Возьми на радость из моих ладоней Немного солнца и немного меда, Как нам велели пчелы Персефоны.
Быть Богом? трудно. Но Ганнибал старается. Единственный ныне здравствующий представитель чистокровного рода Лекторов, который, по слухам, что так любят распространяться в гостиной Слизерина после отбоя, имеет самое большое из доступных хранилищ в Гринготтсе, прекрасно чувствует себя в роли профессора Зельеварения и декана факультета. Его профессионализм, широкие познания как в области мира магов, так и за его пределами и наконец то, что принято называть природным обаянием, делают свое дело — другие преподаватели относятся к нему с уважением, а студенты испытывают благоговейный трепет (были случаи получения шоколадных котелков, в начинку которых по оригинальной рецептуре отправителя шло любовное зелье, в качестве Рождественского подарка). На церемонии Распределения он, успев оценить, что сегодняшнему пастушьему пирогу не хватает чеснока, ведет беседу с профессором Дю Морье о новейших исследованиях в области применения лунного камня для исцеления нервных болезней. Быть Богом? откуда Уиллу знать. В данный момент он опаздывает на церемонию Распределения — впервые в качестве представителя корпуса профессоров. Придаваться ностальгическим воспоминаниям и восхищаться красотами замка было некогда: мешало как нежелание смотреть в глаза Джеку Кроуфорду, когда тот начнет выяснять причину неявки вовремя, так и лестницы все время стремившиеся изменить свое первоначальное направление. Чтоб их (Уилл еще в годы студенчества натерпелся). Вот и сейчас одна из них решила развернуться на все сто восемьдесят, отдалив Уилла от цели и приблизив время его опоздания к отметке «непростительно», которое и так уже кружило вокруг нее. Чтоб их. — Заблудились, профессор Грэм? Уилл, уже решивший пнуть одну из ступенек, определенно должно помочь, обернулся. Беверли Катц, ни на йоту не изменившаяся со времени их последней встречи, стояла позади него. По-видимому, оценив положение дел, она усмехнулась — ровно также как и двенадцать лет назад. — Все также проблемы с лестницами? Уилл улыбнулся. После всей этой череды долгих дней он был рад видеть Беверли, с которой они так ни разу и не встретились после выпуска. Должность и мракоборца, и профессора Травологии не может похвастаться свободным графиком. Обменявшись приветственными рукопожатиями, Беверли по-настоящему ценила личное пространство Уилла (возможно поэтому, а также потому что она прямо говорила Уиллу «идиот», когда являлся он таковым, Катц и была одним из немногих его друзей), двое учителей, один еще официально не получил своего звания, но тем не менее, направились в сторону Большого зала. В качестве приветственного подарка Беверли не стала заострять внимание на том факте, что Уиллу нужно было двигаться в противоположную сторону — это конечно если он хотел добраться до Большого зала в пределах сегодняшнего дня. Уилл, оказалось, куда хуже помнил планировку зала, чем предполагал. Он устало потер переносицу (движение, преследовавшее его всю жизнь). Надо будет ненавязчиво попросить Беверли проводить его до жилых комнат учителей после церемонии. Уилл будучи студентом как-то не задавался вопросом, где профессора проводят свое время вне занятий. — Готов к первому рабочему дню, коллега? — Беверли ткнула Уилла в бок, и это чудесным образом помогло ему не врезаться в стену. Пришлось потратить дополнительную минуту, дабы извиниться перед дамой на портрете, сон которой он потревожил. — Как видишь, — Уилл со вздохом провел рукой по волосам, которые, кажется, из принципа не желали поддаваться какой-либо укладке. Проблема, также сохранившая свою актуальность со времен студенчества. — Все будет нормально, — Беверли коснулась его плеча, и Уилл ей поверил. До тех пор, пока двери (с каких пор они такие огромные) не открылись, пропуская опоздавших — стоит уточнить, невовремя пришел только Уилл, Беверли самоотверженно вызвалась отправиться на его поиски — внутрь. Девушка подтолкнула оглушенного скрипом вперед. Он как-то забыл о том насколько Хогвартс великолепен. Годы, особенно те, что были отданы на службу в штате мракоборцев, притупили яркие студенческие впечатления, но в этот момент — стоило только поднять голову к потолку, усеянному сотнями свечей — были возвращены вновь с новой силой. Большой зал мерцал, и Уилл почувствовал себя первокурсником, который еще не знал, что отучится семь лет на факультете Годрика Гриффиндора, чтобы после занять пост мракоборца, а затем, в ходе некоторых событий, потерять работу и снова оказаться здесь, но уже в качестве профессора Защиты от Темных искусств. Сотни голов синхронно, прекратив обсуждать события летних каникул и чавкать лимонным щербетом, посмотрели в сторону вошедших. Восхищение быстро сменилось желанием провалиться куда-нибудь в подземелья замка, пускай там и находится гостиная Слизерина. Беверли еще раз подтолкнула Уилла вперед. Все же пришлось идти. (Смотреть строго в пол, не обращая внимания на встречный шепот, доносящийся со стола каждого факультета, ему никто не запрещал). Наконец, не без помощи все той же Беверли, Уилл занял положенное ему уставом школы место. На одно из соседних мест опустилась и сама сопровождающая, что было хоть каким-то утешением в сложившейся ситуации. — Уилл! Рада тебя видеть. На другое же — Алана Блум, на данный момент занимающая пост профессора Заклинаний (некогда являющаяся любовным интересом Уилла Грэма образца старших курсов, но сейчас не об этом. опыт не самый удачный, но все же опыт. ну, кто старое помянет, тому глаз вон). Уилл немного нервно, но он надеялся, что все же вполне дружелюбно, улыбнулся и пожал протянутую ему руку. Ропот голосов среди учеников не спешил утихать, и даже в преподавательском составе стоял вежливый, но тем не менее различимый шепот. — Ты не капельки не изменилась, — полуправда. Оттенок помады сменился на более