Гибли звери, леса и источники, Существом чьим одним дорожил. И дрожали моих пальцев кончики, Когда женское тело любил.
Гевер Ариера, главный сурии огня. Тирра Сивьера, главная сурии земли. Унова и Хоней Кардоры, главные сурии металла. Кариви Левион, главная сурии воды. Альмалон Фана, старейшина хаванцев. Главный советник по внутренним делам Скидана Нарид. Главная военная советница Скидана Вильна. Капитаны скиданской армии Отэн и Хаз. Такой состав можно было бы увидеть на аудиенции в Драконьем дворце Фавэра в столице, но никак не в этой маленькой глухой деревушке, Дивуре, которая почти примыкала к границе с Дарвелем. Удивительно, что Дивуру вообще удалось устоять и пережить войну — видимо, деревня была настолько захолустная и незаметная, что даже дарвельцы побрезговали брать её налётом. «Да было бы, что там брать!» — наверняка подумали они. Но ещё забавнее было то, что все эти высокопоставленные лица сейчас были облачены в потрёпанные серые плащи — сейчас их было легко спутать с обычными бедняками или попрошайками. Однако опытный сурии сразу сказал бы, что здесь что-то неладное: ведь энергии в маленькой деревянной лачуге было так много, что возникало ощущение, будто она вот-вот лопнет. Но сильнее всего выделялась эта гнетущая, чёрная как ночь, неприятная как запах разложения, тяжёлая как плохие вести тёмная рирская дэ. Это был обычный деревенский трактир. Постояльцы попрятались по своим комнатам, испугавшись странной компании, владельцы терпели, но постоянно бросали косые взгляды на необычную шайку сурии. Син как всегда сидел ровно: его спина напоминала натянутую до предела тетиву, напряжённую и красиво выгнутую, однако… Взгляд был расфокусирован и долго не задерживался ни на одном из незваных гостей. Можно было сделать однозначный вывод — рир пьян. Но это совершенно не смущало компанию, окружившую Сина. Сразу было понятно, что тёмный маг в этот вечер был в самом центре внимания — ему подливали, задавали вопросы о погоде, о ситуации в городе, о рирах в целом, но Син с каждой минутой становился всё смурнее. Нетрудно догадаться, что повышенное внимание к своей персоне никак не радовало пьяного несчастного рира. — Когда мы уже перейдём к делу? — вдруг, повысив голос, перебил их Син. Аристократы притихли, задумались. С минуту в трактире стояла мёртвая тишина, а затем Вильна, не думая о манерах и приличиях, сгоряча выплюнула: — Мне тоже это надоело. Да или нет. Готов ли ты ещё раз помочь Скидану? Со стороны других сурии послышались тяжёлые вздохи. В голосе Вильны звучал официальный запрос на совершение благого подвига, равного, по меньшей мере, той лепте, которую Син уже внёс несколько месяцев назад для завершения Континентальной войны. И Вильна, конечно же, ожидала, что и Син преисполнится невиданным желанием помочь попавшей в беду родине во второй раз — его глаза вновь загорятся, он вскочит с места и с готовностью спросит «что я должен сделать?». Возможно, Син бы так и сделал до войны. Но не теперь. Теперь он в точности представлял, каковы желания этих сурии. О чём можно просить сильнейшего рира на континенте? Только об убийстве. — Нет, — сухо ответил Син. — Я выиграл вам войну, но вы считаете, что я все ещё сделал недостаточно для Скидана? — Син, да что же…! — Вильна ударила руками по столу, желая начать спор, но её грубо перебили. — Сурии Син Рирьяд, я думаю, что могу так обращаться к вам, ведь вы закончили обучение в северной обители, — медленно и монотонно, но достаточно громко начал Нарид. Его тёмно-синие глаза мутно поблёскивали в темноте. — Думаю, вы догадываетесь, с какой целью мы к вам нагрянули и даже согласились провести встречу в столь нелицеприятном месте. Нам необходима помощь и именно такая, о какой вы думаете. Мы хотим сместить Фавэра с престола. На секунду лицо Сина переменилось. Несмотря на то, что он был бездново пьян, он все равно мог достаточно здраво соображать. Фавэр. Беда Скидана и страшный сон всей аристократии. Он правил уже четвертый десяток лет, но ни один из главенствующих родов так и не смог сместить его с нагретого места. Сколько бы раз аристократия ни выдвигала ему требования и ни говорила о своём недоверии, он лишь смеялся в лицо всей элите, продолжая