A wolf in sheep's clothing

      Дазай все еще не пришел в себя, его тело дрожит, и Чуя кусает губы, задаваясь вопросом, не зашел ли он слишком далеко и не поторопился ли.       Чуя снова начинает рокотать, на этот раз громче, пытаясь заманить своего омегу обратно в мир живых. Схватив покрывало, чтобы вытереть рот, он подносит его к покрытым шрамами бедрам своей пары, чтобы впитать в него большую часть оставшейся влаги, прежде чем осторожно дотянуться до его задницы и вытереть смазку.       Дазай все еще тяжело дышит, его глаза такие влажные, что Чуя видит как из них стекают слезы, когда он закрывает их. В этот момент он осторожно тянется к своему партнеру, подхватывает его на руки, чтобы усадить их обоих на кровать, а сам садится спиной к стене, держа на коленях своего долговязого омегу.       Он выталкивает ногами промокшие одеяла из гнезда и хватает последнее сухое, чтобы укрыть своего омегу, заворачивая его в мягкую ткань, прежде чем прижать к груди. Он начинает медленно гладить волосы Дазая, пока его голова лежит у него на плече.       По-прежнему нет и намека на то, что его партнер очнулся от оцепенения, поэтому альфа зарывается носом в каштановые пряди, дотягиваясь до уха Дазая, чтобы пророкотать прямо у мочки, надеясь что этот звук вернет его обычно раздражающего омегу.       — Ты был таким хорошим для меня, Осаму.       И это работает. Медленное мурлыканье Дазая вырывается слабым выдохом, отвечая на рокот его альфы. Сначала он дрожит, но потом начинает прижиматься к телу своего альфы, медленно приходя в себя.       Теперь, когда его омега в безопасности, Чуя испускает долгий вздох облегчения и быстро возвращает левую руку к своему члену, чтобы обхватить его набухший узел.       Неприятно, когда вокруг него нет заземляющего давления, пока он набух, поэтому он просто лежит и закрывает глаза, прислонившись головой к стене, с узлом в руке и гладит мягкие кудри своего омеги, рокоча, а на его губах расцветает довольная ухмылка.       Он заставил Дазая сквиртить. Хотя, возможно, ему следовало предупредить его заранее, потому что теперь, когда детектив возвращается, он чувствует как его тело медленно напрягается, а его пара быстро утыкается головой в изгиб его шеи, уже ноя, но все еще довольно слабым голосом.       — Какого хрена, Чуя…       Ха, вот и он.       — Ты в порядке? — он рокочет громче, все еще не остыл после своего оргазма, его узел мягко пульсирует в руке.       Это действительно приятное чувство просто… Лежать здесь, держа в объятиях своего омегу. Дазай кивает, но он чувствует как в его запахе нарастает смущение, поэтому позволяет себе еще несколько секунд блаженства, прежде чем наконец открыть глаза и наклонившись вперед, промурлыкать прямо ему в щеку.       — Это была самая горячая вещь, которую мы когда-либо делали.       Ему нужно успокоить своего партнера, он чувствует, что Дазай сейчас находится в уязвимой позиции. От только что произнесенных слов по коже Дазая пробегает дрожь, он внезапно чувствует жар во всем теле, но это не мешает ему снова жалобно заскулить. Как Чуя посмел застать его врасплох?       Чуя усмехается в ответ на нытье Дазая.       — Может, мне следовало предупредить тебя, — фыркает он, и его голос звучит слишком довольным, на вкус детектива.       Альфа ждет ответа своего партнера, но после целой минуты его мягкого рокота и слабого мурлыканья Дазая, наполняющего комнату, он начинает немного нервничать.       Это не похоже на Дазая — быть без слов, обычно у него их полно. Он пытается не волноваться, но… Ему кажется, что если он сейчас откажется от этой темы, то она останется без ответа, поэтому он спрашивает, стараясь звучать не слишком робко, несмотря на растущее беспокойство, переполняющее его изнутри.       — Тебе понравилось?       Пожалуйста, каким бы ни было божество, сделай так, чтобы Дазаю понравилось.       Потому что, что, если это не так? Они никогда не обсуждали ничего подобного, черт возьми, он уверен, что до сегодняшнего дня его омега понятия не имел, что это тело может так сквиртить.       Но Дазай не отвечает, предпочитая вместо этого стонать, зарываясь глубже между грудью Чуи и покрывалом.       Это довольно мило, но это не ответ на вопрос альфы. Это был стон «да» или «нет»?       — Давай, придурок, поговори со мной, — он зарывается носом в его волосы.       — Заткнись, слизняк, я все еще перевариваю это.       