Снег на моей голове...

Телефон зазвонил и на экране появилась довольная мордашка дочери. Ариадна, сколько смотрела на это фото на заставке, столько и улыбалась, Ева была еще совсем малышкой, тянулась к камере ладошкой и забавно морщила носик. И даже на этом кадре замерла породисто-элегантной в законченности позы. Дочь не умела, кажется, быть неуклюжей, гордая осанка, длинная шея, гибкие суставы и эластичные связки. Аккуратные стопы, изящные руки. Совсем малышкой садилась играть, раскидывая ноги в поперечный шпагат и абсолютно не утомлялась своим положением, могла так просидеть и двадцать минут, и сорок. Идеальное балетное тело. Именно поэтому в чем-то прекрасно понимала Николая. Такой материал терять — страшное расточительство. И утешала себя в движении наперекор всей медицине тем же: идеальная фактура может пропасть, хотя ее задача — сверкать. А между тем, безумца, готового взять ответственность за здоровье и жизнь девочки десяти лет никак не находилось. Серебрякова обзвонила всех доступных специалистов в пределах досягаемости. Ко всем, кто хотя бы колебался, съездила с результатами и медкартой дочери. К некоторым — и с самой Евой. Ответ был один — она слишком мала, чтобы рисковать, а ваши амбиции слишком необоснованы с учетом диагноза. Уже давно переключилась на переписку, и с отечественными, и с зарубежными специалистами. И снова максимальным отзывом был запрос медкарты. Как вспомнит эти месяцы поиска того, кто готов положить голову под дамоклов меч, так вздрогнет. Чуть не разуверилась начисто, а Антон стоял насмерть — никаких занятий в зоне ответственности их школы! Ответила ребенку, который бодро поинтересовался, где мама находится. Мама смотрела на снег в районе аэропорта. — Ну, нормально. Стой там!— непонятно зачем сказала Евка и отключилась, похоже, и правда ее устраивало, что Ариадна не доедет сегодня домой, меньше мамы, веселее праздник. Перезвонила, дочь даже ответила, но снова невнятно, опять повторила, чтобы мать никуда не спешила. Спешить ей, вроде, по словам ребенка и некуда. Ну, в целом, конечно, некуда, сам праздник только вечером, но его же еще надо подготовить! Вторично перезванивать опять бросившей трубку девчонке не стала, много чести, да и была такая привычка у Евы: выскажет по телефону все, что хочет, и бежать по своим делам, не обращая внимания на ответы и мнения со стороны. Безумие, а не ребенок! Вернулась к воспоминаниям, благо, такси, видать, совсем завязло, и водитель сам отменил заказ. Спрашивается, что ей теперь делать-то? Похоже, все, что оставалось, ждать, когда рассосется пробка. Решилась и вернулась в здание, стряхивая за стеклянными дверьми вокзала снег, насыпавшийся на пальто и дорожную сумку. Толчея доказывала, что не только ей не повезло ждать у моря погоды вместо того, чтобы ехать домой. Нашла более или менее тихий уголок и снова погрузилась в воспоминания. В некотором смысле день в ее жизненной истории, когда Дадиани принес варианты квартир, был судьбоносным сразу с разных точек, потому что именно под вечер этого дня пришло письмо из далекого Института патологии кровообращения. Находилось это исследовательское учреждение черт знает где, то есть в Новосибирске. Завкафедрой каранарных патологий и сердечной недостаточности весьма вежливо предложил Ариадне записать дочь на обследование в ближайшее время, а так же приехать к ним в клинику и это самое обследование и пройти. Выглядело предложение занятно в том смысле, что иного времени, кроме трехнедельного отпуска, на подобную “экскурсию” в Западную Сибирь у матери Евы не было. А они, вообще-то, хотели в теплому морю, куда-нибудь в Дубаи. Итак, вечер только приближался, а жизнь задвигалась сразу и везде. Как и положено в таких случаях, закрутились и рабочие маховики быстрее, чем обычно. Там опять начудили с костюмами, тут с приступом аппендицита в больницу увезли приму дуэтного спектакля, которую даже заменить некем. А еще в кабинет ворвалась возмущенная мамаша и стала трясти чем-то, что было гетрами ее дочери, которые испортили другие дети. — От меня вы чего хотите?