Император

      После испытания лучников Саске напрямую двигался к своей цели. Больше его ничто не отвлекало, он полностью посвятил себя тренировкам и боям с друзьями. Те никак не могли понять, куда Учиха так отчаянно готовится, будто собирается проходить ещё одно состязание, на этот раз — мечников. Тот лишь угрюмо отвечал, что хочет держать себя в форме и не расслабляться. Орочимару знал о его истинных мотивах, однако не донимал расспросами о том, когда же наконец юный Учиха соберется это сделать. А Саске всё медлил. Он не понимал — почему, ведь вся его жизнь была подчинена лишь одной цели. Слабости в руках и ногах он больше не ощущал, к Кусанаги приспособился. Через месяц после состязаний лучников он спокойно мог одолеть и Орочимару, и Суйгецу, и даже Джуго, хотя последнего побороть было практически невозможно. А вот до брата так дойти и не смог, словно что-то мешало совершить этот последний роковой шаг. В своих силах юноша был уверен как никогда, но вот мысли отчего-то оказались спутанными.       Всё решилось, когда при очередном полнолунии Император опять слёг с головными болями, и утренние аудиенции отменили. Истинное полнолуние длилось всего одну ночь, но сутки до него и после луна тоже была полной, не различимой глазом, поэтому обычно он отсутствовал три дня, но на этот раз его не было целых пять. Теперь этот вопрос волновал Саске больше всех остальных. Он не мог найти Императора во всём дворце, и его поиски каждый раз приводили его к тому подземелью и камере с железной дверью. Как он ни пытался, отпереть её не смог, и в этом не помог даже Кусанаги. Накануне перед исчезновением Императора, Саске видел, как тот куда-то шёл с Орочимару и не в своих привычных парчовых одеждах, а в обычных черных. Единственным, кто вероятно знал о том, куда пропадает государь, был главный советник, но сколько Саске к нему ни приставал, тот наотрез отказывался ему что-либо рассказывать. Увиливал, как мог и заговаривал зубы. Ведь в этом он был мастер.       — Если ты не расскажешь мне, то отрежу тебе язык, — как-то пригрозил Саске, когда Орочимару в очередной раз навешал ему лапши на уши. Советник лишь широко ухмыльнулся и попросил принести трав из кладовой для очередного отвара.       — Дело в том, Саске-кун, — когда, скрипя зубами, парень исполнил его поручение, Орочимару наконец-то пробило на разговор. — Я не могу тебе об этом сказать. Это не моя тайна, и за неё я поручился жизнью и властью. А мне очень не хочется лишаться ни того, ни другого.       — Значит, Императора ты боишься, а меня нет? — усмехнулся младший Учиха.       — Тебе лучше расспросить об этом самого повелителя, — посоветовал ему Орочимару. — Время всё равно уже на исходе, поэтому он расскажет об этом, можешь не сомневаться.       — И где же я должен найти его? Я весь дворец обыскал, — посетовал Саске.       — Луна уже пошла на убыль, энергия ян ослабевает. Он скоро появится. Жди его у входа в подземелье. Он появится на рассвете, — промурлыкал тот, словно рассказывал одну из легенд. Саске, мрачно выслушав всё это, захватил свой меч и отправился сторожить к подземельям. Сидеть ночью на камнях было весьма неудобным занятием, поэтому ему пришлось ещё надеть свой плащ и принести соломы. Саске давно развил в себе усидчивость благодаря засадам на войне, в которых они проводили очень много времени, пребывая в постоянном напряжении. Сейчас он был более расслаблен и даже задремал, прислонившись спиной к стволу дерева.       Его посещали непонятные сновидения, он несколько раз просыпался, проверяя, не наступил ли рассвет. А когда видел тьму, снова успокаивался и засыпал.       