Нахмурившись, мафиози замолкает, позволяя Дазаю прийти в себя. Это не займет много времени, но когда ты ждешь чтобы узнать, облажался ты или нет, кажется, что прошла целая вечность.       Дазай начинает шевелиться и двигаться на нем, пытаясь найти удобное положение, но рука Чуи мешает, и несмотря на попытки осторожно убрать ее между их телами, альфа сопротивляется, продолжая держать ее там.       Немного раздраженный, Дазай, наконец, выпрямляется, накинув одеяло на плечи, чтобы защититься от холодного воздуха. Теперь он сидит верхом на бедрах своего альфы, готовый спросить, почему тот не уберет свою мешающую руку и не освободит место, чтобы ему было удобно лечь.       Именно тогда он понимает, что Чуя держит в руках свой член, или точнее, массивный узел.       Дазай пристально смотрит на это, затем переводит взгляд на лицо своего альфы, который уже краснеет, его голубые глаза сначала пытаются избежать его взгляда, но в конце концов возвращаются и смотрят прямо на него. Чуя всегда был открытой книгой, в его глазах так много эмоций, и сейчас они буквально кричат «Попробуй только сказать что-нибудь».       — У тебя завязался узел, — просто констатирует он, немного впечатленный.       Кроме его последнего вынужденного гона, Чуя почти никогда не завязывает узел, если не трахает Дазая в задницу. Его тело теперь достаточно опытно, чтобы знать, когда стоит заставить его узел раздуться, так что Дазай редко видит его, когда у Чуи ясная голова. Обычно он заперт глубоко в его заднице, а когда выскальзывает, то по большей части, уже опал.       Альфа старается не ерзать под взглядом Дазая, прикусывая язык, чтобы не ляпнуть что-нибудь опрометчивое. Он знает, что его омега будет насмехаться над ним и попытается смутить его больше, чем следовало бы в этой ситуации.       Но если это может занять разум его омеги настолько, чтобы он не слишком беспокоился о том, что намочил простыню, что ж, это небольшая плата. Самое меньшее, что он может сделать — это немного развлечь свою пару.       — Я… Это было горячо.       Это слабое оправдание, но он же не собирается признаваться, что в буквальном смысле мечтал о том, чтобы заставить его сквиртить, что эта мысль была у него в голове долгие годы, он мечтал так сильно, что кончил и завязал узел почти без стимуляции, когда это наконец произошло.       У насмешек не будет конца, так что он не собирается преподносить эту информацию своей паре на блюдечке с голубой каемочкой.       Дазай, прищурившись смотрит на него, затем на его все еще твердый член, заставляя Чую поднять глаза к потолку. Он никогда не был застенчивым, но это становится неловким.       — Не смотри на мой член, блядь, так, будто это новая головоломка, которую нужно разгадать.       По крайней мере, это заставляет Дазая прийти в себя и фыркнуть ему в лицо. Ему все еще нужно подумать об абсолютном потрясении, которое он только что пережил, но Чуя по-прежнему остается Чуей, легко распаляющимся и проклинающим его при каждом удобном случае, это успокаивает.       Он хлопает рыжего по руке, стараясь целиться правильно, потому что он не уверен, что выйдет отсюда с целым носом, если ударит его член прямо сейчас. Это вызывает у него злобное рычание и предупреждающий щелчок зубами, но его альфа все равно подчиняется, мгновенно отпуская узел и прикусывая зубами внутреннюю сторону щеки.       — Хороший мальчик, — растягивая слова, ухмыляется Дазай, довольный тем, что заставил его немного поерзать, демонстрируя узел.       — Как скажешь, принцесса, — рычит в ответ его альфа.       Дазай знает, что Чуя пытается вывести его этим из равновесия, напоминая о его прежней реакции на это ласкательное прозвище, но он пропустил это мимо ушей с мурлыканьем, наслаждаясь видом набухшей плоти у основания члена рыжего. Он большой, намного больше, чем возбужденный член Чуи, который и без того очень массивный.       Волнующе осознавать, что его тело может это выдержать, знать, каково это — чувствовать его внутри себя.       Чуя слегка ерзает под его взглядом, его мускулистые бедра сведены вместе в слабой попытке вернуть трение, но все же, как и всегда, он позволяет Дазаю поступать по-своему, задавая темп. Или, по крайней мере, почти всегда, потому что двадцать минут назад он точно не позволял омеге диктовать ему, что делать, когда оттрахал его одним лишь языком и пальцами.       