Не отвязать неприкрепленной лодки, Не услыхать в меха обутой тени, Не превозмочь в дремучей жизни страха.
— А кто это тут у нас? — момент, и мантия Уилла, и так переживающая не самые лучшие дни, окончательно превратилась в то немногое, что заставляло Ганнибала мысленно хвататься за сердце. Как-никак на улице октябрь, уже по традиции заимевший себе в качестве спутника грязь и слякоть, — опускаться на одно колено посреди внутреннего двора замка точно не стоило, но как тут устоять, — как тебя зовут? Пес, радостно вилявший хвостом — брызги летели во все стороны (на мантию, конечно, тоже), но ни профессору ни самой собаке до них дела не было — отвечать не спешил, лишь наматывал вокруг нового друга круги. Последний раз Уилл видел собаку на территории замка двенадцать лет назад. Он и сам объявился здесь не так давно, и тем не менее. В годы студенчества он нашел одного щенка в окрестностях Запретного леса: кормил его добытым с кухни Корнуэлльский пирогом, называл Уинстоном — собака против такого содружества не была. Позже, когда и пес, и Уилл друг к другу как следует прикипели, подросший щенок отвел тоже подросшего третьекурсника в уже сам Запретный лес — ничего криминального, они зашли чуть дальше опушки, на которой при условиях хорошей погоды проводились уроки ро Уходу за магическими существами. Там Уинстон познакомил Уилла с остальными: оказывается у собаки имелась какая никакая семья, состоящая из таких же дворняжек с голодными глазами и радостно вилявшими хвостами. Теперь Уилл подкармливал их всех. С пятого курса вместе с ним ходил и Ганнибал. Исключительно, чтобы пополнить запасы аконита и бадьяна. Уилл погладил собаку по макушке. Было воскресенье, следовательно, в ближайшие двадцать четыре часа в качестве профессора он Хогвартсу не понадобится. Так что вслед за псом, который вдруг вознамерился ему что-то продемонстрировать, Уилл пошел без лишних зазрений совести. Пока он поспевал за дворняжкой, та довольно быстро передвигалась на своих четырех, Уилл вдруг с новой силой осознал, как он скучает по Уинстону. И Харли. И Элии. И Максу. И даже Джеку, которого он назвал точно не в честь действующего директора. Конечно, после выпуска Уилл завел себе собаку и не одну (семь), и тем не менее школьные товарищи не забываются. Он не знал, что случилось с его старым другом — после выпускного Алана, которая почти сразу же заняла пост профессора Заклинаний, еще некоторое время кормила взятую им под крыло стаю, но вскоре та в полном составе сменила свое место положение, возможно, переместившись вглубь леса, и найти ее так и не удалось. Как он и думал — путь дворняжки лежал через Запретный лес. Когда они добрались до опушки, Уилл в который раз обрадовался тому факту, что сегодня выходной — встречаться с профессором Верджером хотелось меньше всего. Он очень уважал Джека, никогда не ставя под сомнение его директорские способности, но выбор конкретно этого человека на роль преподавателя Ухода за магическими существами Уилл никак для себя объяснить не мог. Та же его явно нездоровая любовь к свиньям уже о многом говорила (слава Богу в заведении свинарника на территории замка директор Кроуфорд отказал, но Мэйсон сдаваться не собирался). Гробовая тишина дурной славе леса сопутствовала. Уилл, признаться, никогда раньше не заходил так далеко. Да, гриффиндорец, да слабоумие и отвага, но тем не менее перспектива встречаться с кентаврами или троллями не сильно прельщала как пятикурсника, так и действующего преподавателя ЗОТИ. А тем временем пес уверенно шел вперед, и Уилл, покрепче ухватившись за основание палочки, до этого мирно покоящейся в кармане, за ним. Деревья еще не пожелтели, как им и полагается, но были к этому готовы — на дворе как-никак конец сентября. Уилл смотрел по сторонам, думая лишь о том, что, возможно, стоит чуть чаще покидать замок (хотя с уровнем его привычной для профессоров школ магии и чародейства загруженности, это вряд ли получится легко исправить). В свободное от лекций время, которого, к слову, было тоже не так много, он либо готовился к следующим, либо проводил время с Эбигейл и, соответственно, Ганнибалом, неразрывно идущем в комплекте. Они и впрямь постарались стать для нее отцами: Уилл довольно скоро к девочке привязался. Человек с рогами смирился и перестал появляться в ее присутствии. Было еще нечто, занимавшее его мысли добрую часть времени (кается: и во время занятий иногда тоже). Мириам Ласс. В ее деле давно перестал происходить какой-либо прогресс, но это не означало, что Уилл может прекратить пытаться. Даже Джек, казалось, понемногу свыкался, или успешно делал вид, с мыслью, что с прошлым профессором Защиты от Темных искусств нужно попрощаться, и тем не менее, Уилл все еще пытался. Она и впрямь близко общалась с Ганнибалом незадолго до своей пропажи — это Уилл установил, что называется, из первых уст. — Профессор Ласс выказала заинтересованность в способах применения Artemísia absínthiu в случаях защиты от русалок, планируя посвятить этому свою будущую исследовательскую работу. Я не отказал ей в помощи. Возможно, Уиллу правда не стоило подозревать того, кто на протяжении многих лет был почти единственным подходящим человеком в его окружении под определение слова «друг». Между тем, сейчас их отношения пошли на поправку (конечно, не в сравнение тому, что было двенадцать лет назад, но всему нужно время). Ставшие уже регулярными беседы по вечерам за бокалом эльфийского двенадцатилетней выдержки этому тоже вполне способствовали. Ганнибал много рассказывал о своих путешествиях — ничего криминального или хоть сколько-нибудь предрассудительного с моральной точки зрения. Исследования курупиров в Бразилии, наблюдения над демонами каппа в Японии. Напрямую про заинтересованность в не самых светлых областях магии Уилл так и не спросил. Кто знает, насколько он готов к ответу. Сам же профессор Защиты от Темных искусств после двух-трех бокалов тоже принимался вдаваться в подробности инцидентов, что происходили за долгие двенадцать лет его службы в Министерстве. Так, к концу вечера, их беседа плавно перетекала в сеанс психоанализа, который тоже, к слову, водил в обширный круг интересов профессора Лектера. Они кажется пришли. По крайней