Море невзгод

Чэн Юньпао смерил правителя дворца Било ледяным взглядом. — Тан Лицы — страстный человек, способный на глубокие чувства, — медленно продолжал Ваньюй Юэдань, — это и вынуждает его спасать цзянху. Дорогой его сердцу друг хотел, чтобы он обратился к добру. Тан Лицы дал обещание и держит его — других причин у него нет. — Похоже, вы хорошо его знаете, — бесстрастно заметил Чэн Юньпао. Обернувшись к скале, откуда ветер доносил звуки флейты, Ваньюй Юэдань ответил: — Тан Лицы — это мое зеркало. Он отражает мою истинную сущность, как я отражаю его. — Вы задались целью убедить меня, что Тан Лицы — верный и благородный человек и заслуживает уважения Союза мечей? — хмуро произнес Чэн Юньпао. — Не всегда мы преследуем какие-то цели, — чуть заметно улыбнулся Ваньюй Юэдань. — Бывает, что мысли просто приходят в нужное время, когда рядом нужный человек, и сами просятся наружу. Чэн Юньпао лишь фыркнул, ничего не ответив. Горный ветер усилился, его свирепые порывы заглушили голос флейты. Теперь сюда доносился только дикий вой бури да треск сухих веток под скалой. С минуту послушав, Ваньюй Юэдань заговорил снова: — Сегодня ночью ветер лютует. Погода на снежных вершинах переменчива. Скажите ему, чтобы поднимался. С этими словами он развернулся и пошел к лесу. Несмотря на плохое зрение, Ваньюй Юэдань держался знакомой тропы не хуже зрячего. Вежливый и мягкий в обращении, молодой правитель дворца Било не внушал людям страха и не владел боевыми искусствами, однако он всегда умел повернуть разговор в нужное русло — в этом и проявлялся его незаурядный ум. Чэн Юньпао шагнул к утесу. В лицо ему ударил порыв ветра, вышибая дыхание и посылая мурашки по спине. Обычного человека такой вихрь непременно сбил бы с ног. Из-за недолеченных ран и недостатка энергии ци даже Чэн Юньпао с трудом балансировал у края скалы. Он посмотрел вниз. Тан Лицы уже поднялся со своего места, но, вместо того, чтобы вернуться назад, теперь стоял на самом конце высохшего ствола дерева над бездонной пропастью и спокойно смотрел на волнующееся море облаков и ледяные пики далеко внизу. Мертвая сосна стонала от тяжести, угрожая в любую минуту треснуть под ударами бури. Ветер трепал длинные пепельные волосы Тан Лицы и терзал одежду, словно пытаясь разорвать ее в клочья. Тан Лицы закрыл глаза, поднес к губам короткую флейту и грациозно, словно танцуя, развернулся спиной к пропасти. Вдруг воздух рассек силовой удар меча. Ярко-белый луч пронзил облака и бушующую бурю и ударил в мертвое дерево под ногами Тан Лицы. В то же мгновение Тан Лицы рефлекторно взмахнул флейтой. Судя по металлическому клацанью, она была сделана из меди. Луч надломил дерево, и оно полетело в пропасть. Подпрыгнув, Тан Лицы изящно приземлился на краю утеса и с легкой улыбкой посмотрел на своего недруга. — Уже проснулись? — Разве вы не собирались прыгнуть в пропасть? — холодно спросил Чэн Юньпао. — Я помог, так за чем же дело стало? — Что вы, — ответил Тан Лицы. — Кто я такой, чтобы разбрасываться жизнью, которую спас брат Чэн? Кроме того, тело подарено нам родителями, а значит, оно священно и на него нельзя посягать. Его волосы спутались, потрепанная одежда полоскалась на ветру. Ледяные вихри с окрестных снежных гор разрумянили щеки, подчеркивая и без того яркую красоту. — Зачем вас понесло посреди ночи к пропасти? — спросил Чэн Юньпао, отвернувшись и заложив руки за спину. — Размышляете, как уладить беспорядки, которые устроили в цзянху? Тан Лицы едва заметно улыбнулся. — Посреди ночи в ветреную погоду отсюда открывается прекрасный вид. Возможно, вы не заметили, но попробуйте хотя бы уловить аромат. Чувствуете? — Аромат? — замер Чэн Юньпао. Взмахнув рукавом, Тан Лицы пояснил: — Душистая смесь османтуса, орхидеи, розы и жасмина. Ее доносит сюда ветер. Чэн Юньпао вдруг понял: — Да ведь это… Тан Лицы указал левой рукой назад. — Очевидно, те