Связь

      Я отказалась от всего. От своей жизни, тела, близких, увлечений, даже от своего имени. Ради того, чтобы сохранить связь, которая приносила мне лишь страдания, я пошла на все. В некоторой степени я себя за это ненавижу.       Прошло два года. Два долгих года мне понадобилось, чтобы окончательно осознать себя в этом мире. Все это время воспоминания в моей голове больше напоминали бесконечный рой пчел, виделись слишком реалистичными снами и возникали в сознании рандомными фактами.       Первыми подлинно моими воспоминаниями я считаю все те, что появились после двадцать четвертого июля. Повсюду слышался гул сирен, бесконечные голоса людей, разговаривающих на непонятном мне языке. Все окружающее озарялось яркими вспышками света, из-за которых невозможно было ничего разглядеть.       Лишь через несколько месяцев мне в общих чертах удалось понять, что произошло. Виной тому по большей части оставался языковой барьер. Все говорят, что меня зовут Ивасаки Ацуко. На момент пробуждения мне было всего четыре года.       Ацуко вместе со своей семьей собирались поехать на отдых, куда-нибудь подальше от суеты большого города, в котором они жили. В этот же вечер в газете напишут об очередной автомобильной аварии, из-за которой отец семейства лишится правой ноги, а дочь потеряет память. Позже врачи обнаружат серьезный откат в развитии, связанный с серьезной черепно-мозговой травмой.       Двадцать четвертого июля Ацуко должна была погибнуть, не успев даже доехать до больницы. Ее сердце остановилось на несколько секунд, врачи бессильно разводили руками, и никакие деньги, которыми располагала семья Ивасаки, не могли вернуть дочь к жизни. Но именно в этот момент, когда все потеряли надежду, а главврач лично пришел уведомить итак убитую горем мать из-за волнений о своем супруге, за жизнь которого борются лучшие медики, девочка внезапно открыла глаза.       Именно в этот момент я начала осознавать себя. Это было тяжело. Все тело ужасно болело, голова отказывалась думать, все окружающие говорили на непонятном мне языке, а женщина, которая каждую вторую ночь плакала у моей постели, для меня была незнакомкой. Я не понимала, что происходит, в моей голове была самая настоящая каша.       Я чувствовала, что меня зовут Ангелина, что мне далеко не четыре, и что я никогда не жила в Токио. Знала, что впервые вижу женщину, называющую меня своей матерью. Я не понимала, что происходит.       Два года мне потребовалось на реабилитацию, в течение которых ко мне возвращались воспоминания из моей настоящей жизни, которую врачи, отвечающие за мое восстановление, считали ошибкой сознания или защитной реакцией мозга.       Как только мне стало легче физически, и травмы, полученные в ходе несчастного случая, начали заживать, я начала усиленно пытаться восстановиться душевно. Учила язык, насколько это вообще возможно, с учетом того, что я не знала ни единого слова по-японски. Я вообще не понимала, что живу в Японии около полугода своей жизни. С усердием делала все, что просили меня врачи.       Стоило сказать, медицина здесь была просто прекрасной. Все медсестры обращались со мной, как с шелковой, врачи терпеливо разговаривали со мной даже с учетом того, что я не понимала ни единого их слова и действовала по большей части интуитивно. Очень скоро я смогла логически мыслить, и осознала еще одну серьезную проблему, помимо непонятных воспоминаний и физических отклонений, из-за которых мне приходилось заново учиться ходить, держать ложку в руках, потому что о палочках и речи идти не может, и все в таком духе.       Я думала на другом языке. Именно это стало главным и единственным доказательством, что меня действительно зовут Ангелина, и что мое самосознание — не ошибка поврежденного мозга. В моей семье, насколько это было известно, не было никого, кто бы говорил на русском. Также, ребенок моего возраста не умеет читать и считать, не знает большинства слов и, в принципе, мало что понимает об этом мире. Я знала достаточно, чтобы не суметь считать себя четырехлетней малышкой.       