50 оттенков Мизуэн.

Эна не могла похвастаться выдающимися способностями или талантом к рисованию, но у нее определенного было стремление и осознание того, чем она хочет заниматься в дальнейшей жизни. Она не видела в будущем себя без испачканного краской мольберта, яркой палитрой красок и множества расписанных холстов. Рисование — это не просто ее хобби, оно было для нее всем! Даже когда она прилагала всевозможные усилия на конкурсах, не получая заветного первого места, она не расстраивалась. Всегда найдутся одаренные люди, способные без особого труда пробить себе дорогу к будущему. Но только не Эна. Она сама проложит себе тропу к счастливой жизни, где заслужит признание, пусть сама и не обладает выдающимся талантом. И даже если она сотрёт руки в кровь, ее картины станут интересны людям, как и она сама. Пожалуй, так бы оставалось и дальше, если бы не одно «но». Отец Шинономе, не обделенный талантом творца и такой же славой в кругах художников, заявил ей на одном из совместных семейных ужинов: — Эна, этот год в старшей школе для тебя последний. Тебе бы пора задуматься о своем будущем и определиться со своей профессией. Эна не ожидала, что сегодня разговор перетечет в это русло. Пережевав приготовленную мамой свинину и запив ее стаканом воды, девушка посмотрела на отца и уверенным голосом ответила: — Мы вроде это обсуждали. Я хочу стать известным художником. И для этого я прилагаю всевозможные усилия, отец, — ответила девушка, потянувшись свободной рукой к салфеткам. Сегодня Акито был куда молчаливее обычного, да и смотрел только в свою тарелку. Что-то здесь было не так. — Именно, Эна. Мы с мамой уважаем твой выбор, но… все же считаем, что перспективнее было бы тебе стать преподавателем в колледже искусств. Один из моих хороших знакомых сказал, что из тебя вышел бы хороший педагог, ведь ты отлично ладишь с детьми и сама прекрасно знаешь каково это — упорно трудиться и постоянно учиться чему-то новому. Эна на мгновение замерла. В этом году отец впервые поднял тему дальнейшей жизни и карьеры Шинономе-старшей. Это все походило на дурацкую шутку, ведь они все решили ещё тогда, когда Эна участвовала в крупном художественном конкурсе. Отец готов был поддержать любой ее выбор, а также ее стремление к признанию, даже если она не обладала талантом. Спокойное до этого выражение лица Эны тут же сменилось гневом, отчего карие глаза девушки стали метать искры, а губы поджались в обиде. — Папа, мы вроде все это обсуждали, — севшим голосом сказала Эна, с силой сжимая в своих руках палочки. Столовый прибор едва не треснул под натиском крепкой хватки девушки, отчего даже обычно спокойная мать постаралась вмешаться. — Успокойтесь! Давайте сначала поужинаем, а после спокойно все обсудим! — женщина взмахнула руками и отложила в сторону чашку с рисом. Она выглядела обеспокоенной. — Эна, я люблю тебя, и хочу, чтобы твое будущее не зависело от роковой случайности или, извини меня, ошибки. Одаренные люди всегда будут на голову выше тебя и, как бы тебе того не хотелось, ты не сможешь прыгнуть выше собственной головы, только бы урваться за этим шансом. Мужчина посмотрел на девушку своим привычным холодным взглядом карих глаз. Он был не молод, но прекрасно помнил, каково было ему на самом начале пути в карьере художника. Да, у него был талант, о котором все только и говорили, но это не мешало ему конкурировать и буквально идти по головам тех, кто не был способен на большее. По головам таких, как Эна… Это читалось в его уставшем взгляде. Бесталанность дочери, ее неосуществимые амбиции и стремление к лучшей жизни. Да, он не мог скрыть это не только в словах, но и во взгляде. Его пальцы перехватили палочки для еды, как бы говоря этим, что разговор окончен. Эна рассерженно вскочила со стула. В ее глазах застыли слезы, а в горле застрял крик. Крик отчаяния, несправедливости и чего-то такого, что она бы не смогла объяснить. Она хотела, чтобы ее услышали и поняли, чтобы ее поддержали. Но в ответ услышала только прямую констатацию факта: «ты недостаточно хороша, и даже старания тебе не помогут добиться большего». Она накричала на равнодушного отца, на испуганную мать и на молчаливого брата. Спешно покинув кухню, она заперлась в своей комнате, прижав колени к груди, а руки к лицу. Горячие и соленые слезы стекали по покрасневшему от гнева лицу девушки, а она только сильнее от этого расстраивалась. Да, она не талантливая, но это не мешает ей попытать счастье в том, что приносит ей истинное удовольствие. Ведь не мешает же? Шмыгнув носом и утерев слезы рукавом пижамы, девушка подошла к своей кровати и схватила телефон. Она должна была зайти сегодня вечером в их общий чат и обсудить новую песню, показать почти готовую обложку и послушать наработки Канаде с Мафую. Но настроение настолько сильно испортилось, что она боялась оттолкнуть девочек от «такой» себя. Рассерженной, растерянной и убогой. На глаза попался знакомый контакт: «Амия». Пальцы шустро запечатали по клавиатуре, пока девушка все ещё пыталась остановить бесконтрольно идущие слезы. «Привет, не беспокою?» — Энанан. «Привет! Нет, что ты. Что-то случилось?» — Амия. «Я могу прийти к тебе? Ну, в смысле… переночевать» — Энанан. «Ха-ха, неожиданное предложение» — Амия. «Ой, извини! Наверное, у тебя что-то случилось?» — Амия. «С отцом поругалась. Не хочу его видеть, лучше уж совсем уйти, чем находиться с ним в одном доме» — Энанан. «Хорошо, мама с отцом на работе, дома только я и сестра. Я предупрежу ее, что ты к нам зайдешь. Тебе вызвать такси?» — Амия. «Нет, спасибо» — Энанан. «Позвони, как подъедешь. Я встречу тебя» — Амия. Смайлик в конце предложения и проявленное беспокойство со стороны Акиямы вызвало у девушки улыбку на лице. Она посмотрела на свой шкаф и валявшуюся старую спортивную сумку Акито, которую он отдал сестре. Кивнув самой себе, девушка принялась собирать вещи. «Скоро буду» — Энанан.

