Император

      Держа в руках чашу со сливовым вином, Саске безучастно смотрел на танцующих наложниц. Две недели пролетели очень быстро, и вот день, ради которого Император позволил ему жить, настал. Итачи рассказал ему, что его брат должен был сделать. Сначала выбрать наложницу, подать ему знак. После чего Император сообщит о своём выборе главному евнуху. Наложницу подготовят и принесут прямо в покои повелителя. Она уже будет раздета и завёрнута в одеяло из пуха цапли. Тем временем Саске одевается в императорский костюм и как следует завязывает узел на затылке, используя чужие волосы и много воска, чтобы пригладить свои. Он идёт в спальню, где затушены все свечи. В полной темноте наложница не сможет узнать его, увидит лишь очертания и императорские одежды. А даже если и рассмотрит черты лица… то увидит в них Императора. Поскольку Саске очень на него похож.       Но это всё должно было случиться после полуночи. Сейчас же оба брата присутствовали на празднике урожая. Император и Императрица сидели на тронах во главе всех приглашенных. На Итачи сегодня вновь были золотые одежды, а на Хинате — нежно-фиалковые, с ажурными белыми вышивками. Они казались невероятно красивой и счастливой парой: Хината скромно улыбалась, чуть раскрасневшись от вина, и даже на лице Итачи не было привычной надменный маски. Он казался более расслабленным и тоже избавился от своей бледности.       Саске же сидел среди приглашенных, причем во втором ряду от центра зала. Он намеренно расположился так, чтобы его не заметили, зато сам он хорошо видел остальных. Еда его не интересовала, вина он тоже старался много не пить, чтобы совсем не захмелеть. Взгляд то и дело дёргался к Итачи, и Саске стоило усилий сосредоточиться на танцах. Наложницы выступали небольшими группами, не больше шести человек. У каждой группы был свой танец, свои костюмы и украшения. В отличие от Императрицы, платье которой было пышным, прическа многоярусной с золотом и камнями, наложницы выглядели намного скромнее. Большей частью потому, что среди них не было высоких рангов. Все девушки были примерно одного положения, но простушками их никак назвать было нельзя. Каждая их них имела лёгкие яркие наряды и туфли, их волосы были уложены в простые пучки, а украшали их несколько шпилек в форме цветов или бабочек. Все они были очень молоды — старше двадцати пяти Саске никого не видел. Были и совсем юные особы, лет пятнадцати, но младший Учиха даже не обращал на них внимания. Он старался рассмотреть либо ровесниц, либо девушек старше себя, хотя его не интересовали ни те, ни другие.       После седьмого танца Саске вообще не мог понять, зачем он это делает. Зачем Итачи заставляет его делать это. Ведь он мог сам выбрать первую попавшуюся наложницу и заставить его совокупляться с ней. Это было бы гораздо проще и гораздо быстрее. Но…       «Зачем всё это? — осушив чашку вина, Саске подлил себе ещё. — Что я здесь делаю? Зачем смотрю на них? Почему я вообще делаю то, чего не хочу?» — его взгляд снова метнулся в сторону Императора. И именно в тот самый момент Итачи тоже поднял глаза на него. Их взгляды пересеклись, и Его Величество медленно кивнул. Саске снова устремил свой взгляд на очередную группу наложниц, как вдруг его взгляд за что-то зацепился. Он даже не сразу осознал, что это, и лишь через несколько секунд понял, что цвет розовых волос одной из девушек кажется ему знакомым. Он пригляделся внимательнее и попытался очистить свой разум, который уже начал засыпать под властью вина. Несмотря на то, что он не видел её около четырёх лет, сомнений быть не могло.       «Это же Сакура!» — вспыхнуло в голове Саске, и рука сама собой потянулась к вину. Он выпил ещё чашу и сузил глаза, пристально наблюдая за ней. Сакура изменилась. Младший Учиха помнил её бойкой девчонкой, которая скорее смахивала на мальчишку, теперь же она превратилась в грациозную девушку. Её тело округлилось, лёгкие одежды подчеркивали стройность фигуры, на лице сияла мягкая улыбка, а глаза излучали что-то тёплое. В её волосы были вплетены цветы, а запястья обвивали браслеты.       Саске невольно опустил голову, когда её взгляд скользнул по его стороне. Затем снова поднял глаза и не отводил до тех пор, пока танец не закончился. Когда девушки ушли, он чуть развернул голову к Итачи. Тот вновь медленно кивнул и подозвал к себе главного евнуха, отдавая ему поручение. Императрица в это время выглядела вполне спокойной, не зная, что замышляется вокруг неё.       Праздник продолжился, но младший Учиха больше не мог находиться там. Он выпил ещё одну чашу вина и покинул зал, выйдя на свежий воздух. Перед глазами немного плыло — всё же он не сдержался и позволил себе лишнего. Впрочем, польза от этого тоже была, хоть и небольшая. В идеале он хотел бы совершить это действо, пребывая в беспамятстве, чтобы утром ничего не помнить.       