kill eva, encassator — psycho dreams (slowed)
Радостно хлопнув в ладоши, Цинсюань одним из первых спешит на выход, за ним по пятам следовали Пэй Мин, Му Цин и контролирующая состояние брата девушка. Убедившись, что Ши Уду легче и непредвиденных ситуаций быть не должно, они двинулись в путь, но в этот раз старший из братьев Ши сидел спереди, а Пэй Мин прибился назад к омегам, усевшись слева, рядом с Цинсюанем. Хиты, играющие в машине Линвэнь побуждали омегу подпевать, пританцовывая на месте. Закуривший рядом Му Цин, взяв с собой предусмотрительно и электронку другу, протягивает её ему, а сам затягивается никотином и с наслаждением выдыхает клуб белого дыма в воздух. Цинсюань, делая перерыв в исполнении песен делает то же самое — вбирает лёгкими сладкие пары и откидывается назад, выдыхая их, чувствуя, как расслабляющая нега скользит по телу, а голова, и так тяжёлая от алкоголя, будто пустеет, принося несравнимый кайф. Омега настолько выпадает из реальности, что не замечает чужую руку, скользнувшую невзначай по его ляжке, но она убирается так же внезапно, как и появилась, стоит Му Цину потянуть за руку друга, встать и начать кричать слова знакомых им песен, посылая свои проблемы куда подальше, вместе с улетающими стремительно часами. Чувствуя себя по-настоящему окрылённым, Цинсюань, одной рукой приобняв омегу, а другую подняв, выкрикивает вместе с ним лирику, не думая о людях, проживающих в домах, мимо которых они ездят, как и не беспокоясь о том, что сорвёт голос. Делая очередную затяжку, он пребывает в крайней степени восторга, чувствуя себя звездой, сошедшей с экрана какого-нибудь сериала от Нетфликс, где подростки только пьют, курят и трахаются, и упивается тем, насколько же он хорош. Хорош настолько, что человек, в которого он влюбился, отрёкся от него. И снова мысль отравленной ядом боли стрелой вонзается в сердце, пробиваясь сквозь препятствия. Но от неё так же отмахиваются, как и от предыдущих пары десятков ей подобных. Ведомый, словно тряпичная кукла, и притянутый слабо за руку, он падает, но не на сидение, а на колени к Пэй Мину, и неловко смеётся, не выражая ни неприязни, ни сопротивления тому, что его почти сразу приобнимают за талию с явным желанием не пускать. Му Цин, краем глаза заметив неладное, помня об отношении друга к альфе, тянет его к себе, тоже усаживаясь на место, под предлогом того, что хочет предать дым от себя ему. Правда не знает, что тем самым срывает ещё один триггер у омеги и вызывает желание неосознанно податься навстречу и примкнуть к распахнутым губам, почувствовать любимые руки на себе, горячее дыхание на шее, хриплый шёпот на ухо. Линвэнь сворачивает в сторону заправки, находящейся за городом, куда они выехали. Закурив, она решает купить себе кофе и удаляется, пока авто заправляют, а её пассажиры выходят, чтобы немного размять ноги. Шу Уду отлучается в туалет, Му Цин немного отходит, чтобы тоже закурить, уткнувшись в телефон, а Цинсюань, остаётся у кабриолета, упершись бёдрами в него и поставив руки по сторонам от себя. Пэй Мин же слабо улыбается, встретившись с ним затуманенным взглядом. Но если в случае первого это было следствие алкоголя, то у второго — нечто иное. Омега, наигравшись с ним в гляделки, спустя пару минут дерзко бросает: — Кончай раздевать меня глазами, — искривив губы в ухмылке. — Ты слишком хорош, чтобы я не делал этого, — отвечает Пэй Мин и делает шаг, располагая руки на омежьих и склоняясь к нему. — Уж прости, сложно держать себя в руках, когда такая красота совсем рядом. Цинсюаня почти сносит усилившимся феромоном мужчины, а дыхание сбивается. Да, омега великолепен, он лучший, все хотят с ним быть, все хотят им обладать, но не каждому такая честь выпадает. Цинсюань купается в лучах славы, получает всегда самое качественное, то, чего ни у кого нет. Он — икона. Все его хотят. Но не Хэ Сюань… — Хочешь меня? — приглушённо спрашивает Цинсюань, подняв серьёзный взгляд на мужчину. Ладонь выбирается из чужого захвата и скользит от дёрнувшегося кадыка Пэй Мина по крепкой, спортивной груди, через солнечное сплетение доходит до напрягшихся кубиков пресса, довольно ощущаемых при касании, и добирается до края джинс. — Дразнишься, чтобы потом послать? — идентичным тоном интересуется альфа, так же положив широкую ладонь на выгнутую поясницу и расположившись между стройных ног. — А ты попробуй проверь и узнаешь, — заговорщически говорит, приблизившись к его лицу, а после отпихивает и уходит в сторону одного из зданий, являвшегося магазинчиком. Пэй Мин, пару секунд в ступоре наблюдая за ним, решает всё же пойти следом не только потому, что может правда перепасть, но и потому, что это брат Ши Уду, да к тому же пьяный в хлам, за ним лучше бы проследить. Му Цин, заметив движение где-то перед собой, поднимает голову, оторвавшись от гаджета, и видит сначала скрывшуюся за поворотом фигуру Цинсюаня, а немного поодаль неторопливо шествующего в ту же сторону Пэй Мина. Найдя это довольно подозрительным, он быстро докуривает и, отбросив потушенный бычок, скорым шагом направляется за ними. Обогнув здание, за которое уходил друг, мужчина никого не видит, но среди стрекота цикад улавливает звуки весьма неприличного содержания. Пройдя дальше и миновав ещё один угол, он видит как к шее друга, прижатого к стене магазина, присосались губы альфы, да с таким желанием, что у Цинсюаня едва не срывались стоны с его собственных. Руки Пэй Мина бесстыдно исследовали тело омеги, тот при этом не выражал сопротивлений, даже напротив, подставлялся под чужие касания. Пережив секундный