Единственное, что так и не приобрело объяснение, так это галлюцинации. Даже после того, как я научилась говорить базовые фразы на японском, осознала, что меня зовут Ацуко, я из семи Ивасаки, а мою мать зовут Минами Ивасаки, и сейчас я нахожусь в больнице в Токио, моя координация стала значительно лучше, а физическое здоровье практически полностью пришло в норму, видения не исчезали. Я просто видела то, чего не замечал никто другой.       Звучит, как фантастика, но я своими собственными глазами видела людей, которых не было, и монстров, которых не существовало. Из-за этого мне снились кошмары. Окружающие пожимали плечами, а бесконечные диагностики врачей ничего конкретного не давали. Все списали на ПТСР, которое теперь ровными иероглифами красовалось в моей больничной карте.       Лишь через два года все наконец-то встало на свои места.       Меня зовут Ангелина. Мне шестнадцать. Я жила в глубинке России всю свою осознанную жизнь, мама говорила, что родила меня в селе. Однажды в моей голове появился странный голос, который очень скоро обрел форму человека и имя — Цукаса. Он мог комментировать мою жизнь, и с моего дозволения, — а потом и без него — контролировать мое тело.       Он сильно влиял на мою и без того нелегкую жизнь, превратив ее в один сплошной комок проблем. Через некоторое время за ним пришли. Вернее, он сам нашел тех, кто пришел по его душу. Кажется, они звали себя Хранители Часов. Эти люди, если они вообще таковыми являлись, сказали о том, что Цукаса на самом деле жестокий убийца и каким-то образом сбежал с суда прямиком в другой мир, чудом оказавшись в моем теле. К моменту, когда пришел черед разъединять души, они уже слились в такой степени, что разорвать связь полностью было невозможно.       Тем не менее, Цукасу из меня изъяли, дав мне две недели на то, чтобы подумать, смогу ли я с этим жить. И существование без него оказалось самой настоящей пыткой. Мои воспоминания все еще не столь четкие, какие бы хотелось, но даже так я с ужасом вспоминаю все то, через что мне пришлось пройти. Детский организм очень чутко реагировал на любое проявление эмоций, так что по этому поводу у меня возникало немало истерик, которые пугали беспокойных врачей.       Если смотреть на ситуацию под этим углом, то я перешла в другой мир. Судя по всему, Ацуко должна была погибнуть, у врачей не было сомнений в смерти этой девочки. Однажды я подслушала разговор медперсонала, который лишь в очередной раз доказывал мои домыслы. Понять что-то из беглой японской речи было очень сложно и по большей части, я слышала лишь свое имя и пару отдельных слов, значение которых знала, но сложить их в определенную картинку у меня получилось. Конечно, мой перевод может отличаться от изначального смысла, как небо и земля, но мне хотелось верить в правдивость своей теории. Ведь в ином случае, нам бы пришлось слиться с девочкой душами, но ничего подобного точно не происходило.       Легче представить, что душа Ацуко покинула ее тело, а моя просто заняла ее место. Иначе я бы столкнулась с хозяйкой тела хотя бы на пару мгновений. Но этого не было. Изначально была только я. Просто мои мысли, воспоминания и личность находились в таком бардаке, который разгрести детскому мозгу сразу было просто не по силам.       Я никогда не была Ацуко. Именно поэтому я не знала, кто такая Минами Ивасаки, не понимала японского языка и "откатилась в развитии", по мнению врачей. Но теперь мне придется ей стать. Уже два года я пытаюсь свыкнуться с мыслью, что мне пришлось предать собственную семью, дом, оставить все свои ценности, и быть причиной слез родителей, которые потеряли дочь. Больнее всего было именно за родных. Они очень многое делали ради меня, а я так с ними поступила. И пусть у меня не было иного выхода, мне кажется, что если бы я постаралась, то смогла бы выжить со всем этим. Хотя бы ради них. Даже если на самом деле это далеко не так.       