По договоренности с братом, он проник во внутренний дворец через один из тайных ходов, минуя стражу. В одной из комнат стоял туалетный столик со всеми принадлежностями. Саске постарался как следует пригладить свои непослушные волосы при помощи воска, собрал их на затылке и сделал пучок из накладных волос, а вместо украшения использовал одну из нефритовых шпилек, которую носил только Император. Итачи оставил ему один из своих костюмов, в котором преобладал золотой цвет. Они с Саске теперь были одинакового роста и телосложения, так что одежды оказались впору. Правда, юноше пришлось повозиться, чтобы надеть их все в правильной последовательности и завязать пояса.       — Ты готов? — раздался за спиной голос брата, и Саске невольно вздрогнул. Он развернулся и бросил на него косой недовольный взгляд, который вместе с тем был подавленным и угнетенным.       — Как видишь, — сухо ответил юноша, отводя взгляд. Почему-то сейчас смотреть на него было особенно больно. Итачи осмотрел его со всех сторон, затем снял с себя самые дорогие верхние одежды и набросил их на плечи Саске. Тот недовольно просунул руки в широкие рукава, а Император подпоясал его.       — Не уверен, что всё правильно сделал, — процедил младший Учиха.       — Эти одежды сложно надевать без помощи, — спокойно отозвался Итачи, расправляя его пояс и складки под ним. — Кажется, ты выпил мало вина, — отметил Император его заторможенность.       — Дело не в вине, — прошелестел Саске, — а в том, что я должен делать это против своей воли.       — Разве? — усмехнулся старший Учиха. — Против воли ты спал со мной. Но ложиться в постель с молодой девушкой для тебя должно быть в порядке вещей. К тому же, ты сам выбрал её. Я заметил, как изменился твой взгляд, когда Сакура исполняла свой танец.       — Только потому, что я знаю её… — бесцветно отозвался юноша. — И неважно, мужчина это, или женщина. Это в любом случае против моей воли, — повторил он.       — Тогда кого же ты желаешь?       — Я желаю только видеть твою смерть. Больше мне ничего не нужно, — проронил младший Учиха и, обойдя Императора, покинул комнату. Он направился прямо в его покои и оказавшись в них, первым делом закрыл окна, чтобы свет от факелов, горящих на улице, не проникал в эту комнату. Здесь горело несколько свечей, и Саске поставил их так, чтобы можно было сразу затушить. Ложе было уже подготовлено. Устлано алыми шелковыми простынями и покрыто белыми лепестками цветов. Также дымились несколько курильниц, и их аромат напомнил Саске о той ночи, хотя запах был гораздо слабее. На столике подле кровати стоял кувшин с вином, две чаши и закуски. Саске даже не стал наливать его, а сделал несколько больших глотков прямо из кувшина. Также он заметил рядом несколько изящных флаконов из разного вида камней. Саске открыл один из них и ощутил запах персика. Поняв, для чего это нужно, он спрятал сосуд в своём рукаве. Через несколько минут тепло расползлось по телу, появилась какая-то лёгкость, сердце снова застучало быстрее, а перед глазами вернулся знакомый туман. Взглянув на ложе с неодобрением, Саске встал к нему спиной и сделал вид, будто рассматривает вышитую картину. Услышав в коридоре шаги, он напрягся и стиснул руки за спиной, стараясь не подавать никаких признаков волнения.       Наложницу, завернутую в покрывало из пуха цапли, в покои занесли два евнуха и усадили на край кровати. Главный евнух возвестил об исполнении императорского приказа, а Саске махнул рукой, жестом прося покинуть их. Мужчины тут же удалились, прикрыв за собой дверь, а Сакура, освободив свою голову от покрывала, робко посмотрела на спину Императора.       — Ваше Величество… — проронила она, и Саске снова вздрогнул. Он затушил все свечи и резко развернулся к наложнице. Из-за перепада освещения, ни она, ни он не видели друг друга, а затем в темноте проявились контуры их силуэтов. Саске развязал пояс и сбросил с себя верхние одежды, оставшись лишь в нижних, а Сакура всё не решалась освободиться от одеяла и раскрыть своё обнаженное тело.       — Вы так внезапно пригласили меня к себе, я даже не ожидала… — снова залепетала она, очевидно, очень смущенная такой обстановкой. Саске держал язык за зубами, чтобы голос не выдал его. Он коснулся края пухового одеяла и потянул на себя. Сакуре пришлось расслабить пальцы, чтобы не держать его. Оно соскользнуло с её плеч и бёдер и осело на кровати. Несмотря на полную темноту, она была крайне зажата, оставшись обнаженной. Саске не смог побороть в себе смешок и, подойдя к столику, всё же наполнил одну чашу вина и затем поднёс ей. Сакура безропотно осушила её, и как только последние капли остались на её губах, Саске опрокинул её на кровать и навис сверху. Он видел, как распахнулись глаза наложницы и, опасаясь, что она всё же может узнать его, он склонил голову и немного сдвинулся вниз. Её тело мелко дрожало, и юноша невольно коснулся руками её бёдер. Вопреки своим словам, брошенным Итачи перед уходом, он всё же что-то почувствовал. Было это из-за вина, или из-за банального любопытства — ведь прежде юный Учиха не видел обнаженных женщин и тем более не касался их, но Саске всё же ощутил в своём теле возбуждение, а его плоть начала наливаться кровью.       «Просто раздень её и коснись её тела, — посоветовал ему Итачи, когда они обговаривали весь план. — Инстинкты сделают всё за тебя».       Саске скривил губы, понимая, что брат оказался прав. Неважно, что он не испытывал к Сакуре чувств. Молодое женское тело возбуждало его, а изрядная доза вина многократно усилила это возбуждение. Ему хотелось касаться этой гладкой кожи, гладить её бёдра и сжимать в пальцах грудь. К последней даже хотелось приникнуть губами, и юноша не заметил, как сделал это, настолько инстинкт оказался силён. Сакура тихонько простонала и прикрыла рот рукой. Саске добился того, чего хотел — девушка откинула голову и зажмурила глаза. Он раздвинул её ноги, а со своих бёдер спустил брюки. Открыл захваченный сосуд с персиковым маслом и вылил несколько капель на её промежность и на свой член. Его плоть затвердела достаточно для проникновения, однако когда Саске толкнулся в неё, наложница издала болезненный вздох, а её тело судорожно дёрнулось и тут же напряглось. В голове неожиданно зазвучал пошлый голос Орочимару, расписывающий прелести первого соития, и молодого человека окатило жаром. Младший Учиха почувствовал, как её горячее лоно сжало его плоть. Стало очень приятно, но не так, как было с Итачи. Там он практически терял голову, выплескивая всю похоть и ярость в сильных резких толчках и впивался пальцами в его кожу, оставляя на ней синяки и следы. Итачи хотелось буквально рвать и терзать, а здесь он неспешно двигался, опасаясь причинить Сакуре неудобство и стараясь скорее достичь финала. Он пытался не смотреть на неё, благо, что было чем заняться: её небольшая грудь выглядела очень привлекательной, и Саске припал к ней губами, целуя и покусывая соски. Те стали очень твёрдыми, и каждый раз, когда юноша прикасался к ним, в теле наложницы что-то сжималось, и удовольствие становилось сильнее. Руки тоже сами собой тянулись к её телу, тоже сжимали мягкую грудь, гладили живот и бёдра. Саске не знал, как обращаться с женщиной — его никто не учил и никто ему не говорил, да и сам он не интересовался, посвящая свою жизнь только одной цели. Но Император сделал своё дело и против воли привил ему инстинктивные знания. Саске был и сверху, и снизу и знал, чего желает тот, кого имеют.       Прикосновений, нежности и ласки. Ему не хотелось, чтобы после этой ночи у Сакуры остались болезненные воспоминания, как остались у него после первого соития с Итачи. Поэтому, он делал всё наоборот тому, что делал с ним брат. Двигался медленно и осторожно, целовал её тело, прислушивался к её ощущениям и следовал за ними. Оргазм оказался не таким ярким, хотя и заставил его замереть на несколько секунд. Он постарался как можно глубже толкнуться в Сакуру, чтобы оставить своё семя наверняка.       Когда это всё закончилось, Саске ощутил опустошение и даже какую-то неприязнь, но не к Сакуре, а к самому себе. Ему было неприятно то, что он только что сделал с этой девушкой. Сакура тяжело дышала и пыталась натянуть на себя одеяло, в котором её принесли, чтобы прикрыться. Несколько минут прошли в полной тишине, нарушаемой лишь их дыханием. Саске не знал, будет ли достаточно одного раза для зачатия. Придя в себя, он снова потянулся к наложнице и на этот раз перевернул её на живот. Забрался на неё сверху и слегка потёрся плотью между её ягодиц. Она снова мелко задрожала, но противиться не стала. Саске стиснул руками её ягодицы, ощущая в себе новый прилив возбуждения. Ему нравилось смотреть на эти округлости, нравилось касаться их, более того, желание войти в неё сзади даже было сильнее, чем предыдущее. И ещё больше желания вызывала мысль об узком проходе, который сейчас для него был запретным.       «Интересно, отличались бы ощущения?» — когда плоть затвердела, Саске снова проник в её тело и услышал будоражащий стон. В памяти мгновенно всплыли ощущения о соитии с братом, о том, каким тугим было его тело, с какой силой оно обхватывало его, и как двигались его бёдра. Младшего Учиху тут же накрыло сильным жаром, плоть напряглась сильнее, он толкнулся в Сакуру более грубо, и наложница снова простонала. Юноша постарался утихомирить свои чувства и выбросить воспоминания о ночи с братом из головы. Он перешёл к более плавным движениям, однако из-за этого долго не мог закончить. Пришлось снова касаться наложницы, гладить её грудь, чтобы усилить ощущения. Но когда же всё-таки подошёл к финалу, удовольствия совсем не испытал, да и семени было гораздо меньше, чем в первый раз.       «Наверное, хватило бы и одного», — раздосадованно подумал Саске, освобождая тело девушки и поднимаясь на колени. Им снова овладело неприятное опустошающее чувство, а в комнате стало невероятно душно. Ему было мерзко от того, что ни он, ни Сакура не получили удовольствия от этого вынужденного процесса. Особенно, Сакура, которой к тому же ещё было больно, хотя он старался быть очень осторожным. Понимая, что больше здесь делать нечего, он натянул штаны, спрыгнул с кровати, подобрал с пола верхнее платье и надел его. Обессиленную Сакуру он укрыл всё тем же пуховым одеялом и, пока она не обратилась к нему, поспешил покинуть комнату. Возле дверей стояли евнухи, и юноша, опустив голову, заторопился пройти мимо них, но незамеченным не получилось.       — Ваше Величество, соитие состоялось? — услужливо спросил главный евнух. Саске пришлось остановиться, но разворачиваться он не стал.       — Да, — низко отозвался Учиха, надеясь, что голос его не выдаст.       — Хорошо, хорошо, очень хорошо, — пробормотал евнух и угодливо поклонился, а затем велел своим подчиненным перенести девушку в гарем.       Саске вернулся в ту комнату, где в последний раз виделся с братом, однако Итачи там не было. Младший Учиха скинул с себя его одежды, вытащил шпильку, снял пучок волос и растрепал свои. Однако от воска они все слиплись, и теперь голова была грязной. Да и не только голова — всё тело казалось юноше грязным и каким-то мерзким. Оставшись лишь в нижних одеждах, он отправился прямо в императорские купальни, чтобы хоть как-то омыться. К его удивлению, бассейны были полными, а поверхность воды как обычно устилали лепестки цветов. Вокруг кружили несколько знакомых обнаженных мальчиков, и увидев Саске, тут же подлетели к нему и начали раздевать. Учиха не обращал на них внимания, а избавившись от одежд тут же забрался в самый горячий бассейн и ушёл туда с головой.       На самом деле, всё оказалось не так плохо, как он ожидал, и всё равно парень ощущал себя полным ничтожеством. Подобный поступок унижал его не меньше, чем насилие брата над ним. Саске ощущал себя каким-то расходным материалом, которого можно использовать как для собственных утех, так и для чужих. Итачи без угрызений совести имеет его и заставляет сношаться с другими, совсем не задумываясь, насколько подобная близость может быть неприятной и оскорбительной. Юный Учиха не думал, что может быть что-то хуже его собственного позора и канализаций, но сейчас чувствовал себя так же отвратительно и мерзко.       Мальчики долго и усердно омывали его тело и снова пытались ласкать его, но Саске не позволил, довольно грубо прервав их попытки. После опустошения он снова начал ощущать ярость и чуть не сорвался на этих рабах. Он ощутил в себе желание взять силой одного из доступных мальчиков, выместить на нём своё отчаяние и злость. Но он смог перебороть свои эмоции, понимая, что так можно опуститься до самого дна.       «Хотя я уже на каком-то дне или на пути к нему», — мальчики долго и тщательно отмывали его тело и волосы, пока те не начали скрипеть от чистоты. Только после этого юноша позволил себе выйти из бассейна, а слуги обтёрли его тело и снова надели одежды, в которых он пришёл. Саске хотел спросить, что они делают тут ночью, но уже и сам догадался, кто им приказал быть здесь и ожидать.       Младший Учиха снова вернулся во внутренний дворец Императора. Ноги сами буквально вели его сюда, он не знал, что ему делать дальше и к чему стремиться. Итачи он проиграл, свою миссию выполнил, остался ли хоть какой-то смысл в его никчемной жизни? Или теперь он так и будет обслуживать весь гарем и создавать наследников?       — Саске, — знакомый отстраненный голос заставил его внутренне содрогнуться. Юноша остановился посреди пустого коридора и не сразу понял, откуда тот раздавался. Он двинулся вперед и заметил, что двери в личные покои Императора, которые он покинул пару часов назад, открыты. С большой неохотой юный Учиха зашёл туда и тут же метнул взгляд на ложе, где совершалось всё это действо. Постель уже успели сменить. Теперь оно было устлано бежевым шёлком.       Итачи стоял возле открытого окна. В комнате горело множество свечей, и теперь она не казалась такой гнетущей, как тогда. Саске прошёл внутрь и закрыл за собой двери. Император не стал надевать на плечи те золотые одежды, которые бросил Саске в той комнате. Он остался в серебристых нижних, а стройность его фигуры подчеркивали длинные волосы, которые сейчас были распущены и спадали с плеч.       — Я выполнил твой приказ, — бесцветно произнёс младший Учиха, глядя в пустоту. — Теперь ты можешь избавиться от меня, ведь больше незачем держать меня при себе и сохранять жизнь.       — Ты оставил своё семя в ней? — спокойно спросил его Император.       — Да, я сделал это два раза, чтобы наверняка, — глухо ответил Саске.       — Я не могу сейчас лишить тебя жизни, — возразил старший брат. — Сначала нужно убедиться, что ребенок зачат, а затем, что рождён здоровым. Возможно понадобится повторить это, и не один раз.       — Значит, вот кто я для тебя? — в отчаянии проронил Саске. — Всего лишь расходный материал? Бык-осеменитель? Теперь ты будешь заставлять меня спать со своими наложницами?       — Возможно, придётся сделать это снова, — подчеркнул Итачи, уже видя, как младшего брата начинает трясти. — Я не предлагаю тебе весь гарем, ты можешь сделать это с тем, с кем пожелаешь.       — Осеменить кого пожелаю? — губы Саске внезапно скривились, а глаза наполнились яростью. В одно мгновение он оказался возле Итачи и, вцепившись в его плечи, свалил брата на кровать.       — Тогда я желаю тебя! — бешено воскликнул он и так рванул его одежды, что ткань затрещала по швам.       Глаза Итачи широко распахнулись — такой исход их разговора он не предвидел. Сбросить с себя младшего брата с первого раза тоже не удалось — того полностью захлестнула какая-то агония. Он практически обезумел и превратился в зверя, разрывая одежду Императора руками. Итачи пришлось использовать силу, чтобы остановить его, но даже тогда Саске не отступился. Они снова начали бороться, перекатываясь на кровати, сминая простыни и разбрасывая подушки. Клочки ткани летели во все стороны, на коже оставались синяки и царапины, рассвирепев, младший Учиха пытался вонзить зубы в шею или плечо старшего, но Итачи не давался. Он несколько раз весьма сильно ударял его по лицу и бокам, но утихомирить брата это не могло. Только сильный, болезненный удар в живот, который выбил из него весь воздух, помог на мгновение урезонить Саске. Итачи прижал его к постели, мертвой хваткой зажав руки и ноги, и навис сверху, замораживая его своим высокомерным и повелительным взглядом. Огонь в глазах младшего Учихи столкнулся с ледяным щитом старшего и вновь не смог прорвать его, ощущая, как ледяные иглы медленно впиваются в каждую клетку его тела и достигают самого сердца.       — И даже этого не могу? — безжизненно прошептал Саске.       — Ты забыл, кто твой повелитель? — негромко, но невероятно властно произнёс Итачи, пытаясь окончательно раздавить брата. Огонь в глазах юноши потух. Не осталось ни единой искры, они помертвели в одно мгновение. Тело тоже расслабилось и обмякло, а голову Саске отвернул в сторону. Полностью сраженный, он больше не мог найти в себе сил, чтобы противостоять брату. От бессилия и осознания собственной слабости и подлости Итачи, который в очередной раз вытер об него ноги, горло болезненно сжалось, а глаза даже наполнились слезами. Саске уже забыл, каково это, когда слёзы медленно катятся из глаз, а в горле стоит ком. Он не плакал уже очень давно, с самого переворота и не представлял, что когда-нибудь вновь испытает столь горькое и болезненное чувство. Как будто чувство собственной смерти, смерти своей души.       — Делай, что хочешь, — едва слышно прошептал он, лежа словно посреди бранного поля и ожидая, что враг вот-вот пронзит его тело насквозь острым копьём и оставит здесь навсегда. Несколько минут и правда ничего не происходило. Тишина и бездействие практически погрузили Саске в дрёму, настолько он хотел убежать от этой реальности. Как вдруг странные ощущения снова вернули к ней.       Сначала он почувствовал, что Итачи уже не так сильно сжимает его руки и давит на его тело. Затем какое-то щекотание на щеках и ушах — оказалось, что брат склонил голову так низко, что кончики челки коснулись кожи Саске. Юноша невольно вздрогнул и слегка тряхнул головой, пытаясь избавиться от этого щекотания, но внезапно Император выпустил одну руку и обхватил ладонью его лицо, чтобы тот больше не мог отвернуть голову. Саске только хотел отвести глаза, чтобы не смотреть на него, как вдруг брат неожиданно прижался к его губам. Юноша замер, не понимая, что происходит, и почему его сердце начало как ненормальное колотиться в груди. Он только что хотел умереть, а теперь больше всего хочет жить. Он лежал неподвижно до тех пор, пока Итачи не скользнул между губ языком. Ощущая в этом что-то манящее, Саске расслабил челюсть и позволил зайти ему ещё дальше, а когда ощутил его язык в своём рту, в нём что-то дрогнуло.       Глаза сами собой закрылись, а губы начали вторить движениям старшего брата. В обессиленном и поверженном теле Саске будто заново что-то начало рождаться. Очень маленькое и робкое, оно постепенно пускало свои корни повсюду, куда могло дотянуться. В губах Итачи чувствовалась та же власть, что была в его словах, но в отличие от холодного взгляда и голоса, в поцелуе Саске ощущал другое. Что-то неизведанное и тайное, что Император не хотел открывать до конца, но впустил немного чувства, вновь заманивая доверчивого брата. Беспрерывный поцелуй начал кружить голову, и младший Учиха невольно обхватил старшего руками и почувствовал, как тот тоже просовывает руки под его спину и прижимает к себе. Саске никак не мог понять, почему он не может оторваться от него, ведь поцелуй было легче прервать, чем освободить свои руки. Почему это внезапно стало настолько сладким и живительным, почему он так жадно обхватывает его губы и своим языком касается его? Почему остывшее тело снова наполняется жизнью, и уже не хочется думать о смерти, как некоторое время назад?       