ступор от увиденного, Му Цин в несколько широких шагов сокращает расстояние между ними и, схватив неожидавшего альфу за руку, скручивает его, заставив удивлённо ойкнуть от внезапной боли и отступить, а после хватает Цинсюаня за локоть и оттаскивает в сторону. — Ты сдурел, что ли?! — едва повышая голос, спрашивает он, вмиг столкнувшись с разъярённым взглядом друга. — Совсем пропил мозги раз подставляешь зад ему? — Моё тело — моё дело, — возвращает сказанную в шутку фразу омеге. — Если у тебя нет личной жизни, это не значит, что её не должно быть и у меня, — Цинсюань порывается снова пойти к альфе, но его локоть так же сдавливают. — Я не позволю тебе совершить ошибку, после которой ты сожрёшь себя, — заявляет тот, подмечая, что во внезапно изменившемся настроении и настрое касательно Пэй Мина у Цинсюаня что-то явно не так. — Ты кто мне, чтобы следить за ошибками и успехами? Мамочка?! Отъебись, Му Цин. — Тебе будет завтра очень хуёво после этого дерьма, — предупреждает омега. — А если я хочу, чтобы мне было хуёво?! — взрывается криком Цинсюань. На долю секунды обнажается его душа, через которую Му Цин видит до боли знакомый себе взгляд. Глаза неосознанно округляются, стоит расслышать, разглядеть во всём виде друга только одно — боль от разлуки с любимым человеком. Его внезапное желание сблизиться, беспорядочные связи, море алкоголя и бесконечные пьянки. Как же он раньше не заметил? Они с Хэ Сюанем всё-таки расстались. Вырвав руку из чужой хватки, обозлённый на весь мир и на себя в первую очередь за проявленную слабость и глупость, Цинсюань обходит омегу и уходит к машине, где уже сидел вернувшийся брат и пьющая свой кофе Линвэнь. Пытаясь восстановить дыхание после накатившего гнева и прикрывая воротом блузки место, которого касался губами Пэй Мин, он закрывает глаза и откидывает голову, понимая, что после сегодняшнего у Му Цина определённо будет к нему не один вопрос, но отвечать на них он не хочет. Вернувшись спустя пару часов домой он, стоя под душем, немного вернув трезвость ума, видит непрочитанное сообщение от друга. Му Цин: Не расскажешь? «Нет» — думает Цинсюань и, проигнорировав, выключает телефон, оставшись-таки наедине с собой. Он думал, что забыть Хэ Сюаня будет легко, что он так же сможет вернуться к прежней жизни. Но что делать, если теперь рядом нет одного из важных пазлов, что составляли одно целое с частичками его души? Как быть, если сердце всё ещё тянется к нему?~
Проходит два дня. Му Цин, не раз отправляя сообщения Цинсюаню с вопросами о самочувствии и тем, что было той ночью, был игнорируем по всем фронтам, пока не оказался заблокированным окончательно. Чувствуя понятную тревогу за друга, он пытался даже несколько раз позвонить, но каждый раз абонент был недоступен. Фэн Синь реже стал капать на мозг. Непонятно: то ли устал от того, что бьётся в глухую стенку; то ли не находит сил после своей работы; то ли видит подавленное состояние Му Цина и решает не подливать масла в огонь. В любом случае от этого будет больше пользы, наверное. Чем меньше альфа маячит перед глазами, тем лучше. И всё равно, что сердце продолжает болеть после того, как он случайно увидел в чужом ноутбуке открытую папку с их совместными фотографиями. Плевать на то, что ненавязчивые знаки внимания и проявляемая почти незаметная забота немного облегчают ношу и дают спокойно вздохнуть и почувствовать тепло. Неважно, что к этому слишком быстро привыкаешь и погружаешься в иллюзию того, что всё может быть как раньше. Пальцы сжимаются в кулаки, стискивая ткань халата, в котором он сидит, пока его красят перед показом. С губ срывается тяжёлый вздох. Раньше Фэн Синь присутствовал на всех его показах, теперь же не попадал на них — незачем. Да и проходил он по пропуску Му Цина прежде. Зачем омега думает об этом? Неужели воспоминания о счастливом прошлом пробудили в нём желание позвать на свой показ альфу? Но их отношения в прошлом, Фэн Синю здесь нечего делать, к тому же, скоро начнётся его смена в «Призрачном Городе», он, даже если захотел бы, не приехал. — Му Цин? — зовёт, кажется, не первый раз визажист. — Что? — поднимает взгляд на омегу справа, трудящегося над его внешностью. — Ничего. Просто ты так задумался… Редко увидишь тебя в таком… подавленном настроении. Этот молодой визажист был одним из немногих, с кем омега мог переброситься парой фраз на работе, поскольку тот не был лицемерной мразью, как другие его коллеги. Можно сказать, в его присутствии он чувствовал себя в спокойствии. — Просто предчувствие нехорошее, — оправдывается Му Цин, опустив взгляд на свои бледные ладони с тонкими, длинными пальцами. Предчувствие и впрямь скверное, редко когда его подводит, но волноваться об этом сейчас не подходящее время. Неважно, что у него случилось или у кого-то из близких, сейчас он на работе и нужно сделать всё на высшем уровне. Дождавшись завершения макияжа, другой омега приступил к его волосам, делая небрежную влажную укладку, закрепляя передние пряди невидимками и добавляя серебряных украшений в причёску. Заканчивает примерно через полчаса. Му Цин, оценив своё лицо, усыпанное серебристыми и чёрными блёстками, порадовался тому, что у нового дизайнера был хотя бы вкус, в отличие от Андрэ. Его костюм был неброским, но тем не менее, приковывающим взгляд: укороченный чёрный пиджак, внутренние части которого повязывались на талии широкими лентами, высокие брюки свободного кроя, серебряные украшения на пальцы и шею к ним, небольшая кожаная сумочка в ладонь и довольно удобные ботинки, которые он и сам бы приобрёл. В целом, ему