Но вот, в очередной раз открыв глаза, юноша понял, что уже не так сумрачно. Солнце ещё не поднялось из-за горизонта, но уже заметно посветлело. Саске заёрзал на своей соломе, понимая, что отсидел себе пятую точку и теперь не чувствует её. Спина тоже ныла от неудобного положения. Он хотел подняться и размяться, как вдруг услышал шаги. Слух у Саске был таким же хорошим, как и зрение, поэтому он прекрасно слышал звуки, доносящиеся из подземелья. Сначала шаги, а затем скрип решетчатой двери. Он вскочил на ноги, наблюдая, как из подземелья действительно кто-то выходит. Человека в коротком черном ханьфу и широких штанах он едва узнал. Длинные спутанные волосы практически закрывали его лицо и больше чем наполовину были седыми, а спина сильно сутулилась. Сначала младший Учиха даже подумал, что это какой-то старик, но когда первые лучи солнца попали на лицо, он понял, что это никто иной, как его брат.       — Саске? — изумленно произнес тот, вероятно, не ожидая такой встречи. — Что ты здесь делаешь?       — А ты что там делал? Сидел все пять дней? — хмуро спросил младший брат, снова рассматривая старшего. Теперь, когда его освещало солнце, седина в спутанных волосах проявлялась ещё отчетливее, как и колтуны, будто его пряди намеренно завязывали узлами. Лицо было крайне бледным, губы иссохшими и потрескавшимися, под глазами фиолетовые синяки, а сами глаза красные, от полопавшихся капилляров. Одежда пыльная и рваная, костяшки и фаланги пальцев истерты в кровь, на запястьях тоже кровавые следы, как от кандалов, и под ногтями грязь и кровь.       — Что происходит? — с нажимом спросил Саске. — Ты выглядишь так, будто тебя держали в плену несколько месяцев.       — Несколько месяцев, — внезапно усмехнулся Итачи. — Скорее уж, лет.       — Я заметил, что каждое полнолуние ты пропадаешь. Придворные и слуги говорят, что на тебя так воздействует энергия ян, и ты якобы страдаешь сильными головными болями в это время. Однако я обыскал весь дворец и не нашёл тебя нигде. К тому же, я несколько раз видел, как вы с Орочимару заходили в это подземелье, но выходил он один. Там пусты все камеры, кроме одной, за железной дверью. Откуда раздаются очень странные звуки. Объясни мне, что происходит, — потребовал Саске, яростно глядя на изможденного старшего брата. И желая получить ответов не меньше, чем битвы. А может даже и больше.       — Что ж, похоже, время действительно пришло, — вместо ответа протянул Итачи, невольно щурясь от утренних лучей. — Ты давно мечтал сразиться со мной. И сейчас самое подходящее для этого время. Однако наш бой произойдет не здесь. Встретимся в усыпальнице клана, через час. Мне тоже нужно захватить с собой меч.       Саске мрачно сверлил взглядом его удаляющуюся спину. Он хотел получить ответы прямо сейчас, но Итачи опять нашёл повод избежать разговора. Понимая, что упрашивать или угрожать ему бесполезно, юный Учиха решил последовать туда.       Усыпальница клана находилась недалеко от дворца, где-то среди леса, но добираться до неё проще было на лошади. Поэтому Саске отправился к конюшням, оседлал Аматерас и поскакал прямо туда. Усыпальница представляла собой просторный каменный дворец, в стенах которого находились урны с прахом всех убитых Учих. Обычно это место охранялось, однако сегодня здесь не было никого. Саске спокойно прошёл через ворота, а затем проник в сам дворец. Он давно хотел попасть сюда, чтобы узнать, что за проклятие было высечено на камне, о котором как-то упомянул Орочимару. В центре усыпальницы действительно что-то лежало, похожее на могильную плиту. Подобравшись к ней, Саске стёр всю пыль и различил выбитые в камне символы. Язык оказался древним, но живя у Орочимару, Саске научился основам, поэтому смог кое-что прочесть. Верхние строки оказались почти стёрты, а четкие остались лишь на второй половине:       «…даст оно проклятую силу, но за расплату заберет жизнь. И не будет сильнее и величественнее клана, чем клан Учиха. Все падут ниц перед его силой, и будут почитать его, а Учихи наслаждаться своей властью, пока не уничтожат сами себя. Не найдут они покоя в своей смерти — на вечные муки обрекают сами себя, принимая эту силу. Облезет их кожа, вырастут клыки и когти, как у зверя, и сами они уподобятся зверям, требуя крови и плоти, чтобы продолжить своё жалкое существование. И чем больше будет рождаться детей и внуков, тем слабее будет их воля перед проклятой силой. Тем раньше заберет она их жизни, обратив в зверей. И будут пожирать они друг друга и тех, кто оказался рядом с ним, неся болезни, смерть и ужас, уничтожая всё вокруг. До тех пор, пока проклятый клан Учих не уничтожит собственная сила, и падёт он от своей же руки. И не обретут они покоя до тех пор, пока эта сила не сгинет из мира навсегда, пока глаза их не узрят путь к исцелению».       — Это написал Мадара Учиха, прародитель нашего клана, — раздался голос за спиной Саске, и юноша обернулся. Итачи тоже прошёл в усыпальницу. Он переоделся и собрал свои волосы в хвост, но его лицо оставалось таким же бледным, изможденным и очень постаревшим.       — Что это за проклятая сила, о которой он говорит? — насторожено спросил Саске, замечая меч в руках брата.       — Сила из-за которой ни ты, ни кто-либо другой так и не смог одолеть меня, — отбрасывая ножны, ответил Император. — Сколько бы раз ты ни пронзал меня мечом или стрелами, я не умру, пока не закончится моя жизненная энергия. Мои удары будут в три или пять раз мощнее самых сильных ударов лучшего воина. Моя скорость будет выше, чем у самого проворного ловкача. Это проклятие преобразует энергию ци в чистую силу, делая каждого Учиху непобедимым.       — А что будет, если один Учиха с проклятой силой нападёт на другого? — усмехнулся Саске, тоже обнажая свой Кусанаги.       — Сейчас узнаешь, — прошелестел Итачи и бросился в бой. Его удар был настолько ошеломительным и быстрым, что Саске едва успел подставить свой меч и отъехал на несколько метров, поднимая пыль вокруг себя. Его окатила волна невиданного воодушевления, когда он ощутил вкус боя. Этот бой, к которому он стремился всю свою жизнь, будет самым долгим и самым жарким. Таким, что он запомнит его до конца своих дней.       Кусанаги действительно оказался тем мечом, о котором Саске и мечтал: клинок не тупился ни от одного удара, был таким же крепким, как и гибким, поэтому выдерживал всю мощь, которую брат обрушивал на него. Он не ломался и не гнулся, на нём не оставалось ни одной зазубрины и вмятины. Сначала Саске был осторожен и сдерживал свою силу, опасаясь, что Тоцука разделается с ним как и с предыдущем мечом — просто сломает пополам, но вскоре понял, что может довериться Кусанаги безоговорочно. От столкновения их клинков постоянно летели искры, а звон отражался эхом от пустых стен и наполнял всю усыпальницу. Саске ощутил в себе такой невероятный запал, что краем сознания подумал, что не хотел бы, чтобы этот бой когда-либо заканчивался. Он ощущал силу брата, ощущал его скорость и превосходство, но вместе с тем понимал, что он может выстоять перед ним. Он может сражаться, он может атаковать и отбивать. Он может победить! Ведь он — Учиха, а значит, также силён и не может ему уступить. Вот только часть про зверей на той скрижали показалась ему странной…       Итачи с такой силой оттолкнул его, что младший Учиха, отлетев, врезался в стену и задел локтём чью-то урну с прахом. Та треснула, и белый пепел высыпался прямо на него. Саске перепугался, что это мог быть прах его родителей, но на табличке значилось неизвестное ему имя.       — Всего лишь пыль, вот что осталось от них, — проронил Итачи, снова атакуя его мощным ударом. — И нет никого, кто бы вспомнил о том, что они жили когда-то. Так бесславно окончил свою историю прославленный клан.       — Лишь потому что ты решил стереть их из истории! — вспыхнул Саске, отбивая его атаку и бросаясь на брата сам. — Не такой уж ты и сильный, я могу противостоять тебе! — завопил он, обрушивая на брата удар за ударом. Итачи отбил их все и снова отшвырнул братишку, как котёнка и внезапно оказался за спиной. Саске едва успел подставить свой меч, чтобы не остаться без руки.       — Да, я не использую проклятую силу, поэтому тебе кажется, что мы равны, — проронил он почти на ухо брату и отскочил назад, поскольку Саске был готов рассечь его пополам.       — Так используй! — прорычал младший Учиха, сбрасывая со своих плеч плащ, который мешал ему двигаться.       — Уже не могу. Да и без неё ты едва сможешь одолеть меня.       