Цена свободы

Когда Десмонд достал из внутреннего кармана сигареты, Элис поспешила его остановить: — Погоди, не здесь. Тут и так дышать нечем, пойдём наружу. — Дышать нечем? Неженка, — проворчал Десмонд, но всё же встал. — Куда ж я их дела… — Элис внимательно осмотрела кровать и её окрестности в поиске пачки сигарет, но так нигде её и не нашла. — Чёрт, сиги где-то посеяла. Поделишься? Десмонд с недовольным вздохом протянул ей пачку своих качественных и довольно редких сигарет. Элис вытянула одну, опустила ноги в свои ботинки и уверенным рывком встала с кровати. Голова тут же пошла кругом, а пол плавно ушёл из-под ног. Элис вцепилась в первый попавшийся вертикальный объект, коим оказался Десмонд. — Аккуратней, чтоб тебя… Кажется, он сам еле устоял на ногах от такого внезапного нападения и машинально схватил её за плечи, чтобы удержать равновесие. Элис встала поустойчивее и ощутила, как её окутали волны телпа. — Ты такой горячий, — пробормотала она без задней мысли. От Десмонда веяло жаром, как от нагревшегося минигана. А ведь это только сквозь пиджак… — Не догадываешься, почему? — язвительно спросил он. Элис только сейчас услышала тихое и редкое потрескивание её счётчика Гейгера. Она недовольно воззрилась на Пип-бой, без колебаний сняла его с руки и бросила на стол. — Не слушай эту штуку. Не так уж сильно ты фонишь. Зато такой тёплый… И это не от радиации, — выставила она палец вверх. Он уже убрал руки с её плеч, но она всё ещё чувствовала остаточное тепло. — Нашла себе обогреватель, — фыркнул Десмонд и направился к двери. — Пойдём уже. Элис подняла с пола куртку Туннельных змей, накинула на плечи и вышла на улицу вслед за ним. От прохладного сырого воздуха её сразу передёрнуло. Небо медленно темнело, но из-за серой пелены облаков и тумана не было видно и намёка на закат. В зажигалке Десмонда вспыхнуло пламя, и они поднесли к нему кончики сигарет одновременно, взглянув друг другу в глаза. Вышло так непринуждённо, будто они делали это сотни раз. Затем так же непринуждённо отвернулись и плечом к плечу стали созерцать лес в густом тумане под песни сверчков. — Хорошие сигареты, — заметила Элис. — А то. — Десмонд, похоже, гордился тем, что не курит всякий шлак, разбросанный всюду по пустошам. Элис рассеянно окинула взглядом сгущающуюся белую завесу. — Опять туман… — Ей почему-то вспомнились обрывки школьной программы. Мистер Бротч как-то назвал британские острова Туманным Альбионом. Внезапное любопытство накрыло Элис с головой, и она спросила: — Это место напоминает тебе родину? — Ещё как, — скривился Десмонд. — Именно поэтому я хочу поскорее отсюда свалить. — У вас там… всё настолько плохо? — Не знаю, сто лет там не был. Буквально сто лет. — Десмонд с напускным равнодушием затянулся. — Но с тех пор там вряд ли стало менее дерьмово — климат-то прежний. А радиоактивный туман не способствует такому жизнерадостному процветанию, как в ваших солнечных Штатах. — Радиоактивный туман? — Элис попыталась это представить. Выходила картина из какого-то довоенного ужастика — ядовитый туман, не пропускающий солнечного света, в котором обитают ужасные монстры. — Да, фигово. Сочувствую. Десмонд беззлобно огрызнулся: — Засунь своё сочувствие куда поглубже. Закрыли тему. Должно быть тяжело вспоминать о разрушенном доме, особенно когда страна, сотворившая с ним такое, выглядит гораздо лучше. Элис тоже не хотела говорить о грустном, а потому игриво дёрнула бровью. — Поглубже — это куда? — Куда сочтёшь нужным. — М-м, какое доверие… — чересчур