гордо восседать на троне и тихо устранять неугодных. Син не был так хорош в политике, но видел итог: по вине Фавэра Скидан ввязался в войну и рассорился с соседями, по вине Фавэра с каждым годом все множились бедные кварталы, а простые люди считали последние медяки. Пока страна пару лет назад кое-как справлялась с голодом, Фавэр отстроил огромный Драконий дворец, позавидовать которому мог и богатейший император Дарвеля, и знатный король Сонии. — Получается, вы хотите, чтобы я просто убил Фавэра? — все же уточнил Син, а затем разом опустошил половину кружки эля. — Я прекрасно ощущаю вашу энергию. Вы — не эпсы и даже не тарки, сила каждого из вас — это сила сурии высшего уровня. Неужели такой компанией вы не способны уничтожить одного-единственного старика? Здесь сейчас собрались лидеры почти всех городов Скидана, но в вашем подчинении недостаточно людей, чтобы штурмовать дворец? — В том и дело, что мы не хотим его штурмовать и убивать невинных и других аристократов. Мы хотим уничтожить лишь Фавэра. И для этой задачи лучше всего подходит рир, — разумно заметил хаванский старейшина, мужчина преклонных лет. — То есть, дело не в том, что вам нужна паршивая овца, на которую можно будет возложить все последствия? Холодный тон Сина разом сбил настрой аристократов. Не выдержала и Тирра, главная сурии земли: — Я говорила, что это бестолковый поход. Воспользуемся обычными наёмниками. Син — не единственный рир в стране. А великая сила, уничтожающая миллионные войска, нам и не нужна. Пусть дальше себе пьянствует. Но Кариви, главная сурии воды, толкнула Тирру ногой под столом, а затем показала несколько знаков пальцами. Син нахмурился. Они явно хотят от него больше, чем услугу наёмника, — они могли это даже не озвучивать, всё было очевидно. И тогда со своего места встал Нарид. Его глаза все ещё холодно блестели, когда он заговорил: — Сейчас наша страна разорена, Син. Как вы заметили, вы выиграли нам войну, но считаете свой вклад достаточным? Хотите сказать, нет ничего, за что вы бы испытывали вину? — Нарид, я попрошу…! — выкрикнула Вильна и даже снова поднялась с места. Разом все три свечи на круглом столе возгорелись до потолка. Но Нарид, махнув рукой, потушил их. Закрыв глаза, он продолжил уже в полутьме: — Син Рирьярд, на тот момент офицер скиданской армии, одним ударом зачистил Вирзу, в которой находился целый корпус скиданских войск. Не дождавшись их отступления, он атаковал, тем самым лишив жизни сотню скиданцев. Под завалами города также погибло много простых жителей, — холодно констатировал он. А затем добавил, вновь уставившись на Сина: — Я лично был при Вирзе. И могу подтвердить тот факт, что только один рир во всем Скидане способен превратить город, построенный на болотах, в пустошь. — Это невозможно! — вдруг влезла в разговор Тирра, махнув рукой. — Менять рельеф и почву способны только сифы! Наши братья и сёстры сотни лет проживают на болотах, чтобы поколение за поколением медленно осушать их и превращать в более подходящую для жизни людей местность. Какой-то рир неспособен за один день сделать то, что сифы делают тысячу лет! — Однако, сурии Тирра, вы можете лично посетить Вирзу и сделать выводы. Одним мощным убийственным взрывом смертельной энергии был стёрт сначала город, а потом вся область. Так что я почти уверен, что Сину есть в чем покаяться. И есть грехи, за которые ему следовало бы расплатиться… — Нарид, крыса подколодная, ты ведь знаешь! Это было не самовольное решение! Это был приказ…! — Вильна кричала и била кулаками по столу так, что дерево хрустело, но фасидец снова её перебил. — Верно, это был приказ Фавэра. И если Син не желал смерти своим товарищам и подчинённым, то разве он не должен сейчас желать смерти Фавэра? Все притихли. Для них речь Нарида звучала достаточно разумно. Разве не правильным решением было бы отомстить за погибших и убить тирана? Все взгляды вновь обратились к Сину. Но тот молчал, низко свесив голову. Если бы кто-то в тот момент мог заглянуть под его накидку, то увидел бы совершенно растерянного юнца, который, чуть не плача, задал бы лишь один вопрос: «Как убийство поможет искупить убийство?»* * *
