Светлая королева

      — Щенок?! — от недоумения и неожиданности, слишком неохотно уступающих место восторгу, голос Лайи прозвенел удивлением. Локид мгновенно отступил на шаг, словно сам вопрос, содержащий единственное слово, отогнал его прочь. Крохотный комочек в руке Лайи едва слышно пискнул, слепо ткнулся вислоухой мордочкой в изгиб держащих его пальцев и затих. В одно слишком резкое мгновение, будто кто-то или что-то насильно заставило его умолкнуть, лишив самой способности издавать звуки. Больше интуитивно, чем осознанно девушка притянула нежданный-негаданный подарок к груди, нарыв другой рукой. В это же время отдалённая от них многоликая толпа наблюдателей взорвалась гулом, в котором ощущалось летальное неодобрение вперемешку со стремительно пропитывающим воздух осуждением. Прежние опасения Ноэ в считанные мгновения обрели для Лайи совершенно иной смысл и, как она и предполагала, заставили её, даже не зная точной на то причины, пожалеть, что она не прислушалась к просьбе беса о приватности. Для Дракулы же все церемонные промедления и показушные сомнения моментально отодвинулись за воображаемую грань. Раньше, чем Локид успел преподнести ему цилиндр, он сам подался вперёд, запустив руку внутрь и без малейших колебаний рывком извлёк наружу поочередно ещё двоих — уж кто бы сомневался — щенков. Обоих угольно-чёрных, неестественно однородным окрасом своим отражающих закипающую во Владе ярость очередного осознания: крепнущее среди тёмных осуждение Локида за его «подарок», отбойным молотом ударяющее о выставленный ментальный щит, было более чем справедливо, имея под собой уже не просто почву, а полноценную гранитную породу. Единственное, что сдерживало Дракулу от ожидаемой наблюдателями реакции, — кары за очередной проступок, — живая, а потому непозволительно хрупкая плоть в его руках, на уровне первичного инстинкта борьбы всего живого за существование трепещущая от ужаса перед неминуемым. Прикрыв глаза, чтобы не позволить визуальной составляющей провоцировать себя ещё сильнее, Влад сделал глубокий вдох и медленный, с тихим присвистом от усилием подавляемых эмоций, выдох, успокаиваясь и беря бушующие внутри и снаружи потоки энергии под ещё более жесткий контроль. Затем, с тщательно выверенной силой хвата, взял обоих созданий одной рукой и приподнял, рассматривая их снизу вверх и лишний раз убеждаясь, что Ноэ в очередной раз превзошёл самого себя в способности игнорировать все мыслимые запреты, поступая им прямо противоположно. Ещё совсем незрячие, воспринимающие окружающий мир исключительно через запахи и звуки, слишком маленькие, чтобы успела сформироваться прочная привязка их новорожденных душ к материальному миру. Не без внутренней настороженности Лайя наблюдала развитие событий. Это же делали и все остальные, но лишь ей, сидящей по правую руку от своего мужа, было позволено видеть, насколько трепетно он обращался с живыми существами, несмотря на убийственную злость, плещущуюся внутри него и грозно скалившуюся в неодобрении. Слишком явно в нём было опасливое нежелание даже смотреть на щенков, не то что прикасаться к ним, но, несмотря на это, Влад не держал их за шкирку, наглядно демонстрируя своё презрение, он в отвращении не швырнул их обратно дарителю, веля убираться прочь вместе с подарком. Но это не значило, что он одобрял или испытывал хоть толику приязни. И Лайя всё ещё не могла определить причину его гнева. Необычный подарок — да, особенно, на фоне всех предыдущих, но ведь это всего лишь… Слабое шевеление у собственной груди прервало почти сформировавшуюся мысль, заставив девушку перевести взгляд к кокону из рук. Рассмотреть внимательнее, оценить. Пусть её детство и прошло в тесном соседстве с природой, на ранчо, однако собак родители никогда не держали и сама она крайне мало интересовалась этой темой, а теперь откуда-то была уверена, что этим несчастным малюткам ещё слишком рано быть оторванными от матери, к тому же брошенными в безусловно враждебный для них тёмный мир. Потусторонний, неживой… Придя в своих мыслях к этому заключению, Лайя вскинула лучащийся подозрением взгляд. — Ноэ, они… мертвы? — вопрос прозвучал предельно конкретно, хотя в голове по-прежнему отчаянно сопротивлялось укладываться, что Локид мог так хладнокровно обречь на неминуемую смерть едва родившихся щенят. — Ты что наделал?! — сама не заметила, как её голос зазвучал громче, гранича с требующим немедленного признания криком. — Как ты… Но ведь не мог. Не стал бы… — Хоть я и бес, Ваше Величество, но живодёром могу стать лишь в случае крайней необходимости, без удовольствия и не перед Вами. Уверяю, королева, на данный момент все три хвоста живы и исключительно здоровы. Не считая небольшой генетической перетасовки, подарившей экземпляру в ваших руках чистейшую белую масть, для карпатской овчарки не характерную. — Это тебе не коты, Локид! — ничуть не удовлетворившись объяснением, вмешался Влад, без предупреждения вручив обоих щенков Лайе и тем самым окончательно освободив себя от необходимости сдерживаться. Достигшее пика неодобрение в его голосе стремительно перерождалось в вибрирующий гнев. — Тебе прекрасно известно, что у собак нет способности прыгать между измерениями без последствий. Кто-то раньше, кто-то позже — они сдохнут в ближайшем будущем, если останутся здесь, — искоса взглянув на жену, от его слов лишь крепче прижавшую к себе щенков и оборонительно занёсшую над ними руку в инстинктивной попытке укрыть от невидимой опасности, Дракула стиснул челюсти, понимая необходимость следующего своего действия и одновременно страшась его. Медленно, чтобы не напугать и не задеть искрящей вокруг него энергией, Влад наклонился к Лайе, но тут Ноэ вновь подал голос: — Я бы с удовольствием вручил вам их по другую сторону реальности, чего изначально ни от кого не скрывал. Но даже с учётом, что они всё-таки здесь, я не планировал оставлять живых на стороне неживых надолго. Лишь хотел представить питомцев хозяевам и познакомить с будущим местом обитания, дать понюхать и запомнить флюиды эфира… Как вижу, им вполне понравилось, — удовлетворённый чем-то, лишь ему известным, Ноэ осторожным кивком указал на Лайю и прижатых к ней щенят. Делая всё возможное, чтобы не дать выдоху подняться к горлу упреждающим рычанием, Влад поспешил перенаправить эмоции в иное русло и повёл по воздуху напряжённой рукой, старательно придавая наполняющей его энергии материальное воплощение, соответствующее образу в мыслях. — Мог бы просто… — рискнул Локид, едва успев сориентироваться и в последний момент подставить ладони под уже собирающуюся отправиться в свободное падение корзину, прямо на его глазах простеленную изнутри отрезом мягкой ткани, материализованной вслед за корзиной из пустоты, — меня попросить… — начав полушёпотом, в конце фразы бес вовсе стих под окатившим его ледяной волной взглядом. Предпочтя не уточнять единственно вероятное назначение предмета, демон молча преподнёс его королеве. — Душа моя, безопаснее всего будет, если сейчас именно ты вернешь наш подарок, — Влад стиснул челюсти, борясь с очередной накатывающей волной, но при этом не переставая буравить взбалмошного беса взглядом в попытке понять, чего тот добивался. В очередной-то раз! — В приемлемые для него условия. Что с ним делать, мы решим позже. Не без опасения за то, что могло случиться, если она хоть на мгновение оторвёт от себя пока ещё живых щенков, под взглядом голубых глаз Лайя всё же опустила их в корзину, которую тут же перехватила сама, почти грубо вырывая из рук услужливо держащего её демона. Едва перестав быть полезным, тот отступил в низком поклоне, а потому не заметил, хотя, наверняка, почувствовал на себе осуждающий, полный разочарования взгляд. Истинную причину одолевших её чувств, передавшихся ей от мужа, как и причину его столь категоричного недовольства подарком Лайя пока не могла назвать, но и игнорировать не могла. — Прежде, чем твоими стараниями королева вынуждена будет нас покинуть, Ноэ, будь любезен, объясни ей, ограничившись фактами, собственное мнение оставив при себе: почему твой подарок — худший из возможных? В тех исключительных случаях, когда Влад лишался возможности выразить свою злость физически, он делал это вербально, каждое своё слово оборачивая метким ударом копья по чужому самолюбию, уважению и репутации. По-прежнему не видя лица Ноэ, Лайя смогла расслышать скрежет его сжавшихся челюстей. Самолюбие демона явно пострадало. На глазах у всех, кто с нетерпением ожидал его падения. — Потому что живые души не преподносятся в дар, — ответил Локид после некоторого молчания, и вопреки ожиданиям, с его стороны это была не попытка оправдания или раскаяния, а голый факт, будто бы методично зачитанный из какого-нибудь сборника законов. — Они могут быть приобретены посредством сделки, двустороннего договора или добровольного обмена и забраны в тёмный мир только после смерти. — Что и требовалось доказать — законы тебе известны лучше, чем мне, — голос Влада в установившейся гробовой