Тяжелый вздох срывается с губ мафиози, когда его член вздрагивает, и именно тогда Дазай, наконец, сжаливается и нежно обхватывает рукой узел, заставляя своего маленького рыжего ахнуть и задержать дыхание.       Дазай ухмыляется ему, прежде чем откинуться на грудь своего альфы — не самая удобная поза — и просунуть руку между его ног, но на самом деле он не возражает. Ему понадобятся обе руки, чтобы полностью обхватить узел альфы, но это будет не удобно, так что лучше это, чем ничего. Он знает, как нервирует альф завязывать узел вне тесного и теплого пространства. Кроме того, держать Чую на ладони — это приятное чувство.       Альфа выдохнул, когда понял что Дазай не собирается мучить его нежные места своими коварными пальцами, и позволил себе расслабиться. Он снова запускает руку в каштановые локоны своего грозного партнера, наслаждаясь ощущением теплой и такой нежной руки, обхватывающей основание его члена и нежно пульсирующей вокруг его узла.       — Когда все утихнет, я хочу принять ванну, — властным тоном требует омега.       Чуя фыркает на глупый тон своего партнера, но на самом деле, чего Дазай хочет от своего альфы, он всегда получает.       Вот так детектив сейчас нежится в теплой воде, прислонившись спиной к груди Чуи, пока рыжий моет ему волосы. Они молчат, в основном потому что Чуя все еще немного на взводе из-за того, что Дазай уклонился от ответа на его вопрос, но атмосфера не такая напряженная, и не похоже, что его альфа вот-вот сорвется.       Это означает, что его маленький мафиози терпеливо ждет, когда он вернется к этой теме.       Он знает, что Чуя знает, что он знает, а это значит, что он не сможет выпутаться из этого без прямой конфронтации. Трудно решать все те мелочи, от которых они отмахивались в прошлом. Они так часто избегали разговоров, раздражая друг друга до чертиков, что просто чудо, что им все еще удается так хорошо понимать друг друга.       Но теперь, когда Чуя хочет чего-то большего, нуждается в чем-то большем… Они должны попытаться вести действительно содержательные разговоры.       Поэтому он пытается подумать о том, что его беспокоит.       Это было неплохо, даже здорово, у него был умопомрачительный оргазм, наверное, один из лучших в его жизни, он все еще чувствует себя вялым от этого. Но когда он… кончил, он ничего не контролировал, его словно било в конвульсиях, он даже не был уверен в том, что именно делает его тело в данный момент, что выходит из него.       Какая-то часть его знала, что это была смазка, но… Он не знал наверняка и все равно ничего не смог бы сделать, чтобы остановить это.       — Наверное, это было немного страшно, — шепчет он на одном дыхании, играя с пеной, чтобы занять руки. Чуя только что закончил ополаскивать ему волосы и выключил душ. Он собирался откинуть челку Дазая назад, чтобы очистить лицо, но слова исходящие от его партнера, остановили его на полпути.       Страшно.       Дазай Осаму был напуган.       Послушайте, Чуя знает, что Дазай — человек, в этом могли быть сомнения, когда он был моложе, потому что тогда у Дазая было слишком много чертовых масок, которые нужно было раскрыть, но он быстро пришел к выводу, что… Дазай такой же, как все. Итак, он знает что он тоже что-то чувствует, но… он признается, что испугался? Это впервые.       Чуя хочет успокоить его, сказать, что ему нечего бояться пока он с ним. Что он позаботится о его теле, если тот захочет хоть на мгновение отпустить себя.       Доверь мне всего себя, хочет сказать он, но слова застревают у него в горле.       Как он может так говорить, когда на коже омеги все еще видны следы его зубов и ногтей. Он потерпел неудачу в единственном, что действительно имело значение — в защите своего омеги от самого себя. Это какая-то чертова шутка. Он мог потерять Дазая из-за этого происшествия, как потерял всех остальных.       Его дыхание учащается, как и сердцебиение, поэтому он пытается задержать дыхание, чтобы успокоиться. Дазай прямо здесь, он не может сорваться, не сейчас, еще не время, возьми себя в руки, Чуя, черт возьми. Он обхватывает детектива руками за талию в жалком подобии объятий.       Все в порядке. Тебе не нужно бояться.       Он так сильно хочет произнести эти слова, но не может, просто не может, поэтому он сжимает объятия и прижимается лбом к плечу своей пары, пытаясь общаться только прикосновениями.       Ты есть у меня.       