Император

      Саске был готов бесконечно нежиться в этой просторной мягкой кровати. Он несколько раз пробуждался, но сразу же засыпал, лишь перевернувшись на другой бок. Сновидения всё же посетили его, но были настолько легки и мимолётны, что он не запомнил ни одного. Он лежал в кровати и не открывал глаза до последнего, хотя солнце давно взошло, и его свечение Саске ощущал даже сквозь закрытые веки. Уставшее после вчерашнего боя тело вдоволь отдохнуло, а от выпитого кувшина вина юноша ощутил, как в горле пересохло. Лениво открыв один глаз, он потянулся к столику и нашёл там глубокую чашу, наполненную чем-то. Он тут же залпом осушил её, но только под конец понял, что это не вода. Снова вино, но невероятно лёгкое и ободряющее. Гораздо лучше, чем убийственный отвар Орочимару.       «Хорошо, хоть голова не болит», — открыв глаза и немного покачавшись из стороны в сторону, пришёл к выводу Саске. Он сел на кровати и хотел уже подняться на ноги, как вдруг обнаружил, что находится не в той комнате, в которой вчера уснул. Они были похожи, и всё же эти покои выглядели ещё больше и казались величественнее. Более того, кровать была шире, и балдахины над ней образовывали целый купол. И изголовье украшала картина, вырезанная из дерева, с изображением дракона.       Комнату наполнял какой-то едва уловимый приятный запах. Саске не мог понять, чем именно пахнет, но благодаря этому аромату тело расслаблялось, внутри появлялась какая-то лёгкость и спокойствие. Младший Учиха хотел встать и уйти, как вдруг заметил в комнате ещё одного человека. Впрочем, он уже и так понял, что дракон может олицетворять лишь Императора, и кроме него в покоях быть никого не могло.       — Хм, проснулся? — Итачи стоял к нему спиной, зажигая ажурную курильницу для благовоний. Когда он подошёл к следующей, Саске заметил, что на нём были белые одежды из нежно-голубого шелка с серебристыми вышивками, а поверх них был накинут тяжелый халат из плотной парчи с золотым орнаментом. Широкие рукава и ворот были отделаны мехом. В идеале он должен был быть запахнут и подпоясан, но Итачи, вероятно, решил использовать его как плащ.       — Я уже провёл аудиенцию, решил несколько государственных вопросов, а ты проспал почти целые сутки, — добавил повелитель.       — Что я здесь делаю? — процедил Саске сквозь зубы, наблюдая за тем, как Император зажигает очередную курильницу, и как от той поднимается слабый ароматный дым. Таких курильниц в этой комнате было очень много, и Итачи решил зажечь их все.       — Тебя перенесли в мои покои под утро. Ты очень крепко спал и ничего не заметил, — бесстрастно отозвался Император.       — Я же сказал, что скорее убью себя, чем снова буду спать с тобой, — прошелестел младший Учиха, догадываясь, зачем его сюда перенесли. Итачи, покончив с курильницами, поставил свечу на стол и приблизился к кровати, смотря на брата сверху вниз. Взглядом, который раздражал Саске больше всего.       — А я сказал, что больше не буду использовать силу, — усмехнувшись гневному взгляду младшего Учихи, повторил он. — Но ты, кажется, забыл, кто перед тобой стоит, перед кем ты должен склонять голову и чьи приказы исполнять? — его голос наполнился властью, и Саске даже на мгновение оцепенел, ощущая силу брата. Он стиснул пальцами покрывало и на самом деле склонил голову, но скорее от безысходности, чем от осознанности.       — У тебя же есть рабы на любой вкус. Почему снова я должен ублажать тебя? — с горечью прошептал он, возвращаясь в те далёкие дни.       — Потому что я хочу исправить, — внезапно громко и ясно произнёс Итачи, отчего Саске вскинул на него глаза. — То, что совершил.       — Это невозможно исправить, — снова прошипел младший брат сквозь зубы. — Ты понимаешь, насколько это было мерзко и отвратительно?       — Да, я понимаю, — не дрогнув, ответил старший Учиха. — Понимаю, что лично поселил в тебе отвращение и ненависть к себе и физической связи. Но это лишь одна из сторон, горечь которой ты вкусил. Я же хочу показать тебе другую. Ты вкусишь сладость, Саске, хочешь ты того, или нет.       Запахи всех курильниц усилились, их аромат смешался, и чем больше Саске вдыхал его, тем больше затуманивался его разум. Голос Итачи становился приглушенным, а его четкий образ постепенно начал расплываться. Младший Учиха несколько раз моргнул глазами, не понимая, что произошло с его зрением. Оно никак не могло проясниться, и только через несколько минут он понял, что дело в дыме, который исходил из курильниц. Тот так заполнил комнату, что все предметы в ней расплылись.       