тишине прогремел раскатом. Лайя, которая одновременно и понимала необходимость, и опасалась уйти, повернулась к мужу, вставая между ним, Ноэ и многочисленными отстраненными за грань наблюдателями так, чтобы без прикосновений и вербальных просьб обратить на себя его внимание. Молча, одним взглядом, доступным лишь ему, она просила его не делать поспешных выводов и, что важнее, не совершать поспешных действий, о которых часть его неизбежно пожалеет, вне зависимости от того, насколько правильными сочтёт их другая его часть. Если Ноэ и ходил в очередной раз по грани дозволенного, то, по крайней мере, он заслуживал шанса на объяснение. И это объяснение Лайя непременно хотела лично услышать. В руках у девушки была корзина, что исключало объятия и сводило к минимуму возможность прикосновений, но Влад всё равно подошёл к ней так близко, как мог, и протянул руку к её лицу, тронув пальцами её щеку, в этом исполненном нежности лёгком касании находя успокоение всему тому, что бушевало у него внутри. — Не бойся, любовь моя, в твоё отсутствие никто не пострадает, обещаю, — он прошептал это ей одной, приобнял за плечи, осторожно развернув лицом к залу и, будто в качестве наглядной демонстрации, провозгласил: — Живые — миру живых! Разъясняю первый и единственный раз: ни одна душа, принадлежит она зверю, человеку или тёмному, не станет служить мне, не выразив на это своего добровольного согласия! Что касается тебя, Ноэ Локид, — Дракула смерил демона взглядом, — по возвращении королевы я жду объяснений твоему своеволию. Пока же, — он приглашающе отвёл руку в сторону, указывая на свободные, до сих пор ещё никем не занятые места по левую сторону трона, — располагайся! — предвосхищая очередную волну недовольства, Влад обратился к вновь поднимающим протестующий рокот гостям. — Мест немного, но, как видите, все они вакантны. Цена каждому — не статус и не сила стремления, заняв его, выслужиться передо мной. Цена — всего лишь деяние, в котором каждый из вас этой ночью вправе признаться вслух. Прошу! — в приглашающем жесте Влад развёл в стороны руки. — Кто из вас, мои клявшиеся в верности подданные, рискуя своим собственным существованием, осознанно нарушил непреложные законы паритета сил, чтобы спасти душу вашей нынешней королевы? Кто из вас выбрал беспрекословно повиноваться моим приказам, даже когда я был лишь марионеткой Шакса? А кто помог вашей нынешней королеве отыскать меня в чужом для неё мире и принести мне оружие моей победы? М? — Дракула приподнял бровь. Вибрации его мощного голоса распространялись волнами, ударялись о препятствия и отражались от них, не позволяя словам затеряться в бесконечности пространства. — Быть может, среди вас найдутся хотя бы те, обладающие самоконтролем, кто не стремился попасть в мир людей до прямого приказа от главнокомандующего и объявления войны? Кто сумел обуздать тёмные инстинкты перед стражами Его Престола и проявил к ним должное уважение? Каждый вопрос метко брошенными снарядами вонзался в неодобрительно гудящую толпу, постепенно заставляя её умолкнуть. Наконец, в установившейся мёртвой тишине Дракула перевёл ничуть не потеплевший, обдающий холодом взгляд на Локида и бросил в массы свой последний, самый провокационный вопрос, столь же двойственный в своём значении, как и его нынешняя венценосная сущность. — Кто из вас, зная или подозревая достаточно о моей природе, о природе королевы, хотел бы преподнести нам что-то потенциально более ценное, чем груды металла, обагрённого кровью и отмеченного смертью? Вперёд же! — призывал Дракула, пока голос его наполнялся двойным звучанием повелительных нот. — Выйдите ко мне, покажитесь, назовите себя! Займите заслуженное место рядом! Без подспудного опасения сгореть в свечении моей ауры! — выждав время в молчании, не нарушаемом ни движением, ни дыханием, Влад продолжил: — Или мне поименно назвать каждого, для кого предназначены эти места? Чтобы ни у кого не возникало ни соблазна приобщиться к чужой славе, ни повода для ложной скромности? Которая всё равно не создаст вам репутации лучшей, чем вы уже себе заработали, Советник Септентрион. Названное имя громыхнуло раскатом, вознеслось под невидимые своды, а затем обрушилось лавиной на всех тех, кто услышать его не ждал. Вжатая в общий ментальный фон заинтересованность вновь выпустила свои щупальца, одно за другим, с осторожностью исследуя пространство в поисках обладателя прозвучавшего имени. — Умеешь ты переключить внимание, однако, — осмелился прокомментировать Локид, когда коллективный, давящий критической массой интерес к его персоне ослаб, в одночасье превратившись в лёгкий фоновый шум, так что он почти перестал ловить на себе ежемоментно стремящиеся забраться под кожу взгляды, в лучших традициях исполненные завистью и её неизменной спутницей — злобой. — Когда не намерен ни с кем его делить, — как лезвием, полоснул Дракула и властной поступью вернулся на трон, не оставляя Локиду иного выбора не быть придавленным к земле превосходящей силой, кроме как тоже сесть, заняв предложенное ему место. — А прямо сейчас ты мне нужен целиком и полностью, — уперев локоть в каменный подлокотник, Влад полуобернулся к собеседнику, демонстрируя готовность слушать. — Потому что я хочу во всех подробностях узнать, какая часть из моего безусловно тебе известного принципа не заводить себе рабов тебе до сих пор не ясна, Ноэ. Какого… — но он не закончил, потому что подходящих ругательных синонимов взамен абсолютно неподходящих «чёрта» и «дьявола» в его многовековом и мультиязычном словарном запасе так и не появилось. — Если такова твоя месть за мой самоотвод от участия в семейных склоках, то я не впечатлён. В отличие от всех тех, кто ждёт не дождется твоей казни! — И не надеялся, — отверг догадку Локид, не желая даже мельком касаться темы, потому сразу же её переводя: — А вот на то, что, заняв трон, ты станешь хоть чуточку прагматичнее в отношении собственной персоны, небольшая надежда была. Да сплыла! Ведь ты по-прежнему думаешь на десять шагов вперёд ситуации и ни на пол-хода — вперёд самого себя. А стоило бы, Ваше Величество! Ведь важность твоей жизни сложно недооценить и абсолютно невозможно переоценить. Охрана тебе необходима! От неожиданности заявления Влад только коротко рыкнул, так и не решив, злит его утверждение или смешит своей абсурдностью. Кроме того, что никакая «охрана» никогда не смогла бы встать вровень с его собственными возможностями, ничто и никто не выдержит постоянно находиться рядом с ним. Кроме… его же собственной или сходной по уровню энергии, что идеально вписывалось в долгосрочный план Ноэ и стремление Влада не дать этому плану хода, пока это еще представлялось возможным без ощутимых последствий. — Я не назначал тебя ответственным за штат моего ближайшего окружения, Локид. Инициативу в данном случае не одобряю. И впредь вне чрезвычайной ситуации настоятельно прошу тебя не нарушать границ компетентности. Рука легла на плечо отсутствующей тяжестью. Осторожно, предупреждая, в ожидании, пока он закончит говорить, а затем увереннее, сминая мантию, покрывающую наплечник. Не оглядываясь, Влад поднял руку к плечу, переплетая пальцы, окунаясь в ощущение её присутствия. Лайя торопилась, как могла, не позволив себе задержаться даже для того, чтобы удостовериться, что щенки в порядке. Разумеется, Владу она верила, но обстоятельствам — нет. И пропускать важные подробности ей не хотелось, в том числе и те, в которые муж не захотел бы ее вмешивать. По старой привычке, когда они оба были другими. — Ноэ, верно ли я поняла, что жизнь Влада как-то связана с подаренными тобой щенками? Услышала, значит. И, разумеется, заинтересовалась, а как иначе?.. Влад сжал челюсти, впервые задумавшись о своей чрезмерной лояльности к другу и его бесцеремонным сюрпризам, распространяющимся отныне не только на него одного. — Если моя жизнь с кем-то и связана, то только с тобой, душа моя, — игнорируя факт, что вопрос был адресован не ему, и то, что они не одни, Дракула привлёк жену в объятия, лишая равновесия и бесцеремонно сажая к себе на колени, а, стало быть, на свой трон на глазах у всех наблюдающих. — По ту сторону всё спокойно? — не то чтобы Влад сам не отслеживал обстановку, но ему важно было услышать мнение Лайи. — Да… — девушка отметила виртуозность смены темы, но прямо сейчас не видела ни возможности, ни большого смысла настаивать, а потому позволила, тут же ощутив безмолвный прилив благодарности, окутавший ее объятиями поверх удерживающих её рук. Я оставила малышей с папой, ему как раз не помешает отвлечься, пока нас нет. — С… папой? — едва собираясь взять услужливо преподнесённый улыбчивой служанкой бокал, Локид резко передумал не только флиртовать, но и занимать рот чем-то, что отсрочило бы выяснение подробностей, сжав пальцами пустоту. — Погодите-погодите! То есть я принёс за грань щенков — и вы оба заочно сочли меня безжалостным убийцей. А тут у нас, оказывается, гостил действующий Магистр Ордена собственной персоной! Живой человек