близкий к вишневому, а волосы стали укладываться в более подходящие под статус профессора прически. Алана махнула рукой, но все же улыбнулась. — Ты тоже остался прежним Уиллом. Это должно было прозвучат как ответный комплимент, но сам Уилл вряд ли расценивал его так. Но она была права — как минимум побег от зрительного контакта никуда не уходил. — Весь учительский состав в сборе, а это значит, что мы наконец можем официально начать пир по случаю нового учебного года, — если Джек Кроуфорд, занимающий должность директора на данный момент, и испытывал раздражение касательно опоздания новоиспеченного преподавателя, то виду не подал. Пытаясь утихомирить поднявшийся рой голосов, он продолжил, — Но перед этим, хочу представить вам профессора Грэма — нашего нового учителя Защиты от Темных искусств. Просим любить и жаловать, — просьба сказана таким тоном, что ни у кого не возникло ни единой мысли о ее невыполнении. Уилл уже как двенадцать лет не являлся студентом Джека, и тем не менее он поежился. Кроуфорд сел и все официально принялись за еду — теперь официально. Испытывая искреннюю благодарность к директору за отсутствие необходимости произносить приветственную речь, Уилл все же поднял глаза от стакана с тыквенным соком — кажется, он рассматривал его слишком долго — и быстро пробежался взглядом по залу, таким образом приветствуя будущих студентов и коллег. Уилл почувствовал как кружится голова. Шепот бил по черепной коробке. На вопрос «что же лучше?» (с понедельника по пятницу залезать в голову к одному магическому преступнику или улавливать мысли сотен взбудораженных школьников одновременно) дать себе ответа Уилл не мог. — А песни Распределяющей шляпы не будет? — попытавшись отвлечься, Уилл принял предложенный подругой кусок пирога с патокой. — Ты пропустил ее. На это время у тебя как раз было запланировано свидание с лестницами. Кажется, он по этой песне скучал (каждый год новая, ну надо же). Ну ничего, если все пройдет хорошо, Уилл будет рад услышать ровно через год. А все могло пойти по другому по двум конкретным причинам. Первая — проклятие профессоров Защиты от Темных искусств. Конечно, любой преподаватель и староста скажет вам, что это все глупости, неправильно интерпретирующие статистическую вероятность, но нет-нет и среди них начинаются разговоры, что обязательно ведутся шепотом. До Уилла этот пост занимала Мириам Ласс, бесследно пропавшая в конце прошлого учебного года. Безусловно, всем ученикам и их обеспокоенным родителям было в срочном порядке сообщено, что профессор была вынуждена уехать по срочным делам, связанным с ее исследовательскою деятельностью, но каждый в школе знал — произошло нечто страшное, о чем директор Кроуфорд не собирается рассказывать и под ударной дозой Сыворотки правды. Вторая причина — собственно, сам Уилл Грэм. Конкретнее: инцидент произошедший при, казалось бы, рядовом задержании, коих на счету Грэма за годы службы было не мало. Как итог — Уилла настоятельно попросили оставить должность, и если бы не Джек Кроуфорд, давний друг его отца, Уилл рискнул бы остаться на улице без работы. Какая удача, что именно в этот момент в преподавательском составе так своевременно освободилась одна из вакансий. Уилл понял, что чувствует на себе чей-то взгляд. Конечно, на него в данный момент все еще были направлены глаза большей части учеников, для которых появление нового профессора, стало живой темой для обсуждения, но это было нечто другое. Нечто особенное. Такое, что заставило Уилла оторваться от созерцания своей тарелки и посмотреть прямо перед собой. Противоположный конец учительского стола, соседнее место рядом с деканом Когтеврана профессором Дю Морье. Аппетит, и так не имевшийся у него в избытке, Уилла полностью оставил. — Ты уже поздоровался с мистером «я такой чистокровный слизеринец, что а ж зубы скрипят»? Беверли была одной из немногих кому Ганнибал Лектер никогда не нравился. — Да вот, как-то случая не представилось. Их взгляд пересекся. Ганнибал улыбнулся. — Глаза отвлекают, — сказал ему Уилл десять лет назад, — трудно сосредоточиться, когда думаешь: «О, эти белки действительно белые», или: «У него, должно быть, гепатит», или: «О, это лопнувшая вена?» С тех пор для него мало что изменилось. Уилл опустил голову. (Он был уверен — профессор Лектер продолжает смотреть). Взгляд, приковывающий к месту каждого вплоть до директора Кроуфорда, Ганнибал заимел еще буду старшекурсником. За прошедшие двенадцать лет он не растерял ни своих манер, ни особой любви к мантиям авторского пошива. В остальном пир по случаю надвигающихся учебных дней прошел как ему и полагается: торжественно и шумно. Пара разговоров с ноткой ностальгии с Аланой, краткий экскурс от профессора Кац касаемо обстановки в учительском составе, и гимн школы в качестве мягкого завершения вечера. Каждый раз, когда Уилл поднимал голову от тарелки, в которую заботой Беверли уже попали два куска Йоркширского пудинга, он ловил на себе взгляд с противоположного конца стола. — Идемте, профессор Грэм, — ужин, как ему и положено, завершился, а Беверли самостоятельно догадалась, как мило с ее стороны, что Уилл до комнат преподавателей без помощи не доберется. Все понемногу начали расходится, завтра как никак длинный день. Уилл и сам мечтал поскорее добраться до кровати. Голова все также болела, а шепот, к слову, давно стихший даже среди самых рьяных сплетников, забрался в черепную коробку. — Профессор Грэм. Уилл обернулся. Джек Кроуфорд стоял позади него. — Мне нужно с тобой переговорить. Обращению на ты Уилл удивлен не был — как в старые добрые: он снова, немного асоциальный, но все же подающий надежды студент Гриффиндора, и директор Кроуфорд с не такими большими мешками под глазами пока только профессор Защиты от Темных искусств. Простившись с Беверли, та с опаской но все же отпустила его, доверив в руки директора, он пошел вслед за