— переждала вопли и задала вопрос Серебрякова. — Найдите, кто это сделал!— взвилась женщина с шерстяными полуносками в горсти. Хотелось пообещать вытащить в центр холла дыбу и пытать до тех пор весь класс, пока не сознаются. — Как вы это себе представляете?— подняла бровь Ариадна.— Если никто не видел и никто не сознается, как я найду того, кто это все сделал? У меня нет детективного агентства на подхвате. Отпечатки пальцев педагоги и я снимать не умеем! Спросить, конечно, спросим у детей. На самом деле отлично понимала, что женщина желает извинений школы и компенсации испорченного имущества. С другой стороны не хуже понимала, что один раз поддашься, начнется паломничество со сломанными массажерами, порванными штанами, испорченной обувью. Не отобьешься. Так что лучше сразу пресекать попытку слупить деньги. Препирались с настойчивой мамкой чуть ни час. Разошлись крайне недовольными друг другом. Но после этого, вроде, и подуспокоилось, наверное, потому что детские классы закончились, а взрослые со всякой ерундой не лезли в кабинеты руководства. Прошла по классам, посмотрела, кто и чем занят. Все работали в штатном режиме. Ставились и отрабатывались сольные номера и парные партии, где-то балетмейстеры проводили дополнительные индивидуальные занятия. С грехом пополам нашла Николая и Еву. Неслышно проскользнула в класс, так, что осталась незамеченной ни учителем, ни ученицей, занятыми друг другом свыше всякой меры. Коля на корточках ползал вокруг девочки и упорно разворачивал ей стопы. — Мне так неудобно!— капризничала дочь. — А мне очень удобно корячится гаком кверху!— бурчал педагог. И выглядело это до щемящего сердца умилительно и забавно. Стояла в уголке, пытаясь даже не шевелиться, наблюдала за совместной работой. Внутри росло что-то такое огромное, нежное, хотелось обнять обоих , прижать к себе и не отпускать. — Я так даже стоять не могу!— заявила девочка, когда учитель, наконец-то разогнулся, сконструировав ей позицию. — Если задницу приберешь в себя, сможешь,— голос у Коли был философски безразличный и такой же холодноватый, как обычно на уроках. Короткими хлопками задал темп, в котором ожидал выполнения движений. Ева начала связку и на миг замерла, увидев мать, хлопок стал резче, и девочка не остановилась, продолжая работу. — Активнее!— прикрикнул учитель.— Дай больше настроения! Он тоже заметил присутствие третьего лишнего, но от своего дела не отвлекался. Впрочем, как и всегда. Занятие стояло у Коли на первом месте, учить он будет до тех пор, пока ему не запретят. Женщина у дверей наблюдала молча, не проявляя желания остановить движение, поэтому педагог работал. Прогонял одно и то же с маленькой танцоршей круг за кругом. Было видно, что девочка устала, но держала темп и старалась дотягивать носки и выдерживать все подъемы. Наконец, по завершении очередной связки мужчина сказал: — Стоп! Молодец! Закончили. Можно идти переодеваться и отдыхать. Проходя мимо матери, Еве остановилась и поинтересовалась, взросло и вполне серьезно: — Как тебе? — Ты начала путаться в двух последних повторах,— так же серьезно ответила Ариадна. Разговор у них был без сантиментов,профессиональным. Ребенок молча кивнул, признавая правоту руководительницы школы. Вышла за двери, направляясь к раздевалкам. — Как она?