Син отказал. Он был уверен, что чем хуже будет себя вести, тем быстрее аристократы от него отстанут. Он шлялся по трактирам, напивался вусмерть, а затем голыми руками рубил лес. Но почему-то с каждым разом состав аристократии и военных становился всё больше и больше, они находили его раз за разом, ведь, если ты сильнейший тёмный сурии континента, тебе не скрыть своё присутствие даже от трактирных мышей. Ситуация в стране накалялась. Син всё чаще слышал шёпотки в подворотнях, по которым шатался, а затем стал обращать внимание на людей в одинаковых серых накидках. «Неужели дойдёт до прямого противостояния народа и дворца? Скольких не постесняется убить Фавэр, чтобы укоренить свою власть?» Син не мог больше чувствовать себя непричастным к происходящему. Он получил прямой запрос на помощь — и посмел отказаться. Это был первый раз, когда он решился не идти на поводу у чувства вины, у желания помочь окружающим или искупить свои грехи. Ведь сколько бы раз он ни пытался — его грехи только множились. И поэтому в этот раз, когда его вновь попросили убить кого-то, чтобы спасти кого-то, он отказал. «Фавэр — плохой правитель, но не прямая угроза для населения, пока не дошло до междоусобной войны. А если вмешаюсь я… чем всё может закончиться?» Син не занимался ничем и одновременно старался постоянно занимать себя какой-то дрянью или бутылкой. Но его всё равно не оставляли в покое внутренние проблемы Скидана — поэтому он отправился в библиотеку и потратил последние сбережения, заработанные им в должности солдата, на чернила, перья и бумагу. Син не преследовал какой-то цели. Просто день за днём он думал только об одном: каким должен быть правитель, чтобы народ был счастлив? О чём должен думать правитель, когда он засыпает и когда просыпается? Как он должен поступать в той или иной ситуации? И в чём же проблема их нынешнего эрда Фавэра, который привёл страну к войне и разорению? От рассвета до заката звёзд Син проводил в библиотеке, исписывая лист за листом, пока однажды в пылу работы какой-то незнакомец не коснулся его локтя. — Вы… расписываете какую-то концепцию? Син вздрогнул и отшатнулся. Он уже долгое время не ощущал ничьих прикосновений, да и большая часть людей сторонились его. А незнакомец оказался не только хаванцем, чья энергия за секунду пробрала до костей и вызвала море неприятных воспоминаний, но ещё и чужестранцем. Лёгкий акцент ощущался в речи этого ухоженного и строго одетого мужчины, а слегка суженные глаза говорили о кнонских корнях. — Я… пишу это из личных интересов, — неуверенно выдал Син, стараясь не смотреть в глаза незнакомому хаванцу. — Вы — Син Рирьяд? Меня просили потолковать с вами, но ваш труд кажется мне более интересным для беседы. Син нахмурился. Ещё один засланный аристократ или военный? — Я не собираюсь… — монотонно начал рир, но хаванец вдруг улыбнулся и помотал головой. — Я и не думал ни к чему вас склонять. Но расскажите — о чём вы пишите? Я не так хорош в скиданском письме, но, как понимаю, здесь говорится о каких-то постулатах, касающихся правления? Син смягчился и задумался. Пока рир размышлял о том, что стоит ответить, хаванец присел рядом на скамье и с интересом углубился в чтение, разглядывая ровно выведенные буквы на белоснежной бумаге. — Здесь говорится о том, каким должен быть праведный правитель. И какой идеологии должен придерживаться, — сдержанно заключил Син, а затем протёр перо практически чёрной тряпкой и отложил в сторону. — Вам… кажется это интересным? — Верно. Я не слышал, чтобы подобные учения и доктрины существовали хотя бы в одной стране континента. Сейчас я задумался — не странно ли это? Почему есть книги о том, как быть хорошим лекарем, хорошим земледельцем, торговцем или строителем, но нет чёткого свода правил того, что может и не может делать правитель? — С такими мыслями я и начал это писать. Иногда мне кажется, что… некоторые мои идеи немного категоричны. Но я не могу представить, чтобы правитель не отдавал всего себя своему народу. Не народ должен принадлежать правителю, а правитель — народу. В этих словах звучала такая искренняя убежденность и сила, что хаванец выдержал некоторую паузу, пытаясь переварить сказанное. Ведь где такое видано, чтобы правитель делал не всё, что ему