Кроуфордом. Вместе с толпой, в которой на Уилла то и дело оборачивались любопытные студенты, они вышли из Большого Зала. Студенты, сопровождаемые старостами, расходились по факультетским гостиным, учителя шли в свои комнаты, Джек же держал путь в сторону классов. Выбрав первый попавшийся, он пустил Уилла внутрь и закрыл за собой дверь. — Как первый день? — после недолгого молчания. Разговор был явно начат издалека. Уилл же, уже предвкушая встречу с лестницами, чтоб их, был бы рад поскорее перейти к делу. — Еще не начался. Он присел на краешек парты — привычка со школьных времен. На некоторое время в аудитории вновь повисло молчание, разрешившееся в итоге вздохом директора. — Ты наверняка уже слышал о Мириам Ласс, — Уилл поежился. Он слышал. Джек не спешил продолжать. Оказывается в классе были часы. Их тиканье било по голове не меньше шепота. — Мне нужно, чтобы ты ее нашел. Уилл первый раз с начала вечера заглянул директору в глаза (в данный момент он мог пренебречь белизной чужих белков). Слухи, как им и положено, распространяются с поразительной скоростью: историю Мириам Ласс, а точнее семь ее версий, каждая из которых отличалась своей уникальной степенью кровавости, он услышал еще днем в Хогвартс-экспрессе, хотя и занял самое немноголюдное купе. Чутье, которое после стольких лет службы на посту мракоборца не пропьешь при всем желании, подсказывало, что профессор сейчас вряд ли в разъездах, связанных с исследовательской деятельностью. Уилл потер переносицу. Кажется, теперь было ясно чем Кроуфорду так приглянулась его кандидатура на роль преподавателя. — Директор, вы же знаете. — Знаю, Уилл, знаю, — а мешки под глазами за десять лет стали заметнее, — ты не для того покидал пост в Министерстве. Но тем не менее, — плечи опустились под невидимой для чужого глаза тяжестью, — ты помнишь Мириам? Уилл помнил. Охотница сборной Гриффиндора по квиддичу на курс младше него — огонь в глазах, стремление делать мир лучше, все как и подобает. Такие часто не заканчивают хорошо — за годы службы он это уяснил. Оставалось надеяться, что все хорошо. Уилл кивнул. — Поиски силами учительского состава ни к чему не привели, — кто же знал, что директор одной из древнейших магических школ может выглядеть настолько сломленным. Он тяжело опустился на стул, — Я не знаю, что делать. Уилл поклялся себе, что после произошедшего больше никогда не влезет ни в чью голову — своей с избытком. Но вот он смотрит на непоколебимого директора Кроуфорда, сгорбившегося под грудой собственных ошибок, и понимает, что уже протягивает руку. — Я сделаю все возможное. Будь они трижды гриффиндорские повадки. Директор принял руку, слегка выпрямляясь. — Спасибо. Стоило разжать руки, и усталость накатила с новой силой. Кивнув Кроуфорду, Уилл быстрым шагом направился к выходу из аудитории (боялся передумать). Директор и его мысли остались в классе. За окном уже стемнело. — Береги себя. Бросил он напоследок. Уилл покинул класс, ничего не обещая. Погруженный в свои мысли, от которых, как бы не хотелось, деваться теперь было некуда, Уилл не сразу понял одну истину — куда идти он не знал. «Идиот» сказала бы Беверли, и Уилл бы не осудил. Казалось бы, вернись к директору и узнай у него, но как бы сказать. Дело было не в гордости (не только в ней) — Уилл уже успел пройти достаточное количество лестниц, коридоров, развилок и тупиков, чтобы не иметь ни малейшего понятия, как ему добраться до класса, в котором он оставил Джека. Выругавшись так, как совершенно не полагается профессору школы чародейства и волшебства, Уилл сел на первую попавшуюся ступеньку. Заночевать прямо здесь прямо так — не самая плохая идея. Авось утром небезразличные студенты и подберут. Мириам Ласс. Уилл, который раз за вечер, устало потер переносицу. Он не привык работать со случаями такого типа — отсутствие тела, понятное дело, усложняло понимание замысла. Не ясны были и детали дела — надо бы допросить кого-нибудь завтра. Начнет с Беверли, затем наведается к директору. Но это не сейчас. Уилл поднял голову к потолку. Возможно, такие моменты и нужны, чтобы напомнить себе о том, насколько Хогвартс великолепен. Он завораживал и одиннадцатилетнего студента, и усталого профессора с долгой историей за плечами. Кажется, ему стоит сказать лестницам спасибо, чтоб их. Слипающимися глазами Уилл рассматривал узоры на витражных стеклах и портреты пышно одетых дам, которые в отличие от него могли себе позволить такую роскошь как сон. Глаза сами собой закрылись. — Доброй ночи, профессор Грэм. Только, чтобы снова открыться. Все-таки спать было не время и не место. Уилл вскочил на ноги, а красоты замка отшли на второй план. Перед ним Ганнибал Лектер. — Решили организовать привал? Совсем не изменился. Мантия при ближайшем рассмотрении оказалась из бархата. Кто бы мог подумать. — Не спится. Ганнибал остановился — выше Уилла на одну ступеньку. — Проблемы со сном вижу вас так и не оставили. Уилл неопределенно покачал головой. Волосы уложены идеально как и двенадцать лет назад. На губах — улыбка, за которую учителя готовы были прощать прогулки после отбоя, а библиотекари пускать в Запретную секцию без лишних вопросов (о большем слизеринец старшекурсник, интересующийся не самыми подобающими ему разделами практической магии, мечтать и не мог). — И зрительного контакта избегаете по прежнему. Вот, чтоб назло — Уилл поднял голову. Некоторое время они стояли так: глаза в глаза в опустившейся на замок темноте — лишь две керосиновые лампы в конце коридора слабо поблескивали. Разбуженные их голосами дамы на портретах следили за происходящей сценой, перешептываясь с рыцарям, оставившими свои сюжетные картины и перебравшись на холсты к первым. В глазах что-то поменялось. Даже Уилл, неискушенный опытом в таких делах, смог это уловить. Белки все так же идеально белые, следов гепатита не обнаружено. И тем не менее — что-то новое. Выдержав ровно