Тело потяжелело. Настолько, что Саске едва мог двинуться с места. Он видел, как Итачи скинул с себя тяжелый парчовый халат и забрался на кровать. Страх и ярость обуяли юного Учиху, и только благодаря этим эмоциям он смог оттолкнуть брата. Он начал двигаться назад и хотел спрыгнуть с кровати, однако Император схватил его за руки и вновь притянул к себе. Юноша зарычал, едва слыша свой голос и начал отбиваться. Завязалась странная борьба: Саске сопротивлялся и брыкался, своими непослушными руками и ногами, всеми силами пытаясь не допустить брата до своего тела, Итачи же старался захватить его и подмять под себя, чтобы установить власть над ним. Из-за этого сумбура Саске стал чаще дышать, всё больше и больше насыщаясь ароматами благовоний, его разум мутнел всё сильнее, а тело наливалось тяжестью. Он сжимал кулаки и ударял ими, но в его руках совсем не было силы, и старшему брату они не доставляли какой-либо боли. Он пытался кусаться, но зубы тоже не могли до конца сомкнуться на коже. Он хватался за волосы брата, растрепав их, за его нижние шелковые одежды, отчего те выбились из-под пояса и сползли с плеч. Помимо нижнего шелкового халата на Итачи не было ничего, поэтому верхняя часть его тела обнажилась. Они катались по кровати, разбрасывая всё вокруг, тела наливались бешеной энергией и жаром, а выплеснуть его можно было лишь в изматывающем бое или...       В очередном перекате на кровати оказавшись сверху, Саске буквально собрал все силы в кулак и намеревался ударить им Императора, чтобы отключить его хотя бы на время и успеть уйти или найти какое-нибудь оружие. Ярость наполняла его до предела и готова была разорвать изнутри, поэтому он был уверен, что удар выйдет ошеломительным. Как вдруг Саске самого что-то оглушило, но это был явно не физический удар, поскольку Итачи к нему даже не прикасался. Юноша внезапно замер, почувствовав в своём теле что-то неожиданное и невероятное. Чего никогда не чувствовал прежде.       Задыхаясь от своих бешеных эмоций и сжимая кулак для удара, Саске опустил глаза и взглянул на Императора. Он прижимал его правую руку к кровати, а левой брат схватил его за ворот одежды. У Итачи не было какого-либо оружия, кроме собственных рук и ног. А поскольку его руки были заняты, он сжал младшего брата своими ногами, чтобы не выпустить. Саске, оказавшись между тёплых бёдер брата, получил поражающее приятное ощущение, разлившееся по всему телу. Как будто он снова находится в горячей воде купален, и аккуратные пальчики скользят по его телу, лаская самые интимные места…       Итачи перестал двигаться, видя, что младший брат замер, готовясь нанести удар. Лицо юного Учихи стало красным, а дыхание с шумом вырывалось из открытых губ. Ещё пара глубоких вдохов окончательно одурманила разум младшего брата. Он перестал различать перед собой что-либо, а его сознание обволокло что-то очень плотное и неприступное. Стоило Итачи шевельнуться под ним, как Саске будто пронзило молнией. Ярость и так разрывала его изнутри, возводя к безумию, а теперь ещё он ощутил себя так, словно через него пропустили огонь, и во всём теле вспыхнуло невиданное жуткое возбуждение. Не осознавая, что творит, Саске расслабил кулак, которым хотел нанести удар, вместо этого надавил на левое бедро брата, навалился на него и склонился над ним, как коршун над своей добычей. Тяжесть в теле стала невыносимой, живот и пах разрывало так, что хотелось кричать. Разум отключился, и впервые за всю жизнь над младшим Учихой возобладало животное начало. Благо, что страдать ему долго не пришлось, ведь жертва была уже под ним.       Саске набросился на свою добычу, как зверь, не разбирая и не осознавая ничего. В те секунды ему даже было плевать на свою многолетнюю ненависть. Впрочем, он и не видел, на кого бросался. Ему требовались лишь тело. Красивое молодое выносливое тело, которым бы он напитывался, передавая ему свою похоть. Которое забрало бы всю его горящую ярость, опустошило и наполнило бы спокойствием. Он мечтал ощутить его жар, давление, сопротивление, как тугая горячая кожа обхватывает его плоть. Принимает его будто через силу, но не менее жадно, чем даёт он. Саске жаждал дышать запахом этого тела, которое после борьбы полыхало жаром, как и его собственное, и источало какой-то особый соблазнительный аромат. Он хотел прикосновений, хотел своей кожей ощущать его, хотел, чтобы это чувство объяло его с ног до головы, желал забыть обо всём, потерять себя и раствориться в нём... Его бёдра двигались сами собой, делая резкие и глубокие толчки, а тело упивалось низменным и невероятно сладким удовольствием.       