***

Двадцать минут пути и из окна машины показался дом Мизуки. «Я подъезжаю» — Энанан. Эна положила телефон обратно в карман пальто и прислонила щеку к стеклу, дожидаясь остановки. На то время, пока девушка ехала в такси, она все думала о том, как будет рассказывать о произошедшем Мизуки. Ей правда хотелось выговориться, но она не знала, сможет ли сдержать себя и свой необузданный порыв эмоций. Рядом с воротами стоял Акияма, на пижаму которого было накинуто маленькое розовое пальто, а он сам грел руки. Радостно махнув рукой, Мизуки подошёл к машине, помогая выйти из салона Эне, которая уже успела расплатиться с таксистом. Парень искренне улыбнулся и обнял подругу своими холодными руками, ярко сверкая не только розовыми глазами, но и пунцовыми щеками. — Привет! Ты ужинала? Сестра приготовила вкусные маффины! — воодушевленно произнес Мизуки. Он взял девушку за руку, которая, в отличие от замёрзших ладоней Акиямы, была теплой и они оба направились в сторону дома. Парень придержал перед девушкой дверь, а после зашёл за ней следом, громко крича на всю прихожую: — Сестрица, мы дома! Вслед за криком парня послышалось воодушевленное: «Слышу!». В прихожей вскоре показалась и сама Акияма-старшая, которая вытирала руки кухонным полотенцем. На ее лице была нежная и спокойная улыбка, а глаза, казалось, излучали свет. — Здравствуй, Эна-тян, — улыбнулась девушка, помогая Эне повесить пальто. Она также протянула девушке милые тапочки. — Это тапочки Мизуки, но они могут быть тебе большеваты. Ты не хочешь кушать? Я приготовила маффины с шоколадной крошкой. Шинономе, которая до приезда к Мизуки так и не поужинала с семьёй, утвердительно покивала. Она и правда хотела есть, а что-то сладкое, казалось, могло немного заглушить ту горечь пережитых эмоций, что испытала на себе за сегодняшний вечер девушка. Она даже не предупредила родителей о том, куда направляется. В целом, ей было плевать. Акито, быть может, и расскажет матери о том, куда отправилась переночевать его старшая сестра, но он точно не станет рассказывать об этом отцу. Какие бы у них не были отношения, видимо, младший брат таки услышал разговор родителей и поэтому тактично молчал во время семейного ужина. Наверное, он понимал и разделял чувства Эны, а поэтому… Отбросив шальные мысли о минувшем ужине, девушка узнала у успевшего разуться и раздеться парня местонахождение ванной комнаты и сходила туда, помыть руки. Мизуки и его сестра ждали девушку на кухне, где уже были красиво выложены на поднос украшенные шоколадной крошкой и цветной посыпкой маффины. Эна решила, что хотя бы этот ужин пройдет в спокойствии, без компании равнодушного отца, который определенно знает, как будет лучше для девушки. — Эна-тян, я приготовила футон у Мизуки в спальне, ты же не против? — спросила Акияма-старшая, делая глоток черного чая. Она посмотрела на девушку, которая за милую душу ела приготовленные сладости. Сам Мизуки же смутился, что не могла не заметить его сестрица. — Мизуки, а ты, как джентльмен, уступишь девушке свою кровать. — Это ты так элегантно сказала, что приготовила футон для меня?! — с толикой возмущения произнес Акияма, повышая и без того звонкий голос. Но вскоре брат и сестра засмеялись, чем удивили девушку. — Эна-тян, я уступлю тебе кровать, ладно? — Хорошо, как скажешь, Мизуки-кун, — покивала девушка, тут же покраснев. Для них все ещё было непривычно использовать имена, но от того не менее приятно. Дальнейший ужин сопровождался весёлыми историями из детства старшей сестры Мизуки или самого парня, на что тот смущённо старался заставить сестру замолчать. Эна в ответ на это примирительно улыбалась и рассказывала истории из своего детства. Например, как она защищала младшего брата от добродушной большой сиба-ину. Или когда, будучи маленькой, открыла отцовские краски и измазала стену в его кабинете. Время давно перевалило за полночь, а потому сестра Мизуки, на правах старшей, приказала детям идти в ванную и умываться, а после ложиться спать. Шинономе с младшим Акиямой, под шуточные гонения его сестры, добежала сначала до собранной впопыхах сумки, а потом за парнем в ванную, который уже открыл для нее новую зубную щётку. И когда только успел… Выпнув парня из ванной, девушка быстро сходила в душ и переоделась в свою любимую нежно-желтую пижаму. Она выглядела посвежевшей и крайне довольной, а красные от принятой ванной щеки и пальцы на ногах только сильнее придавали ей этот домашний и уютный образ. Пока сам Акияма находился в ванной, девушка проверила некоторые свои вещи, воспользовалась кремом для рук и ждала переодетого парня, чтобы предложить ему посидеть с увлажняющими масками. Это походило на своеобразную ночёвку у подруги, однако девушка в полной мере осознавала, что Мизуки — парень. И даже тот факт, что его спальня представляла из себя розовый рай — не могло отметить столь неоспоримый и, в некоторой степени, смущающий факт. Спать в одном доме, в одной комнате с человеком, которому она призналась в любовных чувствах… все это так смущающе. Парень вышел со столь же довольной улыбочкой и красным румянцем на щеках. Волосы были завязаны в хвостик, а на самом Акияме красовалась белая пижама с изображением мультяшного персонажа. — Мизуки, как насчёт того, чтобы посидеть в увлажняющих масках? — зазывающе улыбнулась девушка, помахивая пластиковой оранжевой упаковкой. Как от такого можно было отказаться?