четыре с половиной секунды, Уилл опустил голову. — Совсем не изменился. — Взаимно. Ганнибал улыбнулся. — Давайте проводим вас до ваших комнат, профессор Грэм. Развернувшись на пятках, он направился наверх, и Уиллу, который все же предпочел бы провести ночь в своей кровати, оставалось только поспевать за ним. Воспоминания сами лезли в голову — учитывая окружающую обстановку, избежать этого не представлялось возможным. Первый курс, урок полетов, чистокровный мальчик, мантия которого стоит как месячный доход отца Уилла (на самом деле вдвое больше). Третий, урок зельеварения, с которым у Уилла всегда были проблемы, неожиданная помощь пришедшая от того чистокровного парня со Слизерина, о котором без умолку болтала Алана последние два месяца. Потом пятый, ежедневные разговоры в библиотеке допоздна, «хочешь проведу в Запретную секцию?», «еще спрашиваешь», вылазки после отбоя. Наконец выпускной, пост мракоборца скоро перестанет быть просто мечтой, и все же не стоит нам таким интересоваться, лучше отложи эту книгу, выпускной бал, будь он не ладен, смерть Кэсси Бойл, ссора, недопонимание, молчание длинной в двенадцать лет. — Мы пришли. Уилл врезался в спину своего проводника — подействовало ободряюще. Заприметив дверь оказавшуюся перед ним, побыстрее поспешил удалиться, правда перед этим: — Спасибо, профессор Лектер. — Доброй ночи, профессор Грэм. Дверь закрылась, Уилл осел на пол. В социальных взаимодействиях он был все также плох, но об этом, пожалуй не сейчас. Так и уснул — облокотившись о дверь и прислушиваясь к колыбельной, состоящей из тиканья часов (позже окажется, что в его комнате их никогда и не было) и шепота взбудораженных студентов, перемывающих косточки новому профессору.***
Первый урок — несомненно важное событие, неважно в роли кого вы выступаете: преподавателя или ученика. На него желательно не опаздывать. Уилл честно пытался следовать этому принципу, но, увы, в аудиторию он зашел последним. Запыхавшийся профессор с пустым желудком, не поддавшимися укладке кудрями и мятой мантией поприветствовал младшекурсников. — И как оно? — заставила его подпрыгнуть Беверли, подсаживаясь на обеде. Уилл вздохнул. Очень красноречиво. — Мы тоже такими были? (Под такими: шумными, малоуправляемыми, стремящимися выдать соседу по парте как можно больше саркастических комментариев касательно повадок и внешнего вида нового профессора) — Увы, — Беверли зачерпнула большую ложку рисового пудинга, — ты привыкнешь. Уилл очень на это надеялся, но пока верилось откровенно с трудом. Он потер глаза. Ночь прошла беспокойно. Не то чтобы для Уилла это было в новинку — побочный эффект службы на посту мракоборца — но все же бывало и лучше. Снился выпускной. В который раз. — Поздравляю, с первым рабочим днем, — Алана, идеальная как и всегда, опустилась рядом с ними. Уилл благодарно кивнул. Он решил все же приступить к еде, впереди длинный день, как вдруг снова чей-то взгляд избавил его от тягот аппетита. Не Ганнибал — его место пустовало. За столом слизеринцев было по будничному шумно, но Уилла в данный момент мало интересовали толки о скором открытии квиддичного сезона — его взгляд направлен на конкретную девушку, не спешившую принимать участие в общих разговорах. Как только поняла, что ее обнаружили, она тут же слишком заинтересовалась содержимым своей тарелки. Уилл не смог уловить что-то конкретное в том гуле круживших вокруг него эмоций, но точно понял, что это бледное лицо с россыпью веснушек он видел не впервые. Закрыв глаза и досчитав до десяти, никогда не помогало, он все же принялся за пирог. Перед следующим уроком, по расписанию старшекурсники слизеринцы, да поможет Бог, оставался еще час, который Уилл мог потратить по своему усмотрению. Алана конечно пригласила его вспомнить былое за стаканчиком-двумя Сливочного пива, к которому она до сих пор была неравнодушна, но, как бы не хотелось посвятить время праздной ностальгии, на тот момент у него были другие дела. Мирам Ласс. По сюжету сна, преследовавшим его сегодняшней ночью, на выпускном была и Мириам. Уилла, как и положено, тогда не волновал тот факт, что она училась на курс младше — сон за такими тонкостями не следит. Подробности забылись по мере пробуждения, но было и нечто до сих пор стоящее перед глазами. Холодное тело знакомой молодой девушки и человек с оленьими рогами, непрерывно сопровождающий Уилла на протяжении всей ночи. Как только он проснулся, Уилл первым делом попытался набросать в памяти его лицо. Безрезультатно. Отчего-то была уверенность — это важно. Возможно, ответы удастся узнать сегодня ночью. (Это если Уилл сможет заснуть — предположение излишне оптимистичное). Перед тем как наведываться к директору, у того наверняка были свои дела в середине рабочего дня, Уилл все же решил узнать о состоянии дела другими подручными средствами. Слухов от учеников он уже наслушался, пришла череда учителей. — Мириам? — в теплицах у Беверли было свежо, как никак начало сентября. По периметру уже стояли ряды нагруженных почвой горшков. Кажется, малышам второкурсникам предстояла встреча с мандрагорой, — темный случай. На самом деле больше ничего Уиллу узнать и не удалось. Почти. Версия Беверли все же отличалась от официального заявления директора данного студентам и их родителям: она как и весь штат учителей прекрасно знала, что Мириам сейчас не исследует оборотней в Северной Америке или «что там Джек еще наплел». Они с профессорами обыскали замок вдоль и поперек сразу после случившегося — ничего (в процессе были найдены два до этого неизвестных прохода от кухни до гостиной Хаффлпаффа, но к делу это отношения не имеет). — Расспроси лучше мистера «как ты посмела пролить тыквенный сок на мою мантию за две сотни галеонов», — запас позывных специально для Ганнибала у Беверли ни кончался ни разу со времен младших курсов, — они с Мириам довольно тесно начали общаться незадолго до ее, — она