всё нравилось, образ подчёркивал фигуру и сочетался с его холодной аурой, к которой все привыкли. Одним словом — наряд словно был создан для него. Показ не может не пройти успешно. Одевшись за полчаса до выхода, оставив только обувь, омега крутился перед зеркалом, смотря, всё ли нормально выглядит. Дизайнер так же бегал вокруг него, что-то проверяя, что-то поправляя, но в итоге, оставшись довольным, пошёл к другим моделям. Как вдруг возле Му Цина выросла фигура одного омеги, который никогда особо с ним не ладил, из-за чего грудь сдавило невидимыми кольцам напряжения. — Удачи на показе, — говорит он и в жесте притворной заботы разглаживает ткань на груди мужчины. — Ты один из первых открываешь его. Не подведи нас, — и удаляется, одарив омегу гадкой улыбкой. Му Цин, с сомнением проследив за ним, находит этот короткий монолог слишком уж вызывающим и думает, что это явно не просто так. Су Шэ никогда не говорил слов напутствия, особенно ему, а здесь… Что-то явно не так. Не могло ли это быть скрытой угрозой? Когда до начала показа оставалось меньше десяти минут, моделей вызвали занять свои позиции. Добравшись до своей обуви, Му Цин просовывает в один ботинок ногу и дёргается от внезапной колющей боли в стопе. Сердце тут же падает в пятки. Взглянув на свою ногу, он видит мелкие частички чего-то блестящего, а вытрусив ботинок, понимает, что его набили разбитым стеклом. — Вот же ж блядь, — шипит под нос омега. Подбежавший к нему менеджер начинает поторапливать, не обратив внимания ни на напряжённое лицо мужчины, ни на осколки на полу. Му Цин, понимая, что сорвать показ не может, говорит: — Мне нужна другая обувь, срочно. — В смысле другая обувь? Ты головой нигде не бился? Вот-вот показ начнётся, ни о какой другой обуви не может быть и речи. Надо было раньше с дизайнером всё согласовывать. — Мне стекла насыпали в ботинки, — буквально впихивая один из них альфе в руки, злобно говорит Му Цин, понизив тон. Заглянув внутрь на свету, а после всё же обратив внимание на пол, Фухуа выругивается. — Твою мать. Сейчас нет на это времени, придётся идти так. — Я, по-твоему, конченый?! Или мазохист? — возмущается Му Цин, недовольно воззрившись на менеджера. — У нас нет выбора, — строго говорит тот. — Если бы ты раньше об этом сказал, а не непосредственно перед выходом, мы бы ещё могли что-то сделать, но сейчас уже поздно. — Ты, блять, издеваешься? А для какого хуя тогда вообще ты здесь нужен? Не для того ли, чтобы следить за моим комфортом, моими вещами и расписанием, а не чтобы шароёбиться невесть где, заигрывая с моделями? Альфа, грозно выдохнув в ответ на оскорбления, едва не прорычал: — В мои обязанности не входит проверять твою обувь, еду и одежду на наличие чего-либо. И сейчас только от тебя зависит, получим мы по голове за сорванный показ, или те, кто это сделал, — указывая на обувь, — но уже после него. Сейчас не ты управляешь положением, Му Цин, а положение — тобой. Покажи этим курицам свой профессионализм и отходи так, чтобы они клювы о стену разбили. — Только если после показа я не разобью здесь всем лица, — говорит в тон ему омега. — И тебе в том числе, Ли Фухуа, — понизив голос, заканчивает и берёт в руки первый ботинок. С трудом обувшись, он пытается дышать глубже, чтобы не обращать внимания на боль и хоть как-то притупить её, а после встаёт, намереваясь пройти к своему месту, попутно отмахиваясь от протянутой руки помощи альфы. — Без твоих соплей обойдусь, — гневно бросает и уверенной походкой идёт к сцене, пытаясь подготовить себя к тому, что предстоит. Он чувствует каждый осколок, впивающийся в его стопы. Несмотря на то, что самые крупные из них он высыпал, мелкие всё же плотно засели внутри и сквозь тонкую ткань капроновых носков резали кожу. Заняв свою позицию, он встречается глазами со следящим за ним с ехидной улыбкой Су Шэ и другими омегами, его дружками, с которыми у него велась холодная война. На сказанное одними губами «удачи» Му Цин смиряет его уничтожающим взглядом и слышит начавшую играть музыку, под которую он и ещё несколько омег должны открыть показ. От неосторожного движения кусочки стёкол глубже впиваются в ноги. Стоящий с мрачным видом менеджер отходит, чтобы сразу вызвать врачей. Выход. Му Цин идёт третьим. Нацепив маску безразличия и сделав глубокий вдох, он уверенной походкой ступает по подиуму, являя взорам модных критиков и других зрителей наряд из новой коллекции. Чёртова сцена, как назло, сегодня слишком длинная. Остановившись в конце в расслабленной позе, он демонстрирует подобранный образ и, дождавшись момента, уходит со сцены, не изменившись в лице ни на грамм. Это заняло всего полминуты, но по пути обратно Му Цин почувствовал, как по вискам начали стекать капли пота от напряжения, в котором он пребывал, пока продолжал вгонять себе в стопы стекло. Но ведь и это не конец выступления — держаться приходится и за кулисами, ведь снимается бэкстэйдж, где берут интервью у моделей и показывают этапы подготовки. Омега чаще всего на таких видео ограничивается какими-нибудь лаконичными фразами, а во время нанесения макияжа и проверки костюма отмалчивается. Отойдя в сторону, Му Цин делает глубокие вдохи и выдохи, не рискуя менять положения ног и как-то шевелить ими в обуви, рискуя получить новую порцию боли и вогнать осколки глубже. Он боится представить, что происходит с его ногами, но должен дождаться окончания показа, чтобы наконец снять проклятые ботинки. Проходит не более десяти минут, прежде чем все модели продефилируют, а после на сцену выйдет дизайнер вместе с ними. Му Цин, кое-как сдерживая ругательства, крепко сжимает ремешок сумки в руке и вновь появляется на подиуме, при этом боится, как бы макияж не потёк от жара его тела.never let you down — woodkid feat. lykke li