Теперь я откликаюсь на имя Ацуко. Я родилась в Киото, где жило много поколений наших предков. Через два года мы с Минами и Акихиро, так зовут моего отца, переехали в столицу. Я родилась в обеспеченной семье, я бы даже сказала, мы были богаче среднего класса даже по меркам Токио. Когда-то давно у наших далеких предков был семейный бизнес, который дал благодатную почву для развития следующих поколений.       До того момента, как лишился ноги, Акихиро занимал должность директора крупной компании. С тех пор ему пришлось сменить должность на ту, которая позволяла ему работать из дома. Мужчина потерял правую ногу и теперь считался инвалидом, но относился к этому более чем позитивно. По крайней мере, при мне.       Минами все свободное время посвящала мне и дому, в лучших традициях патриархата, но теперь, когда Акихиро больше не приносил такого крупного дохода в семью, и ей пришлось выйти на работу. Сразу после моей выписки, которая произошла лишь через четыре месяца после аварии. Несмотря на выписку, я все еще очень часто наведываюсь к различным специалистам, по инициативе матери.       Сложности с работой не сделали нашу жизнь хуже. Я никогда не могла себе позволить того, что считала нормой для себя семья Ивасаки. Всю свою бытность Ангелиной я провела в бедной семье, которая, зачастую, еле сводила концы с концами. Мы редко могли себе позволить что-то дорогое или роскошное. В отличии от моего нынешнего семейства, которое частенько баловало себя дорогими штучками.       Никаких долгов. Огромные накопительные счета, отложения на мое дальнейшее образование. Я оставалась единственным ребенком в семье. Минами, хоть и работала, но приходила домой к шести, и все свободное время старалась уделять мне. Акихиро работал из дома и присматривал за ним в ее отсутствие. Он вовсе не считал не мужским делом уборку и готовку, правда, выходило у него не очень хорошо. С инвалидного кресла сложно было сделать что-то без специальной техники.       Сначала мне было стыдно перед ними. Перед своей прежней семьей, за то, что променяла их на другую. Перед своей новой семьей, члены которой не знали, что их дочь все-таки умерла двадцать четвертого июля. Не выжила и не прошла долгую изнурительную для всех реабилитацию.       Со временем я поняла, что Ацуко была просто ангелочком во плоти. Тихая пугливая девочка, которая всегда пряталась за маминой юбкой и почти ни с кем не разговаривала. За то в пределах стен дома она часто улыбалась, училась в меру своих возможностей и помогала с уборкой и готовкой. Как и многим девочкам, ей уже с пеленок обещали хорошего статного жениха, ссылаясь на ее красоту.       Ивасаки действительно была прелестным ребенком. Милые щечки, симметричные черты лица, светлая, чуть розоватая кожа, темно-карие почти черные большие для азиатов глаза и пушистые темные волосы. Просто маленькое чудо в красивых розовых платьицах.       Благодаря этой ангельской внешности я сумела пересилить себя и все-таки не пренебрегать этими самыми розовыми платьицами, которые в прошлой жизни на мне совсем не сидели.       Я не так уж сильно отличалась от Ацуко по своему поведнию. Была в меру любопытна, часто сидела дома, ведь не испытывала какого-то интереса к "сверстникам", ходила на различные подготовительные кружки, которые стали моей отдельной головной болью. Единственной моей бедой стал японский язык. Он очень сильно отличался от русского, особенно письменность.       А еще мне приходилось заново учиться писать. На этот раз, за правильностью почерка внимательно следили, а потому я не могла продолжить свою карьеру среднестатистического врача, который пишет, как курица лапой.       Я очень часто болтала с Акихиро. Это был спокойный молодой мужчина, который любил рассказывать какие-нибудь истории. И если Минами читала сказки, которые я хорошо понимала, но они были мне не так интересны, то он рассказывал что-нибудь жизненное, но при этом большую часть слов мне приходилось буквально додумывать.       