Сердечные струны

Чон бросил землю на тлевшие угли костра, который развел в нескольких милях от Энчантид Хилл. По его подсчетам, было около полудня — к этому времени он намеревался быть уже далеко отсюда, но почему-то не очень торопился: почистил оружие и снаряжение, позаботился о Секрете, выстирал одежду и привел в порядок сапоги. Бросив еще земли на потухший костер, обратил внимание на небольшое деревце, растущее неподалеку. Когда-нибудь этот маленький дуб станет огромным, и, может быть, не знакомый ему альфа заберется на него и вырежет имя омеги на его ветвях. Он посмотрел в лес, в направлении Энчантид Хилл — приступил ли омега к выполнению своего плана и пустил ли Хэммонда Ллевеллина в свою постель? Боль растекалась по его груди, словно струйки крови из нанесенной раны. Пригладив волосы, вскочил на Секрета. На самом деле в Морганз Гроув его не ждала никакая работа. Не выбирая определенного направления, он позволил это сделать Секрету. Вскинув голову, жеребец, не торопясь, понес его по лесной тропе на юг. Почему, спрашивал он себя, наверное, в тысячный раз, почему Тэ обсуждал его дела с Хэммондом Ллевеллином? Вопросы роились в его голове, словно туча комаров у лица. Прошло несколько часов. Гудение комаров усилилось, напоминая больше жужжание шмелей. Гук снял шляпу, тыльной стороной ладони вытер пот со лба и вдохнул воздух, насыщенный резкими запахами; остановил Секрета и, выпрямившись, застыл в седле. Надвигалась сильная гроза. Хэммонд Ллевеллин, высокообразованный британский альфа, не знал о страхе Тэхёна перед молнией. Чон знал. Хэммонд считал часы до наступления ночи. Отправившись с Тэхёном на прогулку по обдуваемому ветерком лесу, он то и дело поглядывал на яркое небо. Неужели это немилосердное техасское солнце никогда не заходит? — Вот мы и пришли, — сказал он, когда, наконец, подошли к огромному дубу, росшему в поле, окаймлявшем знаменитый холм желаний. — Может быть, пообедаем, Тэхён? Надеюсь, леди из города приготовила превосходный ужин. Я просил все самое лучшее. — Он приподнял корзину для пикника, которую горожанин доставил в хижину совсем недавно. Тэ сел под покровом дубовых ветвей. Поглаживая свою рубиновую брошь, заколотую на кружевном воротнике, вспомнил, как последний раз ел у дуба, но на его ветвях, а не под ним. Хэммонд уселся рядом и подал ему тарелку с тонко нарезанными ломтиками ростбифа, кусочками картофеля, зеленым горошком и бисквитами. Омега взял тарелку, но вспомнил о бутербродах с изюмом: что-то случилось с его сердцем, всякий раз напоминает о чувствах, доводящих до слез. — Мои друзья покинули Энчантид Хилл сегодня утром, — сообщил Хэммонд и откусил кусочек бисквита. — Я собираюсь присоединиться к ним в небольшом городке под названием Роллинг Ридж, откуда мы отправимся в Лондон. Но не беспокойся, мой дорогой, товарищи достигнут Роллинг Ридж не раньше, чем через месяц, так что у нас достаточно времени. Тэ не поддерживал беседу, но Хэммонд еще настойчивее втягивал его в разговор — если не время заниматься любовью, то, по крайней мере, можно заполнить часы приятной беседой. — Недавно видел группу индейцев команчи, Тэхён. Мы посещали город под названием Кингз Коув, через него проходил взвод солдат с пленниками-индейцами. Кажется, было пять или шесть воинов и одна скво с ребенком. Краснокожие дьяволы выглядели почти полумертвыми, но знаешь, их глаза продолжали гореть обжигающей жестокостью. Солдаты расстреляли их в ту же ночь, однако двоим удалось бежать — воину и его сыну. При последних словах Тэхён вздрогнул, его сердце едва не выскочило из груди — он вспомнил о Маманте и его ребенке. — Воин и сын? Весьма довольный тем, что Ким так заинтересовался его рассказом, Хэммонд откусил — еще кусок бисквита, неторопливо прожевал и кивнул. — Солдаты искали повсюду, но так и не нашли индейца, убежавшего с ребенком. Воину нетрудно соорудить какое-нибудь примитивное оружие после побега, но он был сильно избит, а без пищи и лошади они с ребенком, скорее всего, погибнут. Их смерть — благословение, на мой взгляд. Любой разумный человек понимает, что в этой стране невозможно развить полный потенциал, пока останется жить