Его слова злили Саске всё больше и больше, но он старался не терять своего хладнокровия. Он сам не знал, использует он эту силу или нет. Включается она как-либо или запускается по умолчанию, но сейчас он чувствовал в себе невероятную мощь и энергию, подкрепленную яростью и запалом. Саске старался использовать только меч, Итачи же был не прочь ударить его кулаком или ногой. Пару раз младший Учиха попадался на его уловки и отлетал к стене, болезненно врезаясь в неё и просыпая очередной прах. Осознание того, что на нём остатки плоти бывшего Учихи очень коробило его, но избавиться он от этого никак не мог.       Спустя два часа их напряженного боя, ему удалось несколько раз задеть кончиком меча брата. Но ранить он его не смог, лишь разрезал одежду в нескольких местах, настолько искусно Итачи смог уклониться. А вот сам он успел заработать несколько царапин. Неглубоких, но весьма ощутимых.       Ему показалось, что старший Учиха начал двигаться чуть медленнее. Да и вообще, сравнивая их бой с предыдущим, в Зале Золотого дракона, Саске ощущал себя иначе. То ли он стал сильнее, овладев Кусанаги, то ли Итачи сейчас действительно сражался не в полную силу, как тогда. Саске это тоже раздражало, но даже так он никак не мог его достать. Когда, казалось бы, ситуация была безвыходной, и он уже был готов пронзить его клинком, Итачи ухитрялся каким-то образом увернуться и пустить лезвие по краю одежды, а не сквозь своё тело.       — Что с тобой, глупый брат? — прошептал Император, тяжело дыша. — Сейчас я слаб, как никогда, а ты так и не можешь одолеть меня? Или ты уже раздумал убивать? — раззадоривая его ещё больше, спросил старший брат. Саске раздраженно стиснул зубы. Слова из пророчества так и крутились у него в голове, мешая полностью сосредоточиться. У него возникло множество вопросов, которые он хотел бы задать Итачи, но тот не давал ему даже минуты, чтобы перевести дыхание, всё атаковал и атаковал.       — Нет, никогда! — вспыхнул Саске, ощущая, как треснула ещё одна урна, а пепел оказался прямо под его рукой. Ему пришла в голову мысль. Он запустил пальцы в белую пыль и постарался захватить как можно больше праха. Снова бросился на брата, делая вид, что атакует, но перед самым ударом бросил пепел прямо ему в лицо, ослепляя его. И с размаху ударил мечом, пытаясь разрезать корпус. Однако даже сбитый с толку Итачи смог уклониться, правда, всё же, не до конца: Саске ощутил, как Кусанаги наконец-то прорезал плоть. Неглубоко, но кровь хлынула из левого бока брата, и тот поспешно отступил назад, зажимая рану рукой.       «Наконец-то попал!» — восторжествовал Саске и, пока Император не пришёл в себя, снова бросился на него. Итачи отбивался всё так же ловко, но его дыхание стало ощутимо тяжелым, а на лбу даже выступил пот. Капилляры в глазах полопались ещё сильнее, придавая им устрашающий вид, а кожа приобрела какой-то землистый оттенок. Стала неровной и бугристой, словно Итачи когда-то переболел оспой, хотя такого не было. Император больше ничего не говорил, но когда они сталкивались, Саске всё чаще ловил его взгляд на своей шее. Наверное, он хотел полоснуть по ней клинком, однако удары меча всегда приходились на нижнюю часть тела, в живот или в ноги.       Второй раз уловку с пеплом Саске повторять не стал, но в очередной серии атак ему удалось удачно подставить брату подножку и свалить его на землю. Он тут же вонзил клинок в него сверху, но Итачи успел перевернуться, и лезвие перерезало лишь рукав. Вместе с тем, пока Саске вытаскивал Кусанаги из каменного пола, Итачи свалил и его. Ему показалось странным, что старший брат не использует меч, а бьёт его руками. Даже не бьёт, а хватает, словно пытается разорвать его тело. Саске это совершенно не понравилось. Он сопротивлялся как мог, пытаясь встать и продолжить их поединок, но Итачи не отпускал его, так и притягивая к земле. На сражение это стало походить всё меньше, больше напоминало то, как хищник завалил свою добычу и пытается утащить её подальше от конкурентов.       