откровенно протянула она. От выпитого ей плохо давались полутона, но сдаваться она не собиралась. — А как же «хочешь сделать хорошо — сделай сам»? — Если я сделаю это сам, мало тебе не покажется, — хищно оскалился Десмонд и взглянул на неё с каким-то ранее не появлявшимся азартом. — Хоть чего-то в этой жизни мне не покажется мало… — В её интонации проскользнула грусть. Стремительно сменяющие друг друга мысли быстро перешли от размышлений о жизни к физиологии гулей, которая вызывала у неё много вопросов и противоречивых эмоций. Но Элис быстро взяла себя в руки и с лёгкой улыбкой выкрутилась: — Алкоголя мне пока точно мало, чтобы думать в этом направлении. Десмонд обличительно усмехнулся: — Брехня. Ты думаешь в этом направлении весь вечер. — От растерянного выражения на лице Элис его усмешка стала ещё довольнее, но он всё же снизошёл до объяснения: — Язык тела. Любой хороший разведчик обязан его знать. — Вот как… Занятные у вас в разведке трюки. Научишь? — Этому учатся не за один день. — Десмонд потушил окурок о стену и запустил его в траву. — Но ведь и ты не завтра уезжаешь, — возразила она и, тоже докурив, зашла вслед за ним обратно в номер. — Ладно, так и быть. — Он уселся в кресло, снова расстегнув пиджак. — Сделаешь то, что мне нужно, и я расскажу тебе базовую теорию. — Хорошо, — просияла Элис и устроилась на кровати. У неё было достаточно разных учителей, но больше всего она любила учиться у Десмонда. Он объяснял кратко и понятно, но главное — давал знания, о которых нигде и никогда ей не доводилось даже слышать. Будь у неё возможность, она бы училась у него всю жизнь. Но какие возможности у неё есть в реальности? Элис помрачнела. И немного подумав, задала наивный вопрос: — После того, как ты уедешь отсюда, мы ещё когда-нибудь увидимся? — Не думаю, — коротко ответил он и допил свой бурбон. Другого ответа она и не ждала. В кресле перед ней сидело, можно сказать, старинное существо 250-ти лет, реликвия старого мира, умудрённая огромными объёмами знаний и опыта. Всё это время Элис гадала, как Десмонд изловчился не только не потерять свои волосы, но и не поседеть. Сейчас она ясно видела ответ: с какой стати должен поседеть человек, который не принимает ничего близко к сердцу? Фамилия говорила о нём больше, чем он сам. Сколько верных собак он переменил за свою неимоверно долгую жизнь? Он расстраивается, когда их теряет, но на следующий день уже наверняка забывает о них. Человеческий век для него немногим длиннее. Именно поэтому он с первого же дня их знакомства твердил о том, что они разойдутся своими путями, как только всё это кончится, и никогда больше не встретятся. Вполне здравая стратегия — не сходиться с людьми надолго, чтобы не видеть их смерть. Что бы этим вечером между ними ни произошло, Элис останется для него одной из собак. Если только… Она взглянула на склянку со своим серым веществом. Если только он не возьмёт с собой частичку её разума. Хотя фигурально это произойдёт в любом случае. А буквально ему даром не сдался кусок её мозга, ровно как и она сама. И тем не менее он здесь, согласился заночевать, сидит и внимательно изучает её взглядом, будто желая запомнить в мельчайших деталях. Скольких людей он записал на плёнку своей памяти? Только эти киноленты воспоминаний наверняка и скрашивают перерывы в работе и длинные одинокие вечера. Элис всё чаще стала замечать эту привычку и за собой. Десмонда хотелось запечатлеть тщательно и надолго, сохранить в укромном уголке памяти и пронести с собой через всю оставшуюся