понизила голос, — уезда. В слух Беверли этого не произнесла, как никак ученики уже начали собираться, но все кто хоть немного ее знал мог ощутить витающее в воздухе «не могло это до добра довести». Она также успела шепнуть, что лично проверила апартаменты Лектера на наличие следов Мириам. Ничего не нашла, но выразила мнение, что это еще ничего не доказывает. Поблагодарив Беверли, Уилл поспешил покинуть теплицы до того момента, как первая мандрагора откроет рот. Времени до следующего занятия, старшекурсники слизеринцы, да поможет ему Бог, оставалось еще предостаточно. Он неспешно шел по коридору — снова заблудился, только сам, как оно и бывает, этого еще не знал — и думал. Идти напрямую к Ганнибалу сейчас хотелось меньше всего. — Уилл. Он обернулся на звук своего имени, отвлекшись от созерцания картины с пустующем пейзажем (пастух, расположенный на нем по замыслу художника, оставил доверенное ему стадо и сейчас был на два этаже выше на портрете у леди в кружевной юбке). Мужчина, определенно смутно знакомый, стоял облокотившись о дверной косяк класса магловедения — об этом сообщала соответствующая табличка. — Я знал, что ты придешь ко мне. Насколько бы Уилл не был плох в социальных взаимодействиях (довольно сильно) он знал, что спрашивать «а вы, собственно, кто» сейчас точно не стоит. Но слава Богу, делать этого не пришлось: мужчина подошел ближе, благодаря чему его удалось опознать. На протяжении всех курсов, с первого по седьмой, ни разу не взяв ни выходного ни отгула, Мэттью Браун непрерывно исполнял единственную, самолично взятую на себя, обязанность — таскаться за Уиллом Грэмом. Получалось не всегда (та же Запретная секция), но он очень старался. Сам Уилл, если честно, не понимал откуда такое рвение. Ему самому с собой хотелось проводить куда меньшее количество времени. — Профессор Браун, — Уилл нервно провел рукой по волосам. В компании Мэттью он всегда чувствовал себя неуютно, — рад вас видеть. — Будет тебе, Уилл, — он попытался поймать взгляд глаз напротив, но не на того напал, — Мэттью, как в старые добрые. Уилл, старательно изучающий рельеф гобелена, расположенного строго левее и выше глаз Мэттью, кивнул. Вдалеке послышался крик мандрагоры, так невежливо прерванный тиканьем часов. Воцарившееся молчание, казалось, напрягало только Уилла — другого оно вполне устраивало. Мэттью с видным усилием изучал старого друга — знакомого, поправил бы его Уилл — стараясь уловить малейшее изменение со времен последней встречи (все тот же выпускной). Прозвенел звонок — отовсюду посыпали студенты. Уилл облегченно вздохнул (оставалось надеяться, что не слишком громко). — До свидания, — Уилл проделал над собой усилие, — Мэттью. Тот, если и был огорчен тем, что его важное занятие прервали, виду не показал — улыбнулся еще шире, да и взгляда не отвел. — До скорых встреч, Уилл. Всегда буду тебя ждать. Профессор Грэм, стараясь не переходить на слишком быстрый шаг, пошел прочь. Он еще долго чувствовал на себе взгляд коллеги. О неожиданной встрече пришлось на время забыть: учительские обязанности не ждали. Уилл вошел в класс, почти без опоздания, он делал поразительные успехи, на ходу обдумывая специфику темы предстоящего урока. Осмотрев класс, профессор мгновенно вспомнил об особенности своей аудитории — студенты Слизерина, седьмой курс. Да поможет ему Бог. Прокашлявшись и нервно пробежавшись рукой по волосам — некоторым хватило уже этого, чтобы начать шептаться, возможно нарочито громко — он, предпочтя старый проверенный метод (зажатый в руке мел) магическому вмешательству, вывел на доске: Непростительные заклятия. Спрятав руки за спину (те как и ожидается — все в меле), чтобы не давать студентам новых поводов отвлечься от урока, Уилл обвел присутствующих. Конечно, роль профессора пока давалось ему нелегко. После убийц и психопатов справить с группой подростков было не так просто. — Кому есть, что сказать по теме? Рука Аланы тут же взлетела бы вверх, а ее безупречный ответ принес бы Когтеврану десять, а то и пятнадцать честно заработанных баллов. Ганнибалу же в таких случаях хватало только взгляда — учитель, полностью уверенный в качестве его знаний, никогда не спросит. Уилл прогнал не прошенную ностальгическую дымку. После минутной заминки руку медленно, с некоторой долей робости подняла девушка с задней парты. Бледность и веснушки сразу бросились в глаза — именно с ней Уилл пересекся взглядом в Большом зале на обеде, в этом он не сомневался. Профессор ободряюще кивнул, и девушка начала. — Разновидность заклятий, причиняющие определённый ущерб живому существу и влекущие за собой суровое наказание. Авада Кедавра, Круцио, Империо. Смерть, страдания, власть. Голос слабый, но ответ уверенный. Перед тем как продолжить вести урок, Уилл заглянул отвечающей в глаза (проблемы со зрительным контактам распространялись и на студентов). Та смотрела на него в ответ с гораздо большей решимостью. Уиллу захотелось поежится и пару раз провести рукой по волосам даже сильнее обычного — а его любви к нервным жестам стоит отдать должное. В остальном урок прошел своим чередом. Насколько может идти занятие о способах применения магии, благодаря которым можно: а) подчинять своей воле б) причинять невыносимые муки в) убивать. Добавьте к этому тот факт, что Уилл то и дело ловил на себе взгляд девушки с задней парты — это возводило его нервные привычки, и так достойные обсуждения каждый раз когда профессор поворачивался к классу спиной, в абсолют. Уилл уже готов был выдохнуть, сделал все как надо, отвел от звонка до звонка, но класс все не желал пустеть — благодаря одной, уже отличившейся студентке. — Вы говорили об Авада Кедавре. Занятый стиранием с доски (все также предпочитая старый проверенный метод), Уилл поначалу и не заметил подошедшую. Он кивнул, не имея ни малейшего понятия куда способен зайти этот разговор. — Вам приходилось ее использовать? Уилл