вздумается, да еще и был рабом интересов своих подчинённых? — Как бы необычно это ни звучало, сурии Син, но эта мысль кажется мне правильной. Иначе как страна может прийти к процветанию, когда её правитель принимает решения исходя лишь из собственных интересов? Разве тогда народ не превращается в обыкновенный скот, чьё мясо он ежедневно ест? — Верно! — вдруг с рвением согласился Син, активно закивав. Он даже, не подумав, начал листать свою рукопись, не дождавшись, пока высохнут чернила. — Поэтому мы и оказались сейчас в такой ситуации — эрд Фавэр нисколько не думал о том, что делает со страной. Он отстроил себе дворец, ежедневно распивал и веселился, пока страна медленно, но верно погружалась в самую бездну. Разве такой человек может быть правителем? Разве корабельщик, который думает не о крепости корабля, а о собственном обогащении, способен построить хороший корабль? — Я не могу не согласиться, но каким образом вы хотите донести это до людей и уж тем более до правителя? Разве он так просто согласится отдать накопленные богатства? — поинтересовался хаванец, подробно изучавший одну страницу за другой. В его глазах светился неприкрытый интерес, казалось, ещё минута — и он просто выхватит рукописи из рук Сина. Однако рир снова глубоко задумался, нахмурившись. Он покачал головой и вздохнул. — Это… просто наброски и мои мысли. Я не думаю, что у них может быть какое-то практическое применение. Что же до ответа на вопрос, который вы задали… Я не считаю, что это можно объяснить. Это можно только показать. Пока люди не увидят, что может быть по-другому, пока правитель не поймёт, что поступает неправильно, всё это… всего лишь теории. — То есть? — переспросил хаванец. — То есть, пока не появится правитель, целиком и полностью придерживающийся этих постулатов, пока он не покажет людям, каким правитель должен быть, никто не поверит в то, что здесь написано. Хаванец коротко улыбнулся и кивнул. Ещё некоторое время они обсуждали тексты, которые написал Син, а затем разошлись на положительной ноте. Но незнакомец бросил напоследок: — Ваша книга — это, скорее, не научный труд. Это больше похоже на… священные писания? Верно, священные писания эрда. Именно так. Ведь по большей части они касаются не каких-то конкретных вопросов, а именно мировоззрения и морали, которой правитель должен придерживаться. Син, аккуратно собиравший листы в стопку, вдруг застыл. А затем кивнул. — Я думаю, что именно этого и не хватает тем правителям, которые были у Скидана. Они были умны, знатны, образованы, сильны, но… Пока их единственная цель — это обогатиться за счёт своей должности, они не имеют ни малейшего права восседать на троне.* * *
Следующая встреча произошла в трущобах столицы. Син в этот день совершенно не планировал ни с кем контактировать — уже который месяц подряд его во сне и наяву мучили нескончаемые кошмары о войне. Воспоминания, которые невозможно просто бросить где-то на задворках памяти, уже умершие люди, чья улыбка всё ещё грела сердце. И оттого ещё горче было осознание того, что они больше никогда не осветят своим присутствием твою жизнь. Син был пьян так, как ещё никогда не напивался. Несмотря на всю свою сдержанность и ортодоксальное воспитание, он не мог идти прямо — его качало от обочины к обочине. Поэтому в какой-то момент, просто прислонившись к холодной каменной стене, он застыл, решив не двигаться дальше. Да и некуда ему было идти — если прошлое казалось бесконечным чёрным полотном, то будущее — густым непроглядным туманом. В таком состоянии его и застала Вильна, которая в этот раз притащила вместе с собой всех учеников погибшего Галана. Син сощурился, спиной напирая на стену. Именно о такой встрече он мечтал сейчас меньше всего. — Чего же вы все от меня хотите? — выдавил рир, чьё лицо в этом тёмном проулке можно было разглядеть лишь благодаря двум ярко горящим голубым глазам, отражавшим свет последних непотушенных фонарей. — Ты прекрасно знаешь, что мы хотим! И раз ты не хочешь слушать меня, то послушай других сурии, вместе с которыми вырос! Син заскрипел зубами и опустил взгляд вниз. Он не желал смотреть на лица тех, кого он лишил Галана, бывшего им почти отцом. Только успел заговорить Усли, как