Тем временем, Дазай… в замешательстве. Он ожидал вопросов или, по крайней мере, насмешки от своего партнера по поводу этого признания. Но Чуя просто застыл, а теперь его обнимают так, словно завтра не наступит. Запах альфы изменился, его сердце учащенно бьется, и он не дышит. Он ждет, что Чуя переведет дыхание, заговорит, что-нибудь еще, но тот просто сжимает его дрожащими пальцами.       Что происходит прямо сейчас?       — Чуя, сделай вдох.       Ему нужно, чтобы он дышал, расслабился. К счастью, его голоса достаточно, чтобы разбудить альфу. Чуя дышит, но когда он это делает, его грудь тяжелеет с каждым судорожным вдохом, который он пытается сделать.       Дазай пытается обернуться, ему нужно увидеть свою пару, понять что спровоцировало это, но Чуя не позволяет ему, он так крепко прижимает его к своей груди, что тот просто не может освободиться, поэтому Дазаю приходится полагаться только на слова.       — Давай, чиби, все в порядке, вдохни и выдохни.       Голос Дазая спокоен, тверд, и ему приятно просто следовать инструкциям, поэтому Чуя делает вдох и выдох каждый раз, когда его омега говорит ему об этом. Он чувствует руки Дазая на себе, одна нежно гладит его мокрые волосы, в то время как вторая медленно ласкает его руки, все еще обхватывающие торс омеги.       Чуя не знает, сколько времени ему требуется, чтобы успокоиться, возможно, несколько размытых минут, но когда ему, наконец, удается взять себя в руки, он испускает долгий выдох. Наконец-то все закончилось. Дазаю не нужно ничего больше, чтобы знать что его альфа вернулся к нему, поэтому он просит своего партнера отпустить его.       Чуя не протестует, он разжимает объятия и позволяет Дазаю выпутаться, ожидая что тот вылезет из ванны, но он этого не делает.       Поворачиваться в ванне не очень удобно, но в данный момент это не имеет значения. Дазай неуклюже разворачивается так, что оказывается лицом к своей паре, стоя на коленях в горячей воде.       Глаза Чуи покраснели, он все еще слегка дрожит, и это заставляет сердце Дазая сжаться. Он не помнит, когда в последний раз видел своего альфу таким хрупким и уязвимым.       Он не спрашивает, в порядке ли он, это был бы бессмысленный вопрос, но тем не менее, Чуя его опережает, шепча.       — Я в порядке.       Дазай усмехается над этим. Конечно, он говорит, что в порядке, хотя всего секунду назад сломался. Он отвечает игривым тоном.       — Чиби плохой лжец, я уже говорил ему, так почему же он продолжает врать?       Он изо всех сил старается источать успокаивающий аромат, несмотря на растущее беспокойство, которое он чувствует внутри. Несколько минут назад Чуя казался нормальным. Он что-то упустил. Как он мог пропустить что-то настолько важное?       Он пытается прокрутить все в голове, когда это началось, сколько времени прошло, сколько раз он не замечал что что-то не так. Дазай знает как Чуя справляется со стрессом — накапливает все, пока чаша не переполнится. Не самый здоровый способ справляться с проблемами, но кто он такой, чтобы судить?       Обычно он предвидит что произойдет, ему достаточно одного взгляда, чтобы понять что не так и когда его партнер взорвется. Конечно, прошлая неделя была напряженной, но Чуя может справиться со многим, он не ожидал, что у него сейчас будет кризис.       — Чуя, поговори со мной.       Так непривычно слышать от Дазая подобные слова, что Чуя начинает чувствовать себя странно. Неужели он так сильно облажался? Дазай не из тех, кто говорит слишком нежным тоном, если он хочет чтобы тот заговорил, он обычно просто вынуждает его заговорить, а не просто… спрашивает.       Глядя на его нежное выражение лица, у него начинается тошнота из-за сильного стресса, его горло слишком сжато, чтобы это произошло, поэтому он прижимает колени к груди и отводит взгляд, не желая прямо сейчас смотреть на свою пару.       — Прости.       Дазаю действительно не нравится, к чему все идет. Чуя буквально сворачивается в клубок в его ванне и избегает зрительного контакта. Он даже не уверен, за что именно извиняется Чуя, поэтому в кои-то веки просто спрашивает.       — За что ты извиняешься?       За что он извиняется? Разве Дазай не знает? Он что, пытается быть умником и заставить его сказать это вслух, просто чтобы сделать ему побольнее?       Чуя встречается взглядом со своим омегой, готовый сорваться, но… Дазай ждет, и вид у него… Растерянный, обеспокоенный. Он не ведет себя как придурок, он искренне ждет ответа.       