— спросила у Николая. — Ты права, к концу устает и начинает путаться. Функциональной формы не хватает,— пожал плечами. — Летом поедем в Новосибирск. Позвали на обследование. Может, все-таки найдется способ полноценно ее включить в обучение,— поделилась своей надеждой и новостью заодно. — Наверное, тогда она недолго здесь останется,— неожиданно услышала от Коли. — Это почему?— удивилась странном упредположению Ариадна. —С твоими связями, думаю, ты найдешь способ ее устроить в училище при Большом или в Вагановское. Это будет самым правильным,— голос у мужчины был грустным.— Мне, конечно, будет жаль, но Еве стоит учиться у больших мастеров. Слушала с удивлением упаднические нотки в голосе подчиненного. — Ева будет заниматься здесь,- коротко опровергла все мысли Николая.— Только здесь! — Почему?— теперь пришла очередь удивляться мужчине.— Я же видел, кто сегодня ворковал с тобой в кабинете! Он может устроить твоей дочери прекрасную подготовку. Тем более, кажется, у вас близкие отношения. В последней фразе Ариадна услышала то или злость, то ли ехидство. — Ева будет заниматься здесь!— еще раз повторила Серебрякова. Повисло молчание. В полуоткрытую дверь класса поддувал сквозняк. Мужчина и женщина стояли друг против друга, прислонившись к стене по обе стороны от дверей. — Не мне, конечно, тебя порицать,— вдруг сказал Коля,— но я не ожидал, хотя для школы и театра, наверное, неплохо, что у вас нежные отношения. — У нас нет нежных отношений,— напряглась Серебрякова. — Я видел не так уж мало сегодня, так что не стоит врать,— показалось или нет, что собеседник поморщился? —Я не собираюсь тебя разубеждать или оправдываться,— недовольно ответила блондинка.— Между нами ничего нет, и Владимир Эдуардович, при всем моем уважении к нему, как мастеру большого масштаба, никак и никогда не помогал мне и моим проектам. Последнее утверждение было не совсем правдой, даже, может быть,и совсем неправдой, особенно на начальной стадии. Как минимум ценные советы были от Дадиани весьма полезны и помогли избежать ряда важных ошибок. Но это же не повод обвинять ее в том, что она свое дело сделала через постельную протекцию. — Слушай,- небрежно отмахнулся подчиненный,— я же не порицаю тебя, только, ты уж прости, но я не верю, что у вас исключительно коллегиальные отношения с Владимиром Эдуардовичем. Имя и отчество Дадиани Коля произнес ехидно, явно передразнивая женщину. — Я глубоко уважаю в Дадиани творца и большого мастера своего дела,— это было от души. — Интересно, что нужно сделать, чтобы мера уважения ко мне позволила щупать тебя за грудь,— и теперь сомнения не было, в голосе звучала злость. — Тебе виднее,— усмехнулась Ариадна,- ты ведь щупал. Николай оттолкнулся плечом от стены и неспешно пошел на стоящую неподалеку женщину. Остановился рядом, положил одну руку на стену у головы Серебряковой, навис, сколько позволял рост и совсем тихо поинтересовался: — Это ты мне говоришь комплимент или намекаешь, что многого не надо для близости… с тобой? Теплое дыхание с его губ касалось ее при каждом слове. Хотелось приблизить свое лицо еще сильнее, прикоснуться к теплу и звукам, срывающимся с мужских губ, но Коля резко отодвинулся и вернулся к своей части стены. — В конце концов, ты человек свободный,— плотно скрестил руки на груди,— имеешь право развлекаться, как считаешь нужным. — Разумное замечание,- язвительно ответила начальница.- Пойду, найду Еву, что-то сильно долго возится. Оставалось только жалеть, что непринужденной болтовни по дороге к автомобилям сегодня не будет. Ариадна была сердита на попытку влезть ей в сердце без всякой аккуратности и уважения. Кем вообще себя возомнил этот Коленька?