Син, зашипев подобно змее, чёрным сгустком энергии бросился в поворот — пускай его энергия и была сильна, но сейчас он не мог её контролировать. Врезаясь в стены, плохо разбирая дорогу перед собой, он парил, сбегая от нежеланной встречи. Но от острого слуха сурии не сбежать: — И ты правда думала, что он нас хоть во что-то ставит? Он всегда считал себя лучше других. — Ты даже притащила сюда Фэнни. Думаешь, ей приятно видеть того, кто… — Всё в порядке. Син не со зла тогда… — Не со зла?! Сколько можно оправдывать этого ублюдка?! Он ранил тебя и Айли, убил Галана. Этого недостаточно?! А те зверства, о которых говорят…? Это правда, что он просто истребил всю дарвельскую армию, не оставив им и шанса на отступление? — Кинн! Это война! — вмешалась Вильна. — А лучше было бы, если бы дарвельцы истребили скиданцев?! — Война — не война! Он всего лишь какой-то рир, обыкновенный убийца! Я не желаю иметь с ним ничего общего. Он уже и так уничтожил всё общее, что между нами было. Разве я не прав, Усли?! — Всё так. Вильна, я согласен с Кинном. Я не думаю, что это надёжно — просить обо всём этом Сина. Вы ведь хотите, чтобы не пострадал никто, кроме Фавэра? И для того обратились к Сину, который неспособен сдерживать свою разрушительную силу и убивает всех, кто попадёт ему под руку? Никто и не спорит, что он сильнейший рир в Скидане, но он был нужен на войне, а не на задании, требующем сдержанности и тонкости. — Всё намного сложнее. Нарид предположил, что смена власти в Скидане хоть и позволит выбраться нам из дыры, в которой мы застряли, но даст Дарвелю и соседям ещё один шанс. Они попытаются вмешаться в наши внутренние дела, продолжить войну, а затем назначат здесь своего ставленника, чтобы поглотить нас… — А? То есть план состоит не просто в том, чтобы Син прикончил Фавэра? — Верно. Мы хотим, чтобы Син стал следующим… Голоса заглушил раздавшийся в голове Сина грохот. Со всей силы он влетел в стену — и повалился наземь, в грязь. Кровь стучала в ушах, ноздри забил смрад тёмной дэ. Они хотят, чтобы он… Син мотнул головой. До крови раскусывая свои щёки, он ввалился в один примостившийся поблизости трактир. Верно. Его место здесь. Он должен закончить свою жизнь так. Поговаривают, что беспробудные пьянки постепенно убивают каналы в теле сурии, а значит… что Син рано или поздно сможет умереть, уснув в пьяном угаре в этих трущобах. Натянув плащ на лицо, Син занял место у крайнего столика. Риру принесли выпить, но эта мутная жижа совсем не радовала — Сина и так слишком сильно мутило от выпитого, от столкновения с кирпичной стеной, от услышанного разговора. У Сина ушло некоторое время на то, чтобы успокоиться и почувствовать себя в безопасности. И только тогда он заметил, что в этом трактире стоит странная и на удивление приятная атмосфера. Это был самый обыкновенный день — не выходной и не праздник, но зал был битком. Самые простые люди без ранга и без звания громко смеялись, переговаривались и высоко поднимали переполненные элем кружки. — Господа, господа! Неужели нет никого, кто смог бы подыграть мне хотя бы на пильке?! Син нахмурился. Голос принадлежал какому-то юнцу, совсем ещё подростку. Среди раскрасневшихся небритых лиц мужчин рир всё же смог отыскать говорившего, но увидел лишь его светлую макушку. Мальчишка был совсем мал ростом, хоть и выкрикивал так громко и уверенно, будто находился у себя дома. — Th`a-aaare! Тогда слушайте так! Но это увеличит стоимость моего выступления в два раза! Сина передёрнуло. Конечно, он знал, что в трущобах многие ругались на лесном языке, но каждый раз, как он слышал этот диалект, его пробивала дрожь, а в глазах мутилось от давно позабытого страха. Но то, что произошло дальше, перевернуло всё. Мальчишка, так как был мал, взобрался на стойку — его тонкая фигура в подранных серых одеждах красиво вырисовывалась на фоне ярко горящих свеч. Белокурые короткостриженные волосы мальца выдавали в нём безрангового хаванца, тонкое тело и чуть пухлые щёки — ещё совсем юный возраст. На первый взгляд ему нельзя было дать больше пятнадцати лет. Но потом мальчишка запел. То ли от того, что он ещё был молод, то ли от врождённого таланта его голос звучал не хуже, чем голоса бардов, выступавших во дворце перед самим эрдом. Но песня молодого хаванца от начала и до конца была на лесном языке, а билась в ней живая светлая энергия, которую Син боялся испачкать одним своим присутствием. В одно мгновение грязная забегаловка озарилась яркими огнями. Эта комната, битком набитая отщепенцами и отбросами, переполненная запахом пота, дешёвого алкоголя и табака, засверкала ярче, чем тронный зал.