люди, которые вас ранили, сейчас поднимаются на пик Маоя. Пораженный, Чэн Юньпао встал на большой валун возле края скалы и посмотрел вниз. — Человек под вуалью, черная пипа, тысячи цветов и женщины в белом… — Да, это он, — тихо вздохнул Тан Лицы. Внизу клубились облака, и задувал холодный ветер. В туманной дымке ничего нельзя было различить, лишь слабый неуловимый аромат доносился с уступа на полпути к вершине. — Скоро они нападут на дворец, — бесстрастно произнес Чэн Юньпао. — И во всем виноваты вы — это вы принесли несчастье в мирное убежище. Сегодня здесь прольются реки крови. Тан Лицы резко обернулся, откинув развевающиеся рукава. — Разве это не самый быстрый способ покончить с проклятием пилюль Девятисердечного демона? Чэн Юньпао скривился в презрительной усмешке: — То-то и оно! Вы прикрываетесь именем дворца Било, чтобы бросить вызов Союзу мечей и выманить салон Фэнлю. Вы проложили им дорогу к самому порогу дворца. Чтобы узнать, кто заварил эту кашу с пилюлями Девятисердечного демона, вы приносите в жертву весь клан Ваньюй Юэданя. Где ваша совесть, Тан Лицы? Повелитель дворца хотя бы знает, что вы задумали? Допустим, вы победите сегодня, но что вы ответите душам людей, которых обрекли на смерть? — Ваньюй Юэдань не меньше меня жаждет победы. Он хочет вернуться из тягостного изгнания и править на Центральных равнинах. Вам не кажется, что теперь, когда одни готовы драться, а другие — дать отпор, дворец Било накопил достаточно сил для битвы? — Отвернувшись, Тан Лицы продолжал: — Похоже, двадцать лет скитаний ничему вас не научили. За что бы мы ни дрались — ради славы или ради справедливости — нам всегда приходится чем-то жертвовать. Разве вы никогда не получали ран, спасая чужую жизнь? Никогда не оказывались в долгу? — Получить рану ради спасения чужой жизни — это не зазорно, — усмехнулся Чэн Юньпао. — Однако вы жертвуете не собой — вы жертвуете другими. Это другие платят за ваши честолюбивые замыслы. Может быть, мне вас еще и похвалить за то, что вы такой мудрый и самоотверженный герой? — Почему вы так уверены, что я легко жертвую другими людьми? — тихо спросил Тан Лицы. — Вы придумали лучший план, прежде чем обвинять? Чэн Юньпао замолк — у него не было ответа. Тан Лицы шагнул вперед. Свирепый ветер рвал на нем лохмотья одежды. — Если не придумали, то все ваши обвинения — это просто чушь. Пустые… нелепые… слова, — шепотом договорил он и мягко толкнул Чэн Юньпао назад. Застигнутый врасплох, Чэн Юньпао сорвался со скалы. Быстро сосредоточив энергию ци, он остановил падение и медленно опустился на каменистый уступ несколькими чжанами ниже. Он поднял глаза, но Тан Лицы уже исчез. Потрясение и гнев охватили Чэн Юньпао. Очевидно, это была месть за тот удар мечом по дереву? Или издевка в ответ на его обвинения? Разве Тан Лицы мог заранее знать, что Чэн Юньпао найдет этот уступ и не свалится в пропасть? Этот человек был хуже змеи и скорпиона, его яд пробирал до костей. Чэн Юньпао даже не понимал толком, что побудило его совершить этот поступок — более того, возможно, и сам Тан Лицы не совсем понимал, что заставило его толкнуть Чэн Юньпао. Может быть, он мстил за его доводы, за словесные удары? Хотел самоутвердиться? Или просто показывал свою неприязнь к Чэн Юньпао? Что заставляло его гнаться за справедливостью, стремиться уничтожить запретный наркотик? Неужели он и в самом деле верил в правило: око за око, зуб за зуб? Неужели считал, что правда в конце концов восторжествует над жадностью и эгоизмом, и все будут жить мирно и свободно? А может, его вела клятва, данная другу, и он гнался за остатками былой привязанности, пытаясь заполнить дыру в сердце, даже если ради этого придется забыть о чести и справедливости и обагрить пик Маоя кровью? Наверное, один лишь Тан Лицы мог ответить на эти вопросы. А может, он и сам не знал, как до конца распутать этот клубок.