Наконец, всё заканчивается, но от этого едва ли легче. У самых кулис омегу буквально перехватывает менеджер, приобняв за плечи и подхватив под коленями, уносит в сторону гримёрок на руках, ворча на всех встречающихся на пути, чтобы разошлись. Прибывшие санитары уже были наготове, ознакомленные с ситуацией. Фухуа располагает шипящего от боли Му Цина на диванчике, подставляет под его вытянутые ноги стул и спрашивает нужно ли что-то ещё, но омега средних лет отвечает, что для начала им надо осмотреть ноги, прежде чем делать какие-то выводы. Внезапно в гримёрку врывается вихрем альфа, чьё появление заставляет глаза пострадавшего мужчины округлиться. — Ты что здесь делаешь, кто тебя пустил? — Я позвал, — отвечает Фухуа. Либо он не знал, что они с Фэн Синем расстались (что очень маловероятно), либо он позвонил альфе как раз перед выходом на подиум, поскольку помнил, что его номер указан в контракте как того, к кому обращаться только по необходимости. — Что произошло? — подлетает Фэн Синь, игнорируя вопросы Му Цина и напряжённо останавливаясь рядом с диваном, а после короткого шипения омеги, когда ему аккуратно начали снимать обувь, опустил взгляд на его ноги. — Разошлись по углам все! — рявкает на подбежавших моделей Фухуа, найдя среди желающих погреть уши и тех, кто нередко пререкался с его подопечным. — С вами потом начальство будет говорить. Фэн Синь, как и Му Цин, внимательно следили за действиями врачей, уже обнажившим окровавленные ноги с порватыми капроновыми носками. Обувь тоже успела пропитаться кровью, но она — последнее, на что сейчас было обращено внимание. Рукой в одноразовой перчатке одна из санитарок, та, что помоложе, сняла носки с омеги, покрутила стопы, осмотрев, и попросила его перевернуться на живот для удобства. Пришлось в этот раз лечь вдоль диванчика. Фэн Синь, расположившись на корточках у лица Му Цина, вместе с ним напряжённо ожидал действий врачей. — Пиздец, — выругивается под нос он, яростно сжав кулаки, а когда омега дёргается, стоит вынуть крупный осколок из ноги, и жмурится, опустив лицо, повторив его жест руками, только бы не вскрикнуть, альфа совсем с катушек слетает. Встав на ноги, он собирается уйти на поиски этого долбоёба, зовущегося директором его бывшего. — Стой! — тут же поднимает голову Му Цин, позабыв о боли. Он знает Фэн Синя слишком хорошо, чтобы понять, что тот не выйти подышать собрался. — Куда ты? — натурально пугается. — Молодой человек, постарайтесь не двигаться, — просит девушка, но её не слышат. — Это уже не в какие ворота не лезет, ты понимаешь это? — почти срывается на крик Фэн Синь, разворачиваясь и смотря зло на омегу. — Я понимаю, что в твоём мире это считается нормой, но какого хрена за этим никто не следит, когда каждый знает, что вероятность подобного есть? — Фэн Синь, не вопи, — как можно спокойней говорит Му Цин, но его голос всё ещё звучит взволнованно и немного подрагивает от боли. — Ты позволяешь себя калечить, а я должен стоять и смотреть на это? — Да. Потому что… — Потому что между нами больше ничего нет, — заканчивает за него фразу, перебив. — Не только. Я бы сказал тебе то же самое, даже будь мы всё ещё вместе… — на это альфе было нечего сказать. — Будет лучше, если мы сейчас же отправимся в больницу, — говорит второй омега, что осматривал вместе с девушкой ноги мужчины. — Там вам окажут нужную помощь. Му Цин, желая пресечь желание Фэн Синя отправиться на поиски Суна, приняв сидячее положение, говорит: — Не суйся в это. Лучше побудь полезным и отвези меня в больницу, — вновь голос дрогнул, что не укрылось от внимания альфы. Фэн Синь, промедлив всего секунду, подошёл к мужчине и, подняв на руки, отметил, насколько же тот лёгкий. Он готов рвать и метать, смотря, с каким убитым выражением тот взглянул на свои ноги, прежде чем позволить взять себя. Фухуа проводит их по коридорам, где не было ни прессы, ни кого-либо ещё, сопроводив до лифта, и отдал омегу в распоряжение Фэн Синю. Спускаясь на первый этаж, мужчина уловил тихое шмыганье, совсем незаметное, а взглянув на Му Цина, увидел, как он поджимает губы. — Если сильно больно, не нужно сдерживаться, — смягчившись, говорит альфа. — Меня-то ты чего стесняешься? — Заткнись, — шепчут из последних сил в ответ. Не сдержавшись, омега всё же чувствует потребность в том, чтобы проявить слабость, и утыкается лицом в плечо Фэн Синя, пуская беззвучно слезу и сжимая в тисках ткань его футболки. Тот в свою очередь, бережно прижимает его к себе, оказывая поддержку, порывается оставить утешительный поцелуй на лбу, но вовремя одёргивает себя. Оказавшись в карете скорой помощи, он хочет усадить мужчину рядом, чтобы положить его ноги на свои во избежание контакта стоп с чем-либо, но Му Цин крепче ухватывается за него, не позволяя этого сделать, и в итоге остаётся сидеть на чужих коленях. Уже в больнице омегу определяют в отдельную палату, где они с Фэн Синем сначала ожидают врача около пятнадцати минут, не перебросившись и словом. Му Цин в напряжении сидел на высокой кровати, свесив ноги, и боялся лишний раз на них взглянуть, а альфа расположился на стуле рядом, не рискуя трогать его, хотя в ином случае обязательно притянул бы к себе и не отпускал до прихода врача. Осколки вытаскивали хоть и с обезболивающим, но всё равно было неприятно, когда в твоих ногах ковырялись инструментами, а где-то даже делали