Сколько прошло минут? Пять, десять, а может даже половина часа? А Итачи всё не отпускает, да и сам он не стремится вырваться из его объятий. Кажется, что он снова опьянен и одурманен, но запах от курильниц исходит очень слабый, а всё выпитое вино давно потеряло своё действие. И всё же его тело вновь охватывает желание, которого он поклялся больше не испытывать.       На очередном витке поцелуя Саске вдруг почувствовал, что Итачи перевернул его, и теперь младший лежал на старшем. Объятий Император не разжал, но юноша уперся ладонями в постель и, приподнявшись, наконец разорвал этот долгий поцелуй. Дыхание сбилось у обоих, а сердце младшего Учихи так и неслось галопом. Итачи медленно и лениво открыл свои глаза и едва заметно усмехнулся, читая во взгляде Саске новую порцию яростного чувства.       — Быстро же ты расхотел умирать, — проронил Император, расцепив объятья. Его руки просто легли на постель, скидывать с себя брата он не собирался. — Почему ты прекратил свои бесплодные попытки убить меня? — задался вопросом Итачи. — Признал моё превосходство?       — Никогда, — прошептал юноша, трясясь от негодования и возбуждения. — Ещё немного, и я поставлю тебя на колени, как ты ставил меня, и этим, — он остановил взгляд на его губах, — ты меня не обманешь.       Саске скользнул рукой по его груди, которая оказалась обнаженной из-за разорванной одежды. Он ожидал, что Итачи схватит его за эту руку, снова опрокинет или вовсе сломает её, но тот лежал, а его грудь часто поднималась из-за сбившегося дыхания. Саске рискнул пойти дальше и развязал его пояс, а брат не отреагировал даже на это.       — Это твоя очередная ловушка? — раздраженно спросил юноша, уже дойдя до брюк и начав тянуть их вниз. — Почему ты несколько минут назад всеми силами пытался меня сбросить, а теперь перестал как-либо препятствовать?       — Ты должен понять разницу, Саске, — спокойно ответил тот, разрешая снять с себя одежду. — Взять меня силой у тебя не выйдет, всё будет лишь по моему позволению и желанию.       — И что же? — гнев, направленный на брата, лишь усиливал его возбуждение.       — Я желаю, — проронил Император, смотря на него из-под прикрытых век. — Чтобы было так.       Саске не выдержал. Доведенный и заведенный, он зарычал, сорвал с брата остатки одежды и перевернул его на живот. Совсем недавно он точно так же переворачивал Сакуру и терся о её ягодицы, чтобы возбудиться, здесь же хватило лишь одного взгляда. Когда он увидел обнаженную спину Итачи, волосы, спадающие с плеч, его сведенные лопатки и его бёдра, вожделение, словно раскаленная змея, скользнуло вдоль его позвоночника и забралось внутрь. Саске не раздумывал ни секунды — он набросился на брата, грубо вторгся в его тело и испустил такой сладостный стон, что не узнал собственного голоса.       Ощущения были несоизмеримыми. Сделав лишь пару толчков, Саске уже горел. Его плоть была твёрдой, живот и пах сводило от похоти, звуки подступали к горлу и душили его, тело дрожало и едва подчинялось. Он мог себя не сдерживать, двигаться так, как хотел, неважно, насколько это было резко или грубо. Итачи мог выдержать всё. Какими бы ни были движения Саске, его тело принимало любой порыв любовника. Саске мог впиваться пальцами в его ягодицы или бёдра, мог царапать спину ногтями, мог сжимать на голове волосы и двигаться, двигаться, двигаться беспрестанно, загоняя свой орган до основания. Он мог заканчивать в него и начинать снова, даже не выходя. Вот только кусать себя Итачи отчего-то не позволял, хотя Саске больше всего мечтал до предела сжать зубами его плоть, почувствовать, как она разрывается и ощутить на языке вкус его крови. Он предпринял несколько попыток, но Император так или иначе прерывал их, когда укус становился очень сильным.       Впрочем, и без этого юному Учихе сносило голову. Вынужденный секс с наложницей был лишь бледной тенью того безудержного совокупления, что он испытывал с Императором. Саске запоздало осознал, что теперь не обвинить ни вино, ни благовония, что Итачи снова оказался прав, и младший Учиха действительно желает его сам, несмотря на то, что они готовы убить друг друга. От этого ощущения как будто становились ещё ярче и острее, а желание усиливалось в несколько раз.       