* * *

— Господин, у подножия пика Маоя было замечено тридцать шесть неизвестных женщин в белом, — доложил Тэ Цзин. — Наши люди покинули Кристальную пещеру, и Чэн Юньпао раздробил ледяные глыбы, запечатав туннель. Согласно моим подсчетам, враги обнаружат вход и проникнут во дворец не позднее, чем через час. Тревожное донесение Тэ Цзина как будто не вызвало у Ваньюй Юэданя заметного беспокойства. Молодой правитель, только что вернувшийся с вершины Облачного утеса, после этих новостей словно наоборот слегка расслабился. — Нападение неизбежно. Бейте в барабаны. Неспособные сражаться пусть уходят по ледовому пути, остальные — готовятся к защите дворца, — спокойно скомандовал он. — Передай мой приказ: сегодня мы будем драться за справедливость в цзянху, за возвращение дворца Било на Центральные равнины, ради наших будущих поколений. Пусть каждый хранит это в сердце. Получив приказ, Тэ Цзин вышел. Ваньюй Юэдань остался в комнате один, окруженный оглушительной тишиной. Весь мир за пределами комнаты словно исчез, а жизнь остановилась. Дверь с тихим скрипом медленно отворилась, и кто-то вошел, не потрудившись закрыть ее за собой. — Так значит, люди у подножия горы перешли в наступление? По холодному и властному голосу, в котором таилась смертельная угроза, несложно было узнать Чэн Юньпао. Ваньюй Юэдань встал, подошел к столу и не спеша налил чаю. — Герой Чэн, ваш визит — большая честь для меня. Пожалуйста, угощайтесь, — с улыбкой предложил он. — Выходит, вы знали, что внизу враги? — бесстрастно спросил Чэн Юньпао. — Знал, — подтвердил Ваньюй Юэдань. Чэн Юньпао залпом осушил чашку с горячим чаем. — Каков ваш план? — Стоять насмерть, — все с той же улыбкой ответил Ваньюй Юэдань. Чэн Юньпао со стуком поставил чашку обратно и поднял глаза. — Почему вы решили променять мирную жизнь в уединении на тревоги цзянху? Разве плохо было жить вдали от мирских дел? Честолюбивые юнцы, жаждущие завоеваний и власти над миром… Вы не боитесь проливать кровь ради достижения своих целей? — Истоки дворца Било начинаются на Центральных равнинах, — после короткой паузы негромко ответил Ваньюй Юэдань. — Я намерен вернуться в Лошуй, герой Чэн. Чэн Юньпао свел брови. Не дожидаясь, пока он перебьет, Ваньюй Юэдань продолжал: — Опавшие листья всегда возвращаются к родным корням. Дворец Било не стремится подчинить другие кланы, но эта битва нужна нам, чтобы отвоевать свое законное место в Лошуй. — Он повернулся к Чэн Юньпао спиной и повторил: — Мы возвращаемся в Лошуй. Нахмуренные брови Чэн Юньпао разгладились; холодный взгляд уперся в спину Ваньюй Юэданя. — Дорога домой — это путь, залитый кровью. Ваньюй Юэдань обернулся. Теплая улыбка осветила его тонкие черты. — Мой путь всегда один и тот же. Чэн Юньпао взял чайник, глотнул прямо из носика и рассмеялся: — Ха-ха, для такого молодого человека у вас на редкость сильная воля и грандиозные мечты. Именно такие неугомонные юнцы и не дают покоя цзянху. — Не думаю, что это так, — улыбнулся Ваньюй Юэдань. — Но скажите, герой Чэн, что за враг сумел нанести вам такие тяжелые раны? У кого в целом свете хватило сил вас покалечить? — Вуаль, черная пипа, тысяча цветов и женщины в белом, — стиснув рукоять меча, произнес Чэн Юньпао. От этих слов у него закололо в ладонях. Он вспомнил свои четырнадцать лет и восторженный трепет, который