надрезы, чтобы прочистить поражённый участок и не оставить занозы. Тяжело вздыхая и редко издавая какие-то звуки, показывающие, что ему неприятно, Му Цин склоняет голову, с трудом проглатывая ком, вставший в горле, как и не позволяет выбраться слезам наружу, часто моргая и учащённо дыша. В какой-то момент, когда предупреждают, что придётся снова резать ногу, омега поднимает взгляд на сидящего перед его лицом Фэн Синя и невзначай немного двигает ладонь ближе к краю кровати. Тот, уловив безмолвную просьбу в его жесте, переплетает пальцы их рук, подсаживаясь вплотную к кровати, и видит, как всё-таки на простыню падает слеза с вновь опущенной головы. Тепло от губ напечатлевается на влажной ладони с бледной, словно нефрит, кожей. Разобравшись с осколками и перевязав ноги Му Цину, его оставляют в больнице, чтобы с утра сделать перевязку, назначить лечение на дому и отпустить, удостоверившись, что всё в порядке. Осознание того, что он всё ещё в брендовых вещах, приходит только тогда, когда после ухода врачей в них становится жарко. Нужно будет отдать в химчистку, прежде чем вернуть. Вымотанный за вечер омега едва не проваливается в сон, как слышит голос Фэн Синя: — Тебе что-нибудь принести? — Не нужно, — ослабевшим голосом отвечает мужчина. Получив ответ, альфа выходит из палаты, а возвращается с двумя стаканчиками кофе и шоколадными батончиками для Му Цина. Для ужина они прибыли поздновато, возможно, если договориться, можно будет заказать еду доставкой, но пока что это — единственное, что он может предложить. Фэн Синь сделал вид, будто не увидел этот взгляд Му Цина, в котором буквально читается: «Ты снова делаешь всё наперекор мне». Немногим погодя, омега всё же берёт кофе, чтобы смочить горло, и, помолчав, спрашивает: — Что ты делал на показе? — оба встречаются взглядами. — Даже если бы тебе позвонили перед ним, ты не успел бы доехать так быстро. Фэн Синь, поняв, что мужчина оказался слишком проницателен и внимателен к деталям, ответил: — Я всегда смотрю твои показы, — от сказанного сердце омеги пропускает удар. — Прямую трансляцию ведь никто не отменял. И попасть на неё можно без пропуска. Му Цин всё равно продолжает наступать: — Это не причина. Дом всё равно слишком далеко, как и «Призрачный Город». Ты не мог оттуда добраться за двадцать минут. — Я был как раз на полпути туда, — рассказывает альфа, понимая, что хоть тема одна из щепетильных — их отношения, — но всё же они говорят без лишних язвительных комментариев, спокойно. — В дороге включил прямой эфир, а там позвонил твой менеджер и сказал срочно приехать. Я не сразу понял, что случилось, но увидев тебя после показа в таком состоянии… Омега не рискнул что-то сказать в ответ кроме как: — Я возмещу ущерб за потраченное время. Так Хуа Чэну и передай. — Ты здесь не при чём. У меня был выбор: поехать на работу или к тебе, и я его сделал. Ответственность целиком и полностью только на мне, — договорив, отпивает кофе. — Не знаю, разрешат ли мне заказать сюда еду, поэтому съешь хотя бы это, — кивнув подбородком на батончики. — Не заказывай. Я не голоден, — осипшим голосом добавил: — Утром поем, — и тут же прочистил горло, откашлявшись. Фэн Синь не стал спорить, решив, что, начав очередную ссору из-за питания омеги, только больше вреда этим принесёт. Му Цин и так ослаб после процедуры, не стоит ещё больше его изнурять ненужными спорами. В итоге тот всё-таки съедает два батончика из пяти принесённых, заставляя альфу с облегчением про себя выдохнуть. Хоть что-то. Полноценно поест утром, а пока, омега допивает кофе и ложится с намерением поспать. Фэн Синь немногим позже тоже располагается на небольшом неудобном диванчике, стоящем у стены параллельно кровати. Му Цин, открыв в какой-то момент глаза, обводит задремавшего мужчину взглядом и, задумавшись, закрывает их обратно, вскоре тоже провалившись в беспокойную дрёму.~
Слушая рассказ Се Ляня о посетителях в кофейне, потерявших не только страх и манеры, но и совесть, Хуа Чэн, подобрав одну ногу под себя, а другую поставив на диван, отпил чай и, отломив себе чайной ложечкой кусочек от пирожного, которые омега так нахваливал, отправил его в рот, попутно говоря: — Эти горе-пикаперы любого доведут до ручки, — жуя. — На твоём месте я бы таких гнал сразу, как только речь начинает уходить в сторону подкатов. Это ведь не только портит настроение, но и энергию высасывает. И вообще, тебе за стальные нервы премию положено, — указывает с серьёзным видом ложкой на мужчину. Се Лянь, коротко хохотнув, тоже отпивает чай, сидя в полуметре от него со сложенными по-турецки ногами, и говорит, пожимая плечами: — Но ты не на моём месте. К тому же, обводить их вокруг пальца бывает забавно, а то, что некоторых получается развести на большой заказ, и вовсе идёт на пользу. — Это верно, но всё равно… Альфу прерывает трель звонка, исходящая от телефона омеги, лежащего радом на низком столике. Отставив тарелку с недоеденным пирожным на него и взяв гаджет, Се Лянь, взглянув, что звонит Ци Жун, незаметно вздыхает и снимает трубку, поднеся телефон к уху. — Да? — Цзюнь У сейчас у вас дома, — говорит младший непринуждённо, растягивая гласные. Омега сейчас в Пекине, гостит у семьи Се, и, видать, не один он решил заглянуть к ним на огонёк. — А мне зачем об этом знать? — и всё же вздыхает. — За тем, что он приехал сюда с отцом обговаривать приготовления документов для объединения. Часики тикают, братишка, — последнее, что говорит Ци Жун, прежде чем сбрасывает первым. Се Лянь, подняв брови, презрительно растягивает прямой линией губы и откладывает