прокашлялся. И совсем не для того, чтобы выиграть время. — Прости, я, кажется, не до конца понимаю. — Так приходилось или нет? Да, перед ним хрупкая девушка на голову ниже, вид который говорит о том, что она болеет как минимум три раза в год, но Уилл понял сразу — отпираться бесполезно. Он еще немного помолчал, собираясь с мыслями. Надо же. И в этой аудитории были часы. — Приходилось. Тик-так. Тик-так. — Моего отца вы убили так же? Из-за ее спины вышел человек с оленьими рогами. Говоря о лице — опознать все еще не представлялось возможным. Пространство пока не поплыло, но было к этому очень близко. Тиканье часов стало громче. Эбигейл Хоббс. Он видел это лицо, ну конечно он его видел. Эбигейл Хоббс. Дочь печально известного Гаррета Джейкоб Хоббса, с которым профессор Грэм уже сталкивался — исключительно по службе, не более. Уилл его убил. Момент, зеленая вспышка, чужое такое холодное тело, человек с оленьими рогами и сам Уилл без пяти минут лишенный звания мракоборца и работы в Министерстве. Он присел на край парты — пальцы впились в потертую древесину. А пространству то что, оно уже начало плыть. Не дождавшись ответа — одного взгляда на Уилла было вполне достаточно — Эбигейл направилась к выходу. Лишь у самой двери бросила: — Спасибо, — так тихо, Уилл вряд ли услышал. Дверь со скрипом закрылась, а человек с оленьими рогами и не думал уходить — кажется, наоборот сделал пару шагов навстречу. Уилл пару раз провел руками по лицу. И еще раз, и еще, и еще. В помещение стало заметно холоднее. На ногах стоять невозможно — он опустился на пол. Часы затикали прямо в черепной коробке. Тик-так, тик-так. Слава Богу ни у одного потока занятий ЗОТИ по расписанию на сегодня больше не стояло. (Кто знает, что бы произошло застань они своего профессора в таком виде, но вряд ли это могло поспособствовать тяге к предмету). Уилл с трудом поднял голову — знакомый с рогами стоял прям перед ним. Он протянул сидящему руку. — Уилл? — рука зашла дальше, опускаясь на плечо, — ты меня слышишь? Ответа не потребовалось и сейчас — рука уже касалась лба. Затем, секунда, и ко рту Уилла приложился пузырек, точь-в-точь как те, которыми его лечила медсестра во времена студенчества, когда на него находил очередной приступ. Голова стала тяжелой, зато часы, казалось, замолчали — компромисс, на который Уилл готов был пойти. Взгляд чуть прояснился: оленьи рога ушли. Теперь на их месте — Ганнибал Лектер, у которого, по всей видимости, на данный момент тоже выдалось окно в расписании. — Лучше? Уилл мало понимал происходящее вокруг (что у ж было говорить про внутри) него, и тем не менее кивнул. Вышло неубедительно — и неподготовленному зрителю было видно, что его состояние едва ли дотягивает до «удовлетворительно». — Надеюсь, это не Живая смерть. Ганнибал, только что убравший пузырек обратно в сумку, улыбнулся. Напиток Живой смерти — сильное и тем не менее безобидное усыпляющее средство. Конечно за исключением того образца, что приготовил Уилл во время практики на шестом курсе — взятые в неправильных пропорциях корень асфоделя и настойка полыни чуть не привели к летальному исходу последнего. Слава Богу Ганнибал успел своевременно вмешаться, приблизив зелье друга к положенной рецептуре. — Нет, всего лишь Сыворотка правды: узнаю о расположении места, в котором ты покупаешь лосьон для бритья. И после запущу в него Адским пламенем. Несмотря на состояние, Уилл нашел в себе силы усмехнуться. Запахам Ганнибал уделял слишком большое по общепринятому мнению внимание еще со времен младших курсов — и это осталось неизменным. К слову, как и любовь Уилла к бутылкам с корабликам из магловских круглосуточных магазинов. — Вас ждет неудача, профессор Лектер. У меня уже есть его пожизненный запас. — Я заметил, — Ганнибал поднялся, и подал руку другому. А никаких десяти лет будто и не было — вот сейчас вместе пойдут на Трансфигурацию, на которой ни первому ни второму конечно не интересно слушать о превращении крысы в стакан и наоборот: все мысли о предстоящей ночи в Запретной секции. Ганнибал совсем недавно (на вопрос Уилла «как» — «люди многое готовы сделать для обладающих природным обаянием, даже почти без лишних вопросов») получил ключи. Это если их планам не помешает внеочередной приступ Уилла. Самый первый случился на уроке полетов, чтоб им икнулось. Уилл никогда не ладил ни с метлами, ни с тем более летающими мячами размером не больше грецкого ореха. Чистокровный мальчик со слишком большим количеством геля в волосах для одиннадцатилетки отвел его тогда до лечебного отсека. Уилла била дрожь — то ли приступ давал о себе знать, то ли страх (вдруг из-за этого исключают из школы. возвращаться к жизни с отцом — к бедности и бесконечным разъездам — не хотелось). Медсестра заставила его лечь на кушетку, дала ему выпить жидкость из стеклянного пузырька и приказала отдохнуть (мальчик, никто не выгонит тебя за плохое самочувствие, успокойся и приляг). Первокурсник со Слизерина, вызвавшийся его проводить, не отходил ни на минуту — сидел здесь же, разговаривая с медсестрой об использовании крови саламандры в лечебных зельях. Уилл, у которого и потом с Зельеварением не сложилось, не понял ни слова. Зато с мальчиком они вроде как подружились: кивали друг другу в коридорах и один не пытался наслать на второго Слагулус Эрукто, что у слизеринца и гриффиндорца было сродне дружбе. А потом, через каких-то шесть лет, все кончилось так как кончилось. Ссора, выпускной, возможно, юношеский максимализм — молчание длиною в двенадцать лет. Все оборвалось из-за того же из-за чего началось. «Ты когда-нибудь бывал в Запретной секции?» — спросил Ганнибал будучи пятикурсником (в волосах геля со времен урока полетов не поубавилось). Конечно Уилл не был. В отличие от своего уже-не-знакомого-еще-не-друга-но-почти он не обладал ни «природным обаянием» ни особыми связями с библиотекарями. Но вскоре, на