среди… не совсем подходящих под определение «живых» тёмных! Единственное, что помешало Ноэ искренне оскорбиться, взгляд Влада: «Границы компетентности, Локид. Не забывайся», — мыслями. — Магистр лично просил меня, я позволил, — вслух. — От начала и до конца я знал о его присутствии, обеспечивая его душе защиту. Это не то же самое, что притащить сюда новорожденных, во всех смыслах невинных существ, едва успевших вдохнуть жизнь. Стараясь избежать направленного воздействия, граничащего с невыносимым, Ноэ потупил взгляд. Но не смолчал, зная, что если промолчит сейчас, дальше говорить будет просто не о чем, и без того хлипкая нить взаимосвязи оборвётся, и ему останется просто сидеть, отсчитывая мгновения до конца… позора? Дружбы? Пытки?.. — Не положено на поклон к Королю без подарка, а ты бы в итоге всё равно призвал меня, когда закончилось бы оправданное дружбой терпение ждать. Мне просто интересно, — желая хотя бы попытаться увидеть больше, чем будет сказано вслух, перед тем, как спросить, демон поднял глаза. — Что ты ждал от меня получить? Ведь что-то же ждал, непременно, не мог не. Очередное оружие в коллекцию, которым ты никогда не воспользуешься, потому что оно тебе не нужно? Очередной артефакт, который заиметь в единоличное пользование безусловно приятно, как нумизмату — редкую монету, но при этом совершенно бесполезно с практической стороны? — Поэтому со всей своей изощренной фантазией ты не придумал ничего лучше, чем подарить мне души, — Дракула не спрашивал — оглашал свершившийся факт, предпочитая вовсе исчерпать разговор, пока он не вышел на уровень называния явлений своими именами. — Посмею заметить, не тебе одному, и мнение королевы относительно подарка я тоже хотел бы услышать. Влад бросил на демона предупреждающий взгляд вскользь, советуя или вовсе оставить тему, или очень тщательно следить за дальнейшими словами. Впрочем, вряд ли хоть одно из них из них могло перевесить его сложившееся не на пустом месте мнение. Его Дракула и озвучил: — Какими бы благими ни были намерения, а цель — благородной, я никого не сделаю рабом своей воли! — повторил не в первый раз, будучи уверенным, что теперь-то, учитывая его положение, не придется. — На этом тема закрыта, Ноэ. — Не пойму, что тебе мешает не воспитывать их как рабов! — не унимался бес. — Взрасти любимцами, чеши за ушком, учи командам в свободное время и корми вкусняшками. И в нужный момент без всякой ментальной привязки и подчинения они сами перегрызут за тебя глотку любому, о ком ты подумаешь, как о враге, став для тебя дополнительным средой сенсорной информации и помноженной на три мышечной массой, предоставляющей тебе самому большую свободу без ущерба безопасности. Я для того вам их слепыми и преподнёс. Следовало ожидать. Ноэ не уймётся и идею на полпути реализации не отпустит, если не осадить прямолинейно и жёстко. Наверное, стоило так и поступить, но раньше. А сейчас… сейчас, когда Лайя всё поняла, момент был упущен. Вид крохотных беспомощных щенков, умещающихся на пол-ладони, чьё живое тепло девушка до сих пор фантомно ощущала у себя под грудью, куда тыкались в поисках защиты их мордочки, никак не вязался с образом адских гончих, хотя в ту же секунду, как она увидела всех троих, ещё даже не получившая подтверждения ассоциация прочно закрепилась в её сознании. Теперь, после слов Ноэ, недостающие куски информационного пазла встали на место. Где-то на один уровень с мыслями о мифическом трёхгавом Цербере, светящейся в ночи собаке Баскервилей и гораздо более реальной гончей Шакса, что всегда была с ним, являясь безропотным вершителем его воли. — …Чтобы они не познали никакой другой привязанности, — из глубины своих собственных размышлений Лайя продолжила слова Ноэ. — Убили за хозяина и умерли за него. — Или жили вечно, если хозяин с хозяйкой пожелают взять их с собой за грань, когда их время среди живых истечёт, — под осуждающим взглядом Лайи Ноэ поднял руки раскрытыми ладонями, показывая, что готов отступить. — Это всего лишь варианты, а не руководство к действию, — Локид многозначительно взглянул на Дракулу. — Но если однажды ты придёшь за мной сам, а не пришлёшь их по мою отсутствующую душу, я приму это как твоё запоздалое признание, что с подарком по случаю коронации я всё-таки угадал. — Ты слишком много шутишь, Ноэ, — Влад шумно выдохнул, осознавая необходимость отпустить ситуацию и не вступать в дебаты о том, насчёт чего их мнения всё равно не сойдутся. По крайней мере, не в обозримом будущем. — Это несерьёзно. — Зато ты слишком серьёзный — я про это тебе уже шестой век говорю. И это не смешно, — Ноэ поморщился. — Но я, пожалуй, выпью за ещё шесть, — он привычно щёлкнул в воздухе пальцами, рассчитывая материализовать бокал, но, к его безмерному удивлению, ничего кроме звонкого звука у него не вышло. — Сегодня я угощаю, — пояснил Влад на повисшее в воздухе глухое недоумение, и протянул бесу только что возникший в его руке кубок. Другой, более изящный, на высокой тонкой ножке, обвитой серебряного цвета драконьим хвостом, он преподнёс Лайе. Та, улыбаясь, приняла. — За ещё шесть, возведённые в бесконечную степень, — закончил свой тост Локид и поднял кубок, не заметив скользнувшего по нему взгляда, замутнённого воспоминаниями, пробудившимися от вечного сна в подёрнутом мраком веков сознании Дракулы. Лайя, по откликнувшейся в памяти прошлого формулировке фразы осознав, куда смотрел муж и кого он видел рядом с собой в это самое мгновение, чуть сильнее сжала обвивающую её руку. Да, те, кто был однажды нам дорог, даже не обладая бессмертием, иногда обретали шанс на краткий мир вернутся к нам через слова и поступки других. Исподволь напоминая о той единственной форме абсолютного бессмертия, не подвластной никакой силе. — Знаешь, когда у тебя на руках сидит призванная госпожа твоего сердца, а ты так смотришь, — выдержав паузу, Ноэ с заметным трудом проглотил выпитое, — на меня, мне становится не по себе. Прекращай! Я уже подавился, — демон притворно закашлял в ладонь. Лайя засмеялась, а Влад улыбнулся уголками губ, поспешно сморгнул ожившее воспоминание и отвёл взгляд, не прекращая поглаживать талию любимой в том месте, где его рука держала её, прижимая к себе и ревностно не желая отпускать. — Ваши Величества! В поле зрения возник ещё один завидный обладатель места близ трона, и отпустить жену, позволив ей подняться с его колен, Владу нехотя пришлось. Не из беспокойства о личном, не из стеснения, рабом которого никто из них не был, из чисто технического удобства общения. — Советник Септентрион! Вам столь скоро удалось пробиться сквозь толпу завистников! — Дракула двусмысленно улыбнулся, приглашающе указывая рукой. — Прошу. Разумеется, если ваш ученик не против соседства с наставником в исключительно неформальной обстановке. — Благодарю, Повелитель! — демон ответил с поклоном, однако, не двинулся с места. — Я к вам с важным сообщением от начальника тюремной стражи, — Септентрион перевел взгляд правее трона Дракулы, не вполне уверенный, позволено ли ему оглашать подробности при королеве. — В любых обстоятельствах, — опроверг сомнения Влад, понимая, что в будущем пожалеет об этом своём распоряжении не раз и не два, но иначе поступать с Лайей он при всём отчаянном желании позволить себе не мог. Ведь если он сам не станет считать её себе равной, как сможет требовать подобного от остальных? А это должно было стать аксиомой, за малейшие сомнения в которой он убьёт без долгих разбирательств. — Гости вскоре прибудут к порталу с внешней стороны и будут готовы предстать перед вами, Повелитель! Герцог Барбатос однако просил снять с него ответственность за дальнейшее сопровождение подопечных в том случае, если он не сможет сделать это самостоятельно. — Его вмешательство не потребуется, — заверил Дракула, принимая информацию к сведению. — И расслабься ты, наконец, Септентрион. С этой минуты ты мой гость, а не гонец с доносами. Кому надо, пусть приходят и докладывают сами, портал общедоступен и открыт не праздной демонстрации ради. А ты сядь и насладись вечером! Уверяю, ты ещё будешь впечатлён. — Ничуть не сомневаюсь в этом, Повелитель, — ответив поклоном, демон обменялся взглядом с Ноэ, вместо вожделенных ответов прочтя в разноцветных глазах одни лишь встречные вопросы, внушающие ещё меньше доверия, чем во времена его бунтарской юности, каждым дерзким взглядом обещающей те ещё впечатления. Лишь в одном его молча убеждал ученик: «Прими приглашение. Останься и просто наслаждайся зрелищем, чтобы потом из первых уст сообщить обо всём Пандемониуму. Что бы ни происходило дальше, если Влад принял решение, проще цепную реакцию прервать, чем его остановить», — закончив мысль, Локид расслаблено откинулся на спинку кресла и тихо кашлянул, продолжив уже вслух: — Хотелось бы самую малость конкретики, Ваша Светлость, — бес отмерил пальцами расстояние в полдюйма и наглядно показал. — Са-а-а-мую малость. Небольшой спойлер, — наверняка, он бы и не помыслил нарываться, если бы все те же вопросы, что