телефон обратно, меняя его на десерт. И ведь на брата злиться причин нет — он, как сам верно подметил, всего лишь связующее звено между ним и семьёй, мостик, по которому передаются новости и дальнейшие указания, над которыми он неподвластен, даже когда оборвал все связи с отчим домом. Настроение, что минуту назад было хорошим, стало стремительно скатываться в пропасть отчаяния. — Кто звонил? — как бы невзначай спрашивает Хуа Чэн. Точно, альфа. Не стоит снова его пугать своим состоянием и портить настроение ещё и ему. — Брат. Передавал семейные новости, — трёт устало переносицу. Ци Жун за один короткий звонок умудрился высосать столько энергии, сколько не высасывает дюжина наглых посетителей. — У тебя есть брат? — удивлённо хмурится мужчина. — Не слышал о нём. — Он не родной, — вновь тянется за телефоном Се Лянь, в этот раз рискуя вляпаться в пирожное своей белой футболкой, так как не отставил его. — Но, думаю, ты его знаешь. Сняв блокировку, омега заходит в инстаграм, чтобы быстро найти среди людей в директе Ци Жуна, зайти на его аккаунт и показать избранные истории альфе. На них был явно развязный и без должного воспитания избалованный паренёк лет двадцати, зачастую публикующий фотки новых шмоток, тусовок и сомнительных кадров со своих попоек. Одним словом, извращённая в плохом смысле версия Цинсюаня. В одной из историй Ци Жун, видимо, был на мероприятии, где презентовали какие-то новинки в одежде, возможно, показ мод, после которого омега как раз и сказал, что хочет сумочку, которая была у модели. — Размечтался, — хмыкает на вид такой же, откровенно говоря, ахуевший парнишка. — Отсоси, потом проси. — Где и кому надо отсосать за эту прелесть? — почти выкрикивает, невзирая на приличия, Ци Жун. — Я готов! Хуа Чэн, смотря на это… подобие человека, не может уложить в голове, что вот оно — брат Се Ляня. Они же абсолютно полярны друг другу, как огонь и вода. Как так вышло?.. — Он приёмный? — единственное, что приходит на ум альфе. В недоумении смотря на аккаунт омеги, он и выдал то, что первое подумалось. — Двоюродный, — исправляет его Се Лянь, а потом усмехается, не сразу уловив суть из-за подвешенного состоянии после звонка. Поняв, что шутка омеге зашла, даже будучи в какой-то степени жёсткой, Хуа Чэн понял, что отношения с семьёй у него не самые лучше. — Ты расстроился после звонка с ним, — подмечает он. — Случилось что-то серьёзное? — Не будем об этом, хорошо? — просит Се Лянь. — Не хочу ещё больше портить настроение себе и тебе. — Ладно. Альфа отводит взгляд на секунду, чтобы после увидеть очевидно пригрустнувшего мужчину, доедающего своё пирожное и погрузившегося в играющее на фоне шоу на выживание, где набирали айдолов в новую группу. Не выражая явного интереса к тому, что в телевизоре, он тоже попытался вникнуть в то, что там происходит, пока не придумав способа, которым можно было бы как-то отвлечь мужчину и развеселить. Вряд ли он сейчас согласен заводить новую тему для разговора. Лучше пока помолчать и вместе посмотреть, как юношей и девушек критикуют справедливые жюри. Се Лянь, совсем не зная, что делать, понимал, что совсем не имеет контроля над ситуацией, в которой оказался. Будь он из обычной семьи и завяжись такое с каким-то мужчиной, можно было бы обратиться в суд. Но ведь его семья, как и семья Цзюнь У, — далеко не последние люди в Китае, и с лёгкостью подкупят кого угодно, даже если Се Лянь подаст в суд. Любое дело будет выиграно не им, и всё из-за недостатка связей и отсутствия таких больших денег. Даже его годовой зарплаты было бы мало, чтобы откупиться от родителей. Совсем скоро жизнь, от которой он так долго бежал, может настигнуть, и тогда всё — пиши пропало. Сложно придумать выход, когда нет даже малейшей надежды на успех, поэтому омега вникает в то, что показывают по ТВ, дабы как-то отвлечься. Если так подумать, некрасиво получилось сейчас с Хуа Чэном. Он пришёл в гости с намерением хорошо провести время, пообщаться, попить чай, а получил в итоге кислую мину и никудышное гостеприимство от хозяина просто потому, что того подкосил один несчастный звонок. Посмотрев минут пять программу, в которой альфа, проходящий кастинг, показывал танцевальные навыки, он говорит: — Уметь танцевать наверное так здорово, — приглушённо, а потом улыбается, предавшись воспоминаниям из детства. — Звёзды, которых показывали по телевизору, впечатляли. Они так двигались, будто в их телах вовсе нет костей. А потом ещё вышел «Шаг вперёд», и я совсем потерялся… Когда-то я хотел чем-то таким заниматься, — говорит и усмехается. — Юношеские мечты. — Что пошло не так? — Нехватка времени, — отвечает и вздыхает. — На хобби его просто не оставалось из-за забитого графика. То встречи, то какие-то мероприятия, на которые таскали родители, то учёба, то дополнительные курсы. Танцам не было места в моей жизни. Понимающе промычав, Хуа Чэн поворачивается вновь к телевизору, но, поняв, что кое-что всё-таки может рассказать, возвращает взор к Се Ляню. — А я когда-то ходил на вальс. — Правда? — вторит ему омега, восхищённо заблестев глазами. — Ага, папа заставлял. Поначалу я не любил это, но потом втянулся и, вроде как, было уже не так плохо, как казалось изначально, — а потом ему вдруг приходит в голову идея, и он её озвучивает, подняв брови: — Хочешь, разучим пару связок? — Хочу, — тут же просиял мужчина, широко улыбнувшись, словно маленький ребёнок, которому пообещали поход в Диснейленд, и подскочил на ноги, отложив тарелку с чашкой куда подальше. — Что надо делать? Хуа Чэн, обрадовавшись, что смог настолько