жизнь таким, какой он есть сейчас. Ведь как бы больно ни было это признавать, но рано или поздно даже он потеряет себя и станет диким. О собственном же будущем Элис не хотела думать вовсе. Ещё не ясно, кто из них двоих первым потеряет рассудок. Им и правда лучше разойтись и запомнить друг друга в здравом уме, пусть и не совсем трезвой памятью. И раз уж совсем скоро они расстанутся навсегда, на счету каждый день. Нужно сделать этот вечер незабываемым для обоих. — Элис? Элис! Ну же, проснись и пой… — донеслось до неё сквозь писк. Она разлепила веки, но не увидела ничего, кроме расплывчатых цветных пятен. — Ты меня слышишь? Шевельни рукой, если да. Элис с трудом сжала пальцы Дьякона в своей ладони и попыталась сфокусировать на нём взгляд. На его размытом лице проскользнуло облегчение. — Как же ты меня напугала, — приглушённо сказал он. — Я, конечно, догадывался, что у тебя беды с башкой, но не думал, что настолько серьёзные. — Мне вырезали кусочек мозга, — просипела Элис, едва слыша свой голос. — Отсюда и беды. Я так скучаю по нему… Хотелось бы увидеть его ещё раз. Он такой славный собутыльник… И такой тёплый… — Ясненько, — протянул Дьякон и дотронулся до её лба. — Температуры вроде нет, сотрясения тоже. Ты давай, поспи немного. — Я не хочу спать, — поморщилась Элис. — Ты мне не веришь? Мне правда вскрывали череп, вот тут шрам есть, видишь? — Она ткнула в место, где раньше среди волос виднелся шрам, но почувствовала под пальцем бинты. — Что это… Что со мной? — Ты наставила на себя пистолет, я еле успел отдёрнуть твою руку. — Голос Дьякона звучал как никогда серьёзно. — Пуля задела ухо. Элис аккуратно ощупала правое ухо и почувствовала намокшие от крови бинты. Дьякон не отрывал от неё мрачного взгляда. — Какого чёрта это было? — твёрдо спросил он. — Конечно, хорошо, что я был рядом, но… У меня на глазах, серьёзно? Даже у меня не настолько жестокие розыгрыши. А если бы я не успел — что тогда? — Тогда бы я застрелилась и была счастлива, — буркнула Элис. — Рад за тебя, чёрт возьми. — Он встал и принялся нервно расхаживать по рыбацкой лачуге. — Я что, правда стал похож на человека, которому не помешала бы ещё одна травма? Давно не смотрелся в зеркало. — Прости, — ровно сказала Элис, не ощущая ни малейшего укола вины. Сейчас ей и правда было плевать не только на него, но и на весь этот мир. Дьякон остановился и наконец окончательно перестал расплываться в её глазах. — Почему ты это сделала? — Говорю же, мне вырезали кусок мозга, и у меня иногда запускается программа самоуничтожения. — Элис никак не могла понять, откуда в её голосе столько раздражения, но бороться с ним не имела желания. — Класс, — закивал Дьякон. — Тогда колись, из-за чего именно тебя коротит? Из-за китайцев? Из-за ядерной перестрелки? Может из-за подлодок? — А вот это уже не твоё дело. — Извини, но если мне теперь нужно следить, чтобы ты не вынесла себе мозги, то это моё дело. — Я тебя об этом не просила. — Её тон стал острым и стальным. — Сражаться на одной стороне — вот наш уговор. — Именно, и поддерживать друг друга в жизнеспособном состоянии. — Дьякон с тяжёлым вздохом присел рядом и начал уже спокойнее: — Слушай, я понимаю, что тебе тяжело… — Вот только не надо сейчас меня обнимать и успокаивать, — резко перебила его Элис. — Я в трезвом уме. А застрелиться я хочу уже последние лет десять, и причины, по которым я держусь, тебя не касаются, как и причины того, что я хочу застрелиться. Это исключительно мои проблемы, ясно? Закрыли тему. — Она, поморщившись