Прижавшись к спине брата, Саске коснулся ладонью его груди, с удовольствием ощущая, как напряжены все мышцы, и она кажется буквально стальной, а соски твёрдыми. Двинулся ниже, провёл по такому же напряженному животу и добрался до своей цели. Сомкнул пальцы на его плоти, и от этого старший брат так восхитительно двинул бёдрами, что младший чуть не закончил. До этого момента и правда оставалось недолго, и Саске очень хотел насладиться последними секундами этого упоительного чувства. Горячий орган в его ладони был твёрдым и очень влажным, и мысль о том, что Итачи возбуждается и получает удовольствие от такого грубого соития, пьянила не хуже крепкого вина. Ему хотелось держать его мокрую плоть в руке, сжимать пальцами, двигать ладонью от основания до самой головки и вгонять точно такой же орган в его тело, но секунды контроля исчезали одна за другой. На последних мгновениях Саске в открытую застонал и сжал плоть брата сильнее, чем планировал, отчего Итачи содрогнулся и тоже не смог сдержать рвущихся звуков, но смог стиснуть зубы и наполовину заглушить их. Его семя залило всю ладонь младшего брата, а сам Саске излился в его нутро и намеренно оставил всё там. Если бы он испытывал такое неистовое желание к любой наложнице, то делал бы детей по пять раз на дню.       Итачи, хрипло дыша, растянулся на постели, а Саске откинулся на спину подле него. Поле этого акта он ощущал полное удовлетворение и, к удивлению, никакой ненависти к самому себе. Наверное, гормоны счастья затмили его рассудок, поскольку к брату в эти минуты он тоже не испытывал привычной ярости.       — Как много, — через несколько минут их непрерывного молчания, проронил Итачи, ощущая, как семя брата сочится по его бёдрам. — Сакуру ты осчастливил тем же?       — От тебя было бы гораздо больше пользы, будь ты женщиной, — криво произнёс Саске. — Я бы с удовольствием наполнял все твои отверстия и не давал бы тебе продыха. И ты бы только и делал, что рожал одного наследника за другим.       — С женщиной тебе понравилось больше? — в голосе Императора зазвучала привычная надменность. — С ней удовольствие было сильнее?       — Я делал это против воли, — огрызнулся Саске, отворачиваясь от него и ложась на бок.       — Ты погружался только в её лоно? Или попробовал ещё и сзади? Чтобы сравнить ощущения, — насмешливо уточнил он, а Саске против воли раскраснелся, когда брат угадал его желания.       — Мне незачем пробовать её в зад, если я могу использовать твой, — грубовато отозвался младший Учиха. — К тому же, ты отправил меня для другого. А ты скольких перепробовал, прежде чем понять, что бесплоден? — резко спросил он, ощущая что-то неприятное внутри.       — Я знал об этом ещё со времен переворота, — Итачи подобрался к нему и коснулся его плеча. Он легко избавил Саске от шелковых одежд, которые стали лохмотьями и висели на нём кусками. Младший Учиха был слишком спокоен и удовлетворен, чтобы вновь отбиваться, а собственная нагота уже не так смущала его. Наоборот, он хотел скорее избавиться от этой одежды, напоминающей ему о вынужденном соитии, вот только минутки на это не нашлось.       — Да? А о чем ты ещё знал? — спросил юноша, чувствуя, как брат прикасается губами к его плечу и от этого по спине образуется туча мурашек. — Что будешь издеваться и гнобить меня?       — Да, пожалуй, и об этом знал, — пальцы Императора, унизанные перстнями, двинулись по телу Саске, и ладонь легла на его пах. После ошеломительного экстаза мужской орган был мягким и расслабленным, но стоило ощутить эту властную ладонь, как кровь вновь начала собираться внизу живота и приливать к интимному месту. Саске было всё равно. Он позволил брату обнажить себя, касаться себя, трогать самые незащищенные и нежные места, выставлять их напоказ и торговать ими, как товаром, одновременно презирая и наслаждаясь этим.       — Если ты с самого начала намеревался унижать меня, то зачем сослал в Коноху, а не продал в рабство? — закатывая глаза от одуряющей похоти, спросил Саске. — Меня бы выкупил какой-нибудь извращенец и отправил бы в бордель обслуживать стариков. Они имели бы меня с утра до ночи, развратив моё тело и душу, а потом я бы торговал собой, ублажая прямо на улице…       — Зачем тебе куча мужчин? — насмешливо спросил старший брат, прервав его размышления. — Достаточно меня одного, чтобы развратить тебя. Это всего лишь наша вторая встреча в этой комнате, а ты уже позволяешь себя раздевать и касаться любой части своего тела, твердеешь и истекаешь от моих прикосновений, — когда брат убрал руку, плоть Саске уже вновь затвердела и выделяла прозрачную жидкость, смазывая себя.       — Да, это наша вторая встреча в этой комнате, а ты уже который раз ложишься под меня и кончаешь, когда тебя грубо имеют, — ему в отместку проговорил Саске       — Я же говорил, что мы похожи, — ничуть не смутившись, ответил Итачи. — И ты, и я… мы оба хотим не только владеть, но и отдаваться. Признай, что когда естество другого мужчины внутри, удовольствие намного сильнее. Да, это унизительно, но если отринуть унижение и переступить через себя, познаешь истинное наслаждение плоти.       