не давали покоя ему, он не считывал прямым текстом с лица Лайи. — Я то думал, все гости сегодняшнего мероприятия уже перезнакомились друг с другом раз по десять, а тут, оказывается, ещё есть опоздавшие. Какое возмутительное неуважение! — бес расплылся в фирменной улыбке. Влад отразил её почти зеркально, и Ноэ поспешно отвёл взгляд, схватившись за свой кубок, чтобы переключить внимание. — Видишь ли, — Влад продолжил светским тоном — своим обычным спокойным голосом, пока его рука вслепую нашла руку Лайи и чуть сжала. — Так вышло, что возмутительное неуважение в данной ситуации проявил именно я, опрометчиво забыв о той части своих поданных, ограниченных свободой, которая не имеет возможности меня должным образом приветствовать. К слову, Прокул ничего тебе не рассказывал о волнениях в Сонной пустоши? — Лишь о том, что, уничтожив Источник, ты ограничил адитумам их силу. Я не то чтобы внимательно его слушал, так что не связал одно с другим, хотя теперь понимаю, что стоило бы поменьше отвлекаться на личное, — Локид выдержал паузу и, чтобы не совсем плашмя ударять лицом в грязь некомпетентности, попытался систематизировать имеющуюся у него информацию, которую на момент получения он посчитал бесполезным мусором, пока не грянул гром. Причём, вполне себе буквально грянул. — Так, допустим, что деда я всё-таки слушал периферией сознания. И… чего же хочет наш коллективно очнувшийся от анабиоза бешеный зверинец? — в данном случае Ноэ решил последовать прежде данному Владом совету осторожнее выбирать слова, потому как королева пока была способна понять далеко не всё. Дракула поднял свой пустой кубок, не спеша его наполнять и, абсолютно спокойный внешне, ответил: — Амнистии. Локид успел вообразить себе множество интересных сценариев, но услышав единственный, предельно конкретный, подумал на долю секунды, что Влад пошутил. Или что его слух подвёл. Что из этого менее невероятно, Ноэ предполагать не рискнул. — Чего-чего?.. — он хохотнул. Хотел весело, а получилось почему-то нервно. — Ты расслышал, — Влад легко качнул в его сторону кубком, а затем обратился к Лайе. — Душа моя, тебе с нами не скучно? — его оценивающий взгляд заскользил от лица вниз, после чего он поднёс их соединенные руки к своим губам, касаясь кожи в нежном поцелуе. — Ты не устала? Тяжелее всего Лайе было осознавать само собой разумеющуюся вещь: с его стороны это была не поза, не формальная вежливость, не показное участие. Скажи она: «Да, устала», — и, весьма вероятно, всё закончится в тот же миг даже без выяснений, была ли она честна. Какова вероятность, что Влад ожидал от неё именно такого ответа в качестве предлога? А ведь она знала, о чём он думает, она чувствовала его так же, как он чувствовал её, но однозначного понимания всё равно не было. В числе прочего Лайе очень хотелось сказать, что единственный, кто должен был по-настоящему устать от всего происходящего, — это сам Влад, но, конечно же, ничего подобного девушка себе не позволила. И даже сказать — соврать — что устала, не могла, потому что знала, что для занавеса ещё не время. Главный вопрос сегодняшней ночи ещё не был задан, исчерпывающий ответ не прозвучал. А до тех пор, пока это так, ее мужа продолжат видеть и воспринимать тем, кем он не является. — Ничуть, — девушка просияла улыбкой в ответ на заботу и последовавший за вопросом мимолётный поцелуй-касание к ладони. — Более того, я наконец-то дождалась компании, в которой мечтала оказаться с тех пор, как узнала некоторые занятные подробности биографии нашего дорогого друга, — Лайя чуть наклонилась вперёд, чтобы через Влада увидеть вольготно откинувшегося в кресле Ноэ, заметно напрягшегося после её слов, имеющих к нему персональное отношение. — А рядом с ним скучно не бывает никогда. Правда же, Советник Септентрион? — Чистейшая, королева, как содержимое этого сосуда! — демон позволил себе сдержанный смешок в свой поднятый к губам кубок. — Проверено годами выдержки. О наставничестве ли шла речь или всего-навсего о напитке, Лайя уточнять не стала, сохранив для себя интригу и не смея добивать и без того уже попранную сегодня гордость Ноэ разговорами о его юности. Она на всякий случай взглянула на Влада, желая убедиться, что вовлекать кого-то другого в обсуждение безопасно, и, не встретив препятствий, спросила — легко, непринужденно и без всяких притязаний, как обычно в тесной компании добрых знакомых обсуждали самые посредственные вещи. — Расскажите мне о Сонной пустоши, — Лайя взяла кубок, чувствуя, как он тяжелеет, наполняясь прямо в её руке. — И об её узниках. О тех двух, что пожелали быть сегодня нашими гостями. Оба демона переглянулись, в складывающихся обстоятельствах не горя большим желанием брать на себя инициативу рассказчика, хотя и принимая её как потенциально неизбежную. За одним весомым «Но», чьё мнение нельзя было игнорировать, как и его присутствие. Дракула сделал мысленную пометку в самое ближайшее время заняться поиском действенного способа выборочно ограничивать своё воздействие. Потому что подобное восприятие, которое он сейчас ощущал от тех, кто знал его не понаслышке, никуда не годилось и простыми убеждениями не решалось. Против вшитых в подкорку инстинктов самосохранения уловки разума и речи не работали. Если бы прямо сейчас он мог что-то ещё… — Уверен, господа, вы введёте королеву в курс дела во всех примечательных подробностях, о которых она вас спросит, — Влад поднялся, в уже привычной манере приглушив движением абсолютно все звуки: от фонового шума речи и музыки, до дыханий и биения сердец. — А я тем временем обсужу один важный вопрос с братьями из Ордена. В начатом и не завершенном движении Влад перехватил тянущуюся за ним руку Лайи. — Все хорошо, — заверил мужчина, встречая её встревоженный взгляд своим, затем склонился, поднёс мягко удерживаемую руку к губам и поцеловал. — Я даже никуда не собираюсь уходить. Просто разграничиваю интересы. Оба демона, сидевшие достаточно близко, быстрее почувствовали собственным нутром, о чём зашла речь, чем уловили суть не предназначавшихся для них объяснений. И если бы ни повисший в воздухе вопрос, требующий ответа, они, не сговариваясь, предпочли бы в этот момент оказаться настолько далеко, насколько это представлялось возможным, избегая воздействия схлестывающихся благословенных аур от явления Ордена в полном составе. Не то чтобы у кого-то из выживших тёмных был схожий опыт, но Септентрион ещё не забыл, как едва не сгорел заживо рядом с одной расправившей крылья ангелицей, а сейчас их было сразу четверо. И бежать из сомкнувшегося куполом окружения было поздно. — Поверьте мне, Советник, в окружении не так уж и опасно, — намекнул Дракула, а затем обратился к Аквилу с Таурусом и, минуя преамбулу к началу разговора, сходу сообщил: — В силу особого статуса опоздавших гостей я желаю проявить к ним столь же особенное гостеприимство. А потому позволяю встретить их и проводить в тронный зал лично архистратигам Ордена, — Влад поймал горящий внутренней энергией взгляд Алана своим, адресуя просьбу в большей степени ему: — Не убивать и по возможности не калечить. Ни гостей, ни охрану у портала. Во всем остальном — на ваше усмотрение. Пару мгновений ушло у Аквила, чтобы связать в единую последовательную цепь событий вспышку эфира, «опоздавших гостей», неожиданно предоставленную ему свободу действий и информацию, стекающуюся из разных источников в коллективное сознание, прежде чем он уточнил для протокола лишь одну деталь: — Имена напомнишь? Не хотелось бы перепутать. Влад усмехнулся, одобряя настрой, но оглашать вслух не стал, намереваясь удержать интригу до конца. Во всяком случае, для всех тех, кто не был вовлечён. «Утверждать не берусь, но годы жизни подсказывают мне, что с Гербертом из Орийака — после принятия папства Сильвестром II — Орден должен быть знаком не понаслышке». «Не знаю, что заинтересовало меня больше, — почему я вновь слышу это имя или почему сегодня ты выбрал именно его?» «А вот с такой занимательной особой, как Амилия Дайер, жившей во времена викторианской Англии, вы точно не могли быть знакомы лично, — не отвлекаясь на второстепенные вопросы, Дракула сразу назвал второе имя. — Как и она — с вами, Всевышним и человечностью, хотя родилась человеком». В коллективном сознании разлилось, расправилось, заполоняя собой все свободное пространство, пренебрежение, тёмной вяжущей горечью сковывающее язык каждого, способного его ощутить. Аквил поморщился от слишком явственного ощущения, но блокировать не стал. Обычно Дракула своих защищал, а не вручал Ордену и лично ему карт-бланш. Занятно. «И что же натворила эта Дайер, чтобы попасть в тюрьму особо строго режима не где-нибудь, а в само̀м темном мире, ещё и впасть к тебе в немилость? Неужто самого Колосажателя впечатлила хладнокровием?» «Безумием. Хладнокровием ни меня, ни моих подданных не удивишь и не отвратишь. Но эта безбожница сотворила в своё время столько мавок из загубленных душ оставленных на её попечение младенцев, испытывая от процесса