от боли, села, осмотрелась и обнаружила свой рюкзак в другом углу хижины. — Дай-ка мне винт. — Чтобы ты снова слетела с катушек и отстрелила второе ухо? — Я сейчас отстрелю что-нибудь тебе, если не дашь. — Элис поняла, что еле держится. Все нервы в теле натянулись до предела, ещё одна капля, и она потеряет контроль — либо пристрелит его, либо себя, либо разобьёт кулаки о стену, либо просто позорно расплачется и уже никогда не сможет остановиться. Дьякон на удивление чутко считал её состояние. Молча встал, взял её рюкзак и принёс ей. Элис торопливо расстегнула боковой отсек и только хотела достать ингалятор, как её прервал голос напарника: — Сделаешь это — я уйду. Элис посмотрела на него вопросительным матом. — Я не смогу больше смотреть, как ты себя гробишь, — со смертельной усталостью и болью сказал он вполголоса. — Ты для меня самый близкий друг, но вот я для тебя… В общем, с меня хватит. Либо ты перестаёшь вечно подставляться в перестрелках, гробить здоровье и заигрывать со смертью, либо я ухожу работать в соло. Элис на мгновение забыла, что хотела его пристрелить. Бедный Дьякон, он ведь правда её любит. Жаль, что из всего спектра чувств Элис способна испытывать только скорбь, злость, отчаяние и бесконечное чувство вины. Что такое любовь, радость и сострадание, она забыла много лет назад. Ей очень хотелось ему это объяснить и избавиться от недопонимания, но её воспалённые нервы выдавили из неё лишь язвительный вопрос: — Не боишься, что застрелюсь в одиночестве? Дьякон смиренно опустил голову. — Если это то, чего ты хочешь, то кто я такой, чтобы мешать. «Мой лучший друг» — могла бы сказать она. «Дорогой мне человек», «лучший напарник», «чувак, который напомнил мне, как смеяться». Но ложь никак не лезла из горла, даже ради Дьякона. Она — не он. И она сказала правду: — Кем бы ты ни был, ты не тот, ради кого я смогу измениться. Не думаю, что такой человек существует в принципе. Ничего личного, прости. Дьякон слабо закивал и едва заметно раздул ноздри. Несмотря на все старания скрыть лавину чувств, он заметно побледнел. Помедлив несколько секунд, он закинул на плечо свой рюкзак, небрежно шмыгнул носом и как можно более равнодушно сказал: — Тогда удачно тебе сторчаться, Шорох. Возможно, ещё увидимся. Хотя вряд ли ты меня узнаешь. — Я до такого не скатываюсь, — оскорбилась она. — Я сменю лицо, давно собирался. Хватит приключений для одной рожи. — Он взглянул на неё в последний раз и поспешно отвернулся к выходу. — Прощай. — Прощай, Дьякон. Она ещё долго смотрела на дверь, закрывшуюся за его спиной. Затем ожила, медленно положила винт обратно в рюкзак и откопала со дна психо с баффаутом. Элис услышала в полумраке щелчок взведённого курка и мгновенно обернулась, наставив дуло винтовки на источник звука. — Ты… — с ненавистью и неверием донеслось из угла дома. В слабом свете керосиновой лампы она увидела того, кого меньше всего ожидала увидеть в дырявой лачуге посреди пустоши. — Отем?.. — От изумления она опустила оружие, хотя бывший полковник ещё держал её на прицеле своего пистолета. — Вот это сюрприз… Я думала, ты мёртв. — Аналогично, — процедил он, еле сдерживаясь, чтобы не пристрелить её на месте. Прошло всего два года, а Отем уже состарился лет на десять. Памятный элегантный плащ заменила потрёпанная боевая броня. Кого только не встретишь во время поисков места для ночлега… — Как сам? — беззаботно поинтересовалась Элис. — Я не видела тебя на базе Адамс. Ты залег на дно? — Ты ещё смеешь говорить о базе Адамс? Хотя чему я