воодушевить омегу, несдержанно улыбается, после закусив щёку изнутри, и встаёт следом. — Ничего сложного. Разучим шаг, поворот и пару наклонов. — Хорошо, — кивает Се Лянь. Подумав, как лучше показать шаг, Хуа Чэн взял ладони омеги в свои и сказал: — Смотри, чтобы было проще, запомни: вперёд шаг идёт всегда с правой ноги, назад — с левой. — Так, запомнил, — кивает несколько раз мужчина, внимательно впитывая каждое сказанное альфой слово. — И всегда делаем три шага под счёт. Один широкий для перемещения и два мелких на поворот. Чтобы он был легче, танцуй чуть привстав на носочки, не сильно. Давай сначала просто попробуем назад-вперёд, — Се Лянь снова угукает, опустив взгляд на их ноги, и ждёт указаний Хуа Чэна, пытающегося сдержать улыбку. Получается плохо. — Иди сейчас на меня. Помнишь, с какой ноги? — С правой, — как прилежный ученик, отвечает Се Лянь. — Хорошо. И… Се Лянь, делая так, как и было сказано альфой, понимает, что это лишь азы, но радуется тому, что танцует уже что-то, с трудом заставляя уголки губ не разъезжаться в стороны сильней. Несколько раз отшагав под счёт, альфа останавливает их. — Так, хорошо. Теперь смотри, делаем всё то же самое, но попробуем сделать поворот. Для этого ставь ноги не вперёд и назад, а немного в сторону, чтобы было удобно поворачиваться. Уведи левую ногу назад… и немного левей. Теперь когда я сделаю шаг к тебе, — говоря, попутно берёт правую руку омеги в свою, в другую располагает на своём плече, уместив на чужой лопатке пальцы, — нам будет проще… — он делает осторожно шаг с правой ноги, будто носочком устремляясь за уведённой назад ногой Се Ляня, и помогает ему повернуться с ним на сто восемьдесят градусов, — повернуться, — заканчивает предложение, поймав полный восторга и вместе с тем замешательства от магии перемещения взгляд. — Всё просто. Так же и с правой ногой, только шагаешь прямо и вправо. Попробуем? Кивнув, омега ведёт правую ногу, как и было велено, — вперёд и вправо, — и натыкается на мягкое замечание Хуа Чэна: — Не ставь ногу далеко, достаточно того, что ты встанешь туда, где до этого была моя. Иначе будет трудней повернуться и есть риск того, что мы запутаемся в ногах друг друга. — Извини, — исправляется Се Лянь и делает вновь попытку, в этот раз уже правильно, но забывает о тройном шаге, смутившись новому замечанию. Альфа тепло усмехается, следя за его стараниями, а вот мужчина начинает краснеть, неловко улыбаясь. — Прости. Не каждый день выдаётся возможность поучиться чему-то, к чему когда-то горела душа. Немного волнительно. — Не волнуйся, в этом нет ничего сложного, просто нужно попрактиковаться и оно само запомнится. Повторим? — Да, — решительно кивает омега. Постепенно, путём ошибок и стараний, у Се Ляня вышло безошибочно сделать пару оборотов вместе с альфой, будучи в уже правильной для вальса позиции. Разучив ещё несколько элементов, как поворот под рукой после пары шагов навстречу друг другу и добавив к вальсовому повороту слабые наклоны корпусом для красоты, пришло время наклона. — Если что, не бойся, я тебя не уроню, — сразу говорит альфа. — Всё в порядке, я тебе доверяю, — заверяет Се Лянь, но когда всё доходит до дела, всё же немного зажимается, опасаясь накрениться куда-то не в ту сторону и повалить их обоих на пол. — Я держу тебя, — повторяет мужчина, слабо хлопнув ладонью по лопатке омеги, напоминая о ней, и наставляет: — Отставь левую ногу назад вправо, будто хочешь встать рядом со мной, и откинься мне на руку насколько сможешь. Сделав всё так, как сказали, Се Лянь наклоняется назад, прогнувшись в спине, на всякий случай готовясь хвататься за альфу всеми конечностями, но, встретившись с ним взглядами, будучи очень близко к его лицу, замирает, уставившись на него, словно косуля под прицелом. Дыхание на миг затаилось, а глаза перестали моргать, запечатлевшись на тёмных зеницах напротив. Хуа Чэн, точно так же зависнув на тонких чертах омежьего лица, упустил момент, в который надо было выпрямиться, и почувствовал, что сердце пропустило удар. Чем дольше они общались, тем больше Се Лянь понимал — они оба что-то друг к другу чувствуют, но ни один не решается сделать шаг навстречу. Было достаточно странно обратить внимание на этот факт уже после почти пары месяцев общения, но оправдания и своим действиям, и действиям Хуа Чэна находились именно во взаимной симпатии. Неловкие переглядывания, смущённые улыбки, внезапное желание увидеться, сама неописуемая тяга друг к другу — были столь необычны тем, что взялись из ниоткуда и крепчали после каждой встречи. Но простая симпатия не может вызывать такие яркие эмоции и чувства в груди. Не может рождать огонь в сердце и заставлять его трепетать от случайного касания. Вернув их в исходное положение, альфа предложил всё разученное за полтора часа повторить в связке под счёт и попробовать станцевать под музыку. В итоге, прогнав отрывок от начала и до конца, он сказал Се Ляню: — Песня будет немного быстрее. Готов напрячься? — стрельнув хитрым взглядом с озорной улыбкой. — Сначала дай послушать, — просит омега.little me single mix — little mix