охватил его, когда он впервые обнажил меч против грозного врага. — Там был неизвестный, одетый в черные одежды, с закрытым вуалью лицом и черной пипой в руках, разрисованной луной и цветами сливы. Позади него стояли тридцать шесть женщин в белом, тоже с закрытыми лицами. Они преградили мне путь. — Вот как, — зачарованно и в то же время с сочувствием вздохнул Ваньюй Юэдань. — Необычный противник. Что же случилось потом? — Потом меня отвлекли двое молодых даосов из Удана — Шао Сюань и Шао Ци, — отвернувшись, продолжал Чэн Юньпао. — Они попросили, чтобы я помог одолеть убийцу Вэй Бэйина, которого они встретили в ледяной пустыне. Но это была уловка. — Не может быть! — простодушно воскликнул Ваньюй Юэдань; его глаза блестели от любопытства. Чэн Юньпао холодно рассмеялся. — Едва я отбился от невежественных даосов, как женщины в белом обездвижили меня, а человек в черном заиграл на пипе. Я не ожидал встретить врага, который знает технику «Убийство звуком». Всего один удар по струнам… — Можете не продолжать, — прервал Ваньюй Юэдань. Чэн Юньпао замолк, не желая больше вспоминать о своем поражении. — После этого я оказался на пике Маоя. Очнулся уже здесь. — Если технике «Убийство звуком» невозможно сопротивляться, то сладить с таким врагом сможет только искусный мастер боевых искусств, лишенный слуха, — задумчиво произнес Ваньюй Юэдань. — Но увы… — Да, увы, — фыркнул Чэн Юньпао. — Таких умельцев во дворце Било нет, да и не только во дворце Било — во всем цзянху, насколько мне известно. Ваньюй Юэдань чуть заметно улыбнулся. — А раз их нет, то нужен гений, неуязвимый к действию «Убийства звуком». Чэн Юньпао медленно обернулся. — Чтобы противостоять «Убийству звуком», надо или совсем не иметь энергии ци и благодаря этому не страдать от колебаний энергии, или… — он сделал паузу, — владеть этой техникой не хуже противника, а значит, быть неуязвимым к его силе. Улыбка молодого правителя дворца потеплела. — Если человек может легко исцелить раны от техники «Убийство звуком», то, возможно, он способен ей и противостоять? — Значит, вы уже все продумали, — сверкнув глазами, холодно заметил Чэн Юньпао. — Поэтому как ни в чем не бывало пьете чай, когда у порога стоят враги. — Вы еще не совсем поправились, герой Чэн, — тихо вздохнул Ваньюй Юэдань. — Останьтесь, пожалуйста, и отдохните. Вам незачем сегодня сражаться. В эту минуту на горе мелодично прозвонил колокол, и его чистый звонкий голос разнесся по окрестностям. Сладкозвучный и неземной, он казался музыкой небес. Когда эхо колокола затихло, наступила полная тишина. Из дворца Било не доносилось ни звука, словно Чи Юнь, Шэнь Ланхунь и остальные просто растворились в воздухе. Чэн Юньпао стоял лицом ко входу в павильон Ланьи, сжав руки за спиной. Сильный порыв ветра ворвался в приоткрытую дверь и всколыхнул занавески; переливчато зазвенели нанизанные на нити бусины. В прошлом Чэн Юньпао не пропускал ни единого сражения — если надо было скрестить с кем-то клинки и пролить кровь, он всегда благородно бросался в бой. Но сегодня он впервые оказался не нужен, впервые не знал, будет ли от его помощи толк. Раньше все было просто — он обнажал меч только чтобы покарать злодеев и защитить правое дело. А теперь? С одной стороны — таинственная организация, про которую еще не известно: виновата она или нет, с другой — честолюбивый клан дворца Било. О каком правосудии может идти речь? Конечно, отбить атаку скрытого под вуалью врага в черном и устранить тайную угрозу цзянху — это правое дело. Но стоят ли эти люди того, чтобы их защищать? Во что превратится дворец Било? Будет он править цзянху или принесет одни беды? Не говоря уже о том, что во всем этом принимает участие безнравственный Тан Лицы, способный на что угодно. Впервые в жизни Чэн Юньпао мешкал с мечом в руке: сражаться или нет? Возможно, для цзянху будет лучше, если проиграют обе стороны или даже все три силы, замешанные в это дело. Но как же быть с невинными жертвами этой войны? Спасать их или нет? Чтобы спасти, надо обнажить меч — но во имя кого и во имя чего? Чэн Юньпао в задумчивости стоял перед открытой дверью, наблюдая, как ветер носит в воздухе листья, ветки, снег и песок. Его рука покоилась на рукояти меча.

* * *

На вершине пика Маоя, у самого выхода из Кристальной пещеры, в воздухе разливался слабый аромат. Три дюжины женщин в белом построились для битвы. На гору медленно взбирались еще около двухсот человек: это была разношерстная толпа людей, одетых в самую разную одежду, но в одинаковых масках. Скоро люди в масках прошли через ледяной туннель и ступили на веревочный мост, ведущий к скале Циншань — всего в сотне чжанов от павильона Ланьи. Чей-то голос в лесу скалы Циншань раздался сквозь воющий ветер, заметающий листья. Судя по недовольному тону, его хозяин уже устал ждать, сидя на дереве. — Я хотел посмотреть, что за бездельники полезут на чужой двор посреди ночи, но вижу, что все они одинаковые — кучка бесстыжих гусениц. — Почему гусениц? — откликнулся с другого дерева спокойный и безразличный голос. — Это разношерстное отрепье сойдет только за разноцветных гусениц, ползающих по земле, — холодно сообщил первый голос. — Крысы и то быстрее. — Вот как, — произнес второй голос с дерева напротив. — Кто же займется этими гусеницами — ты или я? — Мое дело — убивать людей. С гусеницами разбирайся сам, — ответил его собеседник. — Пять медяков за гусеницу, оплата сдельная. — Согласен на пять медяков. А ослепительных красавиц краше цветов и луны, которые идут следом, я оставляю тебе. — Красавицы меня не интересуют. — Тем лучше. Когда враги в масках сошли с веревочного моста, непринужденный разговор закончился. Следом за ассасинами по мосту осторожно прошли красавицы в белом. Судя по их поведению, они не ожидали, что веревка окажется целой. — Дамы, вам известно, что нехорошо пробираться на чужой двор посреди ночи? Это может выйти вам боком. — С дерева грациозно соскользнул молодой человек в изящном белом ханьфу, с кинжалом на плече, по которому легко было узнать Чи Юня. — Не расскажете ли нам, зачем вам понадобилось подниматься на гору в столь поздний час? — Мы пришли уничтожить дворец Било! — прозвучал из отряда женщин в белом звонкий голос. — Любого, кто посмеет укрывать Тан Лицы и его людей, ждет только одно — смерть! — Неужели? — ледяным тоном ответил Чи Юнь. — А знаете ли вы, зачем я полночи мерзну на холодном ветру? — Женщины в вуалях молчали, и он продолжал тем же мрачным голосом: — А могли бы догадаться. Любого, кто посмеет ворваться во дворец Било с воплями об убийствах, и красавиц в том числе, ждет только одно — смерть. — Наглый ублюдок! — яростно отозвался из группы женщин