Экстаз ударил в голову очень быстро, сковав его тело на несколько секунд, но Саске даже не думал останавливаться. Его зрение немного прояснилось, но разум до сих пор находился в плену похоти. Он вновь опустил глаза и посмотрел на старшего брата, едва осознавая, что это он. Глаза Итачи были прикрыты, а голова немного откинута назад. Его бледная кожа наконец-то приобрела насыщенный оттенок, он заметно покраснел и покрылся влагой. Старший Учиха тоже часто дышал, возможно даже задыхался от бешеного порыва младшего брата, но запах благовоний влиял на него меньше. Он не сопротивлялся Саске, хотя мог оттолкнуть его в любое время, однако просто лежал, зацепившись руками за подушку и сжимая брата бёдрами, позволяя владеть собой. Во время борьбы его шёлковый халат сполз с плеч, а теперь Саске развязал узел на поясе и смог обнажить его торс и бёдра. Возбуждение, которое едва спало, вновь наросло с невероятной силой, он снова грубо двинулся, и с губ брата сорвался прерывистый выдох. Это завело ещё сильнее, и Саске уже не мог остановиться. Он двигался, быстро и резко, до тех пор пока снова не закончил.       Силы на мгновение покинули его, он уперся ладонями в постель и склонил голову, вдыхая тяжелый запах благовоний. Перед глазами всё плыло, вспыхивали и угасали красные точки. Опустошение после минут экстаза казалось безграничным и нестерпимо хотелось заполнить его новыми эмоциями, которое могло принести лишь очередное совокупление.       — Зачем… — прошептал Саске, сжимая в кулаках простыни. — Это?..       Итачи не ответил, всё так же тяжело дыша под ним. Краска чуть сошла с лица, но румянец на щеках остался. На его бёдрах от захвата Саске виднелись красные следы, а между ног стекало семя брата. Он тоже испытал удовольствие, усиленное ароматными благовониями, но его цель состояла не только в беспрерывном сношении.       — Зачем ты заставил меня это сделать? — в бессилии повторил Саске, до сих пор пребывая в дурмане наркотических запахов. Он не мог сдвинуться, не мог даже отстраниться от ненавистного брата, а продолжал хотеть его, несмотря на то, что разум частично вернулся. Итачи поднял руку и внезапно запустил пальцы в волосы младшего брата. Стиснув их, он заставил того опустить голову так, что его ухо оказалось прямо у губ.       — Я не заставлял, — хрипловато выдохнул он, и по спине Саске побежали мурашки, а промежность вновь сковало. — Разве ты ещё не понял, почему это сделал? — теперь с губ старшего брата слетел лёгкий смешок. — Потому что ты такой же, как я… — с упоением добавил он и, высунув язык, провёл им по краю уха. — И будешь поступать так же, как поступал я, хотя отчаянно стремишься избежать этого…       Саске содрогнулся и одновременно рассвирепел. Он понял, что имел в виду Итачи. Тот первый раз в купальнях, когда Император силой взял младшего брата и чуть не утопил его в воде. Сейчас Саске был очень и очень похож на него. Это огорчило и разозлило его одновременно. Воспоминание пробудило чувство мести и ярости, он вновь потерял над собой контроль и, схватив ухмыляющегося брата, перевернул его на живот, сорвал с него шелковые одежды и вжал в подушки. Его член снова был твёрд, Саске накрыл Императора сверху и снова вторгся в его тело, мгновенно ощущая, как жар возбуждения окатил его с головы до ног. Это ощущение проникновения было неописуемо приятным, и сейчас Саске готов был стать каким угодно зверем или монстром, чтобы испытывать его раз за разом. Более того, в этой позе он ощущал себя полноправным властителем и мог унизить ненавистного брата таким же способом, как тот унижал его.       