Чуя кусает себя за щеку и отводит взгляд, шепча.       — За все? За то что причинил тебе боль, напугал тебя, не мог контролировать себя. Я подвел тебя, я подвел нас.       Это правда. Он подвел их партнерство, они должны были слепо доверять друг другу, когда дело касалось их отношений, ну, во всяком случае, он всегда так считал, они никогда об этом не говорили.       Из всех реакций, которые он ожидал, смех Дазая ему в лицо не был на первом месте в его списке, и все же, вот они.       — Пфф, Чуя — идиот.       Удивленного взгляда, который получает Дазай достаточно, чтобы понять, что все в порядке и можно продолжать. Чую нужно подбодрить.       — Конечно, тебе удалось контролировать себя. Я бы не выбрался из той комнаты на своих двоих, если бы ты этого не сделал.       Его альфа смотрит на него скептическим взглядом, явно не совсем соглашаясь с этим, но в то же время… Действительно странно, что Дазаю не понадобилось инвалидное кресло, чтобы самостоятельно выбраться из той комнаты. Обычно он остается в постели два дня подряд после течки или гона, они оба склонны переусердствовать, когда гормоны бьют ключом, и их организмы не в состоянии за ними угнаться.       Дразнящий голос омеги отвлекает его от размышлений.       — Ты даже не залез сам в гнездо, которое я сделал! Ты ждал моего приглашения, стоя рядом с кроватью, совершенно голый, со стояком и самыми синими яйцами, которые я когда-либо видел, — смеется он над недоверчивым выражением лица своего альфы.       — Вот какой ты хорошо выдрессированный пес, — насмехается он наконец, игриво щелкая своего альфу по лбу.       Чуя щелкнул бы на него зубами, если бы это открытие не было таким ошеломляющим. Даже если мысленно он был не здесь, ему удалось, по крайней мере, каким-то образом контролировать себя.       — Все жертвы этой способности полностью утратили себя, они просто не могли с ней бороться. Ты смог.       Он стонет, потирая лоб, немного озадаченный, потому что… В голосе Дазая звучит гордость. За него.       — Ты был отличным альфой, даже несмотря на ту способность.       И это стало последним ударом для Чуи. Дазай знает, какой вес имеют эти слова, какое влияние они окажут. Чуя любит радовать людей, он очень хочет преуспеть во всем, быть уверенным, что люди могут на него положиться.       Однако их связь — это нечто иное, чему могут быть свидетелями только они сами. Никто, кроме Дазая, не может признать, что Чуя — хороший партнер, хороший альфа.       И он даже не закончил, он продолжает, почему он продолжает, все в порядке, он все понял, он молодец.       — Мне не нужен никто другой, какая собака послушалась бы моего приказа даже во время гона, вызванного способностью?       Чуя знает, что его лицо, должно быть, уже ярко-красное, ему жарко, в груди тепло, а сердце бешено колотится по совершенно новой причине. Дазай сказал, что он хороший альфа. Послушайте, он знает что на самом деле он не такой уж плохой, вокруг есть придурки намного хуже него, но… Он никогда не думал, что услышит, как Дазай на самом деле скажет это.       — Заткнись.       Он пытается избежать пронзительного взгляда Дазая, поворачивая голову в сторону и опуская ее, чтобы челка хотя бы частично закрыла его покрасневшее лицо.       — Ты не причинил мне боли, чиби, не в том смысле, что имеет значение.       — Я сказал, заткнись!       Это унизительно, Чуя слышит, как дрожит его собственный голос, чувствует, как глаза начинает жечь от непролитых слез. Он ни за что не заплачет сейчас, только не перед Дазаем, ему нужно покинуть эту ванну, эту комнату, черт возьми, ему нужно уехать из этого чертового города и взять отпуск.       Он пытается встать, избегая смотреть на Дазая, но скумбрия хватает его за предплечье и удерживает на месте, голос становится глубже и мягче, словно шелковая ткань, легкими прикосновениями ласкающая его кожу и заставляющая дрожать все внутри.       — Мне повезло, что это был ты. Мне… повезло, что Чуя рядом со мной.       Вот черт. Это оно. Чуя ничего не может сделать, чувствуя, как по его щекам катятся тяжелые слезы, он пытается молчать, но это трудно когда он, кажется, не может дышать.       Дазай не произносит больше ни слова, он наконец-то замолкает, но слегка тянет его за предплечье, и Чуя подчиняется, снова опускаясь в чуть теплую воду.