мере, пес, Бастер, Уилл решил, что ему подходит Бастер, остановился и, казалось, выжидающе уставился на своего спутника. Они зашли не так далеко за опушку, солнечный свет сюда все еще проникал, и тем не менее Уилл поежился, не выпуская палочку из руки. Было тихо — только ветер трепал псу его длинную шерстку. Но вот, буквально миг, и все лесное пространство заполнилось пронзительным лаем, разложенным на десяток голосов — из чащи высыпала стая собак. Уилл не видел их двенадцать лет, но не сомневался ни минуты. Он снова опустился на землю, совсем не думая о том, какое выражение промелькнет на лице Ганнибала, когда тот оценит состояние его мантии. — Харли, Элии, Макс, даже Джек, — Уилл улыбался пока трепал старых друзей по шерстке. Да, теперь они выросли — уже не были теми резвыми щенками, которых он пригрел двенадцать лет назад, но и сам Уилл, надо сказать, уже далеко не младшекурсник. Среди окружившей его стаи показалась еще одна знакомая голова. — Уинстон! Сейчас, сидя по уши в грязи и собачьей шерсти, Уилл не думал ни о Мириам Ласс, ни о заботах профессора Защиты от Темных искусств, ни о том чем там был занят Ганнибал те двенадцать лет, проведенных врозь. Кажется, он был счастлив. Старый друг его признал — радостно залаял и прильнул к знакомым рукам. Уилл не мог сказать точно, сколько времени он провел так — в окружении, казалось, навсегда оставленных товарищей. В кармане у него нашлось немного Корнуэлльского пирога. Он по привычке продолжал выносить из Большого зала по кусочку после почти каждого приема пищи, и, вот, как видно, не зря. Уилл сразу разделил пирог между всей стаей, которая, к слову, успела обрасти новыми лицами за прошедшие двенадцать лет, и тем не менее хватило всем. Очнулся он только после того, как на его плечо легла чужая рука (собаке не принадлежащая). — Рад тебя видеть, Уилл. Подпрыгнув от звука своего имени, так зловеще прозвучавшего в здешней тишине, профессор поднял голову. Ганнибал Лектер, мантия которого выглядела так, будто только была сброшена с плеча законодателей волшебной моды, а не провела вместе со своим владельцем долгие часы в осеннем лесу. Даже туфли блестят. — Вижу, ты уже встретил своих школьных друзей, — Ганнибал аккуратно присел рядом, мантия магическим образом земли не коснулась, и даже протянул руку к Уинстону. Тот, обычно враждебно относящийся к любого роду чужакам, недовольства не выказал. — Я, по возможности, приносил им еды в течении прошлого года, — ответ на немой вопрос Уилла. — Спасибо, — в местной тишине прозвучало оглушающе. Он и впрямь был благодарен. Кто знает, сколько бы они могли так просидеть (лично Уилл мог и перезимовать здесь), но все же следовало идти в сторону замка как порядочным представителем корпуса учителей школы чародейства и волшебства. Конечно после того как Ганнибал пообещал, что они обязательно вернуться позже, прихватив с собой побольше Корнуэлльского пирога. — Вот ты где, — Беверли схватила Уилла под руку, смерив Ганнибала взглядом, — мы с Аланой, Джимми и Брайном собираемся прогуляться до Хогсмида. Ты идешь с нами, — не вопрос, утверждение. Уилл знал — на этот, юбилейный пятый, раз отвертеться не получится. Он пообещал Беверли составить ей компанию на выходных еще в первую недели обучения, и, кажется, момент отдавать долг наконец настал. Уилл в молчаливом извинении посмотрел на Ганнибала, тот, если и имел другие планы на профессора ЗОТИ сегодня, вида не подал. — Удачной прогулки, Уилл, профессор Катц, — и удалился в сторону замка. Мантия в все таком же идеальном состоянии. Даже туфли чистые. Беверли выжидающе посмотрела на Уилла — тот в ответ избегал ее взгляда как мог. Кто знает, кому бы удалось одержать победу в этой замысловатой игре, если бы к ним в скором времени не подошли сначала Алана, а затем и Брайан с Джимми (дела главного медработника Хогвартса, увы, не оставляют и по выходным). — За встречу, — сказала Алана в качестве приветственного тоста с бокалом Сливочного пива в руках (вкусы не меняются), как только они добрались до «Трех метел», которые все также были доверху заполнены студентами, что любопытно поглядывали на столик своих преподавателей, — как в старые добрые. — Как в старые добрые, — вторили ей четверо голосов. Даже Уилл, казалось, проникся ностальгической дымкой, витавшей в воздухе вместе с запахом «Берти Боттс» и мятных жаб из «Сладкого королевства», хотя в ученические годы не то, чтобы ощущал на себе тот дух товарищества, что повсеместно пронизывает студентов, особенно, если тем повезло оказаться под одним факультетским гербом. Побег от зрительного контакта и никогда полностью не исчезающая вероятность прервать разговор новым приступом не способствовали пополнению списка друзей. (А, надо сказать, Уилл пытался). Но после того случая на уроке полетов, чтоб их, однокурсники, да и до других факультетов вскоре молва дошла, не спешили первыми идти на контакт. Чудом у него появилась Беверли, за ней Джимми с Брайаном, которые были скорее друзьями Катц, но тем не менее и, наконец, Алана, которая некоторое время носила гордое звание его первого около любовного интереса (с ее стороны исходила лишь старшесестринская забота с толикой привязанности, и Уилл в итоге смирился). Ну, и еще был Ганнибал. Такого вполне хватало, особенно учитывая имеющуюся помимо прочего стаю собак, с которой Уилл проводил добрую часть своего времени (их мысли, в отличие от тех же однокурсников, не били ему по черепной коробке). — Ну так что, — опустошив свой стакан, Беверли круто повернулась к нему, — что ты делал в лесу с мистером «смогу ли я засудить деревья, если они испортят мне мантию»? — три другие головы также синхронно посмотрели в его сторону. Но видно, запас удачи, что Уилл, вопреки своему желанию, копил на протяжении всей жизни, наконец начал расходоваться: в паб залетела почтовая сова, в лапах — «Ежедневный пророк». Остановившись над их столиком, она бросила свежую газету Брайану и улетела прочь. Казалось бы, происшествие не выходящее из ряда вон, но это до тех пор пока газета, так и оставшаяся открытой на первой полосе, не перешла из рук профессора Зеллера в руки целителя Прайса, а уже оттуда в руки профессора Блум. Лицо каждого получавшего газету стремительно менялось с умеренно