Саске двигался ещё грубее, чем в первый раз, возрождая в своей памяти все былые воспоминания. Они придавали ему ярости и энергии, отчего толчки становились ещё сильнее и напористее. Волосы Итачи рассыпались по плечам, и Саске не смог преодолеть желания запустить в них пальцы. Правой ладонью он сжал его голову и вдавил её в подушки, словно они были той самой водой в бассейне. Он держал до тех пор, пока брат не начал сопротивляться, пытаясь сделать вдох. И Саске даже подумал — а не использовать ли такую прекрасную возможность и не убить ли его прямо во время совокупления? Однако стоило Итачи двинуть бёдрами, как Саске разжал руку и оперся ею в постель, чтобы устоять на коленях и не свалиться в бок.       «Нет, это было бы слишком просто… — промелькнула мысль в одурманенном рассудке. — Гораздо приятнее вот так иметь его и получать удовольствие, которого я был лишен двадцать лет…»       Тело брата было тугим, но благодаря тому, что Итачи не сопротивлялся, как Саске тогда, казалось очень гибкими и податливым. К тому же, скользилось весьма легко, он наверняка планировал это и подготовился заранее в отличие от глупого брата. Возможно, он даже прежде делал это с мужчиной, поэтому знал, как себя вести. Эта мысль одновременно выбешивала и наполняла звериным возбуждением, превращая Саске в настоящего безрассудного тирана. Этот акт длился дольше, чем два предыдущих, ведь теперь Саске не просто хотелось избавиться от тяжести в паху. Теперь он наслаждался каждым движением и стремился продлить их как можно дольше. Горячее, напряженное и вспотевшее тело Императора сводило его с ума, ему хотелось не просто проникать в него, но и касаться, однако Саске не позволял себе этого делать и не отрывал ладони от постели. Он больше не пытался задушить Итачи в подушках, но ненамеренно придавал этому соитию грубости и жесткости.       Сквозь туман в голове из ароматов благовоний Саске слышал собственные стоны, удивляясь, что вообще способен издавать подобные звуки. Итачи тоже порой со стоном выдыхал, двигаясь на кровати от его сильных толчков. Подходя к очередному финалу, младший Учиха инстинктивно ускорил темп и почувствовал, как тело брата расслабилось и обмякло быстрее его собственного. Он глубоко толкнулся в него, и тело податливо сжало его плоть, позволяя излиться до конца.       Испытав несколько сладостных секунд, Саске рухнул на брата, на этот раз и правда лишившись сил. Он тяжело дышал, не видел и не слышал вокруг себя ничего. Только ощущал под собой влажное тело, которое будто слилось с его собственным.       — Как бы ни бежал от себя, ты всё равно придёшь к этому, — через некоторое время услышал он приглушенный голос Итачи. — К своей истинной сущности, сущности Учих.       — Неправда… — прошептал юноша и почувствовал, как брат переворачивается вместе с ним, и теперь уже он нависает сверху. Его длинные волосы оказались полностью распущенными и сейчас лежали на плечах и груди Саске мягкими волнами.       — Это истина, которую ты отрицаешь, — продолжил старший Учиха. — Ты похож на меня больше, чем ты думаешь. Дай тебе власть и богатство, которыми обладаю я, ты бы действовал точно так же. Сейчас я наделил тебя подобной властью, и смотри, что ты сделал со мной, — он провёл по своему влажному бедру и усмехнулся.       — Нет, — Саске стиснул зубы, словно ему было мучительно слушать эти слова. — Это потому что ты всё начал. Я бы не поступил так, как ты со мной, потому что изначально у меня были совсем другие чувства к тебе.       — Другие чувства? — протянул Итачи.       — Это уже в прошлом, — Саске отвёл глаза в сторону, а после прикрыл их, стараясь не вспоминать о том, что он испытывал к брату до переворота. Эти чувства он вырвал с корнем тогда, девять лет назад, ведь Итачи оказался их недостоин. Его опустошенное тело вновь требовало чего-то, но Саске даже не смел шевельнуться, пока брат лежал на нём. Однако это не продлилось долго. Итачи отстранился, затем поднялся на ноги и куда-то отошёл. Он не стал надевать своих шелковых одежд, и Саске впервые поразился тому, какими же длинными стали его волосы. Они спускались ниже ягодиц и полностью покрывали его спину. Последний раз, когда Саске видел его во дворце, у наследного принца был лишь небольшой хвост, доходящий до лопаток. Теперь же он чаще всего носил пучок или прятал свои роскошные волосы под императорским головным убором.       