удивляюсь… — Он с пренебрежением опустил пистолет, будто не желал тратить патроны на такую шваль, как она. — Понятие гуманизма тебе неведомо. — Ага, — с иронией кивнула она и убрала винтовку за спину. — А ты вот о нём знаешь, но в итоге мы оба жалкие оборванцы, скитающиеся по пустошам. Отем, на удивление, не оскорбился. Лишь сухо хмыкнул и с презрением заметил: — Смотрю, не так уж много славы тебе принесло уничтожение Анклава. — Не такое уж большое событие для славы. Август скрипнул зубами и снова наставил на неё пистолет. Элис расплылась в довольной улыбке. — Наконец хоть кто-то это сделает. — Она подалась вперёд и уткнулась лбом в дуло. В глазах загорелось болезненное желание и предвкушение свободы. — Давай же, Отем. Восстанови справедливость. Давай. Он застыл в замешательстве. Элис впервые видела его лицо так близко, на расстоянии вытянутой руки — испещрённый морщинами лоб, седеющие брови, серые радужки по периметру расширенных зрачков. — Прошу, — прошептала она. — Я не смогу так жить. Тебе ведь не сложно. Ну же… — Нет. — Он с ледяным равнодушием убрал пистолет в кобуру. — Смерть ещё надо заслужить. Элис почувствовала, как её бьёт озноб от сдавших нервов, но не смогла сделать ничего лучше, чем жалко обхватить себя руками и отклониться на стену, чтобы не упасть. После нескольких секунд невыносимой тишины до неё долетели слова Отема: — Из-за меня погиб твой отец, но ты отпустила меня тогда, оставила жить с осознанием моего поражения. А сейчас я отпускаю тебя, хоть ты и уничтожила мой дом и цель жизни. — Я не хотела, — прошептала Элис с распахнутыми от ужаса глазами. — Я не думала… Этого не должно было произойти. — Поздновато для раскаяния, — мстительно заметил Отем. — Но, кажется, совесть у тебя всё же есть. — Она пытает меня каждый день. Внутри я умерла в тот момент, когда увидела взрыв базы. А это бесполезное тело всё живёт и живёт, как ни в чём не бывало. — Элис со всех сил вжалась спиной в стену, желая с ней слиться. — Когда же это закончится… Август задумчиво молчал, отклонившись на противоположную стену. Элис судорожно набрала в грудь воздух и нарушила затянувшуюся тишину: — Я всё время думаю о том, что было бы, если б я встала на вашу сторону. Я знаю, ты не поддерживал план Эдема с вирусом. И убить меня ты хотел только потому, что я могла привести его в исполнение. Если бы только у нас тогда был шанс спокойно поговорить… — Война с Братством Стали всё равно была бы неизбежна, даже если бы очиститель достался нам. Элис судорожно закивала, всё ещё силясь унять крупную дрожь. — Я ушла из Братства, кстати. Послала их к чёртовой матери за такие меры. Кто знает, может Анклав я бы тоже послала после всей этой истории. Я в последнее время терпеть не могу кому-то подчиняться. Август пронзил её мрачным взглядом. — Если бы ты послала Анклав, ты бы уже не дышала. — Как по мне, неплохой вариант, — слабо улыбнулась Элис. — Живи, — повелительным тоном сказал Отем. — Если ты жаждешь смерти, как избавления от страданий, то живи, пока не заслужишь свою смерть. Страдай, пока не искупишь страдания, принесённые тобой. Элис замолчала, ошарашенная такой перспективой. Первые мгновения это показалось ей невозможным. Но затем — вполне справедливым и настолько логичным, что она спросила: — И как я пойму, когда будет достаточно? — Хотел бы и я это знать… — Отем опустил голову. — Наверное тогда, когда перестанет мучить совесть. — Значит, мне придётся стать гулем и жить вечно, — тяжело вздохнула Элис. — Не хватало только ещё одного мутанта на