Тихо дикие лилии леса, Распустились под дробью дождя. Но под тяжестию эфеса Подломились, убийцу стыдя. Лес родной стал для них могилой, Но на их облетевших листах, На земле, им давно опостылой, Двое встретились с дрожью в сердцах. В свете звёзд муж и дева плясали И топтали ногами цветы — Они в счастье своём не знали Слов других кроме «я и ты». На земле, пропитавшейся кровью, На костях, ставших частью земли, Они занялись страстной любовью, А луга, плача, вновь зацвели.
Когда песня окончилась, Син обнаружил себя где-то под столом с тошнотой, стоящей в самом горле. Син быстро покинул трактир, наполнившийся смехом, рукоплесканиями и звоном монет. Прямо у стены увеселительного заведения рир прочистил желудок — кажется, этот хаванец плохо контролировал свою энергию и испускал её даже при пении. Множество образов и картинок промелькнули перед глазами Сина. Одна накладывалась на другую — в какое-то мгновение он и вовсе уже был уверен, что этот мальчишка, так хорошо знавший лесной язык и события, произошедшие в недавнем прошлом, был тем самым. Тем самым мальчиком, который преследовал Сина от начала его падения до сегодняшнего дня. Но почему-то мысли вдруг свернули совсем в другом направлении — рир вдруг подумал, что под грубоватое звучание пильки этот бархатный голос звучал бы ещё слаще. И… «Если он ещё жив, то, возможно, ещё не всё потеряно. Галан, тогда в лесу ты научил меня, как спасти сирьку, которую я убил. Способен ли я так же просто спасти и этого человека от самого себя?»* * *
С того дня Син больше не пил. Он даже принял участие в нескольких заседаниях аристократов, надумавших переворот, выслушал некоторые детали их плана и изучил строение дворца изнутри. Многие уже были уверены, что Син исполнит предначертанное — избавится от Фавэра и освободит Скидан от его тирании. Но, видимо, в этом мог быть уверен кто угодно, но не Вильна. После очередного сбора они заночевали в одном трактире. И Син проснулся посреди ночи в холодном поту, ощутив чужое присутствие. Над ним стояла Вильна в лёгких спальных одеждах, но стоило ей протянуть свои мягкие тонкие руки к риру, как раздался взрыв. Сильная вспышка тёмной энергии накрыла не только комнату, а весь трактир — земля затряслась, стены зашатались, мебель запрыгала на полу, падая. Вильна оказалась впечатана в стену, а Син, скрутившись на полу, давился чёрной слюной. Перед глазами вспыхивали образы, которые он никогда больше не хотел видеть — воспоминания о прекрасной белокурой хаванке, с ног до головы перепачканной в крови. И смеющейся так безумно и пьяно, что хохот её заглушал мысли. Когда Син пришёл в себя, он выдавил лишь одну фразу: — Никогда. Никогда больше не прикасайся ко мне… так. И даже не смотри на меня… так.* * *
Зябкое утро холодного времени коснулось своим дыханием рира, но он даже не подумал закутаться в плащ. Медленным шагом он пересёк ворота, ведущие к Драконьему дворцу. Казалось, что ему снова не оставили выбора. Казалось, его снова загнали в угол, поставив в безвыходную ситуацию. Но Син знал, что это не так. Он не раб, не слабак и не глупец. Он просто был готов на всё, чтобы избавиться от гнетущего чувства скорби, боли, вины и ненависти к самому себе. Он был готов убивать сотнями, тысячами, чтобы искупить свои грехи. «Но способно ли убийство искупить вину за убийство?» Нет. Но он был скован теми осуждающими взглядами людей, перед которыми он провинился. Он был скован их ненавистью, их жалостью и даже принятием. «Я лишился своей воли. Если они хотят, чтобы я сыграл эту роль, я не имею права отказаться». Син даже не ощущал атак стражи — они отскакивали от него, как мячик отскакивает от стены. Чёрным сгустком энергии рир взобрался на самый верхний этаж, в покои высшего сурии эрда Фавэра. Он не спал — хаванцы всегда хорошо ощущали