Чтобы отбиваться и наносить ответные удары, Саске пришлось выпустить свой клинок из рук. Ведь для того, чтобы не проиграть, ему требовались обе руки. Они катались по пыльному полу, оказываясь то сверху, то снизу. Колотили друг друга кулаками, цеплялись пальцами, разрывая одежду и вырывая волосы. И вот на одном из таких перекатов, Саске ощутил под своей рукой рукоять Кусанаги и, недолго думая, схватил её. Он не знал, каким образом он будет использовать этот меч, зажатый со всех сторон, но внезапно, даже не понимая как, он оказался сверху, руки молниеносно двинулись сами по себе, а его клинок насквозь прошёл сквозь тело Итачи. Он поразил его прямо в грудь, ближе к левой стороне, наверняка задев сердце. Глаза старшего брата широко открылись, будто он был удивлен такому неожиданному повороту, да и сам Саске поразился не меньше, не понимая, каким образом успел его пронзить.       — Вот и всё… — прошептал младший Учиха, приподнимая корпус старшего и вгоняя лезвие ещё глубже в грудь и практически ощущая, как вибрирует клинок от последних ударов сердца. Как же давно он мечтал ощутить эти последние мгновения жизни брата! И вот сейчас буквально держит его в руках, по капле забирая жизнь. Итачи кашлянул, и по его губам заструилась кровь, стекая по подбородку прямо на грудь. Его напряженное лицо постепенно успокоилось, веки немного опустились, придавая выражение полнейшего спокойствия.       — Что ты чувствуешь? — посиневшими губами прошелестел старший Учиха, с трудом смотря на брата.       — Будто сбросил тяжелый груз, который всё это время нёс на себе, в пропасть, — ответил тот, мгновенно ощущая, как все обуревающие чувства сошли на нет, уступая место отчужденности. Схлынули, как мощный поток воды. — И прыгнул туда сам.       Губы Итачи слегка скривились, он снова закашлялся, выплевывая кровь.       — Раз всё закончилось так… я хочу, чтобы ты исполнил мою последнюю волю, — прошептал Император, а его взгляд начал опустошаться.       — И какую же? — без особого интереса спросил Саске, как будто сам потерял волю к жизни. Всё закончилось вот так, быстро и просто, спустя десять лет его страданий.       — Аматерас уже твой, но позаботься и о Цукуёми. Он любит… медовые шарики, — губы снова скривились, будто он пытался улыбнуться, но уже не мог. Саске молчаливо кивнул головой. — И ещё, — голос Итачи неожиданно стал твёрже, хотя сил у него не осталось. — Ты должен отсечь мне голову и сжечь моё тело. Так же, как когда-то я сжёг тела отца, матери и всех Учих. Прах к праху…       — К чему это? — нахмурился Саске, не понимая такого желания. — Эта рана уже смертельна, твоё сердце скоро остановится навсегда.       — Прошу тебя, — Итачи неожиданно вцепился ослабевшими пальцами в его плечи, а его глаза раскрылись чуть шире. — Несмотря на все обиды и ненависть ко мне, ты должен исполнить мою последнюю во… — его руки упали, а голос прервался. Всё тело обмякло, и Саске, который держал его в руках, сразу же почувствовал это. Как и то, что меч перестал вибрировать, потому что сердце больше не билось. Младший Учиха опустил его на пол, поднялся на ноги и вытащил Кусанаги из тела.       — Я не хотел поступать, как ты, — проронил он, глядя на поверженного брата сверху вниз. — Но ты прав. Ты должен уйти так же, как ушли отец и мать.       Саске взялся за рукоять двумя руками, чтобы отделить голову от тела одним ударом. Его руки уже начали опускаться, как внезапно запястья пронзила острая боль. Он вскрикнул, а его пальцы за мгновение онемели, из-за чего меч упал прямо на тело брата. Саске заметил в своих запястьях тонкие иглы, но даже не мог вытащить их, поскольку пальцы не шевелились. Выживший Учиха метнул недоумевающий взгляд в сторону входа, не понимая, кто мог им помешать в этом безлюдном месте. И мгновенно узнал желтые глаза, старательно выделенные сиреневой подводкой.       — Тише, Саске-кун, — зашелестел сиплые голос, похожий на шипение змеи. — Не торопись выполнять очередную прихоть своего любимого брата.       — Орочимару?! — воскликнул тот, не зная, гневаться ему или удивляться. — Что ты здесь делаешь?!       — Решил стать главным действующим лицом в вашем небольшом спектакле, — ответил главный советник, приближаясь к младшему Учихе и смотря на поверженного Императора. — Выжидал лучший момент, чтобы появиться на сцене, — он опустился на корточки и приложил пальцы к шее Итачи, убеждаясь, что тот мёртв.       — Какого черта ты остановил меня? — разозлился Саске, зубами вытаскивая иглы из своих запястий.       — Хватит уже плясать под его дудку, — неожиданно серьёзно произнёс Орочимару, вновь выпрямляясь. — Если сделаешь то, что он сказал, больше не вернёшь его, никогда.       — Вернуть его? О чем ты? — недоумевал Саске и вдруг покачнулся, услышав странные звуки. Они исходили от Итачи и были похожи на крик и какое-то рычание.       — Сейчас начнётся! — Орочимару едва успел схватить младшего Учиху за руку и швырнуть в сторону, прежде чем старший набросился на него. Саске не мог поверить собственным глазам, но Итачи… поднялся с земли! Причем поднялся так, словно у него за спиной были крылья, или кто-то держал его за веревки, как марионетку. Орочимару остался перед ним один, и Император бросился на него, как настоящий зверь. Советник успел пустить ещё несколько игл, поражая все жизненные точки, но это остановило его лишь на секунду. Саске был ошеломлен настолько, что не мог сдвинуться с места. Итачи изменился до неузнаваемости: его кожа стала абсолютно серой, как у мертвеца, и потрескалась, словно была сделана из глины, губы посинели, вены на шее вздулись, из глаз остались лишь закатанные белки, волосы полностью поседели, а изо рта торчали настоящие клыки. Спина согнулась, колени подогнулись, руки того и гляди были готовы коснуться земли, пальцы скрючились, а вместо ногтей появились твердые грубые когти. Он с легкостью отшвырнул главного советника и бросился к Саске, а тот, едва успев отскочить, схватил с пола свой Кусанаги. Орочимару подобрал Тоцуку, и с Учихой они встали спиной к спине.       — Что это?! — ошалело прокричал Саске, едва успевая следить глазами за ужасающей скоростью, с которой двигался брат. — Это что — Итачи?! — нападая на одного, тот мгновенно перемещался и атаковал другого, а затем снова возвращался к первому, не давая им даже глазом моргнуть. Мало того, скорость, так его сила была настолько ошеломительный, что вдвоём с Орочимару они не справлялись, хотя тот нападал на них голыми руками. Где-то слева от него советник недовольно цокнул языком и, достав из своих одежд какой-то свёрток, швырнул его в угол усыпальницы. Как оказалось, это был кусок сырого мяса прямо с кровью. Итачи мгновенно отвлёкся на него и, воспользовавшись моментом, Орочимару схватил Саске и чуть ли не силой выволок его из усыпальницы. Вонзившись в свёрток зубами и отхватив кусок, старший Учиха двинулся вслед за ними, но как только оказался снаружи, зашипел от яркого света, будто тот обжигал его, и мгновенно скрылся в кустах, исчезнув из вида.       Саске, пораженный до глубины души, просто рухнул на колени у ворот усыпальницы. Он не мог понять, что сейчас произошло, почему Итачи встал после того, как его сердце перестало биться, почему он был не похож на самого себя и напоминал то существо, которое когда-то младший Учиха повстречал в пещерах.       — Ты знаешь, что случилось с моим братом? — снова смотря на советника, спросил юноша. — Он же умер! Я сам убил его, я слышал, как остановилось его сердце! Как он смог встать после этого?!       — Частично, Саске-кун, — серьёзно ответил Орочимару, брови которого были сдвинуты, а губы побелели от напряжения. — Ты ведь читал о проклятии Мадары Учихи, высеченном на камне?       — Читал, но… — юноша затряс головой, ощущая, как его охватывает дрожь. — Это он имел в виду, говоря, что после смерти мы превращаемся в зверей и обречены на вечные муки?       — Ты уже встречался с подобным монстром, когда отправился собирать травы в горном ущелье. Смею предположить, что это был один из Учих, которого твой брат не истребил. Вся твоя семья, Саске-кун, и отец, и мать, и все Учихи были такими монстрами. Ваш клан не зря назвали проклятым, ведь все так или иначе рано или поздно обращались в нелюдей. Корни этого проклятия уходят далеко в прошлое. О подробностях позже, могу лишь сказать, что это, вероятно, мутация какого-то вируса, передающегося из поколения в поколение и усиливающего своё действие. Он даёт силу, да, не сравнимую с человеческой, однако отнимает жизненную энергию и в конечном счете превращает человека в обезумевшего монстра, требующего людской плоти и крови. Он распространялся исключительно среди Учих и достиг своего апогея при правлении Фугаку. Ты этого не видел, Саске-кун, потому что от тебя скрывали правду, но в то время Учиха мог обратиться нелюдью в любой момент и расхаживал по дворцу, заражая других людей.       — Заражая? — ужаснулся юноша.       — Да, этот вирус передаётся через кровь. Стоит нелюдю кого-то укусить, и всё — человек становится таким же монстром. Это нельзя контролировать, нельзя обуздать. Надеюсь, ты понимаешь, к чему привели десятки неуправляемых Учих во дворце. Они перезаражали многих слуг и сановников, и если бы это вышло за пределы дворца, эпидемии было бы не миновать.       — Поэтому Итачи… — ошеломленно прошептал Саске.       — Да, пребывая в здравом рассудке, он был вынужден всех уничтожить, чтобы не допустить распространения проклятия. Фугаку сам понимал это и приказал ему это сделать. Точнее, они сделали это вместе. Надеюсь, ты не думаешь, что семнадцатилетний Итачи-кун мог в одиночку истребить полчище монстров? — с усмешкой проговорил напряженный советник.       — Отец… тоже убивал Учих? — поразился Саске.       — Да, пока сам не потерял над собой контроль, — мрачно подтвердил Орочимару. — Он, и ещё несколько единомышленников, которые решили пожертвовать всем на благо. Однако, молодой Император — тоже Учиха. И проклятие коснулось и его. Ваше поколение оказалось самым слабым, поэтому вирус подкосил его так быстро. Отвары, которые я готовил ему из тех трав, что ты собрал, отсрочили его безумие, но в конечном счете оно всё равно завладело им. Ты видел, во что он превратился, Саске-кун. И после полного обращения вернуть его будет очень сложно. По крайней мере, никто из Учих ещё не возвращался.       — А я?! — Саске едва мог поверить в то, что услышал. — Я тоже обращусь, как и он?       — О тебе мне известно немного меньше, чем об Итачи-куне, — Орочимару внимательно посмотрел на юношу. — Когда ты попал во дворец, я сразу понял, что ты его брат. Несмотря на видимую ненависть между вами, Император приказал оберегать тебя и наблюдать за тобой. У Итачи-куна симптомы начали проявляться с восемнадцати лет. А у тебя нет. Ни в восемнадцать, ни в двадцать, ни в двадцать один. Я докладывал ему о твоём состоянии каждый месяц, особенно, после полнолуния, когда энергия ян обостряет безумие. Он сказал мне лишь о том, что ты другой. Ты Учиха, но другой. Проклятие тебя не затронуло. В твоём рождении есть некая тайна, о которой хорошо известно твоему брату. И, пожалуй, ты единственный, кто может вернуть его, — заключил Орочимару. Выслушав всё это, Саске схватился за голову, внезапно ощутив сильную боль. Все его устремления, все цели, вся жизнь, весь мир и вселенная перевернулись за одно мгновение. Ночь превратилась в день, а день стал ночью. Всё это не укладывалось у него в голове, но размышлять и пытаться понять было некогда. Времени у него теперь нет совсем.       — Что я должен сделать? — сипло спросил он, обращаясь к Орочимару.       — Для начала найти его, — отозвался главный советник. — Нелюди не переносят солнечный свет, поэтому днём он будет прятаться, а передвигаться ночью. Он голоден, ужасно и сильно голоден, поэтому будет нападать на людей. Ищи его там, где есть люди. Во дворец он попасть не сможет, значит, будет нападать на деревни.       — И что потом? — Саске пришлось вернуться в усыпальницу, чтобы отыскать свои ножны. Вложив в них меч, он надел плащ, закрепил ножны за спиной и одним прыжком забрался на Аматерас. — Что делать, когда я найду его? Ты знаешь, как вернуть ему человеческий облик?       — Нет, но я что-нибудь придумаю, — заверил его Орочимару. — Сейчас главное предупредить распространение проклятия, иначе все труды твоего брата и отца пойдут насмарку.       — Я найду его, — прошипел Саске, разворачивая Аматерас к востоку. — И верну во дворец. Любой ценой!