это потребовалось всего два курса, обнаружился следующий, очевидный для тех кто не смотрит с позиции излишне любопытного студента, факт: в Запретной секции много Запретного. Начиная с заклинаний, вызывающих колото-режущие средней тяжести, заканчивая ритуалами африканских племен, в ходе которых тело другого мага «поглощалась», а его «магическая сила перетекла в вас», чтобы это не значило. После выпуска из школы и сдачи экзаменов, конечно у Ганнибала все на отлично (Уилл ни разу не видел, чтобы он занимался), у каждого наметился свой путь: Уилл стал мракоборцем, о чем мечтал еще с первого курса — урок ЗОТИ с тогда еще просто профессором Джеком Кроуфордом сделал свое дело — Ганнибал же избрал для себя другую дорогу. Он решил воочию изучить все то о чем читали два студента противоборствующих факультетов, сталкиваясь головами друг с другом в темноте библиотеки. Конечно, пригласил с собой и Уилла, как он делал всегда, но у того моральные ориентиры своего друга начали вызывать разочарование, праведный гнев и попросту такой стыдный для сына Годрика Гриффиндора страх. Он отказал — они поссорились. И двенадцать лет молчали. Уилл написал десятки писем, но выкинул каждое, прежде чем его сова успевала спохватиться. Свою лепту внесла и Алана. На выпускной бал они с Ганнибалом пришли вместе, но в этом Уилл, если честно, уже давно перестал кого-либо винить. Будь он на ее месте и сам бы пошел с Лектером. Возможно, дело было и в теле Кэсси Бойл, найденном во внутреннем дворе замка прямо во время выпускного. Человек с рогами первый раз посетил Уилла именно в ту ночь. Лица не было уже тогда. Уилл, уже профессор с потерянной работой мечты и новым приступом, принял протянутую руку своего коллеги, который лишь в прошлом году вернулся из путешествия, чтобы занять должность преподавателя Зельеварения. И впрямь стало полегче, все-таки свое место Ганнибал не за «природное обаяние» получил. Уилл наконец-то посмотрел на него впервые за те двенадцать лет — те четыре с половиной секунды в темноте коридора не в счет. Он видел перед собой все того же мальчика, от рассказов которого об истории как магического, так и родного Уиллу мира нельзя было оторваться. Конечно, изменился: морщинки залегли в углах глаз, намеки на седину при должном рассмотрении прослеживались — работа как никак нервная. И тем не менее Уилл видел перед собой своего друга, будто и не было этой затянувшейся паузы, возникшей в ходе разговора, длиной в двенадцать лет. Сейчас он не думал ни о том чем профессор Лектер занимался во время своих исследований, из-за которых ему пришлось объездить пол земного шара, ни о том каких моральных ориентиров придерживался Ганнибал на данный момент. Возможно, у преследовавших его большую часть жизни приступов были и плюсы. После них Уилл делался неожиданно сентиментальным (правда, только когда дело касалось Ганнибала). — Дети бывают жестокими, — Ганнибал приблизился к Уиллу (понадобилось проверить зрачки), — мои подопечные не исключение. — О да, — он не спешил отпускать Ганнибала, в данный момент ставшего его опорой, так как в своих двоих дрожь так и не унималась, — они скорее доказательство. Ганнибал, к слову, декан Слизерина, улыбнулся. На некоторое время в классе молчание и никаких часов. Белки Уилла не слишком белые, следов гепатита не обнаружено. И тем не менее Ганнибал отходить не спешил — возможно, врачебный долг, он как никак провел долгие месяцы в разъездах по миру, постигая особенности лечебной магии тоже, а может и что-то еще. Ганнибал Лектер не был легко читаем ни в одну минуту своей жизни. — Там была Эбигейл Хоббс, — сентиментальная дымка, сопутствующая приступу понемногу начала спадать, и Уилл почувствовал насколько он устал, — я убил ее отца. Ганнибал не выглядел удивленным. Как будто он вообще, когда либо был таковым. — Эбигейл умна, — снова провел рукой по чужому лбу, пропуская смотавшиеся пряди сквозь пальцы (а ведь Уиллу почти удалось уложить их утром. Ладно, кого он обманывает), — она должна понимать как в этом мире обстоят дела с правосудием. — Она меня поблагодарила. Уилл не был уверен: он вполне допускал вероятность того, что это лишь часть медленно расплывающегося пространства сродни человеку с рогами. И тем не менее. — Неудивительно, — прозвенел звонок, напоминающий замку об ужине. Кажется, приступ, как оно и бывает, затянулся, — жертвы ее отца девушки в возрасте шестнадцати-двадцати лет. Каштановые волосы, бледная кожа. Эбигейл знала, что рано или поздно на их месте окажется она. Уилл не задался вопросом (позже он винил в этом недавний приступ) откуда Ганнибалу известны детали дела, которое Министерство пыталось сокрыть всеми возможными способами — все-таки серийные маньяки в магическом сообществе остаются темой табуированной. Он лишь кивнул, позволив Ганнибалу вывести себя из класс и направить в сторону Большого зала. — Там сейчас подают отличный пастуший пирог. Правда я предпочел бы добавить пару щепоток шафрана.***
Ночь прошла беспокойно: опять снились кошмары. В них человек с рогами заговорил с Уиллом знакомым голосом об использовании крови саламандры в лечебных зельях. Первая мысль после пробуждения — нужно идти к Джеку, медлить больше нельзя. Вновь пересекшись взглядом с Эбигейл за завтраком, Уилл отчего-то только укрепился в своем решении. К сожалению, на его пути возникли некоторые препятствия, из-за которых поход пришлось отложить: встреченный в коридоре второкурсник, хотел что-то уточнить по поводу вчерашней лекции о тритонах, и ради каких бы целей Джек его не нанял, Уилл понимал, что он в первую очередь — учитель. Так что пришлось задержаться и втолковать интересующемуся об эффективных способах борьбы с ними (Иммобилус вполне подойдет). Так, слово за слово, урок за уроком — Уилл попал к директору лишь после окончания занятий. Дверь, такая же тяжелая как и двенадцать лет назад, хотя ему искренне хотелось