маниакальное, само собой, не обременённое знанием последствий удовольствие, что в стороне не остались даже тёмные». «Кого из отпрысков тёмных успела прикончить эта… Амилия, чтобы это вынудило их не остаться в стороне?» «Боюсь, брат, правильный вопрос будет — кто из безутешных матерей, отчаявшихся снискать справедливости, заключил тёмный договор, чтобы убийца была наказана? И где эта бедная женщина сейчас…» — Эвелина Мармон. Её договор давно исполнен и закрыт в связи со смертью той, что привела её во тьму. У неё больше нет обязательств перед темным миром, но покинуть его она не может. И не желает. Так как душа её дочери остаётся неприкаянной. — Ожидаемо. И обо всем этом ты любезно нам рассказал, рассчитывая, что мы оставим ответственное за это чудовище в живых? — Я показал вам её истинное лицо, чтобы вы одинаково полно знали, кого сопровождаете, и не растратили всё внимание на вашего давнего, гораздо более популярного знакомого, с которым у светлой стороны несведённые счёты. «А меня ты упорно игнорируешь последние десять минут, потому что?..» «Потому что всем стихийным скопом вы закончите нашу встречу до её начала так, что я даже не успею принять участие. А это принципиально. И тебе, Лео, не настолько скучно среди тёмных, чтобы я ощущал перед собой обязательство непременно найти, чем тебя занять, чтобы твоя щедро приправленная личной неприязнью скука не начала сказываться на безопасности моих гостей. Чего я не могу сказать о нашем брате. Но и одного его отпускать на встречу двоим гостям неразумно, поэтому я прошу тебя, Уильям, составить Алану компанию». «И ты, полагаю, сильно удивишься, если в итоге именно я принесу тебе голову этой Дайер, насаженную на бычьи рога?» Влад лишь усмехнулся, мыслями и вслух. «Подарками сегодня меня уже не впечатлить, брат! Но ты, безусловно, можешь попробовать». — И начну прямо сейчас, — вслух продолжил Таурус и без долгих предисловий из рук в руки с расстояния почти лоб в лоб вручил Дракуле книгу — совершенно обычную, в мягкой, видавшей виды обложке, вовсе не производящей впечатление подарочной, с иероглифами малознакомых Владу африканских наречий в названии. — Теперь я понимаю: твой подручный некогда искал этот синкретический гримуар вовсе не для себя. И, в сущности, даже не для тебя. Надеюсь, полученные с помощью него знания ты не утаишь и используешь во благо. «Тот, о ком ты говоришь, не безымянный, Уильям, — Влад снова ответил мыслями, желая оставить эту часть диалога между ними. — Понятны тебе его мотивы или нет, а он заслуживает, по крайней мере, чтобы его называли по имени. Даже Орден. Даже ты». — А за книгу безмерно благодарю, — в жесте искренней признательности Влад чуть склонил голову, коснувшись ладонью груди на стороне сердца. — Если я найду в ней ответы, ты будешь первым, кто об этом узнает. — Не знаю, насколько это тебя впечатлит, Дракон, но нынешней ситуации это определенно на руку и сэкономит время на церемониях. Мой для вас с Лайей подарок прочно привязан к пространству, ожидая вашего возвращения в мир людей. Дракула лишь коротко хмыкнул, удивленно качнув головой. Лучшим и самым впечатляющим подарком, который он не надеялся так скоро получить, о котором не просил, — это их признание: не слепое повиновение высшей воле, не тупое смирение с превосходящими обстоятельствами, не равнодушное принятие всячески отвергаемого факта, но именно вдумчивые попытки понять, узнать, увидеть то, что он — Дракон — будучи мультипространственной сущностью, мог им показать, приоткрыв подвластную ему завесу миров. Иначе сегодня они не подошли бы к его трону в обличии людей и не стали бы сдерживать свою ангельскую сущность, стремясь проявить терпимость к его многочисленным подданным, и совершенно точно не искали бы особенных подарков с едва ли ни соревновательным интересом к их значимости. Впрочем, не исключено, если обличия зверей всем им ещё предстояло принять. Дракула встретил взгляд Аквила и мысленно заметил: «Неподобающе оставлять званых гостей на пороге. Они и так ждали слишком долго. Ведите». «Сдаётся мне, мы ещё пожалеем о том, что не прикончили их вместо тебя…» Мужчины развернулись, но ушли не тем же путём позади тронного возвышения, которым пришли, а направились через толпу, синхронным чеканным шагом разрезая её, расступающуюся перед ними, как море перед Моисеем, и формирующую длинный проход между троном и уходящим в бесконечность противоположным концом зала, не ограниченным стенами. Дракула провожал взглядом силуэты идущих, пока световые всполохи их аур не исчезли в постепенно поглотившей их тьме. Распавшаяся толпа осталась разделённой на две половины, не смея вновь схлестнуть сформировавшийся проход. «Почему ты отправил их?» — на этот раз в мыслях зазвучал голос Лайи, и Влад почувствовал на себе её направленный взгляд, ощутил малейшие колебания потоков энергии от её движения, прежде чем её рука невесомо опустилась ему на плечо. «Потому что мне нужно публичное разбирательство». «Влад, что ты задумал?» — вкрадчивый мыслеголос Лео. Вернувшись к трону рука об руку с Лайей, вместо ответа Влад протянул другу кубок, золочёную чашу которого удерживала выпустившая когти львиная лапа. — Терпение, мой огнегривый брат, терпение, — Дракула улыбнулся. — Попробуй. Если я правильно помню твои предпочтения, тебе должно понравиться. Даже шесть столетий спустя Болгария славится виноградниками. — Последний раз, когда я пил вино, разлитое твоей лёгкой рукой, я едва не сжёг себя во сне, — закончив насмешливо-зловещим шёпотом, фыркнул Нолан, поднося кубок к лицу, чтобы вдохнуть содержимое. Его недоверчивое выражение тут же сменилось на удивленное, рыжие дуги бровей приподнялись, но он ничего не сказал. А Влад лишь удовлетворённо хмыкнул и вернулся на свое место, и по тому, как он сел, Лайя впервые, кажется, за всю ночь заметила свободу в его позе. На вид тяжёлые и сковывающие движения доспехи на деле словно являлись естественным продолжением его тела и ничуть не ограничивали подвижности, позволяя ему развязно закинуть ногу на ногу, упереться локтем в подлокотник и пальцами расслаблено подпереть голову, обозревая происходящее вокруг с застывшей на губах, едва читаемой полуулыбкой. Если бы Лайю попросили дать определение словам Хозяин и Властелин, она не смогла бы вообразить более правильного и полно соответствующего запросу образа, чем этот. Не трон и не его пространственное положение выдавали сидящего на нём, не ощеренная пасть чёрнокаменного дракона над головой сидящего, даже не корона. Владу не требовались атрибуты власти, чтобы беспрерывно источать её каждое мгновение: каждым вдохом, биением сердца, малейшим движением, одним взглядом. Вопрос в том, как эта власть воспринималась в абсолютном выражении. И так ли в глазах смотрящих со стороны был страшен чёрт, как его ощущали стоящие рядом и попадающие под его влияние. — Повелитель, — осторожно напомнил о себе Септентрион. — Если это дело вы решили доверить Ордену, не лучше ли нам… уйти с арены? При всём уважении, каждое ведомство должно заниматься своими делами. — И я об этом помню, — Влад обратился к собеседнику взглядом. — Но ситуация с Пустошью дала мне понять, что остальные в большинстве своём утратили либо же вовсе никогда не имели чёткого понимания того, кто к какому ведомству принадлежит. В особенности их новоявленный король. Поэтому я намерен освежить им память, а заодно устроить небольшую презентацию себя. И для этого мне нужны наблюдатели из первого ряда, чтобы донести правдивую информацию до тех, кто сегодня не с нами. — Не уверен, что подхожу для этой роли, Повелитель… — Отчего же, уважаемый декретор? — ценя честность превыше раболепия, Влад вопросительно приподнял бровь. — Уверен, вы уже отметили тот факт, что вблизи меня коллективная энергия тетраморфа не влияет ни на ваше самочувствие, ни на ваши способности, в том числе и наблюдательно-аналитические. Успокойте свои инстинкты и, если вам будет угодно, сочтите происходящее за академическое исследование, о котором после сможете продекламировать не только Совету, но и своим ученикам. — Так тебя отныне ещё и пытливые умы подрастающих поколений интересуют? — Локид не удержался от комментария. — Друг мой, — Дракула перевёл взгляд. — Меня отныне интересует даже то, о чём ты множеством разных способов не пытался рассказать мне на протяжении шести веков знакомства. Noblesse oblige, как ты любил мне повторять. Со вздохом отведя взгляд, Локид закатил глаза. — Insegnante?.. — произнёс он спустя пару мгновений, задумчиво глядя в неиссякающий водоворот жидкости в своём бокале. — Ti ascolto, mio studente, — отозвался Септентрион, морально готовясь подавлять уже подступающий смех. — Я, кажется, только что понял, как работает карма. Влад прикрыл эмоции пальцами у губ, оставшись внешне бесстрастным. В отдалении он уже слышал эхо шагов, безошибочно различая разные поступи. Свободные и лёгкие, почти сливающиеся в одну — сопровождающих; тяжелые от кандалов, а потому замедленные — сопровождаемых. По каменному полу