чуть не закончилась их тренировка. Шпион, видя его реакцию, начинает хихикать, за что получает гневное шипение.***
— Расслабься, — на выдохе говорит ласково Чонгук, давя на плечи Тэхёна. — Не могу… Не могу, я, — он стонет и прикрывает глаза. — Н-не получается, — шепчет скомкано. — Детка, у тебя получится, ещё немного… — Чертова энергия, я не могу! — взвывает нападающий и падает на чужую грудь спиной. Чонгук устало вздыхает и кладёт руки поверх чужих, чтобы мягко погладить и этим успокоить. — Я понимаю, что это сложно, но нужно продолжать. Ты уже один раз смог сделать стрелу. — В порыве эмоций, когда боялся за свою жизнь! — возмущается Тэхён. — А потом я чувствовал себя очень плохо. — Знаю, дорогой. Теперь нужно научиться её делать не в таких экстремальных условиях. У тебя ведь уже есть лук, нужны только стрелы. — Он остался в городе. — Нет, я его взял. Он в шкафу. Я думал, что ты его видел, когда я раскладывал вещи, — удивляется Чонгук. — Ты, конечно, та ещё хозяюшка, но делаешь всё без изюминки, — насупивается нападающий и поднимается. — Я устал!(Lana Del Rey — Chemtrails Over The Country Club)
Чонгук тяжело вздыхает. Наверное, его самой выдающийся способностью было то, что он мог успокоить любого. Стоит ему только встать за спиной, уложить большие ладони на подтянутый живот, приобняв, и окутать своей лечебной энергией, которая, словно маленькие ярко зелёные искорки, начинает витать вокруг, как напряжение снимается само собой, сходит ласковыми волнами. Тэхён неожиданно нежится, прикрывает глаза, дышит глубоко и спокойно. Он никогда не думал о любви. Она казалась странной, отталкивающей и недостижимой. Его отец любил мать. Тэхён точно это видел. Любила ли она в ответ? Сложный вопрос, в котором нет ничего сложного. Не любила. Той настоящей любовью — никогда. Тешила своё самолюбие, наслаждалась удобством, получала удовольствие, но не любила. Нападающий пытался делать так, как она, но в конце концов бросал всё, обрывал все связи и относился с отвращением к непродолжительным отношениям. Потому что «не то», потому что легче быть одному, чем держать возле себя привязанного идиота или дуру, которые зачем-то унижаются. Унижается ли Чонгук? Отнюдь нет. И тут Тэхён понимает то, что всё это время лежало на поверхности. — Ты что, — хмурится он, разворачиваясь в чужих объятиях, — делаешь вид, что соглашаешься со мной, но делаешь по-своему? Или делаешь так, чтобы я поверил, что твоё решение — это моё решение? — брови сходятся к переносице, а в уголках глаз появляются еле заметные морщинки, когда он щурится. Как у его матери. Чёрт. Лицо Чонгука удивлённо вытягивается, но после его губы расползаются в коварной улыбке, и он начинает смеяться, прижимая старшего ближе к себе. — Как ты догадался? — мурчит он. — Не смей использовать свой голос в такой момент! — возмущается Тэхён. — Вот гад! Ты что, за дурака меня держишь?! — Конечно нет, сокровище. — И перестань называть меня так каждый раз, у меня имя есть! — Конечно, дорогой. — Вот опять! Тэхён взвывает, но его быстро затыкают крепкими объятиями. Чонгук подхватывает его за поясницу и подбрасывает выше, чтобы нападающий обхватил своими ногами его торс, а целитель смог уткнуться в острые ключицы. Кожа Тэхёна пахнет дорого, цветочно и холодно, но так приятно, что вдыхать хочется, пока лёгкие не откажутся работать. Хотя почему они должны? Ведь старший — его кислород. Возможно, перенасыщение? Нет, этим невозможно насытиться. — Вот наглец, — бурчит Тэхён и утыкается носом в чужую шевелюру. Колется. — Я куплю тебе хороший шампунь. — Купи, — не препятствует Чонгук. — И тоник, и крем, и хороший бальзам для губ, — тише говорит Тэ. — Всё, что твоей душе угодно. — И… И… И одежду покруче. Чтобы ты был таким серьёзным и властным дядькой. — Я? — смеётся Чонгук и начинает покачивать пару в каком-то странном танце. — Ну или просто что-то стильное и домашнее. Не знаю… Чонгук аккуратно укладывает старшего на постель и нависает сверху. — Как пожелаешь.***
Чимин сидит в своём кабинете. В январе темнеет рано, поэтому он уже сидит с включённым светом, Первым делом, стоит рассмотреть веские доказательства неправомерных и жестоких действий КОЛьТа. Чтобы убедиться, что Обители можно доверять и их слова правдивы. После стоит разобрать по кусочкам зоны, которыми верхушка больше не владеет. Все высокопоставленные люди и их приближённые должны быть под строгим надзором. Создав карту влияния, можно будет закрыть бреши. Людям очень сложно открыть глаза. Нужно знать, куда бить, чтобы они перестали быть слепыми идиотами. В комнату неожиданно стучат, и Чимин не сразу открывает дверь. За ней стоит Миен с каким-то пультом в руках. Её лицо серьёзное, но располагающее, поэтому аналитик её пропускает к себе. — Что принесла? — Дела о коррупции, — она раскладывает папки по стопкам на столе, — убийствах и шантаже. Господин сдвинул министра обороны после того, как принял свою должность, подчистил его группу влияния, потом поставил на его место своего человека. Не знаю, куда смотрело правительство, когда под их носами происходил такой беспредел. Также смертельные миссии, куда отправляли первокурсников, как на естественный отбор. Ты, вроде, одну такую застал, — она садится рядом за стол и устало вздыхает. — Тут очень много всего интересного. Тебе понравится. Рабство детей и девушек, надругательство над телами умерших… — Чего? — Чимин удивлённо вытягивается, сразу же выхватывая из рук девушки одну из папок. — Зачем КОЛьТу этим заниматься… — Для кормления охотников. — Что? — Если что, Юнги-хен у нас вегетарианец, он питается только лечебной энергией Джина и… твоей.