недоуменно-любопытного на «о Господи боже мой» при этом взгляд непременно был направлен на Уилла, которому сложившаяся ситуация начинала нравиться все меньше. Наконец, газета дошла и до Беверли — действия в алгоритме повторились в той же последовательности — и вот, она уже вручала ее Уиллу, одновременно подзывая официанта, чтобы тот оформил каждому по новому бокалу, да побыстрее. Еще раз пробежавшись взглядом по окружающим — те избегали смотреть ему в глаза (ощущения непривычные) — он бегло просмотрел первую полосу. Статья, вызвавшая в его друзьях такую реакцию отыскалась, сразу же. «Кто учит наших детей? Уилл Грэм, некогда мракоборец, специализирующийся конкретно на делах, связанных с маньяками, что, увы, до сих пор орудуют в магическом мире, был отстранен от работы в ходе инцидента на службе. Мистер Грэм собственно ручно убил Гаррета Джейкоба Хоббса, применив при этом заклятие «Авада Кедавра» (которое, как известно нашим читателям, строго запрещено к использованию даже в таких делах). И этот человек, не побоюсь этого слова, убийца, в данный момент имеет причастность к формированию нового поколения магов, являясь преподавателем одной из древнейших и почтеннейших школ чародейства и волшебства. Куда смотрел директор Хогвартса Джек Кроуфорд, у которого за плечами, к слову, уже и так достаточно проступков — вспомнить хотя бы историю с гибелью учащейся Кэсси Бойл двенадцать лет назад. Дирекция школы тогда списала все на несчастный случай, но читатели и сами могут судить насколько неправдоподобно звучит эта версия. И наконец — что стало с предыдущим профессором Защиты от Темных искусств Мириам Ласс, покинувшей Хогвартс в конце прошлого учебного года ради «изучения горных троллей в горах Швейцарии»? Может сам мистер Грэм приложил к этому руку, решив так изящно освободить себе место? (читатели теперь знают, что действующий преподаватель ЗОТИ вполне на такое способен). И кто знает, может все началось гораздо раньше, и бедняжка Кэсси тоже его дело? (Вышеупомянутый как раз заканчивал седьмой курс, когда произошло это печальное событие, не способное оставить читателей равнодушными). Родительский комитет и лично я крайне обеспокоены сложившейся ситуацией. Мы искренне надеемся, что администрация школы не оставит такие факты без внимания и примет соответствующие меры. Фредди Лаундс, специально для «Ежедневного пророка» Под статьей живая фотография, добытая прямо с момента задержания Хоббса. Тот еще жив, но палочка уже у мистера Грэм в руках. Всем ясно, что за этим последует. — Тебе надо выпить, — после того как Уилл в третий раз дочитал статью (он уже приготовился к четвертому, уверенный, что вот сейчас его разум точно сможет принять написанное в обработку), ему в губы с подачи Беверли толкнулся доверху наполненный стакан. После машинально сделанного глотка, выяснилось, что градус алкоголя в содержимом гораздо выше чем в стандартной порции (в ней он в принципе отсутствовал — как-никак, основная аудитория студенты до восемнадцати лет). Кажется, Беверли воспользовалась преимуществом нахождения с местными официантами на короткой ноге. Пока Уилл был занят рефлекторным перехватыванием стакана, дрожащие руки это простое действие осложняли, она забрала газету, скомкала ее двумя быстрыми движениями и, не глядя, выбросила за спину. Официант посмотрел в ее сторону без энтузиазма. — Уилл, — осторожный шепот от Аланы, что переместилась ближе к нему, опуская руку на плечо, — Каждому известно, что Лаундс самый желтушный репортер во всем магическом сообществе. Ты не должен позволить какой-то статье, о которой все забудут уже завтра, на себя повлиять. — Я бы ее, — оценив количество сидящих рядом с ними студентов, и так уже от любопытства свернувших головы, Беверли решила предложение не заканчивать. Вместо этого в праведном гневе уставилась на Брайана, как будто его привычка выписывать «Ежедневный пророк», как ни странно ежедневно, была самолично во всем виновата. Уилл опустил голову на руки. На дальней стене висели большие часы с фениксом, уменьшенным до размеров привычной маглам кукушки, и конечно именно сейчас они решили вставить свои пять копеек. Он провел ладонями по лицу. Текст до сих пор стоял перед глазами с точностью до последнего знака. Первая мысль — Лаундс права. Конечно, она права. Кто учит наших детей? Уилл и сам не знал. Он уважал Джека, безусловно, он его уважал, но возможно брать на работу вчерашнего мракоборца с непростительным заклятием за плечами и впрямь была плохая идея. Очень плохая. Особенно, учитывая его итоговую бесполезность — в деле Мириам Ласс по прошествии месяца продвижений совершено так и не было. Кажется, предстоит подыскать новую работу. И куда его интересно возьмут с таким резюме. Глаза крепко зажмурены — так о наличии человека с рогами в «Трех метлах» судить сложно. Хотя Уилл, наученный опытом, не сомневался — его появление дело времени. На второе, не занятое Аланой, плечо приземлилась еще одна рука. — Пойдем, Уилл. Поднял голову — Ганнибал Лектер. Многовато случайных встреч на квадратный метр одних суток. Получив кивок от Аланы, которая уже останавливала, желающую начать протестовать Беверли, Ганнибал аккуратно вывел Уилла из-за стола, сразу же направившись в сторону выхода. Любопытные взгляды от студентов, к которым, к слову, прибавились и официанты, неотрывно следовали за ними, пока те не исчезли за дверью. Шепот. Опять этот шепот. За столом воцарилась тишина, знаменующая официально испорченное воскресенье. На улице стало полегче — свежий воздух и гораздо меньшее количество людей поблизости делали свое дело. Уилл задышал ровнее. — Спасибо. Ганнибал, наконец опустив руку с чужого плеча, улыбнулся. — Думаю, пару бокалов эльфийского сейчас будет лучшем лекарством, — он подошел ближе, проверяя зрачки. Уилл не возникал, Ганнибал как-никак свое дело знал, — или здесь уже потребуется помощь огневиски, — ну конечно, в запасах профессора Лектера есть и оно. Шепот понемногу уходил, ровно как и набатом бьющий текст статьи пера мисс Лаундс. Уилл не дурак — знает, все это с лихвой вернется чуть позже, но пока, не без помощи Ганнибала с рюмкой огневиски в руках, он сможет ненадолго справиться. На другой стороне улицы прошла Эбигейл со своей