тянулись и бряцали цепи, поглощая скрип лакированных туфель и цокот низких каблуков. — Уверен, у многих из вас есть вопросы, — Влад обратился к подданным, на этот раз даже не поднимаясь на ноги. — О том, что гости позволили себе прибыть с таким опозданием. Некоторые из вас догадываются, а некоторые знают, не посчитав необходимым заранее уведомить об этом меня, что заключенные Сонной пустоши желают встречи с королем. В любом случае, это моя ошибка, и в вашем же присутствии я её исправляю, — Дракула указал рукой на свободный проход, призывая обратить внимание. В то же мгновение над всеми прочими звуками возобладал звон металла о камень — с появившихся в зоне видимости узников упали их оковы. — Счастлив рекомендовать вам моих дорогих гостей, — Влад выдержал паузу, позволяя расстоянию сократиться ещё сильнее, а двоим оказавшимся в центре всеобщего внимания фигурам — сориентироваться в происходящем. Дракула умышленно не накладывал ограничений на их воплощения, желая посмотреть на их собственное видение себя, способность и желание соответствовать поводу, о котором наверняка они были прекрасно осведомлены. В результате перед ним предстал седеющий мужчина в чёрной, праздно вышитой золотом дзимарре и красной, плотно облегающей голову шляпе — традиционных, на протяжении веков претерпевших мало изменений элементах облачения высших церковных чинов. И… девочка лет шести, в кукольном платьице и с кукольной же причёской — завитыми в упругие кудри русыми волосами, обрамляющими детское лицо. С большего, шестое чувство не подвело, и ожидания Влада, основанные на мысленно спроецированных портретах почти полностью совпали с действительностью в отношении тех, кто стоял перед ним. Даже не смотря на то, что прежде они не были знакомы. Личное представление — едва ли информативная формальность. — Герберт из Орийяка. Герберт Реймсский. Сильвестр II, он же Папа Римский. Он же великий учёный, новатор, опережающий своё время с помощью знаний, позаимствованных у темной стороны, и чернокнижник, бросивший вызов сперва Ордену Четырёхвидных, а затем и Пандемониуму. За свои радикальные взгляды и неоднократные попытки нарушить паритет сил оказался в итоге заключенным безвременно в Сонную пустошь. Формально представив одну биографию, Дракула перевёл взгляд на девочку и тем же бесстрастным тоном продолжил: — Амилия Элизабет Дайер, рождённая Солби. В людском мире известна как самая массовая детоубийца, совершавшая преступления в не столь давнюю Викторианскую эпоху. За деньги родителей она брала их детей к себе на временное содержание, душила их такой же белой лентой, которая сейчас вплетена в её волосы, а затем топила трупы в Темзе. Когда прятать их в собственном доме стало грозить разоблачением. В Сонной пустоши оказалась по условиям тёмного договора, заключенного одной из матерей ставшего мавкой ребёнка с тёмной Эржебет Силадьи. Откинувшись на спинку, Дракула свободно положил руки на подлокотники, принимая максимально открытую позу. — А стоите вы, господа, перед Владом III из валашского рода Дракона, прокуратором Карпат, действующим королём и единовластным хозяином тёмного престола. Моей супругой Лайей — вашей королевой и Светлейшей основательницей одного из четырёх священных родов. И нашими уважаемыми гостями. Прежде, чем я предоставлю вам слово, — Дракула окинул обоих внимательным взглядом, считывая реакцию на свою осведомлённость и общее произведённое впечатление, — решите сами: первой станет дама, — Влад повёл головой сперва в сторону девочки, мило улыбающейся ему губками-бантиками, затем удостоил взглядом мужчину, — или старший? Оба продолжали стоять, как и Дракула продолжал сидеть, верный своему принципу не ставить на колени тех, кто сам не осознаёт в этом необходимости. Наконец, будто выйдя из ступора и осознав отсутствие над собой всякой силы, диктующей ему действия, мужчина опустился на колено, попутно дернув за собой и девочку, которая обиженно вскрикнула и, не удержав равновесия, упала следом за притянувшим её к земле движением. Сам Влад на провокацию возможной потасовки никак не отреагировал, но где-то за его спиной послышалось задавленное сцепленными челюстями грудное рычание, заставившее Дракулу обратить внимание… нет, не на заходящегося праведной яростью льва, а на сидящую справа жену. Их взгляды поймали друг друга, одновременно стремясь навстречу, и в глазах Лайи Влад неожиданно прочёл зеркальное отражение собственного восприятия. В нём было многое, всего не перечесть и уже не вычленить из бездонного омута, подернутого отстраненным холодом как непробиваемым щитом. По ту сторону выставленной защиты не нашлось места лишь жалости и страху. Они смотрели одним взглядом на двоих, слушали и слышали одно и тоже. Вместе. — Ваше величество! Мы рады приветствовать вас и вашу… очаровательную супругу, — мутно-серый, хотя от этого не утративший цепкости взгляд скользнул правее центра, и Влад прочёл на почти неподвижном лице, напоминающем маску из серого, жеванного папье-маше, скупую улыбку — уловил секундную, забытую реакцию мышц, заметил реакцию зрачков, почуял знакомый запах. Так пах триумф, так пахла крепнущая вера в собственную правоту, так пахла близкая победа. — Нижайше благодарим Вас за приглашение и оказанную великую честь быть Вами услышанными. — Значит, все-таки возобладал принцип старшинства, — отрывистым кивком дав обоим знак подняться, Влад заинтересовано чуть склонил голову набок. — Значит ли это, что и за конвойных у портала ты тоже меня благодаришь, Герберт? — О, Милорд! За них особенно! — он бросил секундный взгляд куда-то мимо Влада, и по спинке трона сзади на уровне роста что-то отчетливо проскрежетало, рассекая камень. — Мы ведь столько не виделись с теми, кто раньше были моими всегда желанными гостями. Но всё неизбежно меняется, как и предрекала мне моя Меридиана… Раньше их встречали, как дорогих гостей, в резиденциях великих правителей. Теперь же они встречают… твоих гостей, Владыка тьмы! — тёмный хватал губами воздух, едва сдерживая триумфальный смех. — Их возлюбленная сестра подле тебя! — Правду о тебе говорят и пишут, Герберт. Воистину красноречие твоё не могло не обеспечить тебе папский титул. Блаженны неведающие. Было ли это выражение на слуху тысячу лет назад? — Влад продолжал изучать собеседника взглядом, с каждым мгновением находя все больше подтверждений правильности своего выбора. — А про то, что незнание не освобождает от ответственности, уже говорили? Слова-слова… Красивые, тщательно продуманные, правильно подобранные и сказанные в нужном месте в нужный момент. Декларируй же мне, Герберт, чего желают мои незаслуженно обделённые вниманием поданные? Чего желаешь ты, раз твой глас стал слышан из самих подземелий Пустоши? — Свободы, тёмный повелитель! — прозвучало на высоких нотах, как сам собою разумеющийся вывод. — Торжества справедливости! Ведь всё, о чём я проповедовал среди людей и тёмных, всё, что пророчил и за что был заточён под печати в Пустошь… всё сбылось! На этих словах, хоть и считая их ничем иным как бредом сумасшедшего, напрямую причастный к пророчеству как явлению Локид не удержался от презрительного смешка. Но от комментариев воздержался, понимая, что, если уж начнёт, то не остановится. А терпение Дракулы, истинно ангельское, и без того держалась не иначе как на Его слове. К тому же, это был не первый и не последний экземпляр на веку демона, кого тьма, соблазнив силой, с ювелирной точностью нейрохирурга свела с ума. Да так, что не каждому и далеко не с первого взгляда это становилось очевидно. А когда становилось, было уже поздно. — И как ты собираешься распорядиться своей свободой? — интерес Влада казался столь искренним, будто он и впрямь обдумывал одобрить требование, и актерской фальши в его голосе не слышал даже Ноэ, а он знал толк как в игре, так и во лжи. — Чем займёшься? — Разумеется, продолжу учить правде! Тёмных и людей. Почту за честь нести её от вашего имени, Повелитель. Развенчаю искусную ложь, сочинённую Орденом для смертных и буду убеждать, что нет и никогда не было никакого паритета сил, не существует непреложных запретов ни для тёмных, ни для людей в познании тёмных тайн. И ты, пришедший сюда смертным, воссевший на престол, ты, кому одновременно служат урождённые демоны и стражи небесного престола, ты, кому подвластна изначальная тьма и сама материя тёмного измерения — тому прямое и неоспоримое доказательство! — Изумительно! — Дракула улыбнулся, сомкнув ладони в беззвучном восторженном хлопке. — Тот, кого я впервые вижу, оказывается, знает обо мне больше, чем я сам. Однако, я тебя услышал, Герберт из Орийяка. Теперь я хотел бы так же услышать и твою спутницу на сегодняшнюю ночь, — осторожным жестом Влад велел девочке подойти ближе, умышленно в очередной раз одёргивая себя, чтобы посмотреть ей в глаза — сквозь воплощение в душу, не имеющую ничего общего с её личным представлением себя. — Итак, неюная леди. О каких желаниях пришли поведать мне вы? — Разве вам не нравится мой наряд, Чёрный