энергию риров, а риры — энергию хаванцев. Поэтому, когда Син отворил двери покоев, они в ту же секунду встретились взглядами. Син уже обнажил меч, желая как можно скорее покончить с этим, когда Фавэр вдруг заговорил: — Подожди, я хочу переодеться и спуститься в тронный зал. Закончим там. Я уже видел твою силу и не вижу никакого смысла в том, чтобы тратить время на сражение. Несколько минут ошарашенный рир стоял в дверях с мечом наголо, пока старый хаванец переодевался. Совершенно ничего не стесняясь, он полностью разделся, а затем облачился в самые дорогие праздничные одеяния эрда. Белоснежная ткань струилась до самого пола, спадая с его плеч длинными лентами. Кажется, это было одно из одеяний, предназначенных для коронации или заключения союза согласия. Увенчав свою голову короной и собрав длинные, спадающие до самой земли волосы в хвост, Фавэр медленно прошёл мимо Сина, направившись вниз по лестнице. Однако, видимо, Фавэр хоть и желал достойно закончить свои дни, но точно не хотел закончить их молча. — Знаешь, почему тобой было так легко управлять? Потому что у тебя нет своих желаний. Поэтому-то ты и с радостью исполняешь чужие. Син решил не отвечать, но звуки их шагов гулом отдавались в ушах. Эрд спускался так медленно, будто плыл по ступеням. — Они ведь хотят посадить тебя на престол, верно? Ты ведь понимаешь, что ты будешь рабом чужих желаний даже тогда? Всего лишь игрушкой в руках аристократов. — Нет, не буду. Я создал священные писания, которых буду придерживаться. И которых будут придерживаться все эрды, которые взойдут после меня на престол. Фавэр замолчал и, казалось, задумался. Они провели около получаса в тишине, спускаясь всё ниже и ниже и пересекая одну помпезно обставленную комнату за другой. Двери тронного зала оказались отворены. Оказавшись там, Син даже не осматривался по сторонам — он отлично знал это место, где провалялся множество часов пригвождённым к полу. Это была огромная зала с диковинным, исписанным фресками потолком и высокими витражными окнами во всю стену. В самом конце залы на пьедестале возвышался тяжёлый каменный трон, на котором более семи тысяч лет назад восседал первый эрд Скидана Энлиль. Медленно взбираясь по ступенькам к своему месту казни, Фавэр вдруг решил продолжить разговор: — Но ты никогда не будешь счастлив. Ты будешь жить по своей унылой никчёмной книжке, так и не познав, что значит желать… — Фавэр ненадолго замолчал, оказавшись возле трона. Грациозно развернувшись на каблуках, он сел, возложив свои старческие руки на громоздкие подлокотники. Его лицо снова исказили морщины, когда он улыбнулся и добавил: — А я прожил длинную счастливую жизнь без лишений. Мне не о чем сожалеть. — То, о чём ты говоришь. Счастье. Оно мне не нужно. Я желаю лишь одного — искупления. Син спрятал меч. А затем поднялся по ступеням следом и, нависнув над Фавэром, сомкнул одну руку на его глотке, а второй пронзил его грудь. Послышался хруст, а по полу брызнула кровь. Голыми руками Син сначала свернул голову правящему эрду Скидана, а затем оторвал её, даже не прибегая к помощи меча. А затем, сжимая в окровавленных руках ещё горячее сердце эрда, Син, не глядя, швырнул его на пол. Беспомощное тело старика и его голова покатились вниз, по ступеням. Поговаривали, что на тот момент эрду Фавэру уже было более ста тридцати лет, потому что хаванцы начинают стареть лишь после достижения восьмидесяти лет. Огромный резной трон, выдолбленный из камня, оказался испачкан. Но, облитый кровью, он привлекал Сина только сильнее. Ведь если ему суждено восседать на троне, то только на таком, кроваво-красного цвета. В глаза неприятно били предрассветные лучи, осветившие своим сиянием яркие цветные витражи. Син развернулся и, не спеша, опустился на трон. Возложив руки на подлокотники, он прикрыл глаза и глубоко задумался. Когда в залу ворвались Вильна, Нарид, главные сурии земли, воды и огня, старейшина хаванцев и сразу несколько вооружённых отрядов, Син так и не поднялся и не открыл глаз. Он мысленно с первой строки и до последней читал про себя священные писания, пытаясь удостовериться, что помнит каждую строчку и что больше ничья воля не заставит его свернуть с намеченного