Саске хотел снова воспротивиться сравнению с братом, но когда окинул взглядом его тело и увидел, что он тоже возбужден, прикусил губу, поскольку мысли сменили своё направление. Тело Итачи, пожалуй, можно было назвать совершенным. В меру высокий, стройный, в меру худой, но подтянутый с отчетливым рельефом мышц. Красоты добавляли роскошные черные волосы, большие темные глаза с густыми ресницами, симметричный овал лица и аккуратные губы. И даже его мужское достоинство, находясь сейчас в возбужденном состоянии, так и притягивало к себе взгляд. И объем, и длина, и цвет кожи… Саске только что держал его в руке и как никогда снова хотел обхватить пальцами этот чувствительный орган и, к своему стыду, понял, что ещё больше хочет ощутить его внутри себя.       «Переступить через себя, да?» — Саске покривил губами и, стиснув зубы, заставил себя развернуться и лечь на живот. Руки он положил под голову и уткнулся в них лбом, пряча лицо, чтобы брат не увидел, как то покраснело.       — Возьми меня так же, как я брал тебя, — практически с вызовом произнёс он, пытаясь скрыть за резкостью свой стыд. — Хочу ощутить то же, что ощущал ты.       — Как пожелаешь, — Итачи долго уговаривать не пришлось. Он разместился позади Саске и потянул его к себе, заставляя поднять колени и встать на них. Младший Учиха подчинился его действию и прогнул спину, найдя опору в предплечьях, но головы так и не поднял. Итачи надавил на его проход, смазывая знакомым персиковым маслом, а затем так же нетерпеливо вошёл, преодолевая сопротивление тела. Юноша зажмурил глаза и стиснул зубы. Каждый раз, когда Император вторгался в него, он вспоминал о своём первом разе в купальнях. Однако, стоило брату пару раз двинуться, как воспоминания перекрылись их недавним соитием в этой же комнате, когда младший Учиха буквально задыхался от наслаждения. Чувство наполнения внезапно из омерзительного превратилось в желанное, и Саске через некоторое время даже расставил колени чуть шире, чтобы брат свободнее проникал в него. Его толчки были грубыми и резкими, как того и пожелал младший Учиха, однако ни боли, ни отвращения они не вызывали. На этот раз Саске хотел почувствовать всё. Он не был пьян, не был одурманен, его имели так же, как имели в первый раз самым непристойным способом и он, вопреки всякому здравому смыслу, возбуждался. Возбуждался от всего: от запахов, от звуков, от ощущений, от шлепков бёдер брата о собственные ягодицы, от его гладкого ровного члена, который с такой лёгкостью допустил в собственное тело. Саске помнил, каким тугим было тело брата, и его собственное не могло отличаться. Он вспоминал, как Итачи порой двигал бёдрами, и попробовал сам это сделать. От одного такого движения тело парализовало острой вспышкой наслаждения. Он сбил дыхание и простонал, ещё больше заваливаясь на кровать.       — Тише, глупый брат, не суетись, — раздался насмешливый голос Итачи. — Сколько раз ты уже сегодня закончил, а всё никак не насытишься?       Стоило ему это сказать, как Саске действительно внезапно почувствовал себя жадным. И именно в той части тела, куда принимал любовника. Несмотря на грубость и жесткость брата, его вожделение только усиливалось. Саске хотелось ещё больше этой дикости и порывистости, хотелось окончательно потерять себя и забыться, как он забывался тогда, хотелось, чтобы разум отключится, а тело истязалось до последнего… Он уже начал входить во вкус и постепенно отключаться, как вдруг Итачи остановился. Саске чуть не задохнулся и резко распахнул глаза, ощущая гулко бьющееся сердце в груди. Мало того, брат отстранился, вышел из него и швырнул на спину, словно Саске больше был ему не нужен. Младший Учиха раздраженно и изумленно уставился на него. Сначала он подумал, что Император закончил, однако не ощущал его семени в себе, да и взглянув на него, убедился, что тот ещё возбужден.       — Почему ты прервался? — прошептал Саске, задыхаясь от быстрого темпа. Его лицо было красным, тело горело и покрывалось испариной, а плоть и нутро разрывалось от бурлящей похоти. — Не… — начал было он, как Итачи внезапно накрыл его собой и жадно примкнул к губам. Поначалу Саске был сбит с толку такой внезапной сменой настроения, но когда брат снова погрузился в него и продолжил прерывисто целовать, ощущения стали ещё острее. Саске обхватил его за плечи, а бёдрами сжал его пояс, понимая что так забыться в жарких объятьях гораздо проще. Так эта иллюзия любви кажется почти реальностью.       Ночь была в самом разгаре, и Саске пожелал, чтобы утро никогда не наступило. Или чтобы он не проснулся, поскольку утро снова вернёт его к реальности, где он слаб, бессилен и предан братом.