пустошах… — скривился Август. — Грехи искупляют добрыми делами. Судя по тому, что я о тебе слышал, у тебя ещё есть шанс. — Я считала войну с Анклавом добрым делом. — Элис подняла на него полные отчаяния глаза. — Я уже не знаю, что правильно. И Анклав, и Братство поставили цель возрождать цивилизацию, а в итоге… только откинули её назад в развитии из-за разборок друг с другом. Что такое добро, Отем? Ты сам-то хоть знаешь? Август молча взглянул в окно, за которым уже начинало светать. Недолго подумав, ответил: — Если ты перестала что-либо понимать, займись охотой на мутантов. Так от тебя будет хоть какая-то польза. — Пожалуй, — кивнула Элис и разжала занемевшие пальцы на плечах. Озноб слегка утих. — А ты чем занимаешься? — Очевидно, трачу время на болтовню с тобой вместо того, чтобы двигаться дальше. Мне пора. Элис с грустью пронаблюдала, как он застегнул армейскую сумку, закинул её на плечо, а на другое повесил плазменную винтовку. — Спасибо, — сказала она ему у самого порога. Отем слегка повернул к ней голову, кивнул и исчез за дверью. Он оставил ей керосиновую лампу. Хотя кто знает, может она стояла здесь до него. В окнах рыбацкой лачуги догорал закат, когда Элис сумела подняться на ноги, не упав обратно. На такой трюк у неё ушёл час, а на то, чтобы пошевелиться и не сдохнуть от головной боли — весь день. На полу валялось несколько пустых шприцов, пустая банка баффаута и такая же пустая бутылка водки. В нескольких местах смердили лужи блевотины, окровавленные бинты валялись в углу. Элис аккуратно ощупала пострадавшее ухо и обнаружила вместо него лишь ошмётки хрящей, в которые наверняка попала грязь и ещё чёрт знает что во время её беспамятства. Поглотив третью банку чистой воды, она вылила четвертую и последнюю на ухо. Жаль, спиртного не осталось. Элис достала свежие бинты и замотала горящую огнём рану. Вспоминать события вчерашнего (или уже позавчерашнего) дня она не имела ни малейшего желания. Все мысли заняло воспоминание, всплывшее в наркотическом угаре. Элис прошлась по хижине, убедилась, что двигательные навыки с горем пополам работают и, недолго думая, собрала все вещи. Вышла из хижины, высмотрела в водной глади огромный силуэт подлодки и прыгнула в воду. — Снова ты? — Цзао выглядел крайне удивлённым. Элис без предисловий перешла к делу: — Ты сказал, что не можешь починить свою лодку без посторонней помощи. — Да… — Капитан окинул её недоверчивым взглядом, но, видимо, счёл, что у него нет выбора. — Нужна одна деталь, но я не смогу её достать. Не могу оставить Янцзы. Её могут найти плохие люди. — И зачем ты хочешь её починить? В Китае такая же разруха, как и здесь. Что ты будешь там делать, если вернёшься? — Я буду строить всё снова, — твёрдо заявил Цзао. — Дом за домом. Только так я смогу… Как ты сказать? Заслужить свою смерть. Трудом. А если нельзя будет строить, то буду гнить вместе со своим цзя… Родиной. Гнить и помнить. До тех пор, пока не стану таким, как моя команда. — Команда? — Элис машинально оглянулась на люк, ведущий в другую часть лодки. — Они одичали? — Да. — В его голосе сквозила глубокая скорбь. — Цзао один здесь может говорить. Элис на секунду представила, каково это — двести лет сидеть под водой взаперти и смотреть на теряющих рассудок товарищей. Вот уж для кого смерть была бы реальным освобождением. Но у всего есть цена, особенно у свободы. — Что за деталь тебе нужна? — спросила Элис. Она поможет ему заплатить эту цену, и это будет частью её собственной платы. Знать бы ещё, какова конечная цена…