хотя бы один из этих ужасных дикарей, и я, например, полностью поддерживаю политику их истребления. Тэхёну вспомнилось глубокое сочувствие и полное понимание Чоном Маманте. Команчи, о котором говорил Хэммонд, мог быть и не Маманте, но это ничего не меняло, разве что подчеркивало бездушие Хэммонда-аристократа. — Ты не согласен, Тэхён? — Улыбаясь, Хэммонд промокнул уголки рта белой в красную полоску салфеткой. — Конечно, Хэммонд, не согласен, — парировал он. — Более того, считаю, что у тебя отсутствует чувство сострадания, что крайне тревожно. Он чуть не подавился. — Сострадания? К индейцу? С возрастающей тревогой он все лучше узнавал Хэммонда Чарльза Александра Ллевеллина. Неужели ему действительно хочется, чтобы этот бессердечный альфа стал отцом ребенка, которого он вручит доброму нежному брату и его мужу? Что, если он унаследует жестокость отца? — Индейцы — люди, Хэммонд, а не животные, которых можно уничтожить по желанию белых людей. Они обладают теми же качествами, что и другие человеческие существа, а их гордость непередаваема. Никто не может радоваться убийству таких гордых людей и тем более призывать к уничтожению целой расы. Боже мой, как ты можешь спокойно рассуждать о смерти младенца, Хэммонд! Невинного ребенка! — Но я… — И если мы коснулись темы твоих личных суждений, пользуясь возможностью, скажу, что умение Гука виртуозно владеть оружием — не глупое жонглерство. Вам, сэр Голубая Кровь, неплохо бы овладеть таким же искусством, каким владеет он. Более того, хочу, чтобы ты усвоил: Чон Чонгук — не дикарь, а человек, чья доброта достигает такой поразительной глубины, что, боюсь, выходит за пределы твоего понимания. Хэммонд покраснел от злости. — Ты превозносишь этого невоспитанного мужика! Тэхён повернулся к нему спиной, и его внимание переключилось на открытое поле, лежащее впереди: оранжевые, синие и лавандовые полевые цветы ярко выделялись среди высокой густой травы. Солнечные лучи будто покрывали золотом все, к чему прикасались; несколько ласточек скользили прямо над цветами, летая так низко, что, казалось, вот-вот заденут крыльями за траву. Горячий бриз подул на него, усиливая громкий треск кузнечиков; на секунду прислушавшись к резким звукам, он глубоко вдохнул душный воздух, почувствовав, что он особенно сильно напоен ароматом кедра. Ощущение пока еще неосознанного ужаса пробудилось в нем. — Тэхён, — кипел Хэммонд, — мои друзья продолжают путешествие без меня, потому что мы заключили соглашение. Я истратил уйму денег, сняв хижину и оплачивая доставку еды. Настаиваю на выполнении условий заключенной между нами сделки. Не обращая внимания на его гнев, Тэхён продолжал вглядываться в поле. Тревожное предчувствие все возрастало. В голове до мельчайших деталей восстановился разговор с Чоном. — Мистер Чон? В отношении дождя — как вы узнали? — Птицы летали низко над землей, мистер Ким.. Звуки резче, и все пахло сильнее, чем обычно. Три верных признака дождя. Ким сопоставил: ласточки над лугом; треск кузнечиков; сильный запах кедра, и взглянул вверх — надвигалась гроза. Он — под деревом. На пикнике. Тэхён, как безумный, вскочил с земли и побежал. В тот же миг черные тучи закрыли солнце, темная тень опустилась на землю и угрожающий трезубец молнии расколол зловещее небо. Он ничего не видел сквозь пелену слез — бежал и бежал, не имея понятия, куда именно. Хэммонд едва поспевал за ним. — Тэхён! Остановись! Он слышал его голос, но резкий грохот перекрыл его. Ему показалось, что это гром, пока не увидел пять белых лошадей, выскочивших на луг, и на каждой — одетых в черное всадников. — Тэхён! — снова закричал Хэммонд, продолжая бежать за ним, но остановился, как вкопанный, когда увидел пятерых мужчин верхом на лошадях. Ужас парализовал его — он был достаточно наслышан о бандитах, чтобы сразу узнать их. — Тэхён, это банда негра Бланко! Забыв о существовании Тэхёна, он повернулся и побежал в направлении города. Тэхёну уже не хватало сил на отчаянный бег. Боязливо оглядываясь, он увидел, что Хэммонд оставил его одного — под небом, продолжавшим испепелять землю угрожающими молниями, на милость пяти преступников, мчавшихся навстречу. Рокот