подругой Мариссой. Девушка им помахала. И Ганнибал, и Уилл помахали в ответ (последний даже вполне искренне улыбнулся). Путь от Хогсмида до уже таких знакомых подземелий прошел в тишине — Уиллу сейчас, еще бы, говорить не хотелось, а Ганнибал начинать диалог не спешил, лишь молча разлил по рюмкам огневиски Огдена, как только они добрались до его комнат. Протянув одну Уиллу, он сел на кресло, другой же заходил по помещению с рюмкой в руке. Еще одна привычка. — Ты читал статью? — Уилл наконец сдался. Ненадолго остановился на против полки с противодраконьей сывороткой, разлитой по пузырькам, а затем снова заходил по комнате. — Методы мисс Лаундс весьма сомнительны, — Ганнибал неотрывно следил за передвижениями Уилла, — и тем не менее, это ее работа. Правда продается плохо — нам остается лишь не поддаваться на заявления, что слишком явно заявляют о своей провокационности, если мы не хотим играть редакции «Ежедневного пророка» на руку. — А что если, это правда, — Уилл к виски так и не притронулся, — Кто учит наших детей? Кто учит наших детей? Статья, детали которой менялись в зависимости от текущих оценок рассказчика по Защите от Темных искусств, разлеталась по гостиной каждого факультета в любое время суток вопреки приближающемуся зачету по Зельеварению. Шепот, который, казалось, понемногу начал сходить на нет — как-никак с момента появления нового профессора прошел уже месяц, появились темы поинтересней — возобновился с новой силой. Помимо того — приобрел зловещий характер. Даже те, кто с горящими глазами внимал лекциям про гарпий и мантикор, а затем оставался после занятий, только для того, чтобы задать пару ненавязчивых вопросов о работе мракоборца (вы правда видели тритонов?), больше не спешили поднимать руки на уроках. В этом их Уилл не винил, даже когда вновь получал молчание в качестве ответа на заданный классу вопрос. — Дети жестоки, — открывал Ганнибал одну из тех вечерних бесед, что под гнетом обстоятельств стали едва ли не ежедневными, — они легче предаются крайностям. И Уилл кивал и тем не менее. Кто учит наших детей?***
Сезон квиддича официально открыт! Сегодня, в час дня команда Слизерина в смертельной схватке сразится с командой Гриффиндора! Место встречи — поле для квиддича! Не пропустите! Гул, в котором предвкушение смешалось с азартом и отбивающим аппетит волнением, особенно, что касалось самих членов команд, стоял в Большом зале за завтраком. Даже учительский состав не смог полностью остаться в стороне, позволив себе ненадолго отбросить профессиональные обязанности и так тяготивший сейчас этикет. — Мы вас размажем, — без обиняков перешла Беверли к делу как только Ганнибал опустился на свое место, которое, к слову, переместилось куда ближе к тому краю стола, где обычно сидел Уилл. Как ни странно, похоже Беверли встла на путь смирения — по крайней мере, в открытую не возражала и мистером «мой словарный запас на латыни сопоставим с числом моих парадных мантий» называла только за глаза. — Квиддич игра непредсказуемая, профессор Катц. — И тем не менее, — она отправила в рот кусок Йоркширского пудинга, возможно, только для того чтобы затем тыкнуть вилкой в сторону Ганнибала, — мы вас размажем. Ганнибал сорить не стал, но по его улыбке легко было судить о том, что общий настрой затронул и декана Слизерина. Уилл принимать участия в обсуждении игры не спешил: можно догадаться, что это тема стала для него больной еще со времен первого урока полетов. С тех пор мало, что изменилось, так что он просто молча ковырялся в яичнице, разложенной на тарелке. Хотя сам факт наличия игры не мог его не радовать — о той статье «Ежедневного пророка», что и спустя две недели после выхода оставалась именем нарицательным в школьных кругах, на одно утро да забудут. Вот завтрак был окончен, и возбужденная толпа в полном составе переместилась на трибуны (конечно, несколько избранных вышли и на поле). Правда, некоторые потери все же произошли — пропустив вперед себя группу восторженно галдящих гриффиндорцев, Уилл свернул в противоположную от выхода из замка сторону. Абсолютно пустые коридоры успокаивали, пока крики болельщиков были слышны где-то там вдалеке. Да, может на службе в Министерстве распознавание чужих эмоций лучше своих собственных вещь и полезная, Уилл не спорил, но точно не там, где из-за этого нельзя сказать точно за какую команду болеешь сам — вот только что порадовался за заброшенный охотником Гриффиндора мяч, а вот ликуешь от того, что вратарь Слизерина его мастерски отбил. Помножьте все это на количество, сидящих на трибунах (то есть добрых пару сотен). Немудрено, что Уилл избегал поля для квиддича как мог. В окно он наблюдал как игроки, по семеро с той и этой стороны, взмыли ввысь под надзором профессора по полетам — Марго приходилась Мейсону сестрой, хоть и скрывала это, всеми возможными способами. Толпа взревела с новой силой. — Уилл. Казалось, прикрыл глаза не более чем на минуту, а тем временем о настоящем ходе времени сказать что-либо уже было сложно — на поле все еще велась ожесточенная борьба, значит он, по крайней мере, все еще находился в пределах этого дня (Уилл, как известно, о квиддиче знал довольно поверхностно, а потому про матчи идущие по три месяца и больше никогда и не слышал). Не успев до конца осознать где и когда (10:32, Хогвартс, северное крыло, второй этаж,) он поднял глаза на подошедшего, который отчего-то тоже выбрал находиться вдали восторженных криков и судейских свистков. А, Мэттью. Многое объясняло. — Я знал, что ты придешь, — так он начинал любой их диалог: будь место действия выход из Большого зала или кабинет Защиты от Темных искусств, понятно кому принадлежащий. Уилл провел рукой по лицу. В последнее время такое случалось с настораживающей регулярностью: он на мгновение закрывал глаза по пути в свою комнату — открывал их уже стоя одной ногой в горшках с Зубастой геранью в теплицах Беверли. Повезло, если при этом он не опаздывал на свой урок, на котором младшекурсники были представлены сами себе на протяжении уже пятнадцати минут (страшно представить). — Как поживаешь, Мэттью? — сказал Уилл скорее, чтобы проверить не разучился ли он этому базовому навыку вообще, потому что подозрения были. — Уже лучше, спасибо, что