верить, что он за это время хоть немного мышечной массой обзавелся, со скрипом открылась. Только переступив порог, Уилл подумал, что наверное неплохо было бы оповестить находящихся в кабинете о своем приходе стуком, но, не в первый раз за его жизнь, было поздно. Помимо директора, которому там было положено находиться по уставу, в кабинете присутствовал кто-то еще. Профессор Лектер. Очевидно, их диалог только что был наглым образом прерван. — Уилл, — директор Кроуфорд, казалось, только его и ждал, — проходи. Извинившись за факт вторжения без стука (лучше поздно чем никогда), Уилл присоединился к Ганнибалу, который в свою очередь стоял перед директорским столом, заложив руки за спину. Дежавю: один раз охранник, может не спалось, а может еще что, все же наведался в Запретную секцию после отбоя, и ему отчего-то очень не понравилось нахождение в ней двух мальчиков и одной керосиновый лампы (Уилл потом винил ее в факте их обнаружения). Вследствие чего они также предстали перед директором — руки за спину, взгляд опущен (второе только у Уилла). Но, как всегда и бывало в случае Ганнибала, им удалось уйти сухими из воды. Уилл был уверен — будь он один уже давно бы драил кубки из Зала Наград в течении двух недель в компании того же охранника. — Профессор Лектер согласился оказать свою помощь в деле Мириам. Уилл, к слову, впервые со вчерашнего вечера (приступ прошел, и на место сентиментальности отчего-то пришла неловкость. "Как подростки, ей богу", — сказала бы Беверли, если бы Уилл по какой-то причине не выбирал каждый раз умалчивать о своей степени близости с Ганнибалом), посмотрел на стоящего рядом. У того — профессиональная улыбка, после которой ни у одного директора, что двенадцать лет назад, что сейчас, не остается ни малейших вопросов и возражений. — Он уже сталкивался с похожими случаями во время своей практики. Что Джек подразумевал под "похожими случаями" и "своей практикой" Уилл решил пока не уточнять. — Буду рад работать с вами, профессор Грэм, — Ганнибал протянул ему руку. Пусть двенадцать лет молчания — Уилл ее пожал. И всегда будет. По привычке. — Взаимно. Возможно, они простояли так чуть больше, чем того требует официально-деловой этикет (кожа рук Ганнибала гораздо мягче, чем многие ожидают от профессора Зельеварения), но Джек был достаточно деликатен, чтобы на это не указывать. Он прокашлялся и кратко посвятил их в курс дела. Мириам, как и сообщалось ранее, пропала в конце прошлого учебного года. Если говорить конкретными датами — третьего июня, за день до проведения СОВ и ЖАБА. Последний раз ее видели в районе второго этажа в первой половине дня. Все личные вещи пропавшая оставила нетронутыми. На столе в ее комнате лежал недочитанный выпуск "Ежедневный пророк", а на тумбочке у кровати стоял стакан недопитого тыквенного сока. Подозреваемых нет — и это в Джеке говорила не искренняя убежденность в моральных качествах своих педагогов, Уилл знал, что если обнаружатся соответствующие факты, директор отдаст под суд самого себя — Мириам ладила как с учителями, так и со студентами. Никаких следов обнаружено не было. Тела тоже. Джек этого не сказал, но по его усталым вздохам, которым нет-нет да и удавалось вырваться наружу, прорвав выстроенную годами службы в Министерстве оборону, и тяжелому взгляду направленному куда-то сквозь Уилла (впервые зрительного контакта в диалоге избегал не он — ощущения, честно сказать, необычные), было видно как он устал. Уилл сказал, что сделает все возможное. Ганнибал кивнул. — Nunc est bibendum. Не желаешь вина? — сказал Ганнибал, как только дверь за ними закрылась. — Разве это разрешено по уставу, профессор Лектер? — Никому не повредит, если два усталых профессора в конце длинного рабочего дня немного превысят свои полномочия. И снова Уилл протянутую руку принял. По привычке. Дорога в подземелья была еще запутанней, хотя казалось бы, чем путь до жилой комнаты Уилла (а он, между прочим, содержал в себе две движущиеся лестницы). Здесь все тоже было по-старому: в воздухе витал запах экстракта бадьяна, звук шагов бил по перепонкам в тишине, до сих пор кажущейся зловещей, риск споткнуться о котел с зельем удачи в темноте присутствовал — оставаться тут дольше необходимого не хотелось ни двенадцать лет назад ни сейчас. После еще одного поворота, который Слава Богу был финальным, Уилл окончательно уверился в том, что самостоятельно он отсюда не выберется, и, если хозяин комнат того возжелает, ему придется остаться в компании стеклянных колб и сушеных златоглазок. И тем не менее он Уилл за ним. По привычке. — Забыл предупредить, — Ганнибал и забыл, — у нас гости. Дверь открылась, впуская двоих — у дальней стены сидела Эбигейл Хоббс. Около нее потрепанный годами частого использования учебник Зельеварения и котел с дымящимся содержимым. Услышав вошедших, она оторвалась от своего занятия и вскинула голову. — Здравствуйте, профессор Лектер, — перевела взгляд на Уилла, — профессор Грэм. И словно по команде: захлопнула книгу и вышла из помещения. Кажется, у нее не возникло проблем в самостоятельном нахождении выхода. Уилл вжался в стену. На пару секунд как можно сильнее зажмурил глаза (как будто это человека с рогами остановит). — Эбигейл сейчас переживает трудный период, — Ганнибал положил руку ему на плечо. И когда он успел подойти так близко, — мы должны стать ей отцами. Уилл провел рукой по лицу — человека с рогами все еще не было, припозднился — и кивнул. Он и сам ощущал нечто схожее. После случившегося защита Эбигейл — его прямая обязанность. Ганнибал откупорил одну бутылку, ну конечно в его комнатах имелась партия Эльфийского вина многолетней выдержки, Уилл в этом и не сомневался, наполнил фужер и передал другому. — In vino veritas. В темноте подземелья не думать о происходящем наверху было легче. Может, человек с рогами заблудиться и не сможет сюда добраться. Уилл принял бокал. По привычке.