грома сопровождался стуком лошадиных копыт. Когда эти жуткие звуки раздались рядом, он из последних сил побежал. Дождь намочил одежду, намокшая ткань облепила ноги, замедляя бег. Трещали молнии, всадники стремительно приближались. Увидев Волшебную гору, Тэхён побежал к ней. Там упал лицом вниз, окруженный бандитами. — Вставай, омега. Мгновение спустя он почувствовал, как сильные руки схватили его за талию и поставили на ноги. Тэхён разглядел на лбу мужчины зазубренный шрам, такой же зигзагообразный, как молния. Он толкнул Кима на склон холма. — Гляньте-ка на эти большие карие глаза. И задница тоже ничего себе. А волосы цвета нашего золота. Миленькая пташка, а? Четверо других спешились. Из-за слез и дождя Тэхён едва различал их — какие-то черные расплывчатые пятна надвигались на него. Он молил Волшебную гору, как живое существо. Желание — первое в жизни — наполняло каждый уголок его сердца. Мужчины сгрудились вокруг него, лапая руками, как ему казалось, миллионами рук. Дрожа от страха, Тэ готовился к смерти. Закрыл глаза, но молнии все равно ослепляли его. Молнии продолжали сверкать, сопровождаемые ужасным громом, сотрясающим землю. Слезы смешивались с дождем. — Я сказал, вставай! Раздался треск ткани, за ним — грохот грома, потоки дождя сбегали по его обнаженной груди. Вдруг шум дождя разрезали пистолетные выстрелы. Тэхён ахнул в ожидании боли от вонзающихся в его тело пуль, но ничего не почувствовал, кроме капель дождя, падающих на грудь. Два бандита рухнули на землю рядом с ним — один с усами, другой со шрамом на лбу. Кровь забрызгала ему руку и брюки. Сквозь плотную пелену дождя к холму скакал серый жеребец, вдавливая землю и оставляя позади себя фонтаны грязи. Верхом на необычном коне, вытащив оба пистолета, с развевающимися, словно знамя, длинными волосами мчался посланник загаданного ею желания. Чон Чонгук. Ярость направляла Гука, когда увидел, как банда Бланко прижала Тэхёна к склону холма. Тогда он поклялся, что через несколько минут они превратятся в покойников. Удерживаясь лишь силой ног на Секрете, он отпустил поводья и прицелился, не беспокоясь, что промахнется и попадет в Тэхёна — плавный, размеренный бег жеребца давал уверенность в стрельбе с абсолютной точностью. Выстрелив дважды, увидел, как двое мужчин упали у ног Тэ. Поняв, что они мертвы, трое других преступников начали отступать, а скорость Секрета помогала Чону быть неуязвимым — через несколько секунд великолепный жеребец домчался до холма. Пристрелив третьего разбойника, в молниеносном прыжке вонзил нож в живот мужчины, оказавшегося перед ним. Бандит качнулся, но, имея еще достаточно сил, ногой выбил нож из его руки и поднял револьвер, но Гук откатился в сторону, увертываясь от пули; вскочив на ноги, схватил разбойника — одной рукой за горло, другой за голову, со страшной силой дернул, сломав шею. Тяжело дыша, пытался не упустить пятого бандита, успевшего вскочить на лошадь и выбраться на луг — белые лошади убитых мчались за ним вслед. Чон выхватил кольт. — Молния. Тихий, голос, произнесший это слово, прорвался сквозь его дикое безумие — Опустил пистолеты и уставился на четверых мертвых мужчин, лежащих в грязи. Печально известные бандиты Бланко убиты им — они хотели изувечить Тэхёна. Один убежал. Он снова взялся за оружие, обернувшись в сторону скачущего разбойника. Что-то коснулось его спины — дрожащие пальцы. — Гук. Он застонал, поднимая Тэхёна на руки, одним мощным движением усадил на спину Секрета и вскочил в седло. Ким, положив голову на грудь Чона, все еще слышал гром, дождь, барабанивший по одежде, и резкие звуки копыт жеребца по размокшей земле. Его дыхание согревало ему грудь, он прижал Тэ крепче, почувствовав дрожь. «Такой мокрый, — подумал он. — Дыхание теплое, а грудь холодная и обнаженная». Злость снова рвалась наружу, хотелось кричать, но он продолжал направлять быстрый и ровный бег Секрета к маленькой хижине неподалеку, пока, наконец, натянув поводья, не остановил жеребца. С Тэхёном на руках спешился и помчался к хижине, одним пинком открыв дверь, другим — закрыв ее. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что произошло: вещи разбросаны по всему полу, золото исчезло — Бланко обнаружил хижину раньше, чем нашел Тэхёна. Он долго рассматривал пустой камин, собираясь с духом, чтобы задать вопрос, тревоживший его, но боялся ответа. — Они тебе навредили? Тэ не слышал ничего, кроме его сердцебиения. — Команчи, — произнес он. — Хэммонд радовался, что они убили индейцев, Гуки. Он нахмурился. О чем он говорит? — Один убежал, — прошептал Тэ, — с ребенком. Хэммонд надеялся, что они умрут. Возможно, это были Маманте и его сын, которому ты дал еду, лошадь, винтовку, вначале заставив бороться, чтобы вернуть его гордость. Он нанял женщину из города, она принесла провизию для пикника. Хэммонд нанял ее. — Ким вцепился в его рубашку, увидев новую вспышку молнии в окне. — Пытался найти тебя вчера вечером, но дверь не открывалась, Секрета не было, значит, и тебя тоже. Женщина приготовила ростбиф, но я думал только о бутербродах с изюмом. Догадавшись, что это бред, Гук отнес его в спальню и уложил на кровать. Вид его обнаженной груди, разорванной одежды, невольно заставил его сжать Кулаки. Но с нежностью, противоречащей ярости, начал снимать с него все ,что осталось от нее; раздев, накрыл одеялом, обнял и прижал к себе. — Он говорил, что это сюрприз, — прошептал Тэхён. — Эта хижина. Но я бы все равно вспоминал тебя, куда бы он меня ни увез. Он оказался не тем, Гуки. Я не мог спать с ним. Роману стало ясно, что он не отдал девственность Хэммонду Ллевеллину. А банда Бланко? — Тэхёни… — Почуял бурю, услышал ее. Ласточки летали низко, казалось, что касаются цветов. Мы сидели под деревом. На пикнике. И молния. Точно так, как тогда… мои родители… Я… я никогда еще не испытывал такого ужаса. — Он не всхлипывал, но Чон почувствовал, как увлажнилась его рубашка. — Испугался, Гуки, а он еще больше, и бросил меня. Остался совсем один с молниями и теми мужчинами. Бежал так быстро, как только мог. Но молнии преследовали меня, и эти люди тоже. Загадал желание — не на звезду, а на Волшебную гору, и потому появился ты. — Значит, они не… — Нет. Ты убил их прежде, чем они смогли. Один убежал. Он долго ничего не говорил. — Прости, что сбежал от тебя вчера вечером. Его извинение согрело Тэхёна больше, чем одеяло, которым он обернул его. — Это Иоанн Креститель, — прошептал он. — Пожалуйста, поверь мне, Гук, это Иоанн Креститель. Мгновенно он все понял — Тэ не предавал его, болтал попугай. Тяжелое бремя вины придавило его. — Прости, — снова произнес он. — Боже, я был так взбешен, Тэ. Даже и не подумал, что птица… — Гнев имеет обыкновение лишать нас рационального мышления. — Буря. Ллевеллин не понимал, как ты боишься молнии, а я знаю, поэтому и вернулся. Управляющий сообщил, где вы с Ллевеллином и что он нанял несколько человек, чтобы перевезти вещи в хижину. Я собирался защищать тебя от молнии, но нашел в лапах банды Бланко. Тэхён почувствовал, как Чон поцеловал его обнаженное плечо, и задумался над его рассказом: считая, что он выдал его секрет Хэммонду, он, тем не менее, выскочил прямо под пули ради него, убил четырех бандитов и мог умереть сам — ради него. Нахлынули такие глубокие эмоции, что Тэхён совершенно лишился чувств. Громкий птичий крик раздался в комнате, и через плечо Чона он увидел Иоанна Крестителя. — Должно быть, они перевернули клетку, когда обыскивали хижину, — вслух размышлял Гук. — По крайней мере, с ним ничего не случилось. — Обыскивали? Кто? — Разве ты не видел переднюю? Вещи разбросаны по всей комнате. — Что? — Золото пропало, Тэхёни, — мягко сказал он. Ему было ужасно неприятно говорить об этом, но выбора не было. — Драгоценности, наверное, тоже, кроме рубиновой броши, которая все еще приколота к тому, что недавно было рубахой. Банда побывала здесь до того, как нашла тебя на лугу. Его слезы закапали на ладонь Чона, блестя, словно бриллианты. Глядя на них, он поймал себя на том, что они больше не вызывают в нем горестных чувств. — Что же теперь делать? — всхлипнул Тэхён. — Без денег, как же я… Он заглушил его всхлипывания долгим и нежным поцелуем. А затем, все еще лаская его губы, прошептал слова, которые никогда не говорил ни одному человеку. — Я позабочусь о тебе, Тэхёни.