спросил. Уилл. Кажется, собирался дождь (это Уилл понял, когда выбрал окно в качестве объекта, на который можно смотреть вместо глаз Мэттью), но кому до него дело, если снитч еще и близко не пойман. Тут и штормового предупреждения будет мало. — Ты убил того типа. Отвести взгляд от окна (Гриффиндор забил еще один гол. Уилл не особо следил, но кажется третий по счету) все же пришлось. — Прости, что ты сказал? — Ты его убил, — Мэттью сделал пару шагов вперед. Уилл почувствовал как ему в спину упирается оконное стекло, — того, из газеты. Аргументируя свои слова, он достал нашумевший выпуск «Ежедневного пророка» из нагрудного кармана. Уилл не хотел думать о том, что Мэттью, кажется, не расставался с газетой все эти две недели, но не мог. Развернув его, и снова не обратить внимания на то, насколько бережно это было проделано, оставалось невозможным, он ткнул собеседнику в лицу уже сидящей где-то глубоко в горле статьей. — Ты его убил. Уиллу вполне хватало и того, что он сам повторял себе эти три слова одновременно с подъемом, отходом ко сну и каждым приемом пищи. К тому же про вечно следующий по пятам шепот тоже забывать не стоитю Слышать это еще и от кого-то третьего, особенно, если этот третий никто иной как Мэттью Браун, — увольте. — Было приятно пообщаться, — развернулся, плевать в какую сторону, даже если позже придется столкнуться с последствиями в виде хлынувшей обратно в замок толпы, наперебой обсуждающей так ловко пойманный снитч, но пришлось обождать — на плечо легла чужая рука. — Ты и я, мы драконы, Уилл, — в коридоре кроме них никого, но Мэттью шептал, — люди многого не понимают во мне. Или в тебе. Но, по крайней мере, мы понимаем друг друга. Дождь уже во всю барабанил по стеклу. Бедные ловцы. Дернув плечом, Уилл отстранился и пошел прочь, неважно куда — шаг он ускорил и скрывать этого не собирался. — Вам ли не знать, профессор Грэм, что исполнение Авады Кедавры помимо прочего требует еще такой формальности как искреннее желание убивать. Человек с рогами высунулся из-за ближайшего поворота, склонив голову в легком приветствии. Еще бы Уилл этого не знал — как-никак место в Министерстве он все-таки получил. Программу старших курсов знал назубок. Остановившись буквально на мгновение, Уилл снова двинулся по первоначально задуманному маршруту (неважно куда, лишь бы не здесь). Ответного звука шагов Мэттью, к счастью, не последовало. Он не знал сколько времени ему потребовалось, чтобы добраться сюда (11:07, Хогвартс, коридор, ведущий к классу Заклинаний), и тем не менее останавливаться Уилл не собирался. Сейчас хотелось только идти и идти без цели, про средства и говорить нечего, — он наивно полагал, что так ему удастся не думать. Хоть на секунду. Как будто Уиллу не хватило всей жизни, чтобы на личном опыте уяснить — от мыслей сбежать куда сложнее чем от зрительного контакта. — Профессор Грэм, что вы здесь делаете? О, Господи. На территории огромного замка, славящегося необъятным количеством тайных комнат и проходов, было крайне трудно остаться одному. Еще одной подобной встречи Уилл бы попросту не выдержал — слава Богу это была всего лишь Эбигейл. — Да вот, — Уилл неопределенно развел руками, подозревая, что выглядит не лучшим (потерянный взгляд и заметная дрожь в руках) образом, — гуляю. — Понятно. И оба на какое-то время замолчали. С Эбигейл Уиллу было спокойно. (Если бы ему сказали, что он привяжется к дочери того, кто и после смерти умудряется посещать его кошмары, Уилл бы поверил вряд ли). — Я запустила в Мариссу Левикорпусом, когда она назвала тебя убийцей. Эбигейл, кажется, держала эту информацию в себе слишком долго — та выскочила, стоило девушке открыть рот. Уилл позволил себе криво улыбнуться. — Надеюсь Ганнибал снял за это у Слизерина хотя бы пять очков. Конечно, он объяснит Эбигейл, что не стоит кидаться в людей Левикорпусом, даже если сильно хочется — как-никак, они теперь отцы. Но это не сейчас. Пока есть возможность не думать нужно цепляться за нее всеми силами. — Неа. Так, они сидели в тишине, смотря на дождь за окном, в котором при сильном желании можно было разглядеть усталых и тем не менее не сдающих позиции игроков обеих команд. Эбигейл достала из школьной сумки кусок Корнуэлльского пирога, разломала надвое и протянула Уиллу большую половину, рассудив, что тому сейчас нужнее.***
Толки о прошедшей игре не утихали и спустя день. Два, три, неделя, две. — В следующий раз мы вас обязательно размажем, — конечно по прошествии стольких дней пыл Беверли чуть поутих. Но совсем чуть. — Квиддич игра непредсказуемая, профессор Катц. Беверли промолчала, но Уилл хорошо помнил в каком состоянии она появилась в замке после матча: промокшая до нитки высказывала Ганнибалу все что думает о нем самом и о его подопечном факультете (кажется основателю досталось тоже). Тот молча (мантия была абсолютно сухой, как он это, ради всего святого, делает) улыбался. Ловец Слизерина Фрэнсис Долархайд поймал снитч, тем самым принеся своей команде победу со счетом 250:110. И о судейской коллегии, состоящей целиком и полностью из Марго Верджер, Беверли имела не лучшее мнение. И тем не менее повод отложить в сторону такую до избитого вечную тему как квиддич все же был — на носу Хэллоуин. Зал уже пестрел летучими мышами, что взмыли к потолку (Уилл еще будучи студентом размышлял над вопросом насколько те живые. Годы шли, а ответ так и не представился), внутренний двор красовался тыквами, которые особо уродились в этом году, а среди учеников вопреки зачетам, преследующих по пятам, витал дух предвкушения скорых каникул. Два месяца Уилл уже занимает пост профессора Защиты от Темных искусств. Два месяца он не может и шагу ступить в направлении раскрытия мало-мальских подробностей дела Мириам Ласс. Но все же сегодня, он даст себе возможность побыть тем первокурсником с непропорционально большой сумкой учебников и мечтой о мракоборстве за плечами. Как-никак — на носу Хэллоуин. Занятия стало вести еще сложнее, но по уже куда более приятной причине: студенты ни о чем не хотели думать кроме предстоящего пира по случаю праздника. Только живой боггарт, так удачно найденный Уиллом во время его скитаний по замку, смог хоть немного завладеть их вниманием. Дети справились