Повелитель? — девочка растеряно захлопала ресницами. — Мне сказали, что вы любите маленьких девочек совсем также, как люблю их я. Сказали, что у вас даже есть такая маленькая девочка-кошечка. Всего одна… — тёмная расстроенно поджала губы, но затем улыбнулась, и глаза её в этот момент затянула чёрная пелена. — Если освободите меня, — грубый жесткий голос, не имеющий ничего общего с детским, — я сделаю для вас ещё много-много таких же прелестных кошечек. Влад отвел в сторону руку, ощупью ища ладонь Лайи и сжимая её пальцы в своих, всё рычащее и скребущее в нетерпении тёмное мешая с её светлым, растворяя, скрывая до нужного момента. «Терпение, душа моя. Терпение. Осталось совсем недолго — и это закончится, обещаю». Кому из них двоих принадлежала эта мысль, Влад уже не разобрал. — И зачем же они мне? — он поинтересовался вслух, чуть сдвигаясь с места и наклоняясь вперёд — простейший трюк, призванный продемонстрировать расположенность к общению. — Вы же Повелитель! Вы — сама тьма, обретшая плоть. А тьма любит невинные души, они делают её сильнее, они дают ей пространственную свободу. Значит, так его видят со стороны те — преобладающее большинство в пересчете на общее количество его поданных — кто не участвовал и не наблюдал за его становлением? Как сосуд для тьмы? Что ж… учитывая его прошлое и изначальный статус среди тёмных, подобное видение реальности не лишено смысла для всех, кто не способен не то что увидеть суть, но даже предположить, что она есть. Кто отдан тьме целиком и не ищет другого. Кому неведомы эфемерные тонкости взаимосвязи и взаимодействия. Ожидаемо. — Что ж, твоя правда и твоя вера, Амилия. Свою свободу ты, безусловно, заслужила. Влад прикрыл глаза… «Лео, окажи мне услугу, сделай так, чтобы мой самопровозглашённый правдослов не мешался под ногами, но непременно всё увидел и услышал». …а когда мгновение открыл их, поймав почерневшим взглядом затянутый мутью взгляд напротив, детские губы растянулись в ликующей улыбке. Она видела то, что хотела, его тёмная оболочка притягивала её, как гравитация черной дыры, Владу достаточно было поманить тёмную к себе пальцем и та, восторженно хлопнув в ладоши, подскочила к нему одним прыжком. Дракула поймал её в свои объятия и впервые за всё время присутствия навязавшихся гостей в зале встал с трона, удерживая на руках двухсотлетнюю тварь, упаковавшую себя в тело ребёнка, наверняка, одного из тех, кого убила. — Ты получишь свободу, — с ней на руках Влад сделал пару широких шагов вперёд, ближе к наблюдателям. Оркестр стих. Музыка больше не заполняла необъятные пустоты зала. — Но сначала мы с тобой зададим моим скучающим гостям один важный вопрос, — Дракула наклонился и прошептал его тёмной на ухо, а затем указал рукой на зрителей. — Давай. Спроси их. Громко! Чтобы услышали непременно все. Тварь улыбнулась, вдохнула поглубже иллюзорно маленькими лёгкими и визгливым альтом провозгласила: — Хотите узнать, кто наш Повелитель?! Хотите узреть его истинную силу? Эхо вопроса облетело необъятные просторы, отзвенело, вернулось назад, и наступила тишина. Никто не спешил отвечать. А Дракула не торопил. Он наблюдал, впитывал энергию молчания, и выжидал, когда дойдёт до самых необременённых интеллектом. До их первичных инстинктов, сближающих их с животными больше, чем с некогда людьми. — Свобода, — наконец, Влад обратился к восседающей на его руках тёмной, уже не способной даже на инстинктивную настороженность, обхватывая пальцами её подбородок и поворачивая к себе, — которую ты заслужила! Маскировочная иллюзия, которую он с таким трудом воздвигал вокруг себя, развеялась в момент, чёрные демонические глаза воспылали внутренним светом, а кончики его пальцев в месте касания вспыхнули эфиром, за один миг обращая копирующую плоть энергетическую оболочку в загорающийся лазурным пламенем, бьющийся в агонии фантом, стремительно утрачивающий форму и становящийся безликим, безымянным скоплением энергетических частиц. Дракула шевельнул пальцами, закручивая их спиралью и под силой взгляда заставляя послушно стечь в материализовавшийся во второй освободившейся руке сосуд. Его он поднял навстречу своим поданным и исполненным всепроникающими высокими частотами голосом произнес: — Бокал вечности, обременительной для её хозяйки, Господа! Я разделяю его с вами! Глоток за глотком по телу Влада растекалась поглощаемая энергия, и это не способны были скрыть ни одни доспехи, ни одна сдерживающая его сущность иллюзия. Самая искусная маскировка не перекрывала свечение эфира, разгоняемого по венам бьющимся сердцем. И Дракула знал это. Он видел и чувствовал, как происходящее внутри него неизбежно проецировалось на окружающую действительность, как вместо движения крови по сосудам хаотично-ветвистый путь себе прокладывали молнии по небосводу. Прежде скрытое в мрачно-туманной иллюзии, теперь небо опустилось ниже и заменило собою своды зала, дразня собравшихся в нём своей обманчивой досягаемостью и являя себя им во всей пугающей красе необузданной стихии. Эфир рвал в клочья тьму, разгонял облака, оставляя лишь россыпь бесчисленных звёзд, купающихся в холодных неоновых переливах Авроры — гипнотически прекрасной визуализации свершившейся кары. В покрывшихся чёрной чешуей ладонях в такт ударам пульса разрядами вспыхивало и меркло лазурное свечение — ничтожно малая часть от сокрытого внутри, когда Дракула, держа руки на виду, медленно обернулся. Ему это не было необходимо, чтобы видеть и замечать изменения, в своём сознании он держал объёмную пространственно-временную проекцию происходящего во всех возможных ракурсах, глазами, ушами и всеми прочими вообразимыми чувствами всех присутствующих. Он обернулся не чтобы увидеть, а чтобы показать себя. Настоящего. Лео угрожающе зарычал и сильнее сдавил наполовину человеческой рукой, наполовину львиной лапой горло поставленного на колени тёмного, вздёргивая и фиксируя его голову так, чтобы он не посмел отвернуться. Влад медленно развел в стороны руки, отчего интенсивность свечения его ауры стала ещё сильнее, заставляя узника сопротивляться, шипеть и остервенело метаться в попытках избежать воздействия, не смотря на ограничивающий захват. — Вижу, такой хозяин престола в твои предсказания не вписывается? — ухмыльнулся Дракула, сверху вниз обозревая ответную реакцию. — Куда внезапно подевалось твоё грозное оружие — ораторское искусство, Герберт из Орийяка? Где хваленое красноречие? Разве тебе больше не нужна свобода, за которой ты явился ко мне? Оставаясь на месте, Влад медленно вытянул вперёд руку, контролируемо сокращая расстояние до прикосновения, но всё равно заставляя тёмного в слепом безумии пытаться увернуться. «Сам закончишь? — спросил Лео, не размыкая губ. — Или я могу?..» Иначе о намерениях Дракона можно было только гадать. Несмотря на то, что они стояли друг перед другом, и всевидящим взглядом льва Нолан всматривался в представший перед ним облик, мог видеть лишь размытые, изменчивые очертания антропоморфной формы, затмевающие боковой обзор крылья со светящимися прожилками эфира и зияющую пустоту на месте, где должно было быть лицо. Вместо него — воплощенная бездна, не имеющая взгляда, но с вызовом смотрящая в ответ. И если увиденное заставляло шкуру небесного льва бесконтрольно дыбиться на загривке, то каково в этот момент было падшему, — тому, кто воззвал к коронованному Дракону, наивно полагая, что тот, как и многие до него, претендующие на верховную власть, окажется лишь ручной зверушкой тьмы, пляшущей под её дудку кровавый танец на костях поверженных врагов. Его непонимание, его первобытный ужас, его инстинктивное стремление избегнуть неизвестности становились физически ощутимыми, обретали для Нолана ни с чем не сравнимые вкус и запах, дразнящие его чувствительные рецепторы, наполняющие коллективное сознание естественным стремлением — милосердно добить, избавив от худшей участи. — В этом и есть между нами различие! — голос Дракона гремел, отвечая на никем не заданные, но подразумеваемые вопросы, резонансом частот грозя разорвать на части измерение. — Отличие меня от благословенных душ тетраморфа, если кто-то ещё смеет считать меня и моё притязание на власть насмешкой Верхнего ведомства, посадившего Светлейшего на тёмный трон. Вздор и домыслы, безосновательность которых я был счастлив вам продемонстрировать! Тетраморф милосерден! Ведь даже смерть, что он несёт падшим, — это не конец! — постепенно Дракула возвращал себе узнаваемое обличие, внушаемый голос его, пронзающий пространство и сознания всех, кто его слышал, медленно затихал. И лишь его сложенные чашей ладони продолжали полыхать, удерживая в надёжном капкане из пальцев светящий лазурью сгусток ослепительного света. — Вот это — конец! Это — баланс, рождённый из момента слияния двух противоположностей! Это — истинная свобода! От желаний, стремлений, надежд, от бытия в любой из плоскостей, — Влад раскрыл пальцы наподобие цветка и длинно, медленно выдохнул ртом, дыханием своим направляя сферу ближе к цели. — Хочешь