Моей главной целью на ближайшее время стало умение думать на японском. Без этого навыка мне будет очень сложно научиться на нем говорить. Проблема в том, что мой словарный запас на русском кажется необъятным космосом, по сравнению с моими знаниями японского. А уж его причуды — это отдельная головная боль, с которой очень сложно было смириться. Приходилось заниматься зубрежкой.       Детский организм не давал мне это делать нормально. Хотелось шевелиться, куда-то тратить энергию. Усидеть на одном месте было ну просто нереально.       Изначально, Минами, которую я мысленно называла исключительно по имени, хотела отдать меня в детский сад, но из-за аварии и долгой реабилитации меня оставили на своеобразном домашнем обучении, ограничившись различными кружками. Было слишком поздно идти в сад , а мне, к тому же, была нужна индивидуальная программа, знания которой, в большинстве своем, давал мне именно Акихиро, как родитель, который часто бывает дома.       В таких заботах проходило мое детство. У меня были феноменальные для своего возраста успехи во всем, кроме истории и японского, даже английский, который здесь также преподавали с самых малых лет, получался лучше. У меня были все шансы стать местным "маленьким гением", но я старалась не сильно светить мозгами, чтобы потом от меня не слишком много ждали уже в более старшем возрасте, когда программа значительно усложнится.       Мое психологическое состояние, с самого моего первого пробуждения в качестве Ацуко Ивасаки, очень сильно менялось. Сразу после аварии я чувствовала себя лишь немногим лучше, чем в последние дни своей жизни Ангелиной. В пять лет я более-менее начала осознавать себя, как личность и разбираться в себе. Лишь с шести я в большей мере осознала, кто я и что из себя представляю. И примерно в этом же возрасте поняла, что не являюсь полноценным человеком.       Это сложно было описать словами. Я чувствовала, радовалась, прекрасно понимала происходящее. Меня ничего не отличало от среднестатистического здорового человека. Вот только шрамы прошлого никуда не исчезли. Отсутствие Цукасы раньше, можно было сравнить с ощущением, будто из меня выкорчевали сердце и на этом месте теперь находится огромная кровоточащая дыра, которую ничем не заткнуть. Незаживающая гнилая рана, мысли о которой сводят с ума.       Теперь же, она как-будто заросла. Болезненный шрам остался, а пустота внутри никуда не делась. Необходимости в его присутствии никуда не ушла. Порой, желание становилось непреодолимо жгучим, настолько, что хотелось бегать по городу и искать до фатального.       Расстояние между нами было всего в каких-то километрах, я просто не знаю, где именно он. Это не целые измерения. Кажется, что чем ближе мы друг к другу, тем легче пережить боль потери и одиночество. Последнее особенно беспокоит мою душу. Мне мало своей собственной компании. Я привыкла, что нас двое и теперь оставшись одна, не могу с этим смириться. И сердце ноет каждый раз, стоит мне об этом вспомнить.       Я уверена, что если хоть раз встречу его снова, то уже никогда не отпущу. И плевать на то, что он убийца и ненормальный садист. Та боль, которую я испытала, не сравнится ни с чем. Лучше уж погибнуть совсем, чем жить в такой муке.       Но несмотря на все эти мысли, я могла сохранять подобие нормальной жизни. Особенно, когда игнорировала существ, которых не видели другие люди. Иногда было сложно. Иногда я просто не понимала, что общаюсь не с мальчиком с улицы, а с воздухом. Иногда я просто не замечала полупрозрачности их тел.       Но зачастую, проблем мне это не приносило. К семи годам, после празднования моего первого Сити-го-сан, я полностью смирилась с тем, что продолжаю немного отличаться от других людей. Старше и умнее, чем сверстники, и с замашками шизофреника. После него я начала усиленную подготовку к школе.