с ним замечательно — вмешательства учителя не потребовалось. Не то, чтобы Уилл не мог справиться с не представляющим угрозы представителем класса приведений, но за годы его службы именно с этим существом сталкиваться лицом к лицу не доводилось. Уилл понятия не имел, форму чего мог принять этот невредоносный дух специально для него, но подозревал, что это нечто вряд ли подойдет для студенческих глаз. — Ты сегодня превзошел сам себя, — Алана щедро, но все же, не изменяя привычкам, элегантно откусила от Корнуэлльского пирога. Ганнибал благодарно поднял стакан с тыквенным соком. Поймав недоуменный взгляд Уилла, она поспешила пояснить. — По случаю праздников Ганнибал иногда помогает на кухне, готовя что-то особенное, — она снова приложилась к выпечке, что, кажется, переняла немного лоска своего создателя. — Ты еще и готовишь. Он еще и готовит. И тем не менее Уилл положил себе кусочек. Ганнибал улыбнулся. Корнуэлльский пирог и вправду стал гвоздем праздничного стола наравне со всевозможными разновидностями применения тыквы на кухне. Студенты радостно уплетали все это за обе щеки — по Большому залу разносился дружно чавкающий гул. Уиллу, удивительно, но, казалось, и впрямь удалось ненадолго обо всем забыть (обычно такой эффект достигался только в присутствии Ганнибала, темноты подземелий и эльфийского вина, которое по настроению иногда заменялось на пару-тройку, а там как пойдет, рюмок огневиски), он вполуха слушал рассказ Ганнибала о первом праздновании Хэллоуина магическим сообществом и о сложившихся впоследствии традициях, что не ушли из современного обихода волшебников и по сей день. Пока еще не начал цитировать текста на латыни, датированные веками предшествующими нашей эре, в оригинале и то хорошо. Уилл пересекся взглядом с Эбигейл — та помахала ему зажатым в руке тыквенным печеньем. Вдруг гул стих. Разом, как волной снесло. Причина — вдруг открывшиеся двери главного входа, в частности их пронзительный скрип, который сразу же затыкал всех говоривших и оповещал каждого из присутствующих о новом, непростительно опаздывающем госте. На это раз им оказался никто иной как — — Простите, задержалась. Ну и лестницы тут у вас, надо сказать. — Фредди Лаундс, передовой репортер «Ежедневного пророка», приносящий своему издательству сотни галеонов, как ни странно, ежедневно. Не опуская головы, она рука об руку с гробовой тишиной дошла до незанятого места за учительским столом. Это уже святотатство. Понемногу Большой зал стал приходить в себя. Как ни странно, первыми ожили студенты: информация о личности Фредди Лаундс, которая тут же была установлена, передавалась с одного конца стола на другой, чтобы затем добраться и до других факультетов. Вот, прошло три секунды— ученики вновь во всю гудели. Ни один преподаватель тем временем не проронил ни слова. (Джимми с Брайаном переглянулись, Ганнибала не выпустил из рук бокала, Беверли покрепче сжала вилку, Джек Кроуфорд, директор одной из древнейших школ чародейства и волшебства, ко всему прочему имеющий годы службы в Министерстве за плечами, опустил голову. А Уилл. О, бедный Уилл). Фредди Лаундс улыбнулась, тряхнув свежей завивкой. — Рада наконец встретиться с вами, директор Кроуфорд. Рука новоприбывшей протянулась к Джеку. Тот — после некоторых колебаний, спасибо и за это — ее пожал. На Уилла при этом никто из присутствующих глаз не поднимал. — Профессор Грэм, — и, надо же, рука уже смотрела в его сторону, — приятно видеть и вас. Уилл с места не тронулся. Точнее, как — правой рукой поправил совсем не нуждающуюся в этом мантию, а потом тут же вернул ее на законное место рядом с тарелкой и вилкой. Фредди, казалось, только такого развития событий и ожидала: снова улыбнувшись, выученной сугубо репортерской улыбкой, она села на, как оказалось, заранее уготованное ей место. Взгляд каждого представителя профессорского состава, кроме пожалуй Уилла, но его понять можно, был направлен в сторону Джека. Тот продолжал пристально следить за щедро налитым тыквенным соком в своем стакане. Беверли хотела было открыть рот, каждому из сидящих за столом ясно с какими намерениями, но Алана предупреждающе положила руку ей на плечо — сцена сейчас точно ни к чему. Только все присутствующие в ходе энного количества событий узнают из первых уст, что мисс Лаундс посетила школу на вполне законных основаниях. У нее в сумке имелось и письмо с подписью из Министерства, на котором — настоятельная просьба проверить состояние дел в Хогвартсе с таким важным понятием как безопасность, и в случае чего придать происходящее в стенах школы огласке для дальнейшего принятия мер. (Дальнейшие меры — здесь, посещение замка определенными людьми из Министерства. И кто знает какие меры решат предпринять уже они). Директор Кроуфорд слыл рациональным человеком. По другому быть и не могло — и в мракоборстве и в управлении школой холодный разум был незаменим. И тем не менее, о скором приезде Фредди директор не сказал никому, оставив в неведении и деканат, и профессоров (что уж было говорить про обычных смертных студентов). Хотя уведомление из Министерства он получил еще утром — да, можно было бы упрекнуть выше стоящих в непунктуальности, но Джек точно был не в располагающем к этому положении — директор решил умолчать о его существовании. Попросту, абсолютно иррационально, надеялся, что у передового репортера «Ежедневного пророка» найдутся дела поважнее. (Весьма наивно — Фредди Лаундс не была бы той самой Фредди Лаундс, если бы с такой легкостью упускала потенциальный материал для первой полосы). Спорить и высылать ответные письма было бесполезно, Джек это знал. Впервые за свою жизнь он чувствовал себя абсолютно беспомощно. Обязательно выпишет Грэму премию в этом месяце. А Фредди тем временем чувствовала себя вполне в своей тарелке — поинтересовалась у Ганнибала, что входит в состав Корнуэлльского пирога и, выяснив, что основной ингредиент говяжий фарш, отказалась сославшись на свое вегетарианство (Жаль портить хорошую выпечку таким количеством мяса). Уилл еще не знал ни про какие письма из Министерства и безвыходные положения директора и тем не менее пытался вести себя достойно. Даже ответил на обеспокоенные взгляды, что Беверли и Алана посылали по очереди. Возможно, улыбка вышла чуть нервной, но вряд ли кто-то стал бы его в этом винить. Конечно, он чувствовал на себе взгляды учеников — они в отличие от преподавателей не боялись обсуждать происходящее вслух. Шепот «убийца» в голове Уилла неожиданно для себя встретился с ответным «И вы ей верите? В последнем номере она написала, что тайный ребенок Министра наполовину тритон наполовину гиппогриф». Голова от этого раскалывалась не меньше, но все же, хоть немного да успокаивало. Снова пересекся взглядом с Эбигейл — та тыквенным печеньем уже не махала. Снова попытался улыбнуться.