Когда Итачи вернулся, в его руке было две чаши. Одну он выпил сам, а другую поднёс к губам Саске и начал медленно вливать её. Это было то же лёгкое вино, которое юноша вкусил после пробуждения. Внезапно почувствовав жажду, Саске припал к чаше и тут же осушил её. Голова немного закружилась, запахи в комнате как будто усилились. Юноша отстранился и уронил голову на подушку, ощущая, как новая волна тепла начала разливаться по всему телу.       — Тебе понравилось, Саске? Брать меня, — властный голос Итачи уже казался какой-то иллюзией, отделенной от реальности. Саске не знал, как, но его губы сами собой прошептали «да».       — Знай же, что мне было так же хорошо, как и тебе, несмотря на твою грубость и желание причинить мне боль, — дыхание брата коснулось его губ, а его тело Саске почувствовал между своих ног. — Ты подарил мне удовольствие, и я отплачу тебе тем же.       — Нет… — попытался воспротивиться он, но руки брата оказались сильнее его слов и с лёгкостью развели его колени в стороны.       — Смотри на меня, Саске, — он стиснул рукой его подбородок, чтобы юноша не мотал головой из стороны в сторону. — Смотри мне в глаза… — младший Учиха вопреки своей воле выполнил этот приказ, и когда их взгляды столкнулись, он снова впал в оцепенение, не в силах видеть чего-либо другого, кроме этой шоколадной тьмы.       Итачи входил в него медленно. Так медленно, что эти ощущения никак не вязались с тем, что тогда произошло в купальнях, и это соитие стало для Саске чем-то иным, не вызывающим отвращения и неприязни. К тому же, смотря Императору в глаза, он испытывал непостижимое гипнотическое чувство, которому не мог сопротивляться и которое было для него чем-то сокровенным. Итачи прервал их зрительный контакт и прикрыл глаза, оказавшись полностью в теле брата. Младшего Учиху тут же наполнили другие ощущения, словно ниточка оборвалась, и он полетел в пропасть. Туман перед глазами стал ещё сильнее, они сами собой закатились, и полное погружение в небытие только обострило все чувства. Его тело наполнилось ужасно сильным вожделением, но оно несколько отличалось от того, что Саске испытывал ранее. Если та похоть была кипящей и пронзительной, превратившая его в неистового зверя, то теперь она казалось густой, как мёд, и такой же сладкой. Ей хотелось наслаждаться постепенно, познавать все грани, рассматривать все оттенки и погружаться бесконечно.       Какая-то часть разума Саске понимала, что именно этого он хотел избежать больше всего. Что всеми правдами и неправдами стремился избежать нового совокупления с братом, бежал от этого, пытался забыть, был готов даже лишить себя жизни… И всё же, оказался в его постели. Как бы ни парадоксально это было, теперь, имея огромную силу, у него не возникло даже мысли о том, чтобы воевать или бежать. Ему хочется только одного — насладиться этим сполна.       Ему казалось, что он слышал звуки музыки, хотя скорее всего это было его воображение, ведь единственное, что он мог слышать, это дыхание Итачи, которое порой раздавалось у самого уха. Оно было прерывистым и неровным, и Саске никак не мог поверить в то, что его бессердечный брат вообще может дышать. Или в то, что его вечно холодный надменный взгляд может так прожигать, а тело буквально плавиться от обуреваемой страсти.       Осторожность Итачи вскоре сошла на нет, его движения становились резче и грубее, всё больше напоминая об их первом соитии. Однако теперь они приносили совсем иные ощущения. Большей частью потому, что между их телами появилась гладкость, которой не было прежде. Саске не видел, но догадался, что наверняка он использовал какое-то масло. И для себя, и для него. Бёдра младшего брата, да и всё тело, напрягались сильнее, принимая эти толчки, а юноша, одурманенный благовониями, не смог сдерживать звуки, рвущиеся из груди. Жар, который охватывал его тело, казался в несколько раз сильнее того, что придавал ему ярость. Чувство наполненности, прежде омерзительное ему, сейчас ввергало его в настоящий экстаз. Он откинул голову назад и, совсем как брат, вцепился пальцами в подушку. Едва осознавая себя и проклиная Итачи за то, что тот оказался прав. Ведь сейчас Саске на собственной шкуре испытал то, что его брат некоторое время назад. Но в отличие от Итачи, устроившего всё это, младший Учиха, застигнутый врасплох, не мог себя контролировать. Тело содрогалось, мысли окончательно исчезли, уступив место поглощающему удовольствию. Сквозь дурман Саске слышал собственный голос и едва узнавал его. На одном из толчков, который был