познать её? Вместо ответа тёмный зашёлся безумным смехом, припадочно задергавшись в сдерживающем его хвате. Дракула, не обратив на это никакого внимания, продолжил: — Ты так же громко уверял, что хочешь нести правду от моего имени. Несмотря на то, что правда не оправдала твоих ожиданий и ты дважды не за того меня принял, дерзнув посчитать себе ровней, это я тебе великодушно позволяю сделать, Герберт из Орийака. Ты возвратишься назад в Сонную пустошь и расскажешь всем её обитателям о том, что если они хотят амнистии и свободы, то король Дракула с большим удовольствием подарит им их. А после то, что от них останется, разопьёт, как бокал вина. Напоследок влажно клацнув челюстями перед искаженным в гримасе лицом, частично принявшем облик, соответствующий истинным природе и возрасту тысячелетнего, давно покинувшего мир живых существа, Влад сжал в кулаке светящийся сгусток, вобрав в себя его энергию. Затем медленно перевел взгляд на лицо Лео, сосредоточенное, напряжённое в боевом оскале, и, глядя верному другу, брату, не по крови кровному и боевому товарищу в его немо вопрошающие, горящие духовным огнём глаза, попросил: — Отпусти его, Марк, — подкрепляя слова соответствующим пренебрежительным жестом гонения прочь. — И пусть избавит нас от своего присутствия, — опережая намерения и связанные с ними действия, Дракула полуобернулся к стоящим позади него, предостерегая: — Провожать узника не стоит, декретор Септентрион. Имейте достоинство, вы не тюремщик. — Как прикажете, Повелитель, — не поднимая головы, но чувствуя, как под властью чужой воли искажается материя, демон сделал шаг назад и в сторону, спеша освободить пространство и обезопасить себя от возможного воздействия. — Исчезни, — вполголоса велел Влад, и в это же мгновение заключенного швырнуло в портал. Остаточная энергия преобразования повисла в наэлектризованном воздухе смертоносными сферами — исполнительными марионетками на кончиках пальцев Дракулы. Он пошевелил рукой, сливая разрозненные сферы в одну большую и притягивая её ближе к себе, чтобы взять на ладонь, как ручного зверя. И всё это на глазах многочисленных гостей, под грохочущим, цветущим радужными переливами небом. К нему Влад и обратил свой взор, повернувшись лицом к своим подданным. — Свет по умолчанию любит всех. И всех по умолчанию прощает. Это хорошо известные истины, прошедшее неизменными через все эпохи от сотворения мира. Но чем дольше существует мир, чем дольше живёт человечество, проявляя всё большую инициативу самостоятельно решать, какой силе отдать свою душу, тем меньше представляются возможными безусловная любовь и всепрощение. Ведь вершатся деяния, которые простить нельзя, в мир между мирами всё чаще приходят те, кто не ищет прощения. Таковые никогда не заслуживали ни милосердия тетраморфа, ни безусловной любви, расточаемой Творцом в пустоту, — пышущий эфиром, рассеченным перекрестием чёрного зрачка, взгляд Дракона брошенным копьем заскользил через внемлющую ему толпу. — Отныне судить таковых стану я — сам творивший непростительное и не ищущий прощения! И пред всеми вами я приношу свою тронную клятву: пока верховная власть тёмного мира принадлежит мне, безусловная любовь и всепрощение не окажутся растраченными зря и не станут обесцененным ничем, выброшенным в пустоту вне законов мироздания! Ничем в пустоте станет каждый, кто дерзнёт за бесценок требовать у меня свободу! Каждое произнесённое слово громыхало раскатами, каждое пускало по грани измерения радужные волны, растекающиеся цветным градиентом в безоблачном пространстве меж россыпи звёзд — безучастных, беспринципных свидетелей происходящему. Все те, кто прежде в порядке очереди уже преклоняли колени у трона, те, кто воздержались от личного приветствия, и те, кто им сознательно пренебрегли, имея отсроченную возможность пересмотреть свой выбор и определиться. — Îngenunchează în fața regelui! Срок вышел. Теперь это был не выбор, не право и не волеизъявление. Это был приказ. Пронзающей пространство волной невидимой энергии он косил всех, кого настигал. Кого-то раньше, кого-то позже, но с одинаковой неотвратимостью. До тех пор, пока их не осталось пятеро — имеющих право смотреть друг другу в глаза, равных друг перед другом и перед Богом. — Viața mea, — оглянувшись, Влад протянул Лайе развернутую кверху ладонь — всё ещё светящуюся изнутри, не вернувшую чёткие контуры. Другой рукой широким указующим жестом он обвёл несметные легионы преклонившихся, без слов, даже без мыслей, свершенным фактом повторяя свои же недавние слова: «Мир, склонившийся предо мной, я в тот же миг положу к твоим ногам». Он смотрел на неё, не сводя пронзительного, способного проникнуть в самую суть взгляда, давая понять, почувствовать: он поймёт и не осудит, если после всего увиденного она не захочет разделить с ним этот момент, если не сможет так быстро осознать, смириться и принять не только обличие и силу, но и всё то, что за ними стояло, далёкое от приемлемого, не связанное ни с добром, ни с милосердием. Ведь одно дело — принять облик зверя и научиться видеть в нём близкого человека. Совсем другое — узреть его деяния и не отвернуться. Да, теперь Лайя увидела и за время бала поняла как никогда отчётливо: Влад, каким он был перед ней и для неё и Влад перед своими подданными, вершащий суд над ними, — это два крайних проявления одной и той же сущности, противоположные друг другу и не пересекающиеся, как соединенные единой осью магнитные полюса. С ней и для неё, даже в обличии Дракона он оставался человеком, способным на сострадание, сомнения, на критическую оценку собственной силы и действий. Рядом с ней он будто держал себя в жестких границах, позволяя себе касаться поверхности доступной ему мощи лишь самыми кончиками пальцев, будто проверяя, как она отзовётся, как поведёт себя. Со своими подданными и для них, даже сохраняя внешний облик человека, он превращался в беспринципного, холоднокровного, жестокого в своей жажде справедливости властителя, с душой зверя, спущенного со всех цепей и не знающего границ — Дракона, способного бесследно пожрать и перераспределить энергию души, не дрогнув ни перед обличием ребёнка, ни перед тем, что Лайя, которую он так отчаянно стремился уберечь от чудовищных истин, всему будет свидетельницей. Присутствующей не просто в первом ряду, но способной вершить расправу вместе с ним: его глазами видеть, его ушами слышать, его ощущениями осязать, его чувства пропуская через себя. Гнев и праведную ярость, ледяную уверенность, удовлетворение, разочарование — эмоции, из которых состояла вселенная его взгляда, открывающая для неё путь в его мятежную, не знающую покоя душу, а для всех остальных — полыхающие эфиром и запертые перекрестием зрачков врата преисподней. «Мне жаль…» — сказал он, не размыкая губ, и стал медленно опускать руку, не встретившую ответного жеста. «Неправда, — также мысленно ответила Лайя, подавшись навстречу. Сила стремления оказаться рядом сделала её движение молниеносным и незаметным, похожим на размытый всполох света: ей хватило одной мысли, чтобы её ладонь коснулась его ладони, не успевшей сжаться в кулак под натиском разочарования. — Тебе не жаль, ведь сожалеть здесь не о чем, ты сделал то, что должен был. И сделаешь это ещё не раз. Это — твой выбор», — всмотревшись в его лицо с расстояния, на котором она могла кожей ощущать его затаенное, отсутствующее дыхание, Лайя прошептала одними губами: — А ты — мой, — и прижалась к нему поцелуем, заведомо зная, всем своим естеством ощущая и на внутренней стороне сомкнутых век наблюдая эффект слияния их сил, способный переписать реальность по одному велению их мысли. Небеса над их головами, изрезанные шлейфами падающих звёзд, при приближении к поверхности превращающихся в разрушительные снаряды комет, расцвели бензиновыми переливами, на ничтожный миг объединяющими между собой разные плоскости бытия. Та, пространственно-временная плоскость, отграниченная от остальных по случаю бала, выполнив своё прямое и единственное назначение, неумолимо разрушалась, исчезая в кратерах многочисленных взрывов. В эпицентре управляемого катаклизма, слившись воедино, стояли две сущности, нашедшие свой путь друг к другу сквозь пространство, время и закольцованный в вечности цикл смертей и возрождений. Приняв клятвы верности и покарав отступников, Король и Королева завершали данное в их честь торжество, возвращая времени его привычный ход. Не открывая глаз, Лайя положила голову на плечо Влада, доверяя силе его объятий держать их обоих в формирующемся вакууме невесомости, пока сама она держала баланс окружающих их предельных энергий. «Я люблю тебя», — единственная мысль, не утратившая своего значения в наступившем абсолютном безъязычии, где обрывались все смыслы и гаснущими звёздами схлопывались слова ненужной более человеческой и какой-либо иной речи. «Я люблю тебя», — как единственное возможное объяснение тому, что изначальная тьма в самом своём ядре способна сиять ярче всех звёзд Вселенной — прошлых и будущих.