Понятное дело — вечер был испорчен. Даже если в Большой зал вдруг ворвалась бы группа танцующих скелетов, нанятая по случаю праздника директором, Хэллоуин вряд ли удалось бы спасти. Однако виновница бурных обсуждений, что не утихнут среди студентов еще пару месяцев, в этом можете быть уверены, не выказывала признаков дискомфорта. Пока она пыталась вести беседу с кем-то из присутствующих — сейчас пришла очередь Ганнибала рассказывать о том какие меры приняла школа в связи с пропажей одного из учителей (я вас умоляю, профессор, какие исследования горных троллей в Альпах) — и накладывала себе в тарелку еще один кусок пирога с патокой, самопишущие перо стремительно черкало что-то на лежащем здесь же на столе пергаменте. Прекратив пытать профессора Лектера, тот, надо сказать, достойно выдержал натиск журналистки, Беверли бы уже давно воспользовалась вилкой по ее не совсем прямому назначению, Фредди перешла к десерту. Обернулась в сторону Уилла Грэма.
— А это, — она неопределенно махнула ложкой в воздухе, — у вас началось еще со старших курсов? Уилл все еще не реагировал. Впился ногтями в ладони. — Я говорю про ваше умение, — за ученическими столами стало подозрительно тихо. Каждый, оставив в стороне тыквенные кексы, прислушивался, — залезать в мозги убийцам и им сочувствующим. Пусть выйдет еще одна статья, в которой его, даже не знаю, обвинят в нападении на беззащитную журналистку, самоотверженно готовую пойти на весь известный перечень подвигов ради правды, Уиллу на данный момент было плевать. Он показательно, впервые за вечер, притронулся к еде, отломив кусочек так разрекламированного ранее пирога. Аппетита не было совсем, но возмущение, промелькнувшее а лице Фредди на целую долю секунды, того стоило. Затылком он почувствовал, как Ганнибал усмехнулся. — Как удачно, что место профессора Защиты от Темных искусств освободилось как раз в тот момент, когда вы потеряли работу, — журналистка решила зайти с другой стороны, — раз уж на то пошло, вы не пробовали применять свой дар для поисков Мириам Ласс? Кто знает как все повернулось, если бы Уилл успел дожевать отчаянно не желающий лезть в горло кусок пирога и озвучить придуманный им только что ответ (Не боитесь, что его придется применять уже для ваших поисков, Фредди), но у провидения, кто бы ни скрывался за его именем, были другие планы. Мигом приковав к себе внимание всех присутствующих — второй раз за вечер их отрывали от Йоркширских пудингов, ну это уже ни в какие ворота — в Большой зал шумно влетел белый филин. Для ежедневной корреспонденции было как-то поздновато. Скорее для интриги покружив над столом каждого факультета, он подлетел к местам преподавателей — с такого расстояния каждому профессору стал заметен сверток, цепко зажатый в его лапах. Посылка, по размеру не сильно меньшая метлы последней модели, с грохотом опустилась прямо перед директором Кроуфордом. Лежащий в его тарелке кусок Корнуэлльского пирога буже не спасти. Каждый в Большом зале, от студента до факультетских привидений, замер в ожидании. Но кому-то двинуться все же пришлось — Джек Кроуфорд потянулся к атласной ленте, который был туго перевязан сверток. Самопищущее перо забегало по новому листу пергамента с удвоенной силой, предыдущий, уже исписанный так, что и живого места не осталось, заблаговременно был убран глубоко в дамскую сумочку, сама журналистка, осознав, что действовать аккуратно смысла уже нет, в открытую и без лишних формальностей достала фотоаппарат, который тут же был применен по назначению. Щелк, в объективе потерянное лицо директора. Щелк, Уилл Грэм невидящим взглядом смотрит в сторону свертка. Щелк, руки Кроуфорда наконец достигли ленты. Щелк, и упаковочная бумага падает, обнажая содержимое. Щелк, на столе директора школы чародейства и волшебства Джека Кроуфорда лежит человеческая рука. От кончиков пальцев до сгиба в локте. Щелк. Вся последующая ночь — хаос в чистом его виде. Трупный запах смешался в сознании с ароматом Корнуэлльского пирога — Уилл больше никогда не сможет смотреть в его сторону. Скинув с себя оцепенение, что еще с первобытных времен приходит к нам всем под руку со страхом, учителя повскакивали со своих мест. Вся прибывающая в состоянии с каждой секундой возрастающей паники толпа, которая, к слову, по совместительству являлась студентами Хогвартса, была тут же разделена на четыре части и разведена по надлежащим гостиным. Проделано это было без изящества: у самих преподавателей подкашивались ноги, а от старост проку не было — они и сами где-то там в толпе. Уилл никогда не видел Беверли такой бледной, а Алану, казалось, сейчас стошнит. Сам он обнаружил, что уже идет куда-то вслед за Кроуфордом, что охрипшим голосом продолжал отдавать приказания всем кто подвернется под руку. Через какое количество времени они оказались в кабинете директора ни первый ни даже второй сказать не могли. Брайан и Джимми, которые оказывается сопровождали их на протяжении всего пути, зашли следом. В руках, отчего-то каждый из них решил, что не справится с такой ношей в одиночку, — сверток, в характере содержимого которого сомневаться не приходилось. В кабинете Кроуфорда, как назло, были часы. Как только дверь за вошедшими захлопнулась, они водрузили посылку, упаковке которой никто не потрудился предать первозданный вид, лента так и осталась лежать в тарелке Джека, на директорский стол. О сброшенной на пол чернильнице сейчас мало кто заботился. Над Уиллом нависла знакомая фигура. Опознавательные черты — все увеличивающиеся мешки под глазами. — Что ты видишь? Он не слышал этого вопроса уже давно. Полгода или того больше. На ватных ногах подошел к