особенно приятным, его руки сами собой вздрогнули и вцепились в плечи любовника. Он сделал это неосознанно и также неосознанно всё крепче и крепче сжимал его в объятьях, желая ещё больше ощущать это тело. Итачи опустился ниже, хотя двигаться так было тяжелее, и всё же он тоже подчинился своему желанию. Их лица оказались почти напротив, и Саске ощутил обжигающее дыхание на своём подбородке. Старший Учиха склонил голову ниже и коснулся губами его плеча. Саске почувствовал несильный укус, и это окончательно заставило потерять голову. На последних секундах он едва осознавал себя, но ещё меньше узнавал того человека, который отчаянно прижался к нему, словно хотел никогда не выпускать его из объятий.       Опутанный ароматами и ощущениями, Саске обмяк на постели погрузился в очередную иллюзию. Он подумал, а что было бы, если бы не произошёл тот ужасный переворот? Если бы отец спокойно передал трон Итачи, или тот так бы и остался наследным принцем? Какими бы тогда были отношения между ними? Ненависти и ярости не из чего было бы рождаться, а чувства, испытываемые к брату в детстве, были совсем иными. Но какими? Саске хорошо их помнил, как ни пытался забыть. И сейчас в этом призрачном наслаждении воспоминания о них стали ещё ярче. Саске вспомнил все их тренировки, их совместные вечера, проведенные за музыкой или каллиграфией, их участие в церемониях, прогулки верхом и даже просто обеды… Всё это теперь было безвозвратно утеряно, но если бы прошлое изменилось, был бы взгляд Итачи так холоден и жесток? Сколько Саске себя помнил, он никогда не замечал жестокости в своём брате. Расчет — да, необходимость — да, но не жестокость. Причем, к самым близким людям, особенно, к младшему брату, которого он всегда баловал. Если бы всё изменилось, чувствовал бы он его объятья и теплоту в голосе, произносящем его имя?       — Саске…       Пальцы заскользили по его горящим щекам, и юноша медленно открыл глаза. Он уже практически не отличал реальность от иллюзий, поэтому не мог сказать, происходило это на самом деле или разум, окутанный ароматами благовоний и вином, внушил то, что он хотел видеть. Образ Итачи был подёрнут дымкой, отчего казался таинственным и даже мистическим. Пряди его длинных волос спадали с плеч, глаза смотрели прямо, но без привычной надменности. В руках он снова держал две чаши вина. Саске даже не помнил, как он сел, взял одну из них и осушил практически залпом. Пустая чаша выскользнула из его пальцев, упав на пол. А он как завороженный не мог отвести взгляда от глаз и губ Императора. Он казался Саске нереальным, словно братом из того будущего, которое он потерял, поскольку взгляд был непривычно тёплым и игривым, а губы сдерживали лукавую улыбку. Младший Учиха даже вытянул руку, чтобы коснуться его лица и развеять эту иллюзию, но когда кончики пальцев дотронулись до живой плоти, он испугался и хотел было её отдёрнуть, как Итачи схватил его за запястье и рывком потянул на себя. Саске упал практически в его объятья, снова испытывая реальные ощущения горячего тела. То ли от них, то ли от вина, но его бросило в такой жар, что он чуть не задохнулся от кипящей крови и чувств. Он впился пальцами в плечи брата, прильнул губами и зубами к его шее, пытаясь укусить, но Итачи практически силой отдёрнул его от себя и, кажется, поцеловал в губы. Хотя младший Учиха был не уверен, что они вообще целовались этой ночью. Ведь кроме как на животное совокупление, они были не способны ни на что.       Что было дальше, Саске плохо помнил. Кажется, некоторое время он так и сидел на бёдрах Итачи, вновь ощущая его естество в себе. Старший брат слегка двигался, заставляя младшего приподниматься и опускаться, но большей частью они просто сидели, напитываясь этим ощущением соединения их тел. Затем Саске снова лежал на кровати, цепляясь за края подушки и ощущая, как Император прижимается к его спине, навалившись сзади. Сколько раз они это сделали он тоже не мог сказать, но даже потеряв все силы и утолив похоть, Саске никак не мог отпустить брата. Ему не хотелось, чтобы это видение когда-либо заканчивалось, он не хотел снова возвращаться в реальность и ненавидеть высокомерного Императора со своим ледяным взглядом. Он хотел остаться здесь, в этой комнате, с этими дурманящими запахами и этим пьянящим вином. Вместе со своим братом, которого он потерял.