в белом другой голос. — Убьем его, сестры! И сотрем дворец Било с лица земли во имя нашего многоуважаемого мастера! В ответ послышались воодушевленные крики, а некоторые красавицы просто кивнули. Слаженным движением все тридцать шесть воительниц разом обнажили оружие. Чи Юнь удивился. Он думал, что женщины в белом — ассасины из одной школы с одинаковой выучкой. Но, судя по разномастному оружию — мечам, флейтам, лентам и кинжалам — все они пришли из разных школ боевых искусств. Даже мечи различались по размеру и форме. Кто же сумел набрать из разных кланов тридцать шесть девушек и заставил их творить такие жестокости? Видно, этот «многоуважаемый мастер» — законченный негодяй, не заслуживающий прощения! — Братья, сегодня вам выпало счастье показать свою непоколебимую преданность, уважение и покорность нашему мастеру! Любой, кто не сделает сегодня все возможное — предатель! А зачем жить тому, кто предал многоуважаемого мастера? Все, кто не смогут сразить врага, должны умереть! Молодой и звонкий голос прозвучал из отряда женщин в белом — судя по тембру, он принадлежал совсем юной девушке. И эта девушка через слово поминала смерть — чему же научил ее этот «многоуважаемый мастер», если она совсем не ценит человеческую жизнь? Чи Юнь, с серебряным кинжалом в руке, усмехнулся себе под нос: — Ну же, нападайте! Из белого отряда вышла девушка с саблей. Другая, с мечом на изготовку, обошла Чи Юня сзади. Третья сделала десять шагов назад — как видно, она владела оружием, которое бьет на расстоянии. А еще одна, безоружная, уверенно зашла справа от Чи Юня. Чи Юнь расхохотался, глядя в небо. — Посмотрим, на что вы способны, сбившиеся с пути девчонки… — Он указал своим Ихуань Дуюэ на противницу с саблей, стоящую напротив. — Ты первая. Смотри не потеряй вуаль! Женщина ринулась вперед, со свистом рассекая саблей воздух. Сила удара говорила о большом мастерстве. Чи Юнь мгновенно вытянул руку, посылая прямо в ее вуаль удар энергии ци. Три другие противницы тут же ринулись в бой, а четвертая издали повела запястьем, и в жизненно важные точки Чи Юня полетели четыре острых дротика. Другая девушка взмахнула мечом, и от ее зловещей ледяной техники ощутимо повеяло холодом. Тем временем безоружная противница нанесла мощный удар ладонью. Чи Юнь быстро обернулся: удар ладонью нес в себе гораздо больше опасности, чем дротики и клинки. В него были вложены сила, точность и мастерство. Их ладони с громким хлопком столкнулись. Чи Юнь всем телом ощутил толчок, а девушка от удара отшатнулась назад. Улучив мгновение, Чи Юнь метнулся вперед, сдернул вуаль и немедленно побледнел: — Это ты! Отброшенная ударом Чи Юня, девушка не успела остановить его быстрое движение. Что-то промелькнуло на ее лице, когда она почувствовала холодок, лишившись своей защиты. Чи Юнь смотрел на противницу со смесью гнева и потрясения, сжимая в руке вуаль: — Ты… ты… Высокая и стройная воительница отличалась невероятной красотой — у нее была белая кожа, правильный овал лица и выразительные глаза под длинными изящными стрелами бровей. Чи Юнь не мог ошибиться — это была его нареченная невеста, Бай Сучэ, дочь семьи Бай, известная под именем Минъюэ Тяньи. Ему хватило одного удара, чтобы ее узнать. Чи Юнь задыхался от гнева, ему казалось, что сердце сейчас лопнет от переполняющей его ярости: — Это ты!