На удивление, песня, включенная альфой, была не чем-то классическим или спокойным, это была довольно бодрая композиция, что по темпу действительно была чуть быстрей того, что они выучили, но стоило миновать её половине, Се Лянь в мыслях подстроился под ритм и был готов повторять то, чему научился. Хуа Чэн протягивает ему руку как раз на моменте, когда перед последним припевом идёт затишье, и, встав с ним в нужную позицию, уточняет: — Готов? Омега, собравшись с духом, выдохнув, отвечает: — Да. — Гэгэ, — зовёт, побуждая поднять голову с ног, на него. — Не отводи взгляд, — с улыбкой говорит, распаляя новый пожар в груди Се Ляня. Выждав нужное количество времени, мужчина даёт отсчёт и вместе с ним решительно делает первый вальсовый шаг, входя в поворот. Повторив два полных оборота, он поднимает руку, позволяя Се Ляню под ней провернуться, возвращает их в прежнее положение и тут же делает шаг назад, в этот раз позволил омеге начать. Несмотря на то, что это его первый раз в танце, поступь достаточно лёгкая, лишённая напряжения, как могло бы быть, что в разы упрощает задачу, да и учится тот быстро, схватывая налету. А сейчас, закружившись вместе в их простеньком вальсе, альфа не отрывает улыбчивого взгляда с точно такого же напротив, делая несколько раз шаги навстречу друг к другу и меняясь местами с мужчиной, покрутив того под рукой. Се Лянь, будто найдя азарт в сказанных ранее словах, не уводил взора от чужих глаз, чувствуя себя легко, будто он — порхающая бабочка, резвящаяся в лучах солнца вместе с другой бабочкой. Повторив ещё несколько вальсовых оборотов и прокрутив омегу под рукой вновь, Хуа Чэн засматривается на лёгкое движение его распущенных волос и после медленно наклоняет мужчину, встречаясь с по-настоящему счастливым, заворожённым лицом Се Ляня. Выпрямившись, альфа решает немного поозорничать. — А потом вот так берём и — раз! — с этими словами он подхватывает мужчину надёжней, отрывает от пола и начинает кружить. Се Лянь, вскрикнув от неожиданности, засмеялся, причитая, что такого они точно не учили и это самовольничество, а когда Хуа Чэн внезапно наклонился вместе с ним, снова взвизгнул, позабыв о правильной позиции рук и ухватившись обеими за крепкие плечи, под приглушённый смех почти у самого уха. Обжигающее дыхание Хуа Чэна мазнуло по шее, а после добралось и до него. — А говорил, что доверяешь мне. — Это было до того, как ты начал вертеть мной, как нунчаками, — заявляет омега, посмеиваясь. Хуа Чэн, на весу меняя положение Се Ляня так, что теперь тот обнимал его бёдра ногами, а руки скрестил за спиной, поднял довольное лицо на него. Где-то фоном заканчивает играть песня, найденная для прогона танца, о чём-то переговаривают актёры начавшегося сериала, но всё это — белый шум, а кругом — пустота. Ничего, кроме них двоих. Се Лянь понимает, что это всё — край, конечная, искать оправдания бессмысленно. Он влюблён в альфу перед собой по уши, сколько бы ни пытался найти иные причины, как бы ни оправдывал своё хорошее отношение к нему, эту немыслимую тягу, всё равно итог один — чувство, поглотившее с головой, делающее жизнь ярче, эмоции — сильней, его всего — живей, — всё же есть. Он заставляет чувствовать бабочек в животе. И в то время, пока другие его ухажёры были помешаны только на физической близости и проявляли внимание постольку поскольку, Хуа Чэн внимательно следил за каждым его действием, внимал любому слову, заставлял сердце биться чаще только тем, как смотрит — наслаждаясь, пребывая в спокойствии, словно заколдованный, такой же беспамятно влюблённый. И словно сцена, вырезанная из фильма, — слышно только своё глубокое дыхание, перед лицом — один взгляд из миллиардов других, прикован лишь к нему и зрит прямо в душу. Неизвестно, сколько они так смотрят друг на друга, но Се Лянь, пойдя на поводу у чувств, подаётся вперёд и примыкает к распахнувшимся в ту же секунду губам Хуа Чэна. По затылку вдоль позвоночника бежит стайка мурашек — альфа тоже хотел этот поцелуй, ждал его, и теперь пылко отвечает, сминая мягкие губы в ответ. Жаль, что он поддерживает мужчину под бёдрами и не может обнять, прижать к себе, но тот сам это делает, прижавшись так плотно, как только может, обняв за шею и зарывшись ладонью в шелковистые длинные волосы пальцами. Се Лянь не ощущает себя в своём теле, будто душа улетела, слившись с другой в сладкой неге поцелуя. Стоит отстраниться, пробирает вдруг рассмеяться. Хуа Чэн подлавливает его порыв и тоже обнажает ровные ряды зубов в улыбке, прижавшись лбом к чужому, а поставив омегу на пол, всё же исполняет то, что хотел, — подцепив его подбородок пальцами, вновь припадает к влажным губам, притянув к себе за талию и прижав хрупкое тело. Оба, увлёкшись, позабыли и об угощениях, и об остывшем чае, и о программах по телевизору, и о Ци Жуне. Сейчас было только одно на двоих дыхание, тесно прижатые друг к другу тела и их слившиеся в поцелуе губы. С трудом отстранившись, никто не произнёс и слова. Зачем, когда и так всё понятно? Хуа Чэн нежно обнимает омегу, желая сберечь его от всех невзгод, и оставляет безмолвно след губ на лбу. Се Лянь обвивает его талию руками, прислонившись щекой к чужой груди, слушает, как быстро бьётся сердце альфы. Его ритм так совпадает с его собственным. Закрыв глаза, он понимает, что находится в тех руках, в которых должен быть. В любимых. Где тепло и безопасно. Где цепкие лапы не достанут. С Хуа Чэном хочется остаться навсегда, чтобы больше никогда не видеть тьмы, в которую его окунают, и получать только счастье от проливающихся лучей света, которые он создаёт одним своим обликом. — Гэгэ, — зовёт приглушённо мужчина. Голос стал немного хриплым, отчего у омеги уши и шея покрылись мурашками. — М? — не меняя положения, мычит он. — Всё ещё не рассматриваешь перспективу отношений? Се Лянь, поняв, что ему вернули его же слова, смеётся коротко, побуждая сделать то же самое и альфу, и отвечает: — Пожалуй, планы на будущее придётся пересмотреть, — и, подняв голову, вновь улыбается, мимолётно чмокая мужчину в губы.