столу. Конечно, работа на должности мракоборца, особенно с теми способностями, от которых Уилл, как бы не хотелось, откреститься уже не мог, включала в себя регулярную встречу с теми, кому не посчастливилось встретить на своем пути кого-то похожего на, скажем, отца Эбигейл. Если не увиливать — с трупами он дело имел. И тем не менее, чужая, определенно кому-то раньше принадлежавшая, рука, что сейчас лежала на директорском столе и ловила на себе нечитаемые взгляды профессоров, тоже много повидавших на своем веку, никак не вязалась с тем светлым образом, что создавала альма-матер многих поколений волшебников. Даже Уилл, к которому Хогвартс часто поворачивался не самой лучшей своей стороной, где-то на подкорке сознания это понимал. Последний раз он ощущал, что-то подобное еще тогда на последнем курсе — смерть Кэсси Бойл, которой сразу же выдали ярлык несчастного случая. Но всем же все ясно. Не откладывая, Уилл взглянул на стол. — Это послание. Не совсем подарок по случаю, но почти. Уилл снова ощущал чужую кожу на своей. К такому привыкнуть нельзя. — Я хотел, чтобы все находящиеся в зале точно знали — Мириам Ласс жива. Была жива все это время, где-то здесь у вас под самым боком, пока вы мирно спали и ели. Твои грехи передают тебе привет, директор Кроуфорд. Таков мой замысел. — Что ему от нас нужно? — голос Джека едва-едва прорезал тишину кабинета. — Ничего, — Уилл стряхнул с себя чужой разум. С первой попытки, ясное дело, не получилось, — он просто хочет, чтобы мы знали. Возможно также не против увидеть наши лица, в момент получения посылки. Остаток ночи — заполненные мутной дымкой не всегда связные обрывки. Стоило ему моргнуть — Джимми склонился над столом с инструментами для вскрытия и сбора биоматериалов (и такое имелось в арсенале школьного целителя). Ассистировали ему Брайан и Беверли, последняя пришла в кабинет директора сразу же после того как по головам пересчитала всех гриффиндорцев в их спальнях. Моргнул еще раз — Мэйсон, в таком состоянии Уилл судить не пытался, но казалось сложившаяся ситуация профессора несколько веселит, докладывал о том, что личность совы как и ее принадлежность кому бы то ни было установить не удалось, да и сама «птичка» будто испарилась. Еще — Кроуфорд надвигается на него с нескончаемыми допросами («Ты директор школы, Джек. Если тебе не нравятся мои ответы, придумай свои»). И опять — почти весь преподавательский состав, кроме тех, кто остались патрулировать коридоры, гостиные и спальни, окружил стол. Алана, на цвет лица которой трупный запах влиял сугубо отрицательно, вроде бы, даже тронула его за плечо («Все в порядке, Уилл?»), и он, вроде бы, даже ей что-то ответил. В какой-то момент рядом с ним оказался Ганнибал, около которого с неустанными причитаниями мельтешил профессор Фройдево (декан Хаффлпаффа всегда, казалось, искал компании профессора Лектера с особой целеустремленностью — эта, трудная для каждого человека в замке, ночь исключением не стала). Еще через некоторое время Уилл почувствовал на языке вкус Корнуэлльсккого пирога — Ганнибал оказывается поднес кусочек к его рту. Понятное дело, готовил сам. Не имея не малейших признаков аппетита, Уилл, возможно не самым вежливым образом, от угощения отказался, после чего провел руками по лицу несколько раз, чтобы наверняка, и вышел из кабинета. Еще один «тик», стреляющий ровно в затылок, и он бы предпочел оказаться на месте сегодняшнего презента. На улице было свежо — как-никак официальный первый день ноября. Уилл постарался вздохнуть поглубже. Он не должен так реагировать. Годы, отданные Министерству, обязаны были сделать свое дело, привив невосприимчивость к такого рода вещам, но видимо данная ситуация и впрямь из ряда вон. Возможно, дело в полугодовой передышке, возможно, в ускользающем времени-пространстве, что так и хочет уйти из-под ног каждый раз, когда Уилл закрывает глаза. Возможно, и в человеке с рогами, который поднес ложку к его рту, на долю секунды опередив Ганнибала. Светало. Уилл не брал на себя смелость выдвигать предположения даже о приблизительном времени суток. Вдруг вокруг его ног обвился кто-то громкий и пушистый — точно не пространство-время. — Уинстон, — Уилл рад был видеть старого друга даже в такое время. Он погладил пса по взлохмаченной шерстке, и только затем заметил предмет, зажатый у того в зубах. Аккуратно Уилл отобрал у собаки, которая вполне спокойно поделилась своим приобретением, явно многое повидавшее, перо, что при всем желании уже вряд ли можно было бы использовать по назначению. Он с абсолютной пустотой в голове повертел письменную принадлежность в руках. Кажется, Уилл экспертом не был, перо было самопищущем. Сразу вспомнилась Фредди Лаундс, так своевременно исчезнувшая в разверзнувшейся суматохе. Ее статься о случившемся не сойдет с первой полосы долгие недели, что рискуют перетечь в месяцы — Уилл был готов дать руку на отсечение. Через долгую секунду под слоем грязи его глазам открылась деталь, что возможно с легкостью упорхнула бы от тех, кто не посещал места преступления последние двенадцать лет с завидной регулярностью. Едва заметная гравировка. Лучшему репортеру «Ежедневного пророка». Еще пара мгновений — взгляд сфокусировался на не оставляющих сомнений следах крови, что отметили собой наконечник. Уилл посмотрел на Уинстона. Собака жизнерадостно залаяла. Следует запомнить, что Запретный лес не самое лучшее место для прогулок. Особенно, если в качестве бэкграунда у вас трехдневные дожди, бессонная ночь, регулярные галлюцинации и перо, что скоро станет уликой, в руках. И тем не менее Уилл шел за Уинстоном, который все сильнее махал хвостом. Они уже добрались до опушки (на самом деле еще пятнадцать минут назад). Ни утренняя тишина, ни рассвет не успокаивали. Наконец, пес, точно зная, что сейчас обрадует его хозяина, остановился. Хвостом махал все с тем же задором. Некогда лучший репортер «Ежедневного пророка» теперь распластанное на влажной от недавнего дождя траве тело. Вместо печени — свежий плод граната. Вместо правого легкого — пергамент с потекшими чернилами. Для полной картины не хватало лишь воткнутого в горло самопишущего пера с особой гравировкой. Таков мой замысел. Вот в лесу часами точно было неоткуда взяться.