пути. — Продолжаем подготовку! Официальное назначение эрда Сина должно торжественно пройти уже завтра! — Дарвельцы не должны прознать, что случилось! Чем скорее, тем лучше. — Верно-верно. Мне кажется, у них поджилки затрясутся только от одного упоминания Сина Рирьярда. Они никогда не решатся напасть на нас снова! — Какие одежды для Сина лучше подготовить? Что-то из гардероба Фавэра подойдет? — Ни в коем случае. Фавэр носил только белые одеяния. Да и Син, скорее, должен демонстрировать мощь Скидана. Поэтому драконьи доспехи Энлиля — лучший выбор. — А корона…? — Также возьмите шлем Энлиля. Синие доспехи быстро сменят цвет под влиянием дэ Рирьярда — ведь драконья чешуя не имеет цвета, она подстраивается под дэ владельца. Однако на празднике будет много горожан и слабых сурии. Чтобы никого не испугала тёмная энергия, предлагаю под доспехи надеть корсет и одежды из кожи светлого дракона. — Чтобы скрыть тёмную энергию? Но разве Син не должен источать мощь? — Такая разрушительная сила скорее испугает обычного человека. А Син должен выступать в роли щита Скидана, а не карающего меча. — Хм… звучит разумно. — Скорее, всё подготовьте! И не забудьте оттереть трон от крови! — А похороны Фавэра…? — Старейшина Альмалон, мы отправим тело в Хавану сразу после проведения церемонии. — Мне кажется, Сина необходимо обучить некоторым дисциплинам. Он хоть и хорош в битве, но этого мало. — Да. Назначьте ему учителей для изучения танцев, музыки, этикета и наук. Избранный нами эрд ни в коем случае не должен позорить своё звание. — … — … — … — … Син открыл глаза. Нарид под торжественную музыку оркестра венчал голову рира короной. Зала, ослепительно ярко освещенная сотнями свечей и огней, ломилась от собравшейся в ней толпы. Сотни высокопоставленных сурии стояли в первых рядах, а за их спинами — знатные горожане столицы. Все они выглядели счастливыми и воодушевлёнными, ведь пошла молва, что тиран был свергнут с престола, и теперь на трон взойдёт истинный герой Континентальной войны, Син Рирьяд, который, хоть и будучи риром, защитил Скидан от вражеского нападения и избавился от эрда Фавэра, почти полвека мучившего и разорявшего страну. Син Рирьяд, ныне высший сурии эрд Скидана, восседал на троне в ослепительных чёрных доспехах первого правителя Энлиля. И для людей это было знаком возрождения страны, знамением, предначертывающим возвращение величия и процветания. Народ и аристократы ликовали, десятки раз выкрикивая имя рира. Но, когда первый помощник Скидана Нарид медленно спустился вниз по ступеням, а все смогли разглядеть лицо новоявленного правителя, то по толпе сначала пробежал изумлённый шёпоток, а затем в огромном тронном зале воцарилось молчание. И никто не посмел издать даже звук в этой проникновенной тишине. Син медленно поднялся со своего места. Обнажив меч, он аккуратным и быстрым движением погрузил остриё в пол и сложил руки на навершии. Фигура, одетая в чёрные великолепные доспехи, поражала своим величием, а лицо этого человека — аристократичной красотой и тонкостью черт. Глаза напоминали два сапфира, горящих ярче всех свечей в этой зале. Но толпа замолчала не из-за невиданной красоты своего будущего правителя или благоговения. Все как завороженные смотрели на это прекрасное лицо, по которому медленно бежали почти чёрные слёзы — две чёткие дорожки от уголков глаз до подбородка. Этот день с тех пор часто называли «восшествием эрда в слезах». Однако высший сурии эрд Син, казалось, даже не обратил на это внимание. Он, возведя меч над своей головой, ознаменовал начало новой эпохи. И сказал: — С этих пор каждый правитель Скидана будет следовать Священным писаниям. И они гласят: «Лишь во имя Скидана может быть поднят меч, лишь во имя невинных эрд может лишать жизни. Будучи щитом и мечом своих поданных, он преклоняет колени перед силой своего народа и клянётся в верности Скидану. Да не будет нарушен закон и не будут попрано величие Скидана. Всей душой и всем сердцем, всем телом и всей своей кровью однажды названный эрдом Скидана принадлежит не себе, а Скидану навеки». Так в свой день рождения в возрасте 21 года 1 туя 7528 года со дня исчезновения последнего дракона высший сурии эрд Син Рирьярд взошёл на престол.