***

— Спокойной ночи, Эна-тян! — улыбнулся ей Акияма, расправляя одеяло и поудобнее устраиваясь на разложенном на полу футоне. — Спокойной ночи, Мизуки, — зевнула девушка, прикрывая уставшие глаза. Пожалуй, на неё сегодня навалилось слишком много всего. Она хотела отдохнуть. В комнате стало до невозможного тихо. Лишь изредка проезжающие по улице машины могли как-то скрасить тихую обстановку, что сейчас стояла в комнате. Со стороны Мизуки слышалось тихое дыхание, и не ясно было — спал ли он вообще. А вот у девушки сна не было ни в одном глазу. Она молча смотрела в потолок, осознавая, что всего этого слишком много. И вскоре со всем этим придется распрощаться. Со всей этой атмосферой умиротворённости и спокойствия. На стеклянных глазах Шинономе выступили слëзы и не желая показывать этого парню, отвернулась к стене. Сдавленный плач заставил Акияму заволноваться и подсесть на кровать к Эне. — Эна, всë в порядке. Ты не дома, ты со мной, — Мизуки поглаживает шелковистые волосы девушки и подвигается немного ближе — тебе не о чем беспокоиться сейчас. — рука опустилась на плечо девушки и лëгкими успокаивающими движениями проходилась по нему. — Может… — Эна всхлипывает и дрожащим голосом пытается что-то сказать, но выходит достаточно неразборчиво — Может отец прав? Может я и правда… — Нет, — Акияма перебил невнятное бормотание — твой отец не может быть прав во всём. Склонившись к Шинономе, Мизуки заправил каштановые волосы за ухо. Акияма слегка коснулся мочки уха, а после чередой лёгких поцелуев по мягкой щеке добрался до припухших губ Эны. Аккуратно взявшись за подбородок, Мизуки повернул голову девушки на себя. Эна взмахнула вверх влажными от слез ресницами и устремила взгляд на нависающего над ней парня, который неспешно приближался к еë губам. Шинономе закрыла глаза, тем самым доверив Мизуки себя целиком и полностью. Утешительный поцелуй помог девушке забыть на время о своих проблемах и тревога постепенно отступила. На смену ей пришло ощущение некого облегчения. Неторопливые действия парня оказывали на Эну успокаивающее действие и дрожь в теле пропала. После продолжительного поцелуя Мизуки отстранился и взглянул на лицо Шинономе, на покрасневших щеках которой уже не виднелись прежние мокрые дорожки от слëз. — Надеюсь, что тебе уже лучше. — Акияма нежно поцеловал девушку в щеку, после чего поднялся с кровати, — Спокойной ночи, Эна. Свет в комнате погас и парень, подойдя к своему футону, забрал с него подушку и одеяло, возвращаясь обратно к кровати. Устроившись поудобнее и ободряюще улыбнувшись девушке, парень вскоре засопел. Уже спустя несколько минут и сама Шинономе провалилась в сон. Причин для беспокойства больше нет, а значит спокойный сон без